Наперегонки по жизни Главы 21-25 - роман

НАПЕРЕГОНКИ ПО ЖИЗНИ  Глава 21-25 - роман





Глава 21  Первая любовь в Сухуми

 

 

В Баку меня ожидала девушка Надя. Она встретила меня радостно и зачарованно слушала мою травлю про морские приключения в походе. Эти ли рассказы или что-то еще, делали её ласки ещё нежнее.

 

 Возможно она чувствовала приближающийся разрыв наших отношений в скором времени?

 

С учётом нашей практики в загранплавании, программа третьего курса училища была сокращена до минимума. Морскую ежегодную практику на Чёрном море нам отменили. Вместо этого мы неделю плавали по Каспию на двухмачтовом паруснике.

 

Это чудное время я вспоминаю при виде мокрых деревянных полов. Почему? Просто всю эту неделю мы драили песком деревянную палубу парусника до цвета яичного желтка. Нами командовал боцман парусника, который фигурно матерился, следя за тем как мы драим палубу и медяшку.

 

Команда парусника была странно молчалива и всякое наше желание войти в словесный контакт игнорировала – чего болтать с временщиками. Парусник от пирса так и не отвалил и мы семь дней наслаждались блаженным отдыхом после бессонных ночных вахт на «Неве».

 

Вторую неделю мы учились командовать стрельбой из пушек. Выделенные на мою долю три снаряда я отстрелял на «пятёрку» - один недолёт и два поражения плывущей мишени.

 

После этой стрельбы нас отпустили в четырёхнедельный отпуск. Юрка Басин пригласил поехать к нему в гости в Сухуми, где у его родителей был собственный дом. Третий наш приятель Бондаренко укатил на Кубань, где его ждала «гарна дивчина».

 

Дом в Сухуми оказался огромным двухэтажным особняком, который выстроил Юрин папа главный бухгалтер местной малюсенькой спирто-водочной фабрички. На первом этаже нам была выделена комната и отдых начался.

 

На Сухумском пляже было полно загореленьких девушек. Все они были прехорошенькие, сговорчивые на всякие отпускные приключения, но наши сердца на достигнутом как-то не успокаивались и мы чего-то ждали.

 

Собственно ждал в основном Басин. Он уже давно пригласил свою знакомую студентку математического факультета МГУ приехать в Сухуми. Наконец пришла телеграмма. Знакомая сообщала, что она едет ещё с двумя девушками просила их всех встретить и снять квартиру.

 

Юрину знакомую и её подружку Юрины родители согласились приютить у себя в доме, а для третьей нашлась комната по соседству. Юра ликовал – женское общество на отпуск нам обеспечено рядом в соседней комнате.

 

Не скрою, что меня одолевали сомнения. По математике в училище я имел тройку, а тут студентки математички из Университета. А ну как начнут говорить про бином Ньютона, а я ни белмеса не смыслю?! Из моих осторожных расспросов выяснилось, что Юра познакомился с этой девушкой прошлым летом и ни разу её не поцеловал. Всё склоняло к мысли, что мы будем проводить время с «синими чулками».

 

Когда к перрону подошёл поезд из железнодорожного вагона выпрыгнули три хорошенькие девушки. Судя по тому, как они весело представились, не было похоже, что они зациклены на математике. Самая красивая из них тут же томным голосом сообщила, что следом за ней едет её жених.

 

Это сразу же определило между нами дистанцию и ясность, кто будет жить на первом этаже Юриного дома. Одновременно мы были проинформированы, что жених ужасная зануда и тем самым, были немедленно втянуты в какую-то девичью игру с непонятным правилами.

 

Первоначальная скованность была снята за вечерним ужином на веранде под звёздами. На стол был подан шашлык с прекрасным вином. Вся напряженность ожидания встречи была снята. Девушка, за которой мне досталось ухаживать, имела странное имя Муза. Она чувствовала себя лидером в связке со своими подружками. Это заставляло нас с Юрой внутренне собираться и занимать круговую оборону.

 

Девушкам понравилось, что у нас одинаковые имена и сидя между нами всегда можно загадывать желания. Далее нам дали оценку, как потенциальным мужьям. Выяснилось, что близко от Москвы нет ни одной военно-морской базы, а дальше этого города девушки свою жизнь не мыслили.

 

 На кандидатов в мужья мы не тянули, а значит можно было легко и бездумно пожить на курорте без всяких далеко идущих последствий. Это определило линию поведения для женской половины и они облегчённо вздохнули.

 

После сытного ужина состоялся ночной заплыв в море. Муза оказалась прекрасной пловчихой. Во время заплыва я показал и назвал ей созвездия на ночном небе, чем привёл девушку в некий восторженный экстаз. Почему? Не знаю!

 

Под предлогом согревания после морского купания мы как настоящие мариманы крепко их обнимали. От этих объятий было рукой подать до более близких отношений. Утром мы отправились на пляж под нашу строевую песню:

 

Шёл солдат своей дорогой, сердце бедное приметил,

Положил в походный ранец – раз, два – и пошёл сквозь дым и ветер.

Для тебя, моя родная, эта песенка простая,

Я влюблён и ты, быть может – раз, два – потеряла сердце тоже.

И теперь от боя к бою, я ношу его с собою,

Для тебя моя родная – раз, два – эта песенка простая!

 

Под эту шутливую песенку, рассказы на пляже о плавании вокруг Европы, вое ветра в снастях, штормах в Северном море и мертвой зыби Бискайского залива, в девичьих головах зарождались романтические мысли.

 

В те послевоенные годы военные люди, а тем более моряки вызывали у девушек восхищение, что работало на нас с Юрой безотказно. Я даже был целован на пляже по девичьей инициативе после особенно страшного рассказа о шторме в Северном море.

 

 

Моя новая знакомая оказалась девушкой начитанной, увлечённой балетом, любительницей органной музыки. Всё это для меня было окутано ореолом москвички, имевшей возможность всё это реализовать в театрах, концертных залах, музеях.

 

Приходилось всему этому что-то противопоставлять – шутками, морскими байками. Но главным нашим козырём оказалась военная форма. Когда мы натянули на себя форму номер «раз» - верх и низ белый со сверкающими золотом погонами, нашивками на рукаве и начищенной медной бляхой на поясе, бескозыркой и голубым гюйсом, девушки окончательно потеряли бдительность.

 

В тот вечер наш с Юрой триумф увенчался удалением парочек по соседним комнатам. Запыхавшийся амур бегал между комнатами, еле поспевая за любовными перепитиями в каждой из них.

 

Наступили минуты откровенности и я узнал, что у Музы есть жених однокурсник. Оправданием случившегося между нами было то, что брак с этим Толей должен был защитить молодую семью от распределения на работу в другие города.

 

 Меня это её откровение сильно покорёжило. Сидя за стенами училища на всём готовом я совершенно не знал гражданскую жизнь. В ней люди пробивались поближе к «пирогу» партии и правительства, который нарезался мелкими дольками. Москва была городом приоритетов, где «пирог» ощущался больше и лучше. Студенты МГУ жили этими же проблемами. Муза мне это всё объяснила в подробностях.

 

Но эти знания бледнели на фоне обладания девичьим телом. Это радостное чувство надо было разделить пополам точно на двоих, что мы и сделали фразой «Я тебя люблю!».

 

- Но если мы любим друг друга, а как же Толя?

 

- А я не знаю. Я ведь ехала сюда просто отдыхать и купаться в море, а встретила тебя, – от волнения голос моей возлюбленной сел и звучал как баритон – Я не знаю, что теперь делать! А ты знаешь, что у Юриной девушки то же есть жених? Вот номер получился! – она хихикнула – Поехали девушки на юг покупаться и позагорать и, забыв про женихов, окунулись в любовь в первый же вечер. Это всё ваши якоря золотые виноваты. Заякорили девушек, бессовестные! Нельзя так смущать девичьи сердца! - ласково сказала она.

 

- Якоря нужны, чтобы ставить корабль на прикол! А вот жениха надо предупредить! – философски заметил я.

 

Такой же разговор, оказывается, состоялся в соседней комнате. Обе парочки попали в трудную ситуацию, но это нас как-то сблизило. Следующие дни заканчивались исчезновением парочек по соседним комнатам.

 

Дни отпуска пролетели как одно мгновение, и настал час расставания. Первыми уезжали мы и на вокзале нас провожали наши подруги. Накануне в интимной обстановке были произнесены все клятвы в любви и верности. Девушки обещали, что московские женихи будут проинформированы об этом немедленно.

 

 Перед нами стояла задача окончить учебное заведение. Вопрос о месте будущей работы отложили в дальний угол, чтобы не загонять ситуацию в тупик. Всё вокруг было окрашено в розовый свет и жизненным проблемам в нём не было места. На вокзале было пролито много женских слёз, поезд медленно набрал скорость и мы расстались .

 

В Баку у меня состоялся разговор с девушкой Надей. Короткий мой рассказ о любви к москвичке, к моему удивлению, окончился не выталкиванием за дверь, а жаркими объятиями. Умудрённая опытом своей жизни Надя везде расставила точки над «и».

 

- Подумаешь, встретил девушку на пляже. Молодые, железы работают, а значит влюбились. Сейчас она приедет к своему жениху Толе, и он с ней разберётся. Думаю, ты скоро узнаешь результат! Значит так! Она там, а я здесь. И мне совершенно наплевать на твою южную любовь. Пока что мы вместе и можем принадлежать друг другу. Там видно будет! –она загадочно усмехнулась.

 

Разговор с Надей закончился, сами догадываетесь как. Я чуть смущённый, но обогащённый новым опытом общения с разными женскими характерами отбыл в расположение училища.

 

Со временем я Надю понял. Трещина в общениях уже образовалась и вся её бравада была ей нужна для того, чтобы скрыть обиду отвергнутой женщины. Хорошо ещё, что она была добрейшим человеком и не устроила мне какую ни будь месть, на которую способны женщины в таких ситуациях.

 

В то время я жил, совершенно безмятежно не задумываясь, как сильно можно обидеть человека и особенно женщину. Конечно же, Надя понимала, что восемь лет разницы в возрасте лишает её всяких надежд на нечто большее со мной, о чём мечтает каждая женщина. В отношении меня она иллюзий не строила – я ей был нужен для поддержания здоровья женского организма в полном соку.

 

Мы продолжали встречаться с ней и даже обсуждали письма Музы из Москвы. В них я извещался, что жених в известность поставлен и отношения ограничиваются в рамках учебного времени в университете. Потом письма стали приходить реже, а затем наступило молчание.

 

Телефонная связь из Баку с Москвой происходила только ночью. В одну из таких ночей я позвонил в Москву. Заспанный и недовольный голос моей любимой девушки, сначала отчитал меня за поздний звонок, а на вопрос о её молчании, ответила просто – Я вышла замуж! Я тебе потом напишу! – и повесила трубку.

 

Аналогичная ситуация образовалась и у Юры. Обе наши подружки дружно вышли замуж. Надя откомментировала эту ситуацию просто – А я тебе что говорила?!

 

В растерянных чувствах я не находил себе места в размышлениях о женском коварстве. Неожиданно пришло письмо из Москвы. В нём разъяснялось, что брак Музы фиктивный.

 

Отметка о браке в паспортах нужны им с Толей, чтобы получить распределение в московские организации. После этого они разведутся, ну а у нас «всё будет хорошо и мы поженимся». Настроение у меня улучшилось до поросячьего визга.

 

 

Глава 22 Окончание училища

 

Наступило время подготовки к окончанию учёбы в училище и присвоению офицерского звания.

 

Нас всех сфотографировали в офицерской форме. Так как у фотографа пиджак с лейтенантскими погонами был один на всех, на групповой фотографии моего выпуска все мы выглядим очень смешно. Но смеяться было рано. Так как наш выпуск совпал с сокращением вооруженных сил, то морское начальство не знало, что с нами делать.

 

Свою «перестройку» я начал в шестидесятых годах. Сначала училище перестраивало систему подготовки курсантов - появилось три факультета. К окончанию моей учёбы – началась перестройка вооружённых сил.

 

Так началась тренировка моей психики в отношении перестроения государственной системы России. Очень хорошая тренировка для души, выработки оптимизма, но привыкать к этому надо конечно же постепенно.

 

Мне понятен хаос, который творится в душах людей брошенных в «перестройку» без предварительного тренинга. Опять надо учится, привыкать к новым ценностям. На головы моих соплеменников свалилась нагрузка в таких размерах, что у многих «поехала крыша».

 

У нашего выпуска «крыша не поехала», но нервничали и курсанты и командование. В этом состоянии госэкзамены прошли буднично, но не для меня.

 

Верхом моего успеха был госэкзамен по навигации. Мне удалось основательно удивить экзаменаторов. Я вытащил билет с вопросом о формуле меркаторской проекции морских карт.

 

В учебном году преподаватель, когда вывел эту длиннющую формулу на трёх досках, улыбаясь, сказал – Тот кто выведет эту формулу на экзамене , безоговорочно получает пятёрку! Готовясь к экзамену, я неожиданно для себя выучил эту формулу, а на экзамене воспроизвёл её на трёх досках.

 

Хотя я немного и «поплыл» на практических вопросах, но преподаватель, помня своё обещание, настоял на оценке «пять» по навигации, что для будущего штурмана очень приятно. Навигация и штурман неразделимы!

 

После экзаменов пришёл малопонятный приказ командования, по которому мы в чине «мичман» были распределены по флотам на длительную практику. Я получил назначение на минный тральщик Каспийской флотилии. Это меня очень устраивало, так как не отрывало от трёх женщин: мамы, бабушки и Нади. Подумаешь мичман, зато остаюсь в Баку.

 

Но не тут-то было! Человек предполагает, а Бог располагает!

 

Три наших тральщика откомандировывались на Чёрное море для участия в боевом тралении. В повести «Одесситка Томочка» я описал всё, что со мной там приключилось. Ни одной мины в море мы так и не затралили, а вот на берегу мне удалось «затралить» девушку Томочку, с которой я и проводил время в Одессе эти месяцы.

 

Общение с Томочкой очень обогатило мой кругозор и представление о жизни со всеми её поворотами. Девушка несла в себе совсем иной заряд жизненных позиций и установок.

 

Это был переработанный опыт жизни в огромном портовом городе, заражённый влиянием как иностранных, так и наших моряков. Жизнь сухопутных попутчиков моряков вертелась вокруг рынка – «привоза» - на котором продавался товар, прибывший в Одессу из-за границы.

 

Одесский говор типа: «Таки шо? Не морочьте мне голову! Почём торгуете! Дама отодвиньте свой зад, дайте протиснуться между вами и улицей!», вошёл в мой лексикон и до сих пор ласкает мой слух.

 

Девушка Тома была очень непосредственной в своих разговорах. Вот как она описывала свой разрыв с женихом на пороге ЗАГСА.

 

«Он прямо в кирзовых сапогах собирался залезть в нашу супружескую кровать! Ты себе представляешь такое? Что я какая ни будь подзаборная сучка, которую он подобрал и собирался осчастливить, став официальным моим трахальщиком?!».

 

Так в тралении мин без взрывов, а также общении с одесситками прошло три месяца. Срок окончания этой непонятной многомесячной практики был в тумане. Тогда на поверхность вынесло идею: каждому из нас в письменной форме, попросить демобилизоваться и уйти в торговый флот. Я в своёй докладной изложил идею перейти штурманом на торговое судно, или пусть мне скажут когда я смогу получить лейтенантские погоны. В ответе мне было строго указано сидеть ещё месяц на тральщике и начальство не беспокоить. Погоны будут!

 

Результат этого ответа в решительном разговоре с Томой утонул в девичьих слезах. Там же утонули наши с ней планы торговать на «привозе» импортными шмотками, если я уйду работать в торговый флот. Поклялись никогда не забывать друг друга, с чем я и отбыл в Баку.

 

Училище встретило меня суматохой. Пришёл приказ о присвоении нам лейтенантских званий. Баталеры-кладовщики носились сломя голову, чтобы обеспечить новоявленных лейтенантов экипировкой. Крутиться им надо было очень энергично.

 

Экипировка офицера включает в себя повседневную, парадную, летнюю, зимнюю форму одежды. Шинель, пальто, плащ, фуражка, шапка, погоны, нашивки и конечно же кортик.

 

Кортик для флотского офицера всегда был предметом гордости в воспоминаниях о криках «полундра» и ближнем бое на борту взятого на абордаж вражеского корабля.

 

Представляете какой ужас охватил нас «флотских», когда маршал Жуков раздал кортики всем родам войск. Очень маршал этим моряков обидел.

 

Наконец настал день, когда мы все оделись в форму лейтенантов. Я получил распределение на Балтийский флот и последующее распределение на конкретный корабль должно было состоятся в Калининграде.

 

Самым трудным было расставание с Надей. Между нами стояли семилетняя разница в возрасте и москвичка, славшая мне в письмах сумасшедшие любовные авансы. Всё это было у меня с ней оговорено к взаимному согласию. Женщина есть женщина, и Надя, всплакнув, пожелала мне всего наилучшего. В памяти моей она оставила наилучшие воспоминания о ней, как самой первой женщиной и другом.

 

Между прочим, через год у меня с Надей состоялась странная встреча. Дверь в знакомую квартиру открыл молоденький азербайджанец. Он сказал, что знает о моём визите. Надя лежала в неглиже на кровати, более того пригласила к себе паренька лечь рядом.

 

Так я и сидел в полой экипировке за столом, а парочка беседовала со мной лёжа в постели. Таким поведением женщина хотела меня наказать, пользуясь хитростью сексуальной дипломатии. Всё это выглядело ужасно неловко, и я быстро ретироваться.

 

 На душе остался неприятный осадок и жалость к молодой женщине. Рядом с ней опять был юнец, который наверняка оставит её через какое-то время – кому хочется навязать себе на шею женщину в возрасте, да ещё с сыном.

 

 

Глава 23 Я штурман корабля

 

Но вернёмся к началу моей работы.

 

Две недели отпуска я с мамой провели у родственников в Казани, а потом и в Москве. Москвичи, по грузинской ветви моей гениологии были мои бабушка и дедушка. Дедушка генерал, герой войны с немцами, был рад встречи с нами и развлекал нас разговорами. Но его интересные рассказы я слушал в пол-уха.

 

Мной владело пламенное желание позвонить по телефону Музе и встретиться. К моему разочарованию встреча всё время откладывалась – то уже надо спать, то ещё что-то. Мои разъяснения, что я приехал только на пять дней потонули в сумбурных девичьих объяснениях.

 

 

 

 

Узнав о моих неудачах, московская грузинская бабушка сразу же дала точную характеристику Музе:

-Она не хорошая! Вай мэ! Мальчик приехал на несколько дней, а она не может поступиться своими удобствами! Нэ хорошо, генацвале! Ничего у вас путного не выйдет. Я это чувствую. Говорит, что любит, а сама вышла замуж. Зачем она морочит тебе голову. Пусть и дальше живёт с мужем. Э!

 

Это был точный прогноз моего будущего – ничего у нас путного с Музой, как моей женой не получилось. Уже известно давно, что свойство характера любого человека - не прислушиваться к добрым советам старших, а наоборот, учиться на собственных ошибках, набивая синяки и шишки.

 

Но в то время мудрые советы облетали меня стороной и я два дня маялся в огромной московской квартире, слушая рассказы о моих грузинских родственниках. Оказалось, что узами крови я связан с пятьюдесятью людьми в пяти городах России.

 

По кавказским обычаям совет старших почти закон. Но молодежь ищет лазейки, как всё это обойти, думая, что она знает ситуацию в деталях лучше. Но именно за этими деталями не видно главного - фальши и обмана. Я не видел главного – встреча со мной не была главным приоритетом в жизни Музы.

 

Всё же свидание состоялось. Встреча с ней произошла в кафе мороженном под высотным зданием на площади Восстания. Выглядел я классно. Я предстал перед ней в зимней шинели, фуражечке с белым шёлковым шарфом на шее, благоухая духами «Шипр».

 

Москвички в те времена редко видели военных в форме и эффект превзошёл все мои ожидания. Какие там советы старших, всё утонуло в огромных радостных женских глазах. Мой букетик цветов завершил радость от этой встречи.

 

 Возбуждение и радость были неподдельными. Мы наслаждались друг другом и не замечали гнетущую тоску тогдашнего общепитовского кафе. Я немедленно принял все извинения за отсрочку свидания и извинения, что она не приглашает меня в свой дом.

 

Объяснение было простым: «Я бы тебя с удовольствием пригласила к себе домой. Я живу тут совсем рядом. Мама не против, но папе его воспитание в юнкерском училище , не позволяет стерпеть твоё появление в доме у замужней женщины. Я что ни будь придумаю, а ты ведь не обижаешься на меня?».

 

И опять меня погрузили в непонятную ситуацию. После пламенных слов о любви ко мне, девушка выходит замуж, с чётким пониманием, что этот брак фикция. Её родители не только это поддерживают, но стараются соблюдать приличия и не хотят меня видеть у себя в доме.

 

В разговоре за мороженным, она стала строить планы на нашу совместную жизнь. Тут же стала вспоминать, что родители пожилые люди и как же их можно бросить? Потом какие-то отговорки, что работа у неё интересная и сможет ли она найти точное её подобие там, где мне придётся служить? И вообще как совместить карьеру моряка и математички? Да ещё и развод…Прощание в подъезде закончилось поцелуями и приглашением навестить завтра дом её подруги.

 

Когда я возвратился домой, то был подробно опрошен моими близкими о результатах встречи с девушкой. Я выслушал их возмущения о встрече с ней в кафе и отказ познакомить меня с родителями, совет бросить эту непутёвую, хоть и умную женщину. Мне только, что поцелованному этой самой Музой Николаевной и приглашённым к подруге на свидание, все эти умные мысли влетали в одно ухо и вылетали из другого.

 

Квартира подруги оказалась предоставленной в полное наше распоряжение. В ней было тепло и уютно. Всё остальное утонуло в повторении Черноморских ночей. На утро мы снова пообещали соединить наши судьбы.

 

Вай мэ! Какой же я был дурак!

 

В оставшиеся дни моего пребывания в Москве мы только и делали, что переговаривались по телефону.

 

Калининград1956 года, где я должен был получить первую свою должность, встретил меня развалинами домов и кучами битого кирпича, собранного в аккуратные кучи. Оказалось, что до штаба надо проехать загород ещё 30 километров на Военную базу Балтийск.

 

Здесь по улицам ходили только военные. Возле штаба, где размещался центр распределения ,толпились молоденькие лейтенанты. К своей радости среди них я увидел своего школьного приятеля. Он учился на артиллерийском факультете и в училище мы виделись от случая к случаю, а здесь обнялись как родные. Скороговоркой он ввёл меня в курс событий.

 

- За дверью этого кабинета сидит комиссия по распределению на корабли. В основном предлагают службу на крейсеры и эсминцы. Представляешь, что будет если мы туда угодим. Эти большие коробки всё время торчат в море. Пока старшие офицеры прохлаждаются на берегу, мы будем пропадать на дежурствах.

 

О службе на кораблях такого типа мы уже были наслышаны. Поэтому ещё в училище мы мечтали попасть на корабли типа большого охотника за подводными лодками. Прелесть службы на них в том, что их мореходность была ограничена. И вообще на ночь они замирали у пирсов, а офицерство ночевало в постелях со своими жёнами.

 

С Шуркой мы сошлись на том, что пределом мечтаний была бы служба на берегу, во вспомогательных подразделениях. На таких базах можно было бы учиться на заочном отделении гражданского ВУЗ”а, чтобы получить диплом гражданского специалиста. Прошедшее большое сокращение вооружённых сил всех нас очень напрягло в отношении будущей судьбы.

 

К нашей радости места на большие корабли были распределены и стали появляться предложения мест на берегу. Шурка быстро сориентировался нырнул за дверь кабинета и вышел с распределением на базу подводных лодок под Ригу.

 

 А я стал расспрашивать молоденького лейтенантика только что отказавшегося от места штурмана поисково-ударной группы охотников в Таллине. Он мечтал о службе на крейсере, а ему предложили невесть что. Не дослушав, я рванулся в кабинет и получил бумагу с направлением в Таллин.

 

Назначения мы с Шуркой обмывали в единственном ресторане военно-морской базы, где спиртное не подавали. Помимо этого неприятного обстоятельства, официантки объяснили нам, что поезд из Калининграда в Ригу, отходит только завтра во второй половине дня.

 

 К этому добавлялись проблемы - где переночевать? Шурке удалось уговорить девушку официантку пустить нас на ночлег, а оплатой будет наша закуска и выпивка. Все перипетии этой ночи описаны в повести «Торпеда на спирте». Будет желание можно прочитать.

 

На вокзале в Калининграде выяснилось, что в Таллин я смогу попасть только с пересадкой в Риге, где на вокзале можно оформить остановку на один день.

 

 Рига приняла нас равнодушно с оттенком презрения к нашей военной форме. Это происходило уже в 1956 году.

 

Истоки нынешнего поведения прибалтийских государств уходят на десятки лет назад. Не буду анализировать причины. Многие политологи уже это сделали. Просто я был свидетелем начала этой ситуации.

 

Рига в те годы произвела на нас сильное впечатление. В чужом городе мы решили особенно не «выпендриваться» и вести себя поскромнее. Гуляние по городу нам быстро надоело, так как изучать чужой город без элементарного путеводителя дело безнадёжное. Походив немного по центру, мы решили, что лучше посидеть в ресторане.

 

Ресторан оглушил нас своей роскошью, красивыми женщинами и богато одетыми мужчинами. Мы сидели в нём, чувствуя себя на жёрдочке посреди чужого курятника. Украдкой рассматривали всю эту невидаль и успокаивали себя только тем, что за нами молодость и всё это великолепие нам предстоит завоевать.

 

 Наш скромный заказ разочаровал официантов, и мы получили такой же скромный сервис. Это нас очень рассердило, и мы решили ретироваться. Успокоились мы только в буфете вокзала, где и дождались отхода моего поезда.

 

Таллин оказался уютным городом, с тихими узенькими улочками старого города. В штабе мне сказали, что мой корабль сейчас в море и прибудет только через неделю. Разместили меня в каюте плавбазы, накормили в офицерской столовой и почему-то всё время извинялись, что не могут меня доставить на мой корабль.

 

Предстоящее безделье меня очень обрадовало и я отправился осматривать город. Перед этим меня предупредили, что эстонцы военных недолюбливают и посоветовали быть с ними повежливей и осторожнее.

 

Экскурсию я начал со столовой в центре города, где отведал прекрасную отбивную. Затем зашёл в кафе, заполненное старичками и старушками. Послушал струнное три, выпил прекрасный кофе и рюмочку ликёра «Вано Таллин».

 

 Сидя в кафе, я испытывал такой уют и комфорт, что внутренне даже прослезился – «Живут же люди!». Благодарил судьбу подарившую мне возможность подглядеть западную культуру. Всё мною увиденное, резко отличалось от знакомых мне стандартов поведения людей, манере их обращения, внешнего вида.

 

Из кафе я вышел в благодушном настроении и оказался перед «Домом офицеров». Ко мне тут же подлетела девчушка:

- Лейтенант! Вы один? Возьмите меня с собой, а деньги за вход я вам верну.

 

Местные порядки не позволяли девушкам входить в этот дом военного гарнизона без кавалеров. Мне представился случай такого кавалера изобразить, а от денег я отказался.

 

 Станцевав со мной для вежливости один танец, девчушка меня бросила и упорхнула к знакомой компании. Оставшись в одиночестве, я разглядывал местную публику. Внезапно рядом со мной оказалась девушка в очка со стопкой книг в руках.

 

- А здесь есть библиотека? – спросил я небрежно.

- Есть и очень хорошая.

- Не хотите ли станцевать?

 

Станцевав пару танцев и начав легко общаться, решили, что лучше пойти на улицу. Неспешным шагом подошли к дому на первом этаже которого размещалось кафе. Я думал, что меня подвели сюда, чтобы зайти во внутрь, но девушка Наташа уверенно открыла соседнюю стеклянную дверь дома и повела меня по огромному холлу к лифтам.

 

Квартира поразила меня своими огромными размерами. Всё стало ясно, когда Наташа рассказала, что она дочь местного самого главного морского начальника. Папа получил назначение в Ленинград, а квартиру оставил дочери-студентке.

 

 Девушка вела себя раскованно и непосредственно. Ей был неведом страх остаться вдвоём с молодым человеком в квартире. За чашкой кофе я получил много информации о местных нравах и обычаях. Расстались мы друзьями и я получил приглашение бывать у Наташи в гостях – Да хоть завтра!

 

В военный порт я прилетел как на крыльях. Рухнул на койку и заснул полный новых впечатлений. Разбудил меня громкий стук в дверь. Дежурный офицер грубым голосом скомандовал:

 

- Лейтенант! Подъём! Собирайте вещи и марш на катер!

 

С базы меня вышвырнули как паршивого котёнка. На катере в морозной стуже ночи я был полон злости на всё и на всех, а в кильватерной струе морских волн испарялась моя встреча завтра с Наташей.

 

 Катер подошёл к пирсу к которому задним ходом причаливал мой корабль. Матросы подхватили мой чемодан, а я, матерясь, взбежал по трапу на борт. Меня проводили в тесную каюту, где прямо в сапогах кто-то спал. Палуба заходила ходуном, корабль отваливал от пирса, а я втиснулся в кресло и горестно стал строить план – «Как списаться на берег?».

 

 

Глава 23  Мой первый командир

 

Дверь в каюту отворилась и в ней появился огромный заиндевевший на ветру капитан-лейтенант.

 

- Здорово лейтенант! Значит ты и есть штурман, которого я так долго ждал? – он дружелюбно протянул руку и жёстко скомандовал– Я твой новый командир! Докладывай!

 

Я вытянулся во фронт и доложился по всей форме. В конце я глупо добавил, что по прибытии в порт намерен в штабе подать рапорт о списании меня на берег, так как я подвержен укачиванию.

 

Командир озадаченно посмотрел на меня и стал снимать с себя куртку. Потом повернулся ко мне молча сел и вздохнув сказал:

 

- Значит так лейтенант! Сегодня от вахты освобождаю до утра – отдыхай. Подъём в семь, на мостике быть в восемь. Мы в море уже две недели потому чистого постельного белья нет. Ты уж прости, что так принимаем, но сам понимаешь на боевом дежурстве не до чистого белья. Вернёмся на базу всё станет на свои места. И ещё! У меня через месяц присвоение очередного звания. Поэтому я не хочу неприятностей и тебе не позволю глупости делать.

 

В восемь я был на мостике. Все офицеры были в сборе. Помощник командира Кангро, командир минной команды такой же молодой салага, как и я. А вот командир группы мотористов был младший лейтенант с мордой без следов интеллекта.

 

Мы с командиром спустились в штурманскую рубку. Опершись на стол с картами командир меня проинструктировал о должности на которую я попал.

 

Я стал штурманом гвардейского дивизиона охотников за подводными лодками. В море по навигационной прокладке курса дивизиона ко мне в подчинение попадали командиры пяти кораблей.

 

Мой командир имел фамилию Рахлин, а остальные командиры – Краснопольский, Златопольский, ещё две такие же фамилии, а пятым был - Белоконь.

 

От природы он был туповат и глуповат, а потому всегда оказывался в центре смешных ситуаций. Если всем кораблям дивизиона надо было повернуть вправо, то корабль Белоконя шёл влево. И так всё в этом же духе.

 

В таких случаях мой командир свирепея гнал по громкой связи матюками Белоконя на своё место в строю. Штурманские прокладки курса его корабля на карте Белоконя всегда проходили не по морю, а прямо по пивным ларькам прибрежных пляжей. За все эти выходки его фамилия была переиначена на Белоклячу.

 

Остальные командиры были лихие «мариманы», которым в море приходилось быть в подчинении мне «сопливому салаге». Но «мариманы» осрамились на первых же шагах штурманской практики.

 

 Это привело Рахлина в ярость, но зато он меня зауважал и прозвал штурман Биль. Всё объяснилось просто – у моего командира не было толкового военного образования. Офицерское звание он получил в горячке послевоенных лет.

 

 Сейчас ему было важно выполнять с блеском все учебные боевые задачи, для которых требовалось грамотное штурманское обеспечение. Раз так, то все мои кривляния с укачиванием и мыслью списаться на берег его совсем не устраивало.

 

И всё же в штаб я пошёл. Там меня внимательно выслушал кадровик, попросил написать рапорт и обещал сообщить решение командования. Когда я вернулся на корабль, то меня пригласил к себе командир. В каюте у него сидел этот кадровик. На столе стояла бутылка водки, а рядом лежал мой рапорт.

 

 Мне было приказано присоединиться. От выпивки я отказался и выслушал нотацию командира Рахлина на трезвую голову. Суть нотации заключалась в том, что я прекрасно уже показал себя в прошедшем походе и подхожу под требования гвардейского подразделения, которым командует он. С моего согласия рапорт был тут же изничтожен, а окончательное подтверждение моего понимания складывающейся ситуации мы скрепили рюмкой водки.

 

Эта отеческая беседа очень нас с кэпом сблизила, и он взял надо мной шефство, в том числе и в личной жизни. Я стал бывать у него в доме. Жена Миши Рахлина решила, что она должна окружить меня материнской заботой. Каждое посещение этого дома снимало напряжение рабочих буден и сближало меня с этими людьми.

 

Заместитель командира моего корабля оказался очень интересным человеком, эстонцем по фамилии Кангро. Бел он невообразимым чистюлей, вдумчивым и квалифицированным специалистом. Он очень помог мне на первых шагах службы. Слабостью Кангро была любовь к женщинам, которую хитрый Рахлин, использовал для поддержания лихого внешнего вида нашего корабля.

 

Так для покраски корабля Кангро был отправлен к завсклада Дусе на несколько ночей. Появился он осунувшимся, но довольным. Следом прибыл грузовик с бочками краски, которой потом были покрашены корабли всего нашего дивизиона. Кангро отсыпался после этих свиданий с Дусей неделю.

 

Ещё в памяти остался корабельный кок Гордеев. Рахлин выудил его в учебном отряде, когда узнал, что его призвали на флот из московского ресторана «Прага» где он работал поваром. Его фирменным блюдом были котлеты и селёдка. Ради этих котлет командир соединения даже держал на клотике нашего корабля свой вымпел. Пиршество в офицерской кают-компании под гордеевские котлеты, создавали нам большой успех, а кэпу сулил очередное звание.

 

Неожиданно Кангро удивил всё наше офицерство. Он огорошил нас известием, что его давнишнее желание иметь сына осуществилось в трёх экземплярах. Его стрельба с женой попала в десятку, но привело Кангро в ужас, так как до этого жена ему уже родила двух девочек.

 

 Узнав о таком «счастье» командир корабля Рахлин зазвал несчастного папашу в свою каюту, налил ему полный стакан спирта и только тогда Кангро пришёл в себя. От офицеров дивизиона мы ему подарили трёхместную детскую коляску, командование выделило большую квартиру, а вскоре его списали на берег ухаживать за многочисленным семейством.

 

Прощаясь с нами, Кангро обещал «завязать своего «приятеля» на морской узел» и с женой больше не баловаться. Но мы знали, что никакой «морской узел» не выдержит напора очередной пассии в удобный момент и в удобном месте. Так оно и было в дальнейшей жизни милого шалуна.

 

Вместо Кангро моим соседом по каюте стал якут по фамилии Ян. Характер у него был очень лёгкий для нашего совместного проживания, но с одним недостатком. Ян был ужасно неорганизованным.

 

 После его ухода в каюте оставался кавардак из его личных вещей. Неприятным было то, что вперемежку с его носками, трусами и майками валялись секретные инструкции.

 

Эта безалаберность приводила Рахлина до белого каления и он чихвостил Яна отборным матом. После этих вспышек всё аккуратно убиралось, но затем повторялось вновь. Именно эта черта его характера роковым образом повлияла на мою судьбу, но об этом ниже.

 

Глава 24  Начало похода на Ладогу

 

Не успел я насладиться прелестями светской жизни Таллина, как грянула новость.

 

Двум нашим кораблям придавались две подводные лодки, и два торпедных катера. Вся эта армада под командованием моего кэпа откомандировывалась на Ладожское озеро. Главным лицом в качестве штурмана на переходе становился я.

 

Именно мне поручалось руководствуясь картой, прибрежными маяками, солнцем, луной и звёздами, провести корабли по Балтийскому морю, зайти в Ленинград и дальше по Неве проплыть по Ладожскому озеру.

 

Оставшееся время было посвящено предварительной штурманской прокладке перехода по картам и прощанию со знакомыми девушками, которые у меня появились за короткий срок моих выходов в город. Как же легко это получалось в те годы!

 

В их число входила Наташа, дочь морского начальника. Она достаточно равнодушно отнеслась к сообщению о моей командировке. Всё объяснялось просто – у меня был конкурент.

 

 Как мне казалось, этот лейтенант имел очень блеклую внешность, собеседник бы не интересный, но кто поймёт женщин?! Он у Наташи котировался достаточно высоко. Все мои попытки атаковать крепость вокруг Наташи, оказались безрезультатными. Зачем и для чего нужны были мне эти атаки не знаю.

 

 Атаковал и всё тут. Наташа с интересом наблюдала борьбу двух лейтенантов и, видимо, получала от этого своеобразное удовольствие, а может быть самоутверждалась в своих женских чарах.

 

В результате накопления опыта общения я понял, что женщина никогда не скажет прямо – «Слушай парень! Давай отчаливай и побыстрее! Мне нравится другой!». Никогда такого от женщины не услышите.

 

 Они чувствую себя гораздо увереннее, «ловя рыбку в мутной водице». Хотя женские прелести Наташа были ниже среднего, она их компенсировала живым умом и острым язычком. С присущей женщинам способностью хорошо ориентироваться в запутанных личных отношениях, она, с загадочными вздохами, закатыванием глаз, улыбками, делала реверансы то в одну, то в другую сторону двух лейтенантов.

 

Я с мало похвальным упрямством стучался в её закрывающуюся дверь, пока она не закрылась совсем. У меня хватило ума скомандовать себе – «стоп машина!». Сделав девочке ручкой на прощание, я с головой погрузился в культурную жизнь эстонской столицы, доступную нам военным морякам.

 

Глава 25 Светская жизнь в Таллине

 

Начиналась она в центре города в ресторане «Палас» с официантом наливающим первую рюмочку водки и лично следящим, за отправляемой в рот килечкой в качестве закуски. Там же моряк, мог подкрепиться «шницелем по таллински». Жаль, что в этом ресторане не было оркестра.

 

Оркестр играл в соседнем ресторане «Астория». Там был полумрак с настольными лампочками, а посереди зала был подсвеченный круг для танцев. Официанты этого ресторана понимали, что к кофе надо подавать бисквиты.

 

 Выходя в город, я наряжался в дорогой гражданский костюм, повязывал галстук и надевал туфли на толстенной каучуковой подошве. В таком виде я смахивал на своего – эстонца. Это сильно облегчала мою жизнь в Таллине, но молча. Пока я молчал все окружающие местные продавцы в магазинах, официанты, прохожие были настроены дружелюбно.

 

И наоборот. «Похожесть» на местного жителя если я был одет в гражданский костюм сильно осложняло моё пребывание в «Доме офицеров флота». Официантка в ресторане долго и нудно с подозрением выясняла как я сюда попал, так как «местным жителям ланцепупам» вход был категорически воспрещён.

 

 Приходилось показывать военный билет удостоверяющий, что я свой и к тому же флотский офицер. Опознав меня за своего, да ещё моряка, официантка слащаво улыбаясь приносила мне «стакан чая с ложечкой» в котором был замаскирован коньяк, запрещённый к распитию в ресторане командованием.

 

Сказать, что я злоупотреблял алкоголем нельзя. Просто это был определённого рода кураж. К алкоголю я за свою жизнь не пристрастился, чему очень рад и другим рекомендую.

 

В городе стереотип моего поведенья был таким. Я старался быть немногословным, уверенно махал головой или говорил на местный лад «йа, йа!» или «ней, ней!». В самых сложных случаях, коверкая слова, говорил по русски. Все это создавало мне комфорт, хотя из эстонского языка я выучил только «тере-тере» и «ятайга» (здравствуйте - до свидания). У нас в ходу была шутка «тере-тере чемодан спере и ятайга».

 

В последний день перед походом на Ладожское озеро мы с приятелем решили гульнуть на прощание. Собственно у меня была цель - купить галоши. В мокрую погоду на офицерские корочки разрешалось одеть калоши. Купили очень красивые калоши, которые я тут же и обул, чтобы освободить руки.

 

 Дальше был поход в кино, где мы познакомились с двумя девушками, что не было запланировано. Новые знакомые к большому нашему удивлению, пригласили к себе в гости. Это было общежитие с изолированными комнатами для проживания двух девушек в одной квартире.

 

Расположившись в ней с комфортом, мы крепко обмыли мою покупку «галош», а что было потом я не помню. Утром я обнаружил себя в постели с одной из подружек. Но, судя по тому, как с нами девушки холодно попрощались, мы в начале вечера с приятелем сыграли только увертюру, а на всё остальное пороху не хватило – нерасчётливо, сильно приняли на грудь.

 

 По дороге на корабль, подсчитав оставшуюся наличность я понял, что галоши мне обошлись в приличную сумму. Голова болела, настроение было премерзкое, а галоши куда-то подевались.



СОЗДАНО

Юрий Елистратов

Москва

1  мая  2014 г.



 


 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 Уведомлять о новых комментариях [Настройка уведомлений]   


Источник: