Камень. Ножницы. Бумага. Часть 1. Глава 1

Камень, ножницы, бумага…

Посвящается моей бабушке, Анне Федоровне Дутовой           (в девичестве – Ломовой)

Пролог
«Жизнь – интересная штука!»  В этой банальной фразе скрывается столько личного, наболевшего!  В наш сумасшедший век  с его бешеным ритмом,  когда  потребительство  стало  смыслом жизни,  задумываемся  ли мы о том, что с нами  происходят действительно интересные  вещи, на которые мы в своем неуклонном стремлении к  успеху,  не обращаем никакого внимания. А ведь это подсказки!  Господа  ли,  ангела  нашего, а  может,  нашего подсознания? То духовное,  что должно  определять нашу  сущность, все глубже прячется в нас. Уходит, уходит… Я вспомнила, как все начиналось.


Часть 1

Глава 1

Я бежала по заснеженной улице,  не разбирая дороги,  натыкаясь  на прохожих, испуганно шарахающихся от меня в стороны. Слезы заливали лицо, волосы растрепались,  потекла тушь. «Почему? За что? Как он мог?» Извечные  женские вопросы, на которые во все времена  нет ответов.  Я не поняла,  как очутилась на грязном, мокром от тающего снега асфальте, то ли поскользнулась, то  ли  каблук  за что-то зацепился.
Сумочка вылетела из рук:  пудреница, тушь, салфетки – да что  говорить - все женское богатство  живописно рассыпалось по чавкающему под ногами прохожих грязному снегу.
- Блин, везет, так  везет! – не удержалась я.
И в этот момент чьи-то руки подхватили меня. Хотелось бы, чтобы это были - как пишут в женских романах -  «сильные мужские руки», но мужичок, подоспевший  мне на помощь, был тщедушен и невзрачен, маленькие  с  хитрым  прищуром глазки  весело глядели на меня.
- Ну что, красавица, жива? Да, вид у тебя не комильфо!
Однако  какие слова-то мы знаем! – Не я успела  подумать, как мужичок, быстро собрав мои вещи в сумочку, сунул ее мне в руки и исчез  в  толпе. Ну, дела!  Прямо Дед Мороз  в  новогоднюю ночь. Я достала влажные салфетки, кое-как привела себя в порядок, и тут, как всегда «вовремя»,  раздался  звонок мобильного.
 Не буду отвечать, не хочу никого ни слышать, ни видеть. Пусть этот мир провалится  в  тартарары! Но телефон  звонил все настойчивее, и  рука  уже машинально  рылась  в  сумке.  Может это он? Одумался, понял, что теряет? Но это был не он, звонила мама.
- Да,  мама, слушаю тебя.
Только бы не разрыдаться, почувствовав себя маленькой обиженной девочкой.
- Бабушке стало хуже,  она просит нас приехать к ней. Ты можешь сейчас взять такси? Я буду ждать тебя у подъезда.
Голос у мамы был встревоженный, но она,  как всегда  отлично владела  собой. «Мне бы так!» – вздохнула  я. Ну что ж, придется забыть о своих горестях и заняться  проблемами  родных.

Бабушка лежала на спине, сложив руки на груди и глядя в потолок.
«Уж не помирать ли старушка  собралась?» - с тревогой  подумала я. Я любила бабушку, несмотря на ее властный бескомпромиссный характер. Откровенно говоря, мы с ней в чем-то были похожи.
У бабули была трудная, но интересная жизнь. Она родилась в многодетной крестьянской семье, отец погиб в Великую  Отечественную. Бабушка была  старшей в семье и все тяготы того сложного времени легли  на плечи семнадцатилетней девочки.
После войны она вышла замуж за молодого лейтенанта и объездила с ним чуть не пол-Европы. Жили они в странах и ближнего и дальнего зарубежья.  И вот теперь она лежит, маленькая и такая беспомощная, но взгляд все такой же твердый и речь ясная.
- Хорошо, что  быстро приехали, - медленно произнесла бабушка. – Сразу скажу – помирать я пока не собираюсь, но и разговор этот больше откладывать не хочу, давно надо было  все рассказать, но я все не решалась.
 Мы: мама, тетя и я заинтересованно смотрели на нее.
- Случилось это давно, - продолжала она. – Моя мать рассказала мне эту историю еще в детстве. Оказывается,  много лет назад прабабка ее отца служила  горничной у нашего барина. Его усадьба была в нашем селе, там, где сейчас центр с магазинами и зданием администрации. Там раньше был большой красивый дом с колоннами и окнами до пола. Потом, когда пришли большевики, эти окна заложили, и в доме разместилась советская власть. Около особняка был большой и очень красивый парк, а за ним – сад, его так и называли, барский сад. Я помню тот сад. Так вот, моей прародительнице было лет семнадцать, когда она влюбилась в молодого барина. Этот барчук, тогда еще совсем молоденький, был племянником нашего барина. Он приехал из Петербурга в имение летом погостить. Его отец был князем, приближенным царя. Ну и, как часто тогда случалось, он  влюбился в горничную – бедную дворовую девушку. А она и совсем голову потеряла. Согрешили они, она забеременела. Барчука  родственники отправили назад в столицу, а девушку быстро выдали замуж за односельчанина.  Муж ее был хороший мужик, добрый, никогда ее даже словом не попрекнул. Любил он ее. А вот свекровь…, -  бабушка  прикрыла  глаза.
Тетя  Мила, стоявшая у изголовья кровати, сделала им знак выйти.
  - Она устала, - прошептала она. Но бабушка открыла глаза.
  - Не уходите, - сказала она. Так вот… у ее свекрови была дурная слава в селе; не только у нее, но и у всего их рода. Ее мать  была колдуньей, знала травы, делала привороты и наговоры. Говорили, что у них в роду были даже оборотни.
«Господи, какая чушь!» – мелькнуло в моей голове! Но бабушка продолжала:
- Когда родился ребенок  - а это была девочка, моя прапрабабка - свекровь сама приняла роды. Она стала обмывать ребенка  каким-то, одной ей  ведомым  отваром  трав,  нашептывая слова заклинания. Молодая мать, с тревогой следившая за ней, не могла ей помешать, роды были тяжелые, она не могла даже приподняться. Этим и воспользовалась свекровь. Закончив, она подошла к роженице, от страха закрывшей глаза  и, думая, что та спит, злорадно  улыбаясь, прошептала:
- Вот так! Теперь ваше  отродье проклято до седьмого  колена. Не видать вам счастья! – Она немного помолчала, а потом, видимо, убедившись, что ее не слышат, добавила:
- И только седьмое поколение сможет избавиться от проклятия, но лишь, если они добудут три вещи, принадлежащие их роду.  Камень, ножницы, бумага…камень, ножницы, бумага,  - повторяла  она в полузабытьи.
Бабушка замолчала.
«Бред какой-то!  - раздраженно  подумала  я.  И стоило ради этого тащиться через весь город в такую мерзкую погоду».  Но бабушка, словно подслушав мои мысли, продолжала:
- Когда я услышала этот рассказ, мне было лет двенадцать и, конечно, он  врезался в детскую память. Но со временем все забылось, тем более  что наша советская действительность напрочь отметала всю эту мистику. А сейчас, когда я так долго лежу в этой опостылевшей постели и прокручиваю в памяти всю свою жизнь и жизнь своих родных, этот рассказ невольно всплыл в моей памяти. И вот что я думаю. Действительно,  кого ни возьми из моих родных,  ни у кого счастья не было. Все женщины нашего рода имеют сильный характер,  но…-  она помедлила – абсолютно все или несчастливы в семейной жизни, или одиноки. Мужчины же наши, наоборот, слабохарактерны, и тоже несчастны. Ведь это не просто так. Ты, Алина, и твой брат и есть то самое седьмое поколение. Саша  в это не поверит, поэтому я и решила, что только ты  сможешь с этим справиться. И не возражай мне, я и так на краю жизни! – протестующе  взмахнув рукой, как будто я, и правда, ей возражала, она замолчала, поджав губы. Потом продолжила слабеющим голосом:
- Я понятия не имею, что это за три вещи, которые ты должна найти. И ничем тебе помочь не могу. Одно я знаю точно. Тебе придется побывать во всех местах, где жили мы и наши предки. Ну, с предками-то легче – все они жили в одном месте – селе Бакша в Тамбовской области. Я думаю – продолжала она – все проявится на месте, эти  вещи сами должны обнаружиться – пришло время!  Будь только повнимательнее, особенно к мелочам. И главное, - добавила бабушка. – Не откладывай свою поездку. Отправляться надо немедленно. Видишь ли, -  она устало улыбнулась  – я хоть и очень стара, но так хочется увидеть вас всех счастливыми! Поэтому, надеюсь, я дождусь.

Войдя в вагон метро, я устало привалилась к поручню,  не найдя свободного места. В голове была полная каша.  Куда я поеду?  Когда?  Зачем?  Хотя, если подумать, может в этом и есть какой-то смысл. Чем черт не шутит.  Да и старушке не откажешь, потом будешь корить себя всю оставшуюся жизнь. Придется идти на поклон к шеф-редактору. Ох, он меня точно убьет!

Утром, придя в редакцию и перекинувшись парой слов с коллегами, я отправилась к шефу. Мой шеф был колоритной личностью. Полноватый, вальяжный в вечно мятой одежде, он производил впечатление этакого рубахи - парня, добродушного увальня. Но это было обманчивое впечатление. Как только доходило до дела, он менялся на глазах.  Взгляд  становился цепким и холодным, движения - резкими и быстрыми, а голос - волевым  и жестким. Я поежилась, предчувствуя его реакцию на мою просьбу об отпуске за свой счет. Сейчас разразится буря!
Но к моему удивлению  Глеб - а мы были с ним на «ты» - выслушал меня спокойно, даже немного отстраненно. Когда я закончила мямлить о своей просьбе, он  некоторое время молчал, постукивая карандашом по столу, а потом спросил, куда конкретно я намерена ехать. Услышав мой ответ, он, резво вскочил и забегал по кабинету.
- Славута, Славута… - это городок  где-то на северо-западе Украины? Подожди, от кого же я о нем слышал?... Да точно, Димка,  мой старинный дружбан, служил  там в ракетных войсках. Он что-то рассказывал мне о немецком лазарете, который был там во время войны. Ты что-нибудь знаешь о нем?
Я ответила, что мама немного рассказывала об этом нам с братом.  Она изучала военную историю города в историческом кружке, когда была  школьницей. А еще,  - добавила я, - в славутских лесах во время Великой Отечественной войны действовали партизаны.
- Так это ж совсем другое дело! – обрадованно воскликнул  Глеб, продолжая бегать по кабинету. – А еще что там в твоем маршруте? Белоруссия? Класс! И Германия! Ну, точно по заказу!
Я, ничего не понимая, потрясенно молчала. Вот так непредсказуемая реакция!
Набегавшись, шеф плюхнулся в кресло и, победно улыбаясь, выпалил:
- Понимаешь, какое дело... Главный дал нам задание: ко Дню Победы выдать подборку о войне. И надо, чтобы это было не то, что все уже давно обсосали, а какой-то новый взгляд, что-то с «изюминкой», а главное, связанное с нашей действительностью. Ведь у тебя дед был ветеран Отечественной? Вот тебе и карты в руки. А я не то, что отпущу тебя, я даже отправлю тебя в командировку.
- Но,  Глеб, послушай… – начала я.
- Знаю, что ты хочешь сказать, -  возмутился Глеб, -  что это сейчас заграница. Но ты ведь знаешь, что у таких войн не бывает границ. Так что, давай топай в бухгалтерию, оформляй командировку, а ко мне позови секретаршу.
И он, уставившись в монитор, защелкал «мышкой».


Телефонный звонок раздался, когда я открывала дверь в квартиру.
- Ну что? Решила, когда едешь и куда, – услышала  спокойный голос мамы.
- Решила, - усмехнулась я. – А сама подумала: «Погода подсказала». Вьюги, мороз, мрачное свинцовое небо, которое, казалось, придавливало своей тяжестью и без того полных забот москвичей.
- В Украине сейчас, наверное, теплее, - мечтательно произнесла я.
- Вот и хорошо! – удовлетворенно сказала мама. – Тогда я сейчас приеду, привезу тебе свою тетрадь.
-  Какую тетрадь? – удивилась я и тут же спохватилась. -  Историю нашего рода?
- Вот именно! В ней все описано подробно, она тебе обязательно поможет.
- Надеюсь, - вздохнула я.
В течение двух последних лет мама писала историю нашего  рода, а также описывала все места, где они жили. Город  Славута был последним местом службы моего деда, там они с бабушкой жили дольше всего. Может и  правда, я извлеку из тетради какую-то пользу.
- Мама, есть одна проблема, -  осторожно начала я.
- Шнурок? – весело рассмеялась она. -  Это не проблема, а тридцать три несчастья.  Ну что ж поделаешь, привози  свою «проблему».
Шнурок был моим трехмесячным котенком. Возвращаясь  как-то промозглым осенним  вечером  домой, я услышала еле слышный писк из мусорного контейнера. Заглянула туда  -  и ничего не увидела. Писк раздался снова. Я осторожно поворошила  пакеты и вытащила на свет крошечного, дрожащего от холода, непонятного цвета котенка. Размером  он был меньше моей ладони и такой невесомый, что рука его почти не чувствовала. Что же я буду делать с этим «чудом»? -  испугалась я. Но не оставлять же его здесь. Дома я осмотрела найденыша – лапы целы, голова на месте, а глаза… Глаза  - это отдельная тема. Они у котенка были  -  как бы поточнее  выразиться  -  выпучены от ужаса перед этой страшной и такой несправедливой  жизнью. Искупать это «неземное» создание я не решилась. И утром,  сунув его в обувную коробку, повезла к ветеринару. Ветеринар выудил котенка из его временного убежища и, увидев вытаращенные на него глаза, произнес:
- Красавец! – и добавил, - Глазастик!
Он осмотрел моего «красавца» и удовлетворенно хмыкнул:
- Здоров, как ни странно. Правда,  крайне  истощен  и грязный, как трубочист. Ну да ничего, мы его сейчас помоем.
Он сунул котенка под кран, полил его шампунем и стал тереть обеими руками.  Я замерла от страха. Но котенок не издал ни звука! Обтерев его полотенцем, ветеринар извлек на свет нечто невообразимо хрупкое,  больше похожее на мышонка, чем на котенка. «Глаза на ножках», - подумала я. Пообсохнув, котенок оказался,  и  правда, красавцем:  зеленая с темными полосами шкурка,  а на щечках  два круглых белых пятна. « Что-то знакомое…» -  задумалась я.
По дороге домой я решила назвать его Базеда, Базя, учитывая его совершенно необыкновенные навыкате глаза.
Но через несколько дней я обнаружила еще одну замечательную способность этой крохи. Я никак не могла понять, как котенок ухитряется проникать через закрытые двери комнаты. Пока однажды  не увидела, как распластавшись и практически превратившись в блин, он проползает под закрытой дверью! Так котенок стал Шнурком.
Способность проникать во все щели приводила к курьезам. Однажды ко мне зашла «за солью» соседка – неимоверная сплетница. Пошарив глазами по комнате,  заинтересованно спросила:
- А где же ваш котеночек?  Он такой милый!
Я ответила, что он на кухне пьет молоко. О чем мы беседовали -  не помню,  когда соседка вдруг, подскочив  со своего места – а сидела она на диване  -  заорала благим матом:
- Ай! Что это?
Я подбежала к дивану. Из узкой щели между спинкой дивана и сиденьем, где даже палец не пролезет, торчала усатая мордочка с прижатыми к голове ушами, вытаращенными глазами и протянутой вперед костлявой лапой. Соседка ретировалась в один миг и больше к нам не заходила.
- Ну, хоть какой-то от тебя прок! – хохотала я.
Через несколько дней, проходя по двору,  я увидела знакомую   кошку. Зеленоглазая,  с изумрудной шкуркой, она не шла, а гордо несла свое грациозное тело, а за ней всегда тянулся шлейф  очумелых  котов. Причем предпочитала она почему-то  черно-белых.  Я называла ее Царица Савская. С моей легкой руки маленькие дети окрестили ее Рица, а старушки-соседки стали называть ласково Савочка.
Рожала Савочка по три-четыре раза в год. Причем за подросшими малышами ухаживали исключительно папы: добывали им еду, следили, чтобы не лезли,  куда не следует, а Савочка  лежала,  лениво поглядывая  по сторонам и вычесывая свою драгоценную шкурку. Настоящая женщина!
Сейчас же, увидев меня, она подошла ко мне с озабоченным видом и, обвивая мои ноги хвостом и подняв ко мне мордочку, вопросительно мяукнула.
- Ах,  вот в чем дело! Шнурок твой  детеныш – догадалась я. – Не переживай, у него все в порядке.
«Царица»  посмотрела на меня и, повернувшись, медленно направилась к поджидавшему ее черно-белому коту.

Я отвезла Шнурка к маме, распечатала электронные билеты и, вызвав такси, подошла  к зеркалу. Из зеркала на меня смотрела симпатичная зеленоглазая брюнетка с модной стрижкой. Черные джинсы и белый пушистый свитер с большим воротником ловко облегали фигуру. « Надо бы к лету похудеть на пару килограммов, -  озабоченно подумала я.  Да ладно, до лета еще время есть». Я улыбнулась  своему отражению, натянула теплую куртку и, подхватив сумку, выскочила из дома.