Вторичная проза к роману Господин К. на воле Матея

Вторичная проза к роману «Господин К. на воле» Матея Вишнека.

    
    Является ли предложенный текст антитезой критике чистого разума, оскорблением чистого разума, узкой специализации литературной панели для господ пуристов, авторов -«цитатников»?
    Куда деваться синестетику!?

    «Господин К. на воле» в жанре микса гротеска, социальной пародии с антиутопичекими тенденциями, включением фарсовых сцен, погружённые в атмосферу либерально-демократического пессимизма, - позвольте! но, это же нелепость, оксюморон! победоносная идеология не может страдать декадансом?! …- обнаруживает общую генетику,  преемственность  тяжёлого абсурда гебраистического толка с претензией на универсализм «Замку» Кафки, роднит с ТВОРЕНИМ  мрачного гения чувством недоумения, сопровождающего протогонистов обоих произведений, плутающих в лабиринте фатальной неопределённости.
    Заключение и свобода в «Господине К….» – афеллированные системы  со взаимовыгодным сотрудничеством, в отличие от русской обречённости фотографии рабочего места «Ивана Денисовича» закольцованной в бесконечность несвободы.
    В романе не «раковый корпус», а скорее больничка с суффиксом нежности, которой не наблюдается в произношении, даже, касающихся   высокотехнологичных современных клиник, - эффект подразумеваемого  гуманизма медицины, смягчающего как-то силовые линии бытия за стенами узничества; больница в романе исправляет задачу таможенного перехода, не в метафорическом смысле жизни к смерти, хотя и её, с успехом, но и в смысле добровольного перемещения людей из статуса вольных в статус обеспеченных гарантированным соцпакетом заключённых.
    Метафизика пенитенциарной системы образуется, уже, с неизбежностью, из концентрации делинквентов в одном изолированном месте, с синергетическим эффектом, как и чудо юмора являет собой неизбежно сопутствующую, тончайшую защитную мембрану от токсинов  апоптоза ткани инфернальной жизни, - смех при чтении возникает неожиданно, будто без повода, в местах, кажется, не содержащих намёка на комедийность, автор, если не с каменным выражением лица, но, абсолютно, кажется бесстрастным, являя нарратологическую загадку.
     Точность мазка обусловленного дисциплиной мастерств а укротившего воображение дало яркие пейзажи и впечатляющую галерею персонажей достойными судьбы нарицательности.
    События финала в воронке времени, ускоряющееся, оно провоцирует взрыв хроношовинизма. В отличие от японской традиции, уносить стариков из семьи в безлюдные места. В романе, само селение снимается с места, оставляя бесполезное и бесполезных, растерянных, пожилых на пустыре…
                ***
     Хронодеспотия среда хроношовинизма, между ними нету схизмы,
    «хронотоп не выбирать!- по лимиту вам досталось, - в день рождения родиться, в день кочины умирать».
    Жить то хочешь? – не спросили,
    Пуповину откусили -
    Повитуха к воплям глуха -
    Всех поставили на счётчик,
    Чи младенька, чи молодчик…