Я рядом с тобою буду молчать, молчать...

Я рядом с тобою буду молчать, молчать
и мыслей своих оборву привычную нить,
слова позабуду, желаний не буду знать,
но буду любить.
(Альфонсина Сторни «Послушай»)


Евгения! Перестань мне сниться, прошу тебя! Или полюби меня, пожалуйста!

...Да-да, я молчал два года, но сейчас... Возможно, я пьян — но молчать не могу. Не могу! Как вспомню твои глаза — серые в желтую крапинку — начисто лишаюсь рассудка.

Ты пришла к нам в офис сразу после окончания института — с дипломом экономиста в сумке и душой ветра за грудной клеткой. Я думал, что прислали очередную декретницу, но ошибся... Ты оказалась довольно упрямой и принципиальной, у тебя обнаружились потрясающее чувство юмора и недюжинный талант сатирика. К тебе было страшно подойти — это мне-то, сорокалетнему ловеласу со стажем! Но... Прекрасные черты лица, чистая кожа, плавные изгибы пышной восточной фигуры, густые длинные волосы угольного цвета и ясный взгляд этих глаз, в которых я потом тонул в своих беспокойных снах...

А через полторы недели ты ушла из нашей конторы — ушла быстро, даже не забрав свои вещи. Я до сих пор пью кофе из твоей черной чашки — прости пожалуйста меня! Но того, что кто-то другой будет пить из твоей чашки — я вынести бы не смог. И эти исписанные твоей рукой две тетради — размашистым почерком вольного художника и смешными рожицами по полям...

Евгения! Если... Я так боюсь услышать от тебя «Нет», но все же надеюсь — надеюсь на чудо, хоть и недостоин этого. Этот взгляд затравленного зверя, каким ты смотрела на моих подчиненных и на меня... А я не уберег тебя, не протянул тебе руку помощи, даже не поддержал тебя — а огонь твоих глаз разгорался с каждым днем все сильней и сильней. Эти глаза преследуют меня во сне — ты сполна мне отомстила за мое малодушие. Как же я был глуп! Невозможно запереть в клетке свободную птицу — она зачахнет от тоски — а ты оказалась именно такой: свободолюбивой и свободной. Ты всегда выше инстинктов и стадного чувства...

Я помню твой голос — такой глубокий и полный голос, заставляющий слушать даже глухого. Ты умела слушать. Всегда смотрела вбок, когда я что-то тебе говорил. И я видел эти скулы, этот вздернутый нос, небольшую ямочку на подбородке и чувственный рот патрицианки. И кожей чувствовал пульс твоего тела — упругого молодого тела, в котором бурлит густая кровь восточных предков... Господи!

Я постоянно прокручиваю детали того дня. Утро. Девять часов. Тебя нет. Сначала ярость. А потом появилось другое чувство. Страх. И чувство потери. Кинулся звонить. Телефон молчит. Через два часа — твой голос, ровный и холодный: «Я больше не работаю у вас». Как ножом по сердцу. И по самолюбию. Знаешь, именно тогда я понял, что ты держишь меня за холку, даже не подозревая об этом. Счастливая душа... И я так был рад, когда увидел тебя через год возле подъезда дома, в котором ты живешь. Ты была уставшая — и снова увольнялась из другой конторы. Перекати-поле ты мое! Я так хотел обнять тебя, спрятать тебя в своем доме от этих людей, что не понимают тебя. Я много раз пытался позвонить в дверь твоей квартиры, столько раз хотел поговорить с тобой — но все тщательно отрепетированные монологи рушились перед железной дверью в твою обитель. Потом я все-таки решился. Ты будешь смеяться — я купил огромную охапку черных роз и приперся к тебе. Но дверь мне никто не открыл. Я, не веря своему провалу, принялся дубасить в дверь, да так, что вышел сосед и сказал, что ты уехала на прошлой неделе, и похоже, что на этот раз ты исчезла надолго... Увяли розы, осыпались бархатные лепестки и высохли шипы — и нет тебя.

Четыре времени года сменились, и в мае я, старый шелудивый пес, пришел снова к подъезду твоего дома. И увидел...

… На четвертом этаже. Старый балкон, увешанный горшками с петуниями и геранями. Я знаю, где ты живешь. Это твой балкон! И на старом колченогом стуле сидела ты — похудевшая и с медным ежиком на голове! Вылитая патрицианка на современный лад! С чашкой кофе в руке. И смотрела на меня — черная кошка, перебежавшая мне дорогу два года назад! Евгения! Лучше бы ты бросила в меня горшок с петуниями! Но ты смотрела на меня пристально, словно рисуя на моем лбу мишень...

Евгения...

Я люблю тебя!