Ткачиха

(Tzimisce)
Елена бессильно висела на стене. Крючья нежадно впивались прямо под лопатки, казалось, что с каждой секундой они проникают все глубже, порождая волны боли. Двигаться сил уже не было. Она хотела кричать от невыносимой боли, однако легкие издавали лишь едва слышный шелест воздуха, вырывающегося из раскуроченного горла. Голосовые связки безвольно висели из дыры в шее, как два лоскута кровавой ткани. Как все могло кончиться так…за что? Почему? Глаза застилала пелена слез.

Чудовище подняло свою голову и посмотрело Елене в глаза, недовольно дернув нити нервов, тянущихся из тела девушки, верхней парой рук, отчаянно похожих на паучьи лапы, усеянные длинными пальцеобразными отростками.

- Не дергайся, милая. Ты испортишь узор.

Голос ее, хоть и походил на человеческий, был совершенно потусторонний. Елена была уверена, что если бы пауки могли разговаривать, то говорили бы именно такими голосами – слегка поскрипывающими, но в целом глубокими и бархатными. Эта бархатность голоса была наиболее отвратительной деталью в образе паучихи, она сводила с ума, заставляла оцепеневшие мышцы сокращаться в конвульсиях.
Каждое движение порождало невыносимую агонию. Елена ни за что бы раньше не поверила, что человек способен выдерживать подобное. По крайней мере, не теряя сознание. В самом начале своей потусторонней и кошмарной экзекуции чудовище вспороло одну из своих многочисленных рук, и заставило девушку выпить крови. Она не хотела глотать отвратительную жидкость, но как только это попало ей в рот, воля рассыпалась на тысячи осколков. На мгновение все помутнело и утонуло в томительно-ужасном экстазе. Однако страшная реальность вернулась удивительно быстро.

Елена была репортером газеты «Мистическая Москва». В столичном городе всегда масса бульварных газетенок, и большинство ее коллег чаще всего просто высасывали истории из пальца. Иногда и Елена грешила подобным – серьезно, действительно странные и таинственные истории встречаются не так уж часто, как правило, все объясняется наркотическими или алкогольными галлюцинациями или богатым воображением постоянных читателей газеты, с которыми по долгу службы часто приходилось встречаться.

Совершенно случайно Елена наткнулась однажды на довольно необычную выставку одного таинственного скульптора. Фигуры имитировали всевозможные органы людей и животных, иногда в причудливых формах. Они сплетались друг с другом, вырастая в маленькие подобия животных, или в абстрактные статуэтки. Самого скульптора на выставке не было, однако мастерство исполнения просто поражало. Четкие, выверенные формы, строгий, изысканный вкус в сплетениях анатомических фигур и предельная реалистичность. Будто бы органы были извлечены из тел десять-двадцать минут назад.

Экспонаты находились за витринами, поэтому проверить материал изделий не представлялось возможным. Елена с трудом нашла одного из организаторов выставки, и убедила его познакомить ее с талантливым скульптором. Кто знал, что тем вечером карьера Елены закончится столь трагично.

Скульптор оказался кошмарной женщиной, точнее существом с туловищем женщины, ниже пояса которой росло исполинское белесое тело паука. Лап было множество – намного больше, нежели у обычных пауков, сосчитать их не представлялось возможным. Кроме того, пересчет лап чудовища – последнее, что пришло бы в голову Елене в такой ситуации. Лицо женщины было довольно красивым, как и тело, полностью лишенное одежды. Но кошмарное, почти бесформенное паучье тело… Симпатичное личико и безупречная мраморная кожа никак не компенсировали отвращения от этой части тела.

Едва Елена вошла в темную квартиру, адрес которой дал ей организатор выставки, как чудовище набросилось на нее, повалило на пол, одной из конечностей заткнув ей рот, а остальными содрав с нее одежду. Прежде, чем девушка начала отходить от первой волны удушающего ужаса и шока, паучиха резво протащила ее вглубь квартиры, и рывком насадила спиной на два крюка, торчащих из стены. В глазах у Елены потемнело. Напоив ее своей кровью, чудовище продолжило свое жуткое дело.
Елена уже как-то отстраненно чувствовала, как тварь легко, будто бы расстегнула застежку-молнию, раскрыла ей грудную клетку и шею. Одна из лап ловко схватила голосовые связки, вскрыв гортань, и вытащила их наружу, одновременно с этим вывернув трахею, лишив возможно издавать крики. Теперь девушка могла только наблюдать, истекая кровью и слезами.

Паучиха взяла в лапы нечто, похожее на большое покрывало багрового цвета. Парой лап она осторожно взялась за кромку отвернутой груди Елены, и точными размеренными движениями начала вытягивать из плоти нервные волокна. Нервы выходили легко, почти не цепляясь за мясо, и если бы не чудовищная всепоглощающая боль, Елена бы удивилась, как такое возможно. Но еще больше бы ее поразила нечеловеческая ловкость и скорость, с которыми эта женщина-изверг вплетала в покрывало нити нервов. Человеческий глаз был не способен отследить, как строилась сложнейшая текстура этой ткани, как срастались окончания под действием порочной магии паучихи. И что самое поразительное – это покрывало было живым. Тысячи метров живых нервов разных людей, сросшиеся в единую сеть, несущую непередаваемые ощущения. Ажурными соцветиями раскинулись настолько же сложные, насколько и красивые, узоры нитей нервов, кровавыми бутонами распускались идеально подогнанные в плетение нервные узлы, перемежающиеся с, вероятно отделенными от целого, отделами мозга. Совершенно дополняя гамму рубиновой изысканностью, тянулись оплетающие нервные волокна тончайшие капилляры, которые порождало роскошное красное дерево по центру композиции полотна. Дерево было соткано из кровеносных сосудов, каждая веточка была проработана с максимальной точностью исполнения. Ни единого лишнего штриха, не единого несоответствия в многоуровневом узоре. Лишь одна беспощадная симфония абсолютного совершенства.

К сожалению, Елена не могла оценить красоты и божественной изящности этого творения. С другой стороны, она постепенно становилась его частью. Ее тускнеющие глаза безразлично от невыносимой боли смотрели на десятки плодов сердец на дереве гобелена плоти, которые размеренно сокращались, разгоняя волны алого цвета по багровому полю жестокой красоты. Волны быстро темнели и тускнели, но их движение было невозможно скрыть, и это биение жизни завершало совершенство гипнотического узора.

В какой-то момент к безысходной страшной боли примешались новые ощущения. Ее почти уже мертвые глаза изумленно распахнулись, тратя остаток жизни тела на эти драгоценные искры удивления. Она почувствовала непередаваемую гамму океана чувств гобелена. На самом деле было неизвестно, что именно было целью, истинной картиной извращенного творца – безупречный ли узор божественной идеальности, или эта симфония мириад ощущений, что изысканной гаммой сейчас ложилась на сознание Елены.

- Великолепно, не правда ли!? – Воскликнула паучиха. – Прикоснувшись к подобной красоте можно умереть со спокойной душой. Боль, ужас и безысходность стоит того, чтобы стать частью этой божественности.
И последней мыслью, мелькнувшей в сознании Елены перед смертью, было абсолютное согласие с этим монстром. С наслаждением она растворилась в бездне чувств и ощущений живого гобелена.