Одиночество

     Хороший завтрак настраивал на добродушный лад. Сегодня после завтрака я увидел новое лицо. Это был моложавый мужчина с добродушной улыбкой. Я чувствовал, что это добрый человек и встреча с ним не предвещала ничего неприятного…
     Он  представлялся с улыбкой, обычными словами и даже обнимал меня. Страха у меня не было….  Мне даже казалось,  что от него исходит какое-то физическое тепло.  Я был уверен, что мы с ним не только когда-то встречались, но были хорошими друзьями.  Он говорил мне о своих впечатлениях, о поездке из дома, меня даже удивляли его неожиданные подробности. Если бы не чувство сытости и неожиданного равнодушия, я бы по-думал, что он несколько фамильярен. Однако я слушал его с внимательным выражением лица, как я всегда слушал командиров, которых уважал…  Почему-то он внимательно справлялся о моем здоровье, всё-таки создавалось впечатление, что мы давно знаем друг друга.
     Я продолжал приветливо реагировать на его внимание и живость в общении, подчеркнуто вежливо улыбаясь.  Так всегда бывает, когда в начавшемся уже разговоре, вдруг приходит мысль, что никак не можешь вспомнить, как зовут собеседника, и где последний раз с ним виделся, а обидеть своей забывчивостью хорошего человека не хочется…
      Я легко воспринимал  обычный  бытовой разговор при встрече знакомых людей. Его дружественное и немного фамильярное обращение уже не беспокоило меня. Мысль «как его зовут и где мы виделись последний раз»  уже становилась навязчивой и я, отвечая гостю, все время пытался, как-то невольно,  вроде ненавязчиво, выяснить время и обстоятельства нашего последнего разговора… 
Разговор сошел на «нет»… Мы разошлись по своим комнатам. 
     Дочь Надежда тоже вдруг исчезла в квартире. Неожиданно накатила тяжелая дрема, видимо сказалось напряжение разговора со знакомым незнакомцем…  Было от чего напрячься.  Я прилег на диван. Включенный кем-то телевизор рассказывал что-то о погоде…   Немного погодя я вспомнил на кого был похож утренний гость. Это точь-в-точь был моложавый усатый старшина роты, который в нашей учебной роте лихо командовал «рота строиться на обед».  Мы шли  с ним строем до столовой. Только почему-то главной в столовой была моя старшая дочь Надежда.  Но это не удивляло меня, так как мы часто со "старшиной" называли её то главврачом, то директором ресторана. 
     Что-то у меня не складывалось воспоминание, подумал я сквозь дневную дрему.  Я нисколько не продвинулся в своем негласном расследовании. Удивительно, но у меня такая твердая память на людей и лица… Вот недавно я вспомнил своего полкового командира.  Мы лихо воевали с ним в конце войны. Наш полк и армия, как помню, назывался Армянским.   И вот будучи в командировке в Ереване, по своим делам связи,  я его неожиданно встретил в парке. Мне го-ворили друзья, что он часто прогуливался  в городском парке «при параде», будучи уже генералом с «большими» звездами.  Я – то его вспомнил, а он меня нет…  Я отдал ему честь, хоть и был не по форме. Он остановился и  спросил меня откуда я его знаю. Я ответил, что-то сказал о военной службе и мы разговорились….  Да, это потом… 
      Но все это нисколько не продвинуло меня в распознании моего «старшины», с которым я здоровался и обнимался утром…
      Меня разбудила моя старшая дочь Надежда и сказала, что  Иван пошёл в город по делам, а ей ненадолго нужно пройти в магазин. Предложила прогуляться.  Про Ивана я сообразил, что это про моего утреннего «старшину», а вот в магазин совсем не хотелось. Я ещё не вспомнил, где я видел и при каких обстоятельствах Ивана. Да и приставучая соседка с первого этажа будет опять нудно расспра-шивать меня о том, что было вчера у меня на обед и кто его готовил.  Мои рассказы о том, что я живу как в санатории, не  очень её удовлетворяли и она все время интересовалась обедом…
     За Надеждой закрылась дверь и повернулся замок.  Я остался доволен воспитанием дочки. Она всегда, запирала дверь без напоминания. Система безопасности у меня всегда была на первом месте. Телевизор уже не работал. Неожиданно,  тяжело навалилась тишина. Тикал только механизм моих любимых часов, я это знал, но последнюю неделю я его совсем не слышал.  В прочем, задумавшись утром, я слабо слышал и мою дочь Надежду, и её спутника, такого знакомого и такого неузнаваемого, «моего армейского старшину».  Пока я его не разгадаю, я его так помечу в своей картотеке незнакомцев…
      Впервые стало тревожно и страшно. Опять все куда-то уехали и когда придут не известно.   То они все рядом или на кухне, близко, то исчезают на целый месяц. И наступает эта самая гнетущая тишина и этот главный вопрос, а что я делаю здесь?
      Я не запомнил времени на часах…   Кажется уже прошла вечность как я остался один. Где сейчас старший сын Сергей, где дочь Надежда, где младшая  дочка Лена?  Кажется все забыли меня и одиночество длится уже нестерпимо долго. Соседа я уже давно не видел. А сосед снизу, говорят, уже давно где-то далеко…  Читать не хотелось уже давно.  Телевизор последнее время ничего толком не сообщал и лишь что-то бормотал, когда его с интересом слушал кто-нибудь из моих гостей, порой совсем не узнаваемых. Но даже  в такие моменты было как-то одиноко…
     А сейчас было совсем невмоготу…  Хоть бы кто-нибудь вспомнил меня за эту долгую неделю…
     Дверь , которую я видел со своего дивана, почти беззвучно открылась, но я ещё помнил, её железный лязг от крепкого замка. Вошёл Иван.  Я вдруг сразу вспомнил его…
     Он, как всегда с добродушной улыбкой, которая сегодня меня совсем не раздражала, подошёл и обнял меня. От него опять повеяло теплом. Я вспомнил все…  Ведь Иван вчера по моей просьбе после долгих поисков нашёл две моих бутылочки карвалола, которые я специально положил в темное место в серванте, чтобы быстро их найти… А он, видимо как всегда, в последнее время  произнес:
- Здравствуй, папа, я твой зять Иван. Я уже пришёл.  Что будем кушать?  …
      А чуть позже скомандовал: "Рота строиться на обед". Это была моя самая любимая команда...
     Мой главный вопрос, мучающий меня последнее время, как-то ушёл на второй план… Жизнь с её уроками продолжалась.

                *  *  *
Когда-то, читая сборник произведений А. Грина, (источник не могу припомнить) натолкнулся на слова  самого Александра Гриневского.  Они  запомнились как откровение  автора,  выделенные в комментарии  библиографа к произведениям Александра Степановича.  Мысль известного А.Грина записана примерно так:
     Человек -  это то, что думает о себе он сам, то, что думают о нем другие и то, что он есть на самом деле…
В этой мысли заложено очень многое. Но мне его мысль навеяла следующее.
Человек чувствует и является человеком до тех пор, пока он находится в области координат, базирующихся на этих оценках. Особенно, если предположить, что знать о человеке, то, "что он есть на самом деле"  может  только Создатель человека после испытания его свободой воли…
        Когда же наступает одиночество у любого из нас  от  отдаления или  исчезновения знакомых, близких людей или близких родственников, только «трезвое»   сознание и Душевный покой, как Божественный подарок,  только эти две координаты  могут позволить человеку, чувствовать себя самодостаточным, уверенным человеком…
     Хотим мы верить в Душу, как божественный подарок или не хотим, именно эта таинственная опора не даст нам сойти с ума, «душевно заболеть», при одиночестве среди людей…  Редкие люди, владеющие своим сознанием, словом и, наконец «самообладанием», оставшись в одиночестве,  могут с уверенностью ощущать себя счастливым человеком.  В этом может быть и есть самая главная благодать человека на финишной прямой по  жизненному пути.

     И особенно трудно человеку, когда без людей и без душевной поддержки своей Божественной частицы или душевной поддержки любящих родственников, детей, ему еще приходится остаться наедине со своим слабеющим сознанием…


     Это трудная тема для любого человека в возрасте на финишном этапе жизни. Трудно делать какие-то общие выводы. Трудно заканчивать «обобщающей» моралью. Но говорить и писать об этом  нужно, даже не имея  своего конкретного, личного опыта…   Ведь с нами все происходит, вдруг…   А познав себя у последней черты, как писал Игорь Тальков, вспомнив о Боге, мы, быть может, уже не сможем рассказать детям и близким  что-нибудь  главное…  из своих уроков жизни.
     Каждый борется в одиночку за свою бессмертную Душу.
     Хочется каждому человеку пожелать мужества и стойкости духа…