Раненое детство

Пролог
Много лет прошло с тех пор, как у меня родилась мысль написать о детстве с самых первых дней, от начала памяти. Я много раз начинал этим заниматься, но, не имея опыта в литературном творчестве, всякий раз откладывал свои черновики, недовольный изложением событий. Назойливый внутренний голос снова и снова донимал меня, обвиняя в откровенной лени.
Рассказ за рассказом в хронологическом порядке сложились в автобиографическую повесть о военном и послевоенном детстве в период с апреля 1941 года по август 1951 года.
Всё, что здесь написано, не вымысел, это небольшая толика из того, что сохранила память о жизни в те далекие годы.
Я тешу себя надеждой, что мои дети и дети моей сестры, наши внуки и правнуки и последующие поколения с интересом прочтут о самом тяжелом периоде в жизни своих предков.
Думаю, что прочтут повесть и не останутся равнодушными люди моего и следующих поколений, судьба многих из них в военные годы была ещё тяжелей, чем наша.

Начало памяти.
Славика разбудил солнечный зайчик. Он пробрался сквозь занавеску и пощекотал ушко. Славик открыл глаза и сладко потянулся.
Мамка топила печь. Было слышно, как потрескивали дрова, постукивали сковородки и тарелки. Вкусно пахло, наверно, сегодня опять будут блины. Славику нравилось макать тоненький теплый блин в густую сметану и отправлять в рот.
Славик долго прислушивался к тому, что делает мамка. Он надеялся, что мамка сама принесет завтрак к постели, как тогда, когда он был совсем маленький. Но нет, надо вставать и умываться. Папка сказал, что этого босяка не надо баловать, он теперь большой.
Славик встал, стараясь не разбудить маленькую Валю, спавшую в своей кроватке-качалке. Во дворе под навесом стоял умывальник. Намылив руки и щеки, закрыв глаза, умыл лицо, утерся полотенцем.
Мамка, погладив сыну вихор, сделала замечание – надо мыть не только нос, но ещё шею и уши, иначе они скоро станут черными. Она вывела его опять к умывальнику, показала, как это надо делать, и усадила сопевшего Славика за стол. Пока Славик уплетал блины и пил молоко, мамка одевалась и наставляла сына, как себя вести дома – не выходить на улицу, а если проснется Валя, дать ей соску, покачать ее в кроватке, - она уходит ненадолго и скоро вернется.
Славик, уже в который раз, рассматривал портреты серьезных кремлёвских дядей. У них самый главный товарищ Сталин, здесь же Клим Ворошилов – главный маршал Красной Армии. Славик очень гордился тем, что их дом стоит на улице имени Клима Ворошилова.
Валя проснулась, посмотрела вокруг и, поняв, что мамки нет дома, подняла рёв. Славик несколько раз совал ей в рот соску, но соска вылетала, и рёв продолжался. Заботливый братик начал усердно качать плетеную кроватку на закругленных ободках и так её раскачал, что кроватка упала на бок, а плакса Валя со всеми пеленками выкатилась на пол.
Славик проворно поднял кроватку, уложил в неё пеленки, но положить на место бушующую Валю с первой попытки не сумел. Вошла мамка, подняла Валю, успев шлепнуть сыночка по заднице, заплакала, а мгновенно успокоившаяся Валя с удивлением глядела на мамку и ревевшего братика.
В воскресенье, когда папке не надо было идти на работу, родители решили сходить к своим родственникам на соседнюю улицу. После завтрака, управившись со своими делами, мамка одела Славику чистые штанишки и курточку, а самое главное, обула его в новые ботинки. Купить их в те времена было очень непросто.
- Не ходи по грязи, подожди нас у лавочки, – напутствовала мамка, отпуская сына на улицу. На улице светило солнышко, зеленела молодая травка, поблескивали еще не высохшие весенние лужицы. Славик сел на лавочку, осмотрел из конца в конец улицу, но никого не увидел, обнову свою показать было некому.В дальней луже в травке происходила какая-то возня. Надо проверить, что там происходит. Славик потихоньку заходил в лужу – нормально, ботинки не промокли. Возня в луже прекратилась, но там кто-то есть, может лягушка…
- Что же ты, негодник, делаешь – мамкин голос прозвучал в самый неподходящий момент. Славик попятился назад, поскользнулся и шлепнулся в лужу…
Мамка привела домой плачущего сына, раздела, умыла и, хорошенько отшлепав, поставила в угол. Молчавший до того момента папка пообещал поставить этого босяка на колени, а под колени насыпать гороху.
Славик стоял в знакомом бревенчатом углу и тихонько хныкал, водил пальчиком по темным сучкам, трещинкам в бревнах и, искоса поглядывая, ждал, когда мамка перестанет сердиться. Он много раз обещал мамке быть хорошим, послушным мальчиком, не шалить, но все не получалось, поэтому в углу приходилось стоять почти каждый день.
Прошлый раз Славик полез в шкаф, где среди всякой посуды стояла ваза. Сахара он в ней не нашел, но когда вытаскивал руку, ваза почему-то накренилась, упала и у неё отломилась ножка.
Ещё он любил разглядывать книжки своей старшей двоюродной сестры, которая жила у них и училась в Людиновской школе…
Все эти «подвиги» я совершал в мае 1941 года. В то время мне шел шестой год. И это первое, что я помню о себе, своей семье, о Людинове, о своем детстве.
С тех пор минуло семьдесят лет. События детства сохранились в моей памяти так ярко, как будто это происходило вчера.
На протяжении всей жизни, оказываясь по какой-то причине в углу любого помещения, я вспоминаю сучки и трещинки в углу нашего бревенчатого дома, на меня смотрят добрые глаза матери, сердце замирает от сохранившегося в нем материнского тепла.
«Ягоды» с елки.
Прошел май. В июне Славик часто ходил с мамкой за линию (железную дорогу) у Вербицкой остановки. Сюда пастух пригонял стадо и они здесь встречали свою корову Зорьку. Сразу за линией начинался лес. На лесных полянках зацветала ягода земляника. Мамка говорила, что скоро земляника созреет, станет красной и вкусной, тогда будем её собирать.
В первый раз, когда они встречали Зорьку, компания ребятишек у небольшой ёлки палками обивала с нижних лапок вместе с хвоей молодые шишечки, похожие на красные ягоды и с удовольствием их ели. Попробовал их и Славик.
Та ель сохранилась, она стоит недалеко от дороги, невысокая, но коренастая, повидавшая много на своем веку. Приехав в Людиново, я всегда прихожу к ней, глажу её шершавую кору и смоляные потеки на её стволе.
Походы на озеро.
Со своим соседом Колей Славик целыми днями строил танки и самолеты, делал винтовки и пулеметы. Обычно после обеда начинались боевые действия. Армия, ведомая двумя маршалами, шла в атаку на врага у ручья, протекавшего вдоль улицы. Враг всегда был побежден под громкие крики ура!
Однажды двое приятелей отправились на Людиновское озеро купаться. До озера было неблизко, около километра. Коля был старше Славика и хорошо знал дорогу. Мамка об этом походе ничего не знала. Народу на озере много, ребятня купалась на отмели, взрослые плавали и ныряли в воду с вышки. Славик с Колей долго плескались, потом пошли смотреть, как дядя ловит рыбу с лодки, причаленной к берегу.Вместе с рыболовом они следили за поплавком, долго стоявшим неподвижно, затем от него пошли по воде круги, и он медленно ушел под воду. Рыболов начал вываживать и вытащил окуня. Ребята наблюдали, как он снял рыбу с крючка и опустил в садок за бортом лодки. В садке плескалось несколько окуней и плотвичек. Ребята договорились, что им тоже надо сделать удочки, приходить на озеро и ловить рыбу.
Дома мамка, утирая уголком платка слезы, долго ругала сына, укоряя, какой он не послушный и что она будет делать, если он утонет.
Папка пришел с работы, строго предупредил, чтобы он никуда не смел уходить без спроса, и пообещал, что к выходному он сделает удочки, и они вместе пойдут на рыбалку. В наказание он отправил сына в сарай укладывать в поленницу дрова.
Война.
Фашисты напали на нашу страну.
Папка ходил озабоченный, курил, подолгу разговаривал с соседями. Мамка тихонько плакала. Славик даже не стал напоминать папке, что надо идти на озеро рыбачить.
Вечером папке принесли повестку. Мамкин плач смешался с всхлипыванием Вали, не понимавшей, отчего плачет мамка.
Папка молча долго смотрел в окно. У Славика тоже стало тревожно на душе. Папка уйдет на войну бить фашистов, а как мамке, Славику и Вале оставаться без него? Кто будет ходить на работу в таинственный литейный цех, где течет жидкий металл? Кто будет пилить и колоть дрова и косить сено Зорьке? Кто принесет Славику из леса «зайкиного» хлеба? Как были вкусны эти кусочки, что приносил папка из леса, совсем не такие, как домашние.
Папка рассказывал, а Славик ясно себе представлял, как он идет по лесу, нагибается у маленькой елочки, а там лежат кусочки «зайкиного» хлеба – зайчик обедал и оставил немного Славику.
Кто пощекочет Славика колючей бородой и расскажет о работе, о литейном цехе, о том, как плавят сталь, ту самую, из которой делают танки и пушки.
- Пап, а ты кем будешь танкистом или летчиком? Славик забирается к отцу на колени и упирается макушкой в колючий подбородок.
- Танкистом или летчиком я не буду, я служил в пехоте.
- А из чего будешь стрелять, из пулемёта?
Славик представлет, как папка в шинели лежит за пулемётом, «Максим» называется, он такой пулемёт видел на экране, когда ходил с папкой в кино. Папка строчит из пулемёта по фашистам, и они падают один за другим убитые…
Папка гладит оцарапанные коленки сына и подозрительно громко сморкается в платок.

Папка уходит на войну.

Провожать папку собралось много народу. Пришли его отец – дед Илья и мать - бабушка Груня. Они живут на хуторе Ясенок. Папка у них старший сын. Второй и третий сыны работают где-то на строительстве мостов. Ещё пришел пятый сын Вася, ему в этом году исполнилось тринадцать лет. На Ясенке остались смотреть за хозяйством четвертый сын Коля и две дочери Паша и Шура . Пришла сестра мамки – тетя Шура – крестная мать Славика. Она принесла Славику и Вале мёду. Крестная очень добрая, Славика она зовет соловушка и поет про него песенку:
Соловушка, соловей
То на липку, то на ель.
Тетя Шура живет на Краснодубке, это всего один километр до Ясенка. Смотреть за хозяйством она оставиласвоего пятнадцатилетнего сына Колю и двух дочерей Симу и Валю.
Пришли с соседней улицы папкины родственники – дядя Петя и тетя Таня, пришли соседи и товарищи по работе. Из Бобровки пришел папкин товарищ дядя Прохор.
Все сидели за столом, закусывали и долго-долго разговаривали. Как понял Славик из разговора, его, этого босяка, решили отправить на Ясенок к деду Илье под зоркое око бабушки Груни. Валя будет жить на Краснодубке у тети Шуры. Мамка останется в Людинове, будет ухаживать за Зорькой и сохранять дом. Сена осенью дед Илья привезет, картошку мамка понемножку выкопает, а там может немцев разобьют и папка вернется домой.
Папку провожали на следующий день. Славик нес в сумочке бутылку молока для папки. На Вербицкой остановке было шумно: люди пели грустные песни, плакали.
Когда вдали показался поезд, папка взял Славика на руки, прижал к себе и сказал ему, чтобы он слушался старших и берёг мамку и Валю.
Прозвучала команда построиться, папка попрощался со всеми, стал в строй, когда поезд подошел, забрался в вагон-теплушку.
Поезд тронулся - папка уехал на войну.
Дорога на Ясенок.
После проводов папки, Валя с тётей Шурой, а Славик с бабушкой Груней, дедом Ильей и Васей отправились на Краснодубку и Ясенок.
Из Людинова на Краснодубку и Ясенок можно идти по разным дорогам. Первая дорога от остановки Вербицкая через лес и реку Болву на деревню Вербежичи, затем к деревне Голосиловка до поворота на деревню Еловка и далее Крынки, Краснодубка и Ясенок, деревни Еловка и далее - это уже Брянская область, здесь начинается Брянский лес.
Вторая дорога – по рабочему поселку Сукремль, через Болву, на ту же Голосиловку.
Я неоднократно и в детстве и уже взрослым ходил по этим дорогам, чаще через Сукремль. Точное расстояние не знаю, отец говорил, что от Ясенка до Людиновского завода оно равно двенадцати километрам.
Ещё холостым, а потом женатым, пока не построил свой дом в Людинове, он ходил каждый день на работу в завод пешком. В то время такая ежедневная «прогулка» для всех являлась нормальной.
Краснодубка и Ясенок.
Краснодубка - это большая поляна в лесу, у дороги. По краям поляны могучие и молодые дубы, рядом лесной ручей. На поляне, поодаль от дороги, пятистенный дом с хозяйственными постройками. Здесь живет тётя Шура со своей семьей.
Ясенок - это лесной хутор из шести дворов в километре от Краснодубки, в окрестностях растет ясень, поэтому он так называется. Окна домов хутора смотрят на дорогу к деревням Бобровка, Будочка и далее к рабочему поселку Бытошь.
У деда Ильи просторный кирпичный дом, двор для скота, фруктовый сад. Позади дома картофельное поле, а за полем дремучий лес.
В саду навес, под ним стол и кровать. Здесь дед Илья занимается разными хозяйственными поделками и отдыхает.На Ясенке и Краснодубке у Славика не оказалось ровесников-мальчишек. Были ровесницы, но это же девчонки. С ними не сходишь в разведку, не поиграешь в войну. С ровесницами и девчонками постарше Славик ходил в лес по ягоды и грибы. Однажды, увлекшись сбором грибов, эта компания заблудилась, долго плутала по лесу, но выйти к дороге никак не могла.
Старшая девочка – главная проводница, оказалась не робкой. Она, как могла, успокаивала приунывших грибников и объясняла, что их водит по лесу леший. Чтобы его обмануть надо всем свои рубашки и кофточки снять, вывернуть наизнанку и опять одеть.
Леший был обманут, компания вскоре вышла на дорогу, все обрадовались и быстрым шагом отправились на свой Ясенок.
После этого случая малолетняя компания отправлялась в лес с бабушкой Федорой, очень доброй и внимательной. Она знала, где какие ягоды растут, когда поспевают, показывала какие грибы можно собирать, учила искать боровики и белые грузди.
В грибную пору, в тихие теплые вечера перед каждым домом горел костер. В сковородках жарились грибы, грибной аромат разливался по всему хутору.
Вообще Славик мог жить не только на Ясенке, это уж как ему вздумается. Надоело ему здесь или на него слишком ворчала бабушка Груня, он шел на Краснодубку. Там его всегда приветливо встречала тётя Шура.
Славик любил ходить не по тропинке вдоль дороги, а прямо по дороге. На дороге лежал толстый слой очень мягкой, нагретой солнцем пыли. Славик шлёпал по ней босыми ногами, утопая по щиколотки, испытывая при этом невыразимое удовольствие.
По дороге встречались не высохшие полностью лужи. На них сидели, раскладывая и складывая крылья, очень красивые разноцветные бабочки. Их было так много, как цветов на ковре.
Лес вдоль дороги был наполнен птичьим щебетом, куковала кукушка. Славик спрашивал у кукушки, как это делали старшие девчонки, сколько ему лет жить. Считал за кукушкой, до скольки умел считать, потом начинал сначала.
На Краснодубке за ягодами и грибами ходил со своими двоюродными сестрами, у них же научился плести из цветов венки.
Весь июль дед Илья с сыновьями и дочками пробыл на сенокосе. Суходольные покосы - тяжелый труд - косили на всех лесных полянах, просеках, пересыхающих болотах. Скошенную траву выносили на подходящую солнечную поляну, здесь её сушили. Иногда высохшее сено мочил дождь, и сушку приходилось начинать сначала.
После покоса в августе убирали рожь. Её серпами жали женщины, косили мужчины. Женщины вязали снопы и укладывали их в сусла на подсушку. Если погода была сырой и дождливой, снопы привозили и укладывали в овинах на просушку.
Сушку снопов в овинах поручали подросткам. Старшие ежедневно наставляли ребят, чтобы они были внимательны и не допускали поджога овинов. Если сгорят снопы, погибнет хлеб.
Славик вечерами тоже ходил к старшим ребятам сушить в овинах снопы. Здесь было тепло и уютно, можно было обжаривать колоски, выбирать из них зерна и есть, было очень вкусно.
Просушенные снопы молотили вручную цепами на току. Зерно веяли в сухую ветреную погоду и насыпали в мешки.Покончив с уборкой зерновых, убирали картошку, ссыпали её в погреба, собирали свеклу, морковь, репу и редьку.
Несколько раз из Людинова приходила мамка, приносила Вале и Славику сладкие гостинцы, масло из молока Зорьки. Мамка передавала привет от папки, она ездила туда, где формируется его военная часть. Папка передавал Славику, чтобы он слушался мамку, деда Илью, бабушку, тётю Шуру и всех взрослых. Закончится война, и он сразу приедет.
Шёл июль, до жителей Ясенка доходили неутешительные вести. Фашисты рвутся к Москве. Красная Армия отступает.
Принесли повестку папкиному брату Коле. Весь Ясенок провожал Колю. Пока шли все вместе, Славик нес на плечах его нетяжелый рюкзачок, сшитый бабушкой Груней. Смущенный таким вниманием застенчивый Коля выглядел совсем мальчишкой.
Коля ушел, ушел навсегда, от него не пришло ни одной весточки.
В середине июля вражеская авиация начала бомбить город Людиново и завод. Разрывы бомб были слышны на Ясенке и Краснодубке. Налёты продолжались в августе и сентябре.
Красноармейцы отступают на восток.
Сначала глухо, потом все отчетливей в ясные дни бабьего лета с запада стали доноситься звуки канонады. Бои шли на Десне. Фронт приближался.
Однажды в полдень по дороге из Бобровки на Ясенок пришла большая колонна красноармейцев. У каждого бойца шинель-скатка, вещмешок, винтовка, обуты бойцы в ботинки с обмотками. У многих были забинтованы головы, некоторые прихрамывали. В середине колонны уставшие лошади везли повозки с ранеными.
Колонна остановилась на Ясенке, повозки поехали дальше, на Людиново.
Часть красноармейцев разместилась в домах, остальные во дворах, сараях, банях и просто в лесу, сделав шалаши из лапника.
Остаток дня и всю ночь на хуторе топились печи – готовили еду. Хуторяне чем могли, помогали красноармейцам.
Уставшие красноармейцы были грустны и молчаливы. Костры нигде не горели – видимо, это было запрещено.
Пехотный полк, вышедший из боя, стоял на Ясенке несколько дней. Красноармейцы привыкли к любопытному мальчишке, ласково разговаривали с ним, расспрашивали, как зовут, с кем он здесь живет, где его папка. Славик рассказывал, что папка ушел бить фашистов, будет служить в пехоте, живет он здесь с дедом и бабушкой. Когда прогонят фашистов и папка вернется, они опять будут жить в Людинове.
Красноармейцы грустно улыбались и старались что-нибудь подарить пареньку. Находили у себя в вещмешке кусочек сахара или конфетку-подушечку, а один красноармеец подарил Славику маленький перочинный ножичек и алюминиевую ложку.
Морковка.

Утром бабушка Груня вручила Славику корзинку и велела принести из погреба морковки. Славик с неохотой пошел через дорогу к погребу, где хранились овощи, убранные на зиму.
В темном погребе Славик на ощупь набрал продолговатую морковку, вылез из погреба, спустился кручью в овраге, помыл пару морковок и они приятно захрустели на зубах.
Взглянув на дорогу, Славик замер от удивления. По дороге в сторону Людинова шли в колонне красноармейцы, каждый со своей амуницией. Он догадался, что уходят те красноармейцы, что стояли у них на хуторе.
Со щемящим чувством Славик подошел к дороге и остановился. Солдаты грустно и ласково смотрели на знакомого мальчишку. Кто-то из них первым протянул руку, Славик догадался и стал класть солдатам в руки по морковке. Когда корзинка опустела, он быстро сбегал в погреб, набрал морковки и снова раздавал её солдатам. И так несколько раз, пока колонна не прошла.
Красноармейцев провожал весь хутор, молча стояли старики и присмиревшие подростки, старушки плакали и тихонько шептали: «Спаси Вас бог, сынки, скорее возвращайтесь» и крестили вслед уходящих солдат.
Я всю жизнь с грустью вспоминаю это осеннее утро, тихо уходящую колонну красноармейцев. Жив ли кто из них теперь и помнит ли белобрысого мальчишку, раздающего морковку?
Немцы.
После ухода красноармейцев хутор тревожно замер, все ожидали, что будет дальше.
На следующий день, ближе к полудню, на дороге со стороны Бобровки раздался незнакомый жителям шум – на хутор влетели десятка три мотоциклов с колясками.
На мотоциклах солдаты в незнакомой форме, в касках, рукава френчей засучены, на груди автоматы. На хутор пожаловали немцы.
Остановив на площади мотоциклы, они, вооружившись кольями, проворно ринулись во дворы домов, не обращая внимания на молча стоявших женщин, как истинные воры – грабители. Истошно закудахтали куры, завизжали поросята.
Славик, спрятавшись за фартук бабушки Груни, видел немца, слышал, как он орал на неё: «Матка, яйки, матка, млеко». У перепуганной бабушки дрожали руки, она ничего не понимала. Дед Илья сидел в саду за столом, невозмутимо наблюдал за происходящим.
Разбой продолжался недолго, передовой отряд, видимо, имел опыт таких операций. Были перебиты куры, заколоты поросята и только шустрый красавец петух, увертываясь от летевших кольев, ухитрился преодолеть ограду, и сумел скрыться в зарослях.
Немцы развели на площади костры, растащив на дрова ближайший сарайчик, запахло жареным – пошли в ход куры и поросята, выпили шнапсу, наелись, покурили, поиграли на губных гармошках, спели какую-то боевую песенку, уложили остатки трапезы в коляски, сели на свои мотоциклы и укатили в сторону Людинова.
Жители горестно ходили по своим дворам, подвергнутым разбою незваными гостями.
Велико было удивление жителей хутора, когда они увидели, что костры потушены, потроха, мусор и даже окурки прикопаны в канаве. Как бы ни были жестоки немцы, порядок, присущий этой нации, они соблюдали.
Вскоре по дороге пошли машины с пушками на прицепах и солдатами в кузовах – никто не шёл пешком.
На Ясенок свернуло несколько машин с солдатами и одна легковая, из неё вышли немецкие командиры.
Немцы выселили жителей из домов, разрешив им обосноваться в помещениях своих дворовВ доме деда Ильи поселились немецкие командиры.
Вся семья разместилась в сарае на сеновале. Славик спал рядом с дедом, поплотнее прижимался к нему, когда становилось холодно.
Утром бабушка и Вася варили еду на костре. Дед приносил воду из колодца, он никому из семьи не позволял появляться на улице хутора. Бабушка, увидев входящих в дом немцев, ворчала и плевала в сторону непрошенных гостей. Славику очень хотелось войти в дом, залезть на печку и погреться. Печка была такая теплая. Улучив момент, он прошмыгнул в дверь, залез на полати и моментально оказался на печке. Отсюда можно было смотреть и на кухню, где обычно хозяйничала бабушка, и в горницу.
Место бабушки у печки занял пожилой немец. Он топил печь, жарил котлеты и что-то, похожее на блины. Они получались у него толстые и не такие румяные, как у бабушки.
Немец увидел Славика, повернул ладонь вниз и несколько раз показал жестом, дескать, лежи и не высовывайся, затем положил котлетку на капустный листок и подал Славику. Видимо, и среди фашистов были люди. Согревшись, Славик захотел посмотреть, что делается в горнице, откуда был слышен разговор на непонятном языке.
Он встал на коленки и тихонько стал заглядывать в горницу.
Трое немецких командиров разглядывали большую географическую карту, лежавшую на столе и все время говорили на своем языке. Такие карты, только маленькие, Славик видел в учебнике географии в Людинове.
Вошел ещё один немецкий командир. Трое встали, повернулись к вошедшему, подняли руки вперед-вверх и очень громко, одновременно щелкнули задниками своих сапог. Уже вчетвером немцы продолжали разговаривать, тыча в карту указками, затем ушли.
Через несколько дней все немцы погрузились на свои машины и укатили в сторону Людинова. За время пребывания на хуторе они изрядно опустошили погреба и кладовки, добили уцелевших кур и поросят.
На Ясенке по утрам больше не пели петухи. Хутор умолк, ожидая нового нашествия, но немцы больше не появлялись.

Преодолев сопротивление частей Красной Армии, немецкие войска вошли в Людиново 4 октября 1941 года.
Мать осталась в Людинове, приходить на Ясенок свободно она уже не могла.
Партизаны.
Ещё до оккупации Людинова в Брянской и Калужской областях шла организация партизанских отрядов.
Немцы не могли держать гарнизоны в каждой деревне, поэтому партизаны находились в деревнях, а в случае опасности уходили на свои лесные базы.
Немцы неоднократно предпринимали карательные экспедиции, несли потери. Они всё жёстче обращались с мирным населением, понимая, что для партизан здесь и стол и дом, но деревни по проселку Еловка – Бытошь не сжигали, видимо, у них на это были свои причины.
На Краснодубке и в одном из домов на Ясенке собирались партизаны. Славику нравились такие дни, когда пожилые бородатые дяди и совсем молодые безусые ребята располагались в просторной рабочей комнате. Среди них дядя Прохор и двоюродный брат Коля. Здесь же трое красноармейцев, оставшихся после ухода отступавшего полка.Все негромко разговаривали, подшучивали друг над другом, чистили свои винтовки, обоймы с патронами, проверяли гранаты. Один красноармеец, дядя Прохор и двое молодых ребят разбирали и чистили пулемет с большим круглым диском.
Партизаны готовились к боевой операции.
В один из таких дней в комнате прогремел выстрел. Кто-то из молодых ребят оставил в винтовке патрон, установил после чистки затвор и спустил курок.
Несколько секунд стояла мертвая тишина, потом все заговорили, стали ругать бледного как полотно «стрелка». К счастью, все обошлось благополучно, пуля никого не задела.
Славик прополз вдоль перегородки по направлению выстрела, увидел, что пуля пробила доску, в соседней комнате пробила пол и ушла в подполье.
После этого случая чистка оружия производилась под наблюдением опытного партизана.
Славик очень старался быть похожим на партизан. Вася дал ему свой ремень и теперь его штанишки, кроме помочей, поддерживались ремнем. На ремне висел настоящий патронташ, правда, без патронов.
Все партизаны ходили в сапогах. У каждого из голенища правого сапога торчала ложка, как один из важнейших атрибутов военного снаряжения.
Сапог у Славика не было, он ходил в коротких штанишках, обувался в чулочки и ботинки. Чулочки держались на резинках.
Свою алюминиевую ложку – подарок красноармейцев – Славик засовывал в чулок под резинку. Та часть ложки, которая первой лезет в чашку, обязательно выглядывала из чулка.
Теперь он был уверен, что его боевая форма вполне соответствует форме партизан, и пока было тепло, бодро ходил с Краснодубки на Ясенок и с Ясенка на Краснодубку.
И все же одна его заветная мечта так и не сбылась. Некоторые партизаны носили через плечо пулеметные ленты с патронами. Славик не мог оторвать глаз от счастливых дядей - пулеметчиков. Он знал, что пулемет у них похожий на «Максим». Хорошо бы и ему носить такие ленты через плечо и когда-нибудь построчить из «Максима».
На Ясенке у партизан был полигон для учебных занятий. Здесь они стреляли в мишени, передвигались по-пластунски.
Настоящие боевые трофейные немецкие гранаты-«толкушки» с деревянными ручками бросали в пруд, заросший ряской. Гремели взрывы, высоко поднимая столбы воды.
Славику, издали наблюдавшему за этими учениями, особенно понравилось, как бросают гранаты из положения лежа. Боец быстро привстает и бросает гранату, одновременно падая. Славик сделал себе деревянную гранату и тоже учился её бросать, как это делали взрослые.
Партизаны ходили на боевые задания. После удачных походов они оживленно обсуждали элементы боя, свои успехи и промахи.
Случалось, что в боях были раненные и убитые. После таких событий в комнате царило грустное молчание, много курили, старались не глядеть друг на друга.
В такие дни Славик ни к кому не приставал с расспросами, как проходил бой, тихонько стоял в сторонке, чувствуя себя в чем-то виноватым.
После походов у партизан появлялось трофейное оружие – немецкие винтовки и автоматы, пулеметы с дырочками на кожухе ствола, с деревянными лакированными прикладами и круглыми коробками, куда вставлялись металлические ленты с патронами.Во время разгрома немцев под Москвой, Красная Армия при содействии партизан 9 января 1942 г. освободила Людиново. Все решили, что это навсегда, немцы в город больше не войдут.
Снова в Людинове.
После освобождения Людинова мамка пришла на Ясенок. Пробыв на Ясенке и Краснодубке два дня, в основном рядом с Валей, она начала снова собираться в Людиново и собирать Славика.
Бабушка Груня и тётя Шура убеждали мамку – Славика незачем уводить в Людиново, здесь ему хорошо, он всегда под присмотром, да и самой ей лучше бы остаться здесь с детьми, а за коровой присмотрит Таня.
Мамка не соглашалась, она говорила, что ей плохо одной, особенно вечерами. Славик уже большой, с ним не будет так страшно. Кроме того Зорька должна скоро отелиться, а Таня не знает толком, как обращаться с коровами.
Славик был очень рад, в городе много красноармейцев, значит, там очень интересно, а вдруг там появится папка!
Тётя Шура и тётя Маруся решили проводить мамку и Славика, в Людинове помочь по хозяйству.
Тётя Маруся – младшая сестра тёти Шуры и мамки, у неё две дочери – старшая Валя, ровесница Славику, а Люся моложе. Они пришли на Краснодубку из Дятькова ещё до прихода немцев. Тётя Маруся была очень красивая, у неё золотые зубы, она знала немецкий язык.
Утром мамка покормила Валю, долго с ней говорила, постоянно утирая слёзы, надела ей на шею ладанку, перекрестила, потом стала собирать в дорогу Славика.
На улице был сильный мороз. Укутанный в одеяло Славик сидел на санках и сквозь дремоту слушал, как шуршат полозья и скрипит под ногами снег.
Отогревшись на печке после зимней дороги, Славик встретился на улице с Колей. Они занялись сооружением снежной крепости, но скоро озябли и пошли к Коле домой. Он рассказывал про красноармейцев. Они одеты в полушубки и валенки, у многих автоматы с круглыми дисками для патронов. Танки и пушки увидеть не удалось, они где-то стоят замаскированные.
Через день или два к вечеру стало слышно, как стреляли пушки, строчили пулеметы, рвались снаряды. Немцы снова наступали на Людиново. Перепуганные женщины не знали что делать, кто-то предложил уйти на ночь к кому-нибудь в кирпичный дом – кирпичные стены снаряды и пули не пробивают. Уже в потемках перешли в такой дом на противоположной стороне улицы. С утра снова шел бой, к полудню стрельба поутихла и все вернулись домой.
Снова начался совет, как быть дальше. Тётя Шура снова настаивала, чтобы все вернулись на Краснодубку, но мамка не соглашалась. Наконец было решено – тётям Шуре и Марусе немедленно уходить и взять с собой Славика.
Славик упирался, когда его снова собирали в дорогу, он не хотел уезжать от мамки, но что можно было поделать с этими тремя упрямыми сёстрами.
Мамка плакала, расставаясь с притихшим сыном, просила слушаться старших, повесила Славику на шею ладанку, перекрестила его, приговаривая: Это тебе, сынок, на счастье.
Может быть, эти материнские ладанки-обереги сберегли нас с сестрой от всех бед, выпавших на нашу долю в жизни. Как долго я носил на шее эту ладанку, не помню.
17 января 1942 года фашисты снова оккупировали Людиново, фронт стабилизировался на многие месяцы, аполоса обороны немцев проходила всего в 7 километрах восточнее города.
Красная Армия освободила Людиново 9 сентября 1943 года.
Снова в партизанский край.
Мамка проводила своих сестёр и Славика до Вербицкой остановки. Дальше тёти с племянником на санках пошли на Вербежичи. Мамка снова осталась одна.
В лесу по дороге встретились отступавшие красноармейцы, многие были ранены, через бинты проступала кровь. Тяжело раненых несли на носилках.
Было уже темно, когда пришли в Вербежичи и попросились ночевать в доме на западной стороне деревни. Тускло горела керосиновая лампа, в комнате ещё стояла новогодняя ёлка, украшенная фигурками зверюшек и птиц, вырезанными из бумаги.
Незнакомые тётя и бабушка накормили озябшего Славика и уложили спать. Тёти Шура и Маруся разбудили рано утром, снова усадили в санки, укутали и повезли по забитой снегом тропе в сторону Еловки.
Судьба распорядилась так, что Славик снова придет в этот дом в Вербежичах в 1947 году вместе с Валей и папкой.
Жуткая ночь.
После путешествий в Людиново и обратно Славик долго болел. Бабушка Груня разместила его на печке, а если было слишком жарко, он лежал рядом на полатях. Бабушка застилала кирпичи, чтобы было не горячо лежать, но заставляла «жечь» пятки на голых кирпичах, чтобы скорее прошёл кашель.
Славик долго не выходил из дома, давно не был на Краснодубке и не видел партизан. Ему туда очень хотелось уйти, но бабушка не разрешала.
- Болеть перестанешь, на дворе потеплеет, тогда и пойдёшь,– строго заявляла она. Славик хотел уйти без разрешения, но не нашёл своей тёплой одежды.
В конце февраля в полдень на хуторе появился отряд немцев. Они согнали всех жителей Ясенка и Краснодубки в один дом, тётю Марусю, деда Кузьму и деда Илью увели в другой дом.
Славик, бабушка Груня, тётя Шура с маленькой Валей, Вася, сестрёнки и тётушки сидели в одном углу, Валя плакала, часто просила пить. Взрослые всю ночь не спали, успокаивали детей, все со страхом ожидали, что будет дальше. Очень длинной показалась всем эта жуткая ночь.
Тётя Маруся потом рассказывала, что их всю ночь допрашивали, где находятся партизаны. Деда Илью и деда Кузьму били, угрожали, что подожгут дом,в котором закрыты жители, а их вздёрнут на виселицу. Все продолжали утверждать, что партизан не было и где они, никто не знает. Они ведь действительно не знали, где партизанские базы.
Фашисты, видимо, понимали, что партизаны где-то рядом, и не нападают на них только потому, что опасаются за жизнь хуторян, закрытых в доме и, если с жителями что-то случится, то им, фашистам, живыми отсюда не уйти.
Трагедии не произошло. Утром жителей отпустили по домам, а немцы, не уверенные в своих силах, уехали в сторону Людинова.
На лесной дороге их встретила партизанская засада. В бою было убито много карателей, были потери и у партизан. В этом бою погиб пулеметчик дядя Прохор, друг папки.Шёл март, начиналась весенняя распутица, лесные дороги становились непроезжими.
Карательных экспедиций до конца апреля немцы больше не предпринимали.
Мамку убили фашисты.
В марте пригрело солнышко, потеплело, бабушка Груня отпустила Славика на Краснодубку. Здесь снова стали появляться партизаны.
Однажды, проснувшись утром, Славик увидел у своей постели тётю Шуру. Она присела на край постели, прижала к себе его головку и горько заплакала, приговаривая: - Милые мои сиротки, горе-то какое, как же вы теперь будете жить без своей мамки. Она повела ничего не понимавшего Славика в комнату. Там на одеяле лежала мамка, одетая в зимнюю одежду.
Славик, ни разу не видевший покойников, подбежал к ней, стал теребить за плечо и все повторял сквозь слезы:
- Мамка, мамка, вставай, вставай, мамка….
Вокруг все горько плакали, плакала ещё не смышленая Валя на руках у сестры Симы, тянула ручонки и повторяла:
- Хочу к маме, хочу к маме.…
Сколько времени продолжалась эта горестная встреча с мамкой Славик не помнит, к вечеру он лежал с температурой и все время в бреду звал мамку.
Мамку похоронили на опушке старого соснового бора через дорогу от Краснодубки. На похороны пришли родственники и знакомые из Крынок, Ясенка и Бобровки.
Все тихо горестно плакали, плакала Валя на руках тёти Шуры. Горели свечи, молились женщины, потом все стали прощаться с мамкой. Когда стали закрывать гроб, Славик вырвался из рук бабушки Груни, схватился за покрывало:
- Ма…амка…а..а, ма…амка..а..а… - кричал он, отбиваясь от удерживающих его женщин.
Этот пронзительный детский крик, крик ребёнка, ещё не осознавшего себя, а уже испытавшего великую душевную боль, пронёсся эхом по брянскому лесу, был услышан не только на Ясенке, но и в Бобровке и Крынках.
Детские крики отчаяния и ужаса в те годы раздавались непрерывно на территории страны, захваченной фашистами, творившими своё черное дело.
Партизаны контролировали правый берег Болвы напротив Людинова и Сукремли. Подпольная организация Людинова через своих связных имела связь с партизанами. Связные и все, кто хотел уйти из Людинова, переправлялись через Болву и шли в направлении Еловки.
Немцы установили посты по левому берегу Болвы и нередко уходившие попадали под обстрел и погибали.
Так случилось и на этот раз. Из трех женщин, перешедших ночью на правый берег, под пулемётным огнём двое погибли сразу, третья, раненая в руку, сумела уйти, пришла в Крынки и рассказала партизанам о случившемся. Сразу же была послана группа, партизаны в маскировочных халатах сумели унести трупы погибших.
Одна из погибших была наша мать. Женщина, оставшаяся в живых, рассказала:
- В Людинове местные полицаи отняли корову у нашей матери и выселили её из дома. Ограбленная и обиженная, не сумевшая сберечь дом, своё хозяйство, она шла к своим родным, к своим детям.
Здесь и подстерегла её беда!На Ясенке весна.
С приходом тепла начал таять снег, по низинам бежали ручьи, на припёке зазеленела травка. Под корою берёз к почкам начал подниматься берёзовый сок. Как только почки на ветвях берёз вволю напьются, из них выглянут и развернутся зелёные, клейкие листочки.
Вася со Славиком ходили набирать берёзовый сок.
Вася аккуратно надрубал кору на стволе большой берёзы так, чтобы получилось углубление и желобок посередине. Из под коры появлялась прозрачная влага, собиралась в желобке и из него, по мере наполнения, сбегала по веточке, установленной наклонно, и капала в бочонок, стоявший под берёзой.
Славик своим ножичком обрезал кончик нижней ветки молодой берёзы, подставлял рот, прохладный, свежий, слегка сладковатый сок капал на язык.
В конце апреля, когда стала появляться молодая листва на берёзах и других лиственных деревьях, когда подсохли дороги, до Краснодубки и Ясенка дошли вести, что немцы готовят крупную карательную экспедицию, чтобы уничтожить партизан.
Деды на Ясенке решили всё население увести в лесной лагерь и там переждать нашествие карателей.
В золотое время начала мая, когда уже тепло, а комаров и мошек ещё нет, когда самое время заниматься работой в огороде и в поле, жители рыли ямы на местах повыше, как могли, упаковывали свой домашний скарб, укладывали в ямы и закапывали в надежде его сохранить от грабежа и пожара.
Лагерь в лесу.
Забрав с собой необходимые припасы, как предполагалось на недолгое время пребывания, жители пришли в лес под предводительством своих старейшин.
Здесь на сухой поляне среди покрытого мхом и густым кустарником болота, было решено оборудовать лагерь.
На поляне росли крупные ели, они сплошь устелили поляну сухой хвоей, было несколько муравейников.
Все мужчины, независимо от возраста, занялись строительством шалашей, женщины на кострах готовили еду.
Сначала из жердей строили каркасы шалашей. Жерди связывались лыком. Дед Илья показал Славику, как снимать лыко со срубленных молодых липок, затем лыко надо скатать в каталку, то есть в круг, круг связать. В таком виде лыко можно долго хранить, используя по надобности.
Правильно готовить лыко не было времени, поэтому снятое с лутошек лыко разрывали по ширине на полосы, с полос сдирали тёмный слой коры, полосы использовались для связывания каркаса.
Каркасы шалашей покрывали еловой корой. Её снимали здесь же с больших высоких елей. Сначала делали два поперечных надреза коры внизу и вверху ствола и один продольный надрез от нижнего до верхнего поперечных. Заточенную, как долото, жердочку вводили в продольный разрез и, постоянно углубляясь, снизу вверх отделяли кору от ствола.
Кора без повреждений сходила со ствола в виде «трубы». Кору расправляли в плоскость и такими плоскими листами накрывались шалаши. Пол шалашей устилали еловым лапником. Славик с удовольствием, как мог, помогал старшим в устройстве лагеря. Он, как научил его дед Илья, используя свой ножичек, обдирал лыки с лутошек, резал их на продольные полосы, снимал кору и отдавал эти полосы Васе, он вязал каркасы шалашей.
Дед Илья, внимательно наблюдавший за внуком, подсказывал ему как лучше выполнить ту или другую работу.
Два дня в лагере прошли спокойно. Жители Ясенка и Краснодубки налаживали быт в необычных условиях.
На третье утро со стороны дороги стал доноситься шум машин, звуки выстрелов. Это двигались каратели вглубь партизанского края.
В лагере было тихо, все насторожились, на всякий случай, собирая в ноши необходимые вещи и запас еды.

Захват лагеря

В полдень возле лагеря раздались выстрелы, послышались лающие крики немцев. Вася бросился в ближайшие заросли, за ним побКогда вышли к Ясенку, все женщины заплакали – хутор был сожжён. Ещё дымились головешки. Сиротливо среди пожарищ стояли печи.
Беженцам – теперь у них не было своего жилья, остановиться не дали, их повернули на дорогу в сторону Бобровки и погнали до Бытоши.
В Бытоше всех загнали в помещение конторы местного литейного заводика, пересчитали, назначили старшим деда Илью. Полицай предупредил, – если кто убежит, деда расстреляют.
Дед Илья обратился ко всем жителям хутора: идти нам некуда, будем держаться вместе, никому не уходить. Своего председателя колхоза хуторяне уважали – никто никуда не сбежал.
Несколько дней собирали фашисты беженцев – жителей окрестных деревень.
Солнечным утром по дороге вытянулась пёстрая колонна женщин с детьми, подростков, стариков. Бабушка Груня по-прежнему опекала Славика, Валю несла на руках тётя Шура.
Колонну сопровождали немецкие солдаты с автоматами и полицаи. Куда гонят этих несчастных, никто из беженцев не знал.
Двое малышей и машина «Зингер».
К полудню беженцы выпили всю воду, припасенную в дорогу, многих, особенно детей, начала мучить жажда. Вода была рядом в придорожных канавах, но конвойные не разрешали останавливаться и набирать её, угрожая расстрелом.
Бабушка Груня предупреждала Славика - пить много нельзя, выступит пот, ослабнешь, нести тебя некому, поэтому надо терпеть.
Скомандовали остановку у большой лужи рядом с дорогой. Все стали черпать и пить эту воду, не обращая внимания на лягушечью икру и плавающих головастиков.
Славик зачерпывал воду кружкой, пытаясь поймать головастика, напился сам и подал бабушке, а ещё тёте, сидевшей у края дороги. Она горько плакала, закрывая лицо руками:
- Я больше не могу тебя нести, ты измучила меня, измучила.
На её узле сидела девочка лет двух и худенький мальчик, поменьше Славика.
- Я брошу, брошу тебя! – кричала тётя, прижимая девочку к себе.
Во взглядах женщин, сидевших рядом, сквозило недоумение. Кого мать собирается бросить, этих ребятишек – несмышлёнышей?
Тётя сняла с узла оробевших ребятишек, развязала узел и вытащила из него красивую швейную машинку «Зингер» и, громко причитая, бросила её в придорожную канаву.
Все наблюдавшие эту картину вздохнули с облегчением, некоторые крестились и тихонько шептали, видимо, молитвы.
Одна бабушка начала ругать хозяйку машины:
- Дура, ты, дура, разве можно тащить такую тяжесть, да ещё ребенка на руках. Чёрт с ней с машинкой, детей надо беречь и себя тоже, надорвёшься, кому ты будешь нужна, а что будет с ребятишками!
Швейная машина в те времена была великой ценностью. Швея, имевшая машину, кормила всю семью.

Сгоревшее село.
После полудня небо заволокло тучами, пошёл дождь. Все стали кто чем мог накрывать себя и своих ребятишек.
Это была грустная картина - люди, идущие неведомо куда, печальные и озябшие. К вечеру пришли в большое, целиком сожженное село. Местных жителей в селе не было. Так же, как на Ясенке, но во много раз большем количестве на месте сгоревших домов стояли печи, почти все с уцелевшими, добротно сложенными трубами.
Осиротевшие собаки бродили по пожарищам, рылись в ямах, открытых мародёрами, где местные жители, уходя из села, припрятали свои пожитки, съестные припасы.
Здесь недавно жизнь била ключом, а теперь только тишина леденящая кровь.
На ночь беженцев загнали в большую, разграбленную кирпичную церковь и закрыли до утра.
Утро было солнечным. Беженцам разрешили в ближайшем колодце напиться и запастись водой. Выстроилась длинная очередь. Отыскали где-то ведро, и уцелевший при пожаре «журавль» скрипел, исправно выполняя своё назначение.

Жестокая расправа.
Беженцы с Ясенка и с других деревень старались держаться в одной группе, шли вместе, поддерживая уставших. Впереди шла группа из другой деревни. Славик видел, что у них постоянно отставал старый дедушка с белой бородой. Ему помогали женщины и подростки – видимо это была одна семья. После привала в полдень дедушка уже не мог идти, его практически тащили две женщины. Конвойный немец всё чаще подбегал к этой группе.
- Шнеллер, шнеллер! - кричал он, толкая стволом автомата идущих.
Дедушка совсем потерял возможность двигаться, повис на своих помощницах, они вынуждены были положить его на дорогу.
Подскочивший конвойный, изрыгая ругательства на своем лающем языке, навёл на дедушку автомат.
Протрещала автоматная очередь. Славик увидел, как несколько пуль, не попавших в тело дедушки, подняли фонтанчики земли. Родственники бились в истерике возле трупа дедушки, но под ударами конвойных вынуждены были отойти и продолжить путь. Подбежали два полицая, взяли тело за руки и ноги и стащили на обочину в канаву.
Взрослые потом говорили, что ещё два полицая быстро выкопали ямку и закопали дедушку. Фашисты заботились о дорогах, по которым передвигались их военные подразделения.
Ужас охватил беженцев, каждый понял, что надо идти, не останавливаясь, иначе с каждым может произойти такая же жестокая расправа.Мёртвая тишина, только шмыганье уставших ног, шорох одежды. Даже детский плач не оживлял этого траурного шествия.
Славик чувствовал, как мелко дрожала бабушкина рука, сжимавшая его ладонь. Она и дед Илья были очень печальны.
Они, много повидавшие на своем веку, видели впервые такую страшную расправу над старым, больным, беспомощным человеком.
Подобные убийства случились ещё несколько раз, пока беженцы дошли до концлагеря в Жуковке, именно туда гнали их немцы.

Концлагерь.
Концлагерь – это сторожевые вышки с охраной, два ряда колючей проволоки между вышками, злые собаки между рядами проволоки. Внутри огороженной площади одно- и двухэтажные деревянные и кирпичные строения, их сразу окрестили бараками.
Всех беженцев с Ясенка и Краснодубки загнали в большое помещение на втором этаже, никакой мебели в помещении не было.
Смертельно уставшие узники разместились на полу и уснули тяжёлым беспокойным сном.
Утром женщина-комендант из полицаев скомандовала всем встать и объявила правила содержания в лагере:
- За попытку побега и не подчинение власти - расстрел.
- Соблюдать чистоту и порядок, утром подъем по сигналу и уборка.
- Обед в 12 часов, раздача пищи в общем дворе один раз в сутки. Пищу получат только в свою посуду те взрослые и дети, кто встанет в очередь, пищу принимать в помещениях.
- Кто встанет в очередь во второй раз, будет наказан.
- Подростков и детей будут периодически направлять в медпункт для профилактики.
Узники молчали, им стало ясно – болеть нельзя, не сможешь выйти и встать в очередь за обедом - останешься совсем без пищи.
Одна порция на сутки.
В двенадцать часов прозвучал сигнал, во дворе установилась длинная очередь. Из общего, большого котла строгая женщина тяжёлым черпаком наливала что-то похожее на суп, каждому давали по кусочку хлеба.
Дед Илья, видимо, предвидел, что так будет – у всех пятерых членов его семьи посуда была.
Понятие вкуса перестаёт восприниматься как неудовольствие, если человек очень голоден. Все съели свои порции и не прочь были съесть ещё, но следующая раздача будет только через сутки.
К вечеру Славик очень захотел есть. Он молчаливо смотрел на бабушку, она без слов понимала его просьбу, несколько вечеров давала ему маленькие сухарики домашнего хлеба, такие хорошие по сравнению с немецким хлебом. Эти сухарики бабушка давала только ему, как самому младшему в семье.
В последующие дни, к великому огорчению Славика, дневную норму пришлось делить, чтобы немножко поесть и вечером, и попить водички с кусочком хлеба утром. Когда он ел свою порцию, бабушка садилась рядом и тихонько ему говорила – не спеши, не проливай с ложки, не теряй крошечки хлеба,кусай хлебушка поменьше, чтобы его хватило на весь суп.
Супа оставалось всё меньше и меньше, бабушка начинала просить – Славик, это к вечеру оставь, сынок, а то без ужина не уснёшь.
У Славика выступали слёзы, так хотелось всё доесть, но он беспрекословно клал ложку, отдавал бабушке свой котелок, с трудом отрывая от него взгляд, уходил.
К вечеру, когда приходило время ужинать, доедал свой суп и оставшийся от обеда кусочек хлеба.
Утром бабушка давала ему ещё кусочек хлеба, он его медленно ел и запивал водой.
Это правило, установленное бабушкой ради моего спасения, соблюдалось неукоснительно и осталось во мне на всю жизнь, стало стойким рефлексом.
До сих пор во время обеда, черпая ложкой вкусные щи или суп, откусывая хлеб, в какой-то момент, когда остается примерно четверть от налитого в тарелку, я чувствую, что есть больше не могу. Память тех далёких лет требует оставить часть еды до вечера. И, если я уже без аппетита, превозмогая себя, доедаю всё из тарелки, вставая из-за стола, чувствую вину — я совершил проступок — не выполнил указание бабушки.
Я никогда не видел, как бабушка ела, да и ела ли она даже половину своей порции, ведь у неё кроме внука было двое своих детей — моих тётушек-подростков.
Мужчин и молодых женщин немцы гоняли из лагеря на работу, работать ходил и дед Илья. Его мучили головные боли, болели руки от побоев при допросе карателями на Ясенке.
Иногда, возвращаясь с работы, дед приносил гнилую картошку, морковку или свеклу, несвежую капусту. Вкусной была эта дополнительная пища пополам с землёй, годная при нормальной жизни разве что скоту.
Голодные дети
Хуже всего было переносить бесконечные солнечные дни – в помещении душно, на дворе даже в тени жарко. Вы когда-нибудь видели при нормальной жизни сидящих без движения детей? Нет, не видели и не увидите. Здоровые, сытые дети всегда в движении, в играх, громко разговаривают и шумят или плачут, требуя к себе внимания.
Нет большей боли для родителей, чем молчаливые неподвижные дети. Если их почти не кормят, причиной тому хронический постоянный голод – медленная мучительная смерть.
Дети, группами, молча, сидели где-нибудь в тени, прислонившись к стенкам, усталые, безучастные, изнеможенные голодом и жарой. Кто не выдерживал этих мучений, падали в обморок, их уносили родители, и они больше не возвращались в ребячьи компании. И так день за днем, неделя за неделей.
В моей памяти это время осталось как один бесконечный день ожидания полдня, раздачи обеда и ожидания вечера ….
Расплата за заботу
Однажды во время раздачи пищи во дворе случилась беда. Деда Илью в этот день на работу не отправили. Вся семья стояла в очереди. Впереди стоял дед Кузьма без своей бабушки Нюры.- Болеет Нюра, не может идти, вот пришел для неё попросить – дед замялся, у него не повернулся язык назвать эту бурду супом.
Когда подошла его очередь, раздатчица – полицаиха закричала на деда:
- Пошел прочь, старый хрыч, ты уже получил, уходи, уходи, тварь.
- Налейте немножко, бабка не может придти, плохо ей, – дед протягивал дрожащими руками котелок.
- Сказала уйди, – полицаиха со всего маху ударила деда тяжелым черпаком по голове, вся очередь ахнула. Дед Кузьма схватился руками за окровавленную голову и упал.
Дед Илья оттащил Кузьму в сторону, позвал Пашу, и они увели его в помещение. Через две недели дед Кузьма умер, его унесли полицаи. Через несколько дней умерла бабушка Нюра, несмотря на то, что её все понемножку подкармливали.
Ещё сумрачней стал дед Илья, ещё печальней стала бабушка Груня.
«Профилактика»
Детей по одному или небольшими группами надзирательницы забирали в медпункт, как они говорили, на профилактику. Обеспокоенные родители два-три дня не видели своих ребятишек, затем их возвращали.
Дети рассказывали, что им давали сладкий чай, хлеб с мармеладом, утром молочную кашу. Больше они ничего не помнили.
Внимательные бабушки и матери осматривали своих ребятишек, находили на их телах места уколов. Матери молчали – ведь при лечении делают уколы.
Дети воспринимали эту профилактику, как что-то приятное и стремились снова попасть в медпункт.
Однажды утром Славика остановила на лестнице старшая надзирательница. Она приказала ему показать руки, а затем отвела в медпункт.
В медпункте тети в белых халатах раздели его, намазали чем-то вонючим, вымыли под тёплым «дождиком», вытерли, посадили за стол. Дрожа от нетерпения, вместе со слезами, Славик жадно глотал теплый сладкий чай и хлеб чем-то намазанный.
Сладкая теплота разлилась по телу, закружилась голова, слипались глаза …
Одевала Славика бабушка Груня, что-то сердито шепча себе под нос. Тетя в белом халате дала ему поношенную немецкую пилотку и велела её одевать, чтобы солнце не пекло голову. Свою кепочку Славик обронил в лесу, когда их захватили немцы.
Опытные бабушки – народные целительницы понимали, что делали немцы с детьми. По их мнению, кровь голодающих, но здоровых детей, после их подкармливания в течение двух-трех дней, наиболее активная, как говорили бабушки «живительна».
Это утверждение хорошо объясняло немецкую методику «профилактического лечения», как наиболее эффективную.
Фашистские медики кровью беззащитных российских детей лечили своих раненых солдат!
Травяные «лепешечки»
В тенистых местах, в зарослях между постройками можно было найти травку с круглыми листьями. У основания листьев этой травы, в зелёных чашечках зрели желтоватые очень вкусные лепёшечки. Ребятишки искали в зарослях эту траву и, если находили, лакомились этими лепешечками.Славик после полудня, увлекшись поиском лепешечек, слишком близко подошел к колючей ограде лагеря. Проходивший мимо конвоир поддел ползающего Славика сапогом и отбросил от ограды. Славик ударился о деревянную стену, потерял сознание.
Очнулся, почувствовав прохладную влагу на лице, на своей подстилке в помещении. Бабушка Груня вытирала ему влажным платком кровь с распухшего носа, оцарапанного лба. Звенело в ушах, перед глазами плавали звездочки. Паша, помогавшая бабушке, сказала Славику, что под глазом у него большой синяк и рассечен лоб.
Вечером Славик с трудом поел, что осталось к ужину, утром не вставал. В двенадцать он не смог встать в очередь за своей порцией, встал только через два дня.
Несколько дней бабушка не отпускала Славика во двор к ребятишкам, когда стал выходить, к колючей ограде больше не приближался.
Зачем концлагеря для мирных жителей
Фашисты на оккупированных территориях создали сеть концлагерей для мирного населения. Это был удобный неисчерпаемый источник здоровых рабских трудовых резервов, а рабочих, особенно мужского пола, требовалось Германии все больше.
Узников в концлагере содержали впроголодь. Это был жестокий, искусственно созданный естественный отбор.
- Ни мать, ни бабушка, ни дед не отнимут у голодного ребенка пайку для питания, наоборот, отдадут ему часть своей.
- От голода, в первую очередь, погибнут слабые – такие фашистам не нужны.
- Уход за детьми выполняется родителями без принуждения.
- Подросших детей легко забрать и отправить на запад в Германию.
- Детей, слегка их подкармливая, можно использовать как доноров и в иных медицинских опытах.
- Из подростков можно пополнять отряды полицаев.
Немцы периодически отбирали у родителей подростков, в первую очередь мальчишек, и отправляли в вагонах на запад.
В такие дни никого не выпускали во двор лагеря. Работники лагеря в сопровождении солдат с оружием, ходили по помещениям и уводили подростков. Крики, стенания их не волновали, они молча делали своё дело, отталкивая винтовками родственников. Однако, не всех подростков немцы взяли из концлагеря, из подростков остались в основном девочки.
Своё дело хорошо выполняли партизаны. Они подрывали железные дороги, на их восстановление уходило много времени.
Немцы по железным дорогам гнали на восток эшелоны с пополнением своим наступающим армиям, военную технику, а назад везли на лечение раненых и товары, награбленные в России.
Может быть, благодаря боевой работе партизан, тетушек Славика, его двоюродных сестер и его самого фашисты не увезли на запад.
Расселение по деревням
В августе стало прохладней, не имея постелей, заключенные, особенно дети, стали мерзнуть по ночам. Все с ужасом ждали и боялись более холодных ночей – скоро время осенних заморозков.Немцы тоже поняли, что заключенные замерзнут. Это, видимо, в их планы не входило, и они стали распределять заключенных по деревням, где надо было убирать зерновые и картошку. Старосты деревень присылали в лагерь своих полицаев и те сопровождали группы заключенных в деревни. Там их незамедлительно направляли на полевые работы.
Сначала в деревню отправили тётю Шуру, её дочерей и маленькую Валю с оставшимися жителями Ясенка. Семью деда Ильи отправили последней. Из концлагеря вышли утром со своим нищим скарбом и абсолютно без пищи, в сопровождении полицая с винтовкой. В первой деревне остановились у полицейского участка.
Милостыня
Полицай разрешил деду Илье отпустить бабушку и Славика в деревню, пройти по дворам и попросить милостыню на обед, остальные будут ждать…
Пройдя несколько домов, бабушка взошла на крыльцо и постучала в дверь. Ей открыла пожилая женщина в фартуке в сером платке, с тяжелыми жилистыми руками, как у бабушки Груни.
- Подай, милая, беженцам, с утра во рту ничего не было, малец совсем ослаб, – бабушка положила руку на плечо Славика, – Поклонись, сынок, тёте, попроси милостыньку. Славик молча поклонился.
Женщина после некоторого раздумья пригласила бабушку и Славика войти в дом, усадила их на лавку у стола, открыла заслонку печи, ухватом вытащила чугунок, налила из него в глиняную чашку картофельного супа, положила две деревянные ложки.
- Не обессудьте, хлебушка нет, – сказала женщина, вытирая концом платка глаза. Бабушка встала, перекрестилась на иконы – На том спасибо, дай Бог тебе здоровья.
- Не спеши, сынок, не спеши, - говорила она Славику, торопливо работавшему ложкой.
Почерпнув несколько раз, положив ложку, бабушка поведала хозяйке, откуда их ведут вместе с дедом, дочками и внуком. Съев весь суп, Славик встал и сказал тёте спасибо. Хозяйка положила бабушке в сумку десяток варёных картошек «в мундирах», пареную репу и морковку.
Славик с бабушкой постучались еще в несколько домов. Им подавали картошку, в двух домах подали хлеба. Он был испечен из картошки с добавлением семян щавеля.
В большой дом с высоким забором, за которым гавкала собака, бабушка стучаться не стала.
- Когда тебе, Славик, придется просить милостыню, люди подадут, но в такие дома не стучись, там живут богатые. ….
Дед Илья, Паша и Шура поели собранную милостыню, и вся семья с сопровождением пошла дальше.
Ночевали во второй деревне. Полицай велел хозяйке приютить семью до утра и покормить. Хозяйка наварила жидкого, приправленного луком, картофельного супа. Его ели вечером горячим и утром ещё тёплым. Славик вволю наелся, суп булькал в животе, когда собрались и пошли дальше.
Всю жизнь, поев с утра жидкой пищи, я невольно вспоминаю этот суп, утро и дорогу в следующую, уже «нашу» деревню.
Деревня
Я, к сожалению, не помню её названия, помню только, что соседнюю деревню называли «Костыли»….Хорошо помню расположение деревни. Слева от дороги при входе в нее, стояли большие старые липы и виднелись развалины большого дома, видимо, здесь была барская усадьба.
Домов в деревне было примерно тридцать-тридцать пять. Сразу за усадьбой по пригорку проходила её главная улица. Стояли дома и справа от дороги.
Через дорогу, под мостиком, русло ручейка. Ручеек питал большую сажалку, необходимую местным жителям для процесса подготовки волокна конопли. На берегу стояла банька, а рядом большая ракита. Крупного леса вблизи деревни не было, на выходе из деревни заросшие кустарником, орешником овраги.
На небольшом удалении от деревни, среди полей под зерновые и картошку, стояли построенные при немцах вышки. На крытых площадках вышек располагались немецкие пулеметчики. Расстояние между вышками позволяло простреливать всё пространство вокруг деревни.
Из половины домов деревни жители были выселены и жили у соседей. В этих домах, как в гостиницах, останавливались немцы по пути на фронт или с фронта.
Уставшая с дороги семья деда Ильи переночевала в сенях одного из домов, а утром всех отправили убирать картошку, здесь же работали и местные жители. За работой присматривали два полицая. Славик понимал, что от них надо держаться подальше.
Вновь прибывших помощников в обед покормили местные жители. Славик давно не ел такой вкусной толченой картошки, заправленной жареным луком, свежих огурцов и кусочков мягких лепешек. В конце обеда он получил яблоко. После обеда клонило ко сну, но надо было идти работать под бдительным оком полицаев.
Так продолжалось несколько дней. Староста торопил с уборкой, пока стояла хорошая погода, работали с утра до темна.
У семьи деда Ильи не было постоянного жилья. Пять человек брать к себе в дом никто не хотел, делить семью по одному, по два человека не хотели дед с бабушкой. Они выпросили у старосты разрешения приспособить под жильё баньку у сажалки, староста согласился.
Все стали ночевать в баньке, здесь же пекли картошку и поджаривали колоски с зерном, которые находили на сжатых полях.
Как сделать из баньки дом
Дед Илья был мастер на все руки, иначе эта задача была бы не выполнима. Когда окончилась уборочная страда и картошку отгрузили для пропитания фашистов, староста дал возможность деду Илье заниматься своим жильем.
Порядок работ диктовала необходимость ночевать под крышей и в тепле, поэтому начали с крыши.
Обветшавшую кровлю сбросили, натаскали из оврага жердочек, навязали крепких снопов из свежей соломы, отремонтировали остов крыши и накрыли её соломенными снопами. Одновременно с ремонтом крыши подготавливали материалы для кладки русской печки – таскали, месили глину, формировали кирпичи, сушили их под навесом.
Дед Илья сложил миниатюрную русскую печь из кирпича-сырца. Пока она просыхала, перебрали и утеплили потолок, перебрали пол, приспособили подпол под картошку. Проконопатили и оштукатурили стены внутри и снаружи, насыпали завалинки.
Было много проблем – не было гвоздей, приходилось, где возможно вытаскивать старые, ржавые, нечем было заменить гнилые доски; на под печки и наружную трубунужен был обожженный кирпич….Деду, чем могли, помогали местные жители.
Когда печь затопили и убедились в полной её исправности, в баньке стало тепло и уютно – у семьи теперь своё жилье, в нём можно коротать предстоящую зиму.
Дед соорудил себе топчан справа у входа, женщинам один на троих топчан в правом углу. Полновластным хозяином лежанки на печке и полатей над дверью стал Славик.
Фонтанчики от пуль
Покончив с «модернизацией» баньки, семья начала запасать дрова, укладывая их в предбанник и в кладню на улице. Их приходилось носить на себе из ближайших оврагов.
Дед и бабушка не забывали о главнейшей задаче: на зиму надо запасать картошку и какие-нибудь овощи.
Староста разрешил всем, убиравшим на полях картошку, забирать мелкую. Делили мелочь по числу работников.
Этой картошки было явно мало. После долгих разговоров со старостой семье разрешили убрать участочек на краю поля, который даже не распахали под уборку, настолько там была мелкая картошка. Дед Илья и тётушки копали лопатами, а Славик с бабушкой собирали на просушку. Высохшую картошку носили на себе и сыпали в подпол.
Уборка участка подходила к концу. Четверо с ношами ушли домой, а Славика оставили собирать остатки, накрыть ботвой и тоже идти домой. Вечерело, Славик собирал картошку на крайней грядке, рядом со жнивьем. Скоро картошка будет собрана, и он пойдет домой, там бабушка приготовила ужин.
Вдруг раздался короткий, прерывистый свист, рядом «вспыхнули» фонтанчики земли. Славик ткнулся в борозду между жнивьём и картофельным полем, мгновенно сообразив, откуда эти фонтанчики и прилетевший за ними треск пулеметной очереди.
Мне в эти дни скоро должно было исполниться семь лет, самый подходящий возраст, чтобы идти в школу с букварём. Но вот уже почти год я проходил другую школу – жестокую школу выживания в фашистском плену.
Ещё не зная ни одной буквы, не умея считать, Славик уже не раз видел жестокие убийства, приобрёл инстинкт самосохранения, спасший ему жизнь в критический момент.
Стреляли с вышки, стреляли в него, больше на поле никого не было. Он лежал, боясь пошевелиться, сдерживая дрожь и желание немедленно убежать, чувствуя спиной и затылком черное дуло пулемета.
Долго пришлось лежать, ожидая темноты, только в сумерках он пополз и шмыгнул в ближайшие кусты.
Измазанного землей, дрожащего Славика встретил дед Илья, поняв из сбивчивого рассказа внука причину задержки, накинул ему на плечи пиджак и повел к бабушке.
За прошедшую жизнь я часто вспоминал и они снились мне эти фонтанчики смерти. Фашисты на вышке, видимо, заключили пари, сколько потребуется очередей, чтобы уложить эту живую мишень, и наблюдали за ней в бинокли. Если бы они увидели, что их жертва после первой очереди проявляет признаки жизни, последовала бы вторая и оборвалась бы ещё одна тоненькая ниточка в дополнение к тем 27 миллионам, погибшим в этой страшной войне.Может быть, жива до сих пор эта фашистская скверна, которая даже после разгрома пользуется всеми благами, недоступными ветеранам в нашей «процветающей» стране.
Я уверен, что это не последнее нашествие тевтонов. В ХIII веке Александр Невский разгромил их на Чудском озере, но потом ещё много раз они шли на Россию.
Сейчас у лидеров россиян и немцев очень горячая дружба, Россия перекачивает им свои богатства, но пройдет время и они снова захотят уничтожить Россию и завоевать её богатства.
Дай Бог, чтобы я ошибался!
Мне не нравится, когда фашистов и им подобных сравнивают со зверями – обидно за зверей. В большинстве своем это благородные твари.
В нашем богатом русском языке я нашел достойное сравнение. Откройте словарь Владимира Ивановича Даля, там есть слово скверна, и прочитайте, что оно значит. Думаю, эта правильная характеристика фашизма!
Тёзки
В деревне были ребятишки такого же возраста как Славик. С одним из них он подружился, его тоже звали Славик. Тёзки, если это было возможно, встречались каждый день. Они вместе с ребятами постарше ходили в овраги собирать орехи.
Орехи уже перезрели, редкие граночки висели в пожелтевших листьях. Однако, покопавшись в листве под орешинами, можно было найти опавшие орехи.
Орехи были очень вкусные. Раскусив крепкую скорлупу, ребята с наслаждением жевали ядрышки, предварительно осмотрев – нет ли в них жирных белых червячков. Набрав орехов, Славик угощал ими своих тетушек.
По указанию старосты все кроме Славика ходили на работу, что они там делали, он не знал. Бабушка Груня на день давала внуку задание.
Как чистить картошку и чинить одежду.
Славику ставилась задача: начистить картошки целый чугунок, вымыть и залить её водой.
Подарок красноармейцев – перочинный ножик у Славика отобрали в концлагере, ножик для чистки картошки ему сделал дед Илья и научил, как его точить. Бабушка Груня учила внука, как чистить эту мелкую, похожую на орехи картошку и не превратить её всю в очистки. Если делать любую работу со старанием постепенно результат будет хорошим… За несколько дней Славик так научился ловко работать ножиком, что очистка у него получалось всего одна, редко две и была чуть толще кожуры, да и работа подвигалась быстро. Скупая на похвалу бабушка за достигнутые успехи наградила внука невесть откуда взявшимся кусочком сахара.
После чистки картошки, если была хорошая погода, Славик шел к своему тезке, а в непогоду садился чинить свою потрепанную одежду. Иголку и нитки бабушка не прятала. В этот раз он вставил в иголку длинную нитку и начал пришивать оторвавшуюся помочь у своих штанов. Сделал несколько стежков, но потом игла наткнулась на что-то твердое и никак не хотела проходить через несколько рядов ткани. Славик знал, что есть такой колпачок на палец, называется напёрсток, но где его найти? Он упер мочку иглы в стол и надавил на ткань, под тканью раздался хруст – игла сломалась.
Что же теперь делать, бабушка будет так недовольна?
Игла сломалась посередине. Славик взял свой брусочек, на котором точил свой ножик, и стал натачивать иглу. Заточенный кончик был не такой острый, как отломанный,но шить можно. Он пришил помочь и воткнул иглу, где она была.
Когда пришла бабушка, Славик рассказал ей что случилось. К его удивлению она не стала его ругать, но и не похвалила. Сломанную иглу отдала ему на хранение и разрешила ею пользоваться.
Зимою в избушке
С наступлением холодов Славик все реже покидал тёплую печку и полати, его поношенная одежда и обувь не годились для осенней стужи, а когда выпал снег, выходить на улицу совсем не хотелось.
Воспитавшие семерых детей бабушка Груня и дед Илья были практичные люди. Они никогда не стонали, всё принимали как должное, так закалила их прошлая жизнь.
Они сделали все, чтобы долгую зиму семья не голодала. Мелкой картошкой был засыпан подпол и пространство под топчанами. Была морковка, репа, свёкла, даже кадочка квашеной капусты.
Дед Илья плёл лапти, вил веревки, чинил конскую сбрую, ему за работу платили. Иногда он приносил молоко и муку. Бабушка и тётушки толкли в ступе ячмень и просо – дед и ступку сумел раздобыть. На обед иногда была каша, а вечером вкуснейшие пирожки с капустой. Бабушка теперь не делила суточную порцию на три части, после изнурительного голода в концлагере жизнь в деревне в своей избушке была терпимой.
Сейчас не просто представить, как пять человек ютились целый год в этой баньке-избушке. У меня о ней остались самые добрые воспоминания, избушка не казалась маленькой и тесной, я тоже был мал и много места не занимал.
Бабушка столько раз в день и так умело топила печку, что в избушке всегда было тепло, не было случаев угара. Чтобы обеспечить нормальные условия в таком крошечном помещении требовалось великое искусство, огромный опыт. Бабушка готовила еду для всей семьи, при этом строго экономила дрова, всех заставляла поддерживать чистоту в избушке.
Вши, тараканы и мыши
У семьи не было условий регулярно мыться, стирать белье, менять одежду, не было мыла. Этим воспользовались вши. Каждое утро начиналась борьба с этими неприятными насекомыми.
Славик исследовал каждый шов своей одежды – вши и гниды были везде, он уже знал те места, где скапливалось наибольшее их количество.
При общем молчании треск раздавался под ногтями всех членов семьи. Женщины усердно вычесывали вшей из волос. Славика дед остриг наголо.
И все же семья справилась с этой напастью – бабушка почти каждый день что-нибудь кипятила, но, главное, дед Илья раздобыл утюг – все стиранное и нестиранное стали проглаживать.
Появились тараканы, рыжие и шустрые. Днём их не было видно, они шастали ночью, подбирая все самые крошечные остатки пищи.
Тараканы не кусались, в светлое время суток спокойно отсиживались в укромных теплых местах. На печке они выбрали трубу и недоступные места, примыкающие к стенкам.
У Славика с ними было мирное сосуществование.
В деревне пользовались одним только способом их уничтожения – зимой в сильные морозы жители на суткиили двое уходили из дома, открыв настежь двери и даже окна, тараканы замерзали.
Славик видел в одном из домов после такой операции, собирали замерзших насекомых, гусиными крылышками их намели целое ведро.
Через неделю - другую тараканы появлялись снова – «заботливые» соседи заходили в гости, приносили в коробочке или в тряпочке и выпускали их.
Наверное, по этой причине появились тараканы и в нашей избушке – к деду Илье жители деревни приходили сделать заказ и уносили изготовленные изделия.
В подполе запасённую картошку и овощи грызли мыши. Борьбу с ними проводил Славик. С помощью деда большой, треснувший чугунок был оборудован под мышеловку. Хитроумное приспособление с приманкой устанавливалось на чугунок, мышь стаскивала приманку, приспособление срабатывало, мышь падала в чугунок. Из чугунка она выбраться не могла. Первая пойманная мышь больно укусила Славика за палец, когда он стал её доставать.
И всё же семье повезло – в избушке не было клопов, этих страшных вампиров.
Вшей я не видел уже почти шестьдесят лет. Мыло и особенно современные порошки не оставили им шанса на выживание. А вот тараканы в квартире исчезли года три назад. Я не думаю, что они были уничтожены – может, их судьбу решила современная экология?
Как плетут лапти
Если дед Илья не уходил с утра по требованию старосты, то работал дома, чаще всего плёл лапти. Лыком его снабжали заказчики.
Славик, лежа на теплой печке внимательно смотрел за действиями деда. Заранее намоченные каталки лык дед расправлял и разрезал вдоль по всей длине на ленты равной ширины, в среднем один сантиметр. Чем больше размер лаптя, тем шире выполнялись ленты и наоборот.
С заготовленных лент снималась кора, концы заострялись с обеих сторон.
Последовательность изготовления лаптя – плетение основы из полос, установка её на колодку, стяжка, прошивка подошвы вторым слоем ленты с помощью свайки и ряд других операций. Славик хорошо запомнил – они повторялись при изготовлении каждого лаптя.
Заметив внимание внука, дед стал поручать ему выполнение простых операций при подготовке лыка и удовлетворённо хмыкал, если работа была выполнена хорошо. Но, когда Славик нарезал ленты разной ширины и этим испортил целую каталку лыка, дед отхлестал его лентой, загнав в угол на лежанке печи. Славик закрывал глаза руками и не чувствовал боли – длинной тонкой лентой больно не ударишь, чувствуя свою вину, сожалел в этот момент о том, что так огорчил деда. Дед ни до того, ни после никогда не трогал Славика пальцем, только иногда ворчал.
После этой больше символической, чем настоящей, порки указания деда выполнялись беспрекословно.
«Германец опять проиграл войну»
Дед Илья воевал в первую мировую войну, был в немецком плену, немного знал немецкий язык и «натуру» этого народа, с которым жизнь столкнула егово второй раз.
Его старший сын, мой отец, родился в 1907 году, дед ушел на войну, имея трёх сыновей: Матвея, Ивана и Михаила.После возвращения домой дед уезжал на заработки в Харьков, работал на заводе строгальщиком. Я помню его видавший виды черный пиджак, низ которого блестел как лакированный. Дед говорил, что это засохшее масло, в которое пиджак он окунул случайно.
Заработав денег, дед вернулся и построил семье кирпичный дом на Ясенке, здесь он крестьянствовал, при коллективизации был избран председателем колхоза.
Из рассказов отца я знаю, как несладко им жилось в те годы.
Пришел Новый 1943 год.
Однажды к деду Илье пришли два его ровесника – местные жители. Бабушки, Паши и Шуры дома не было. Дед Илья завернул свой матрас на топчане, усадил гостей, принес в чашке квашеной капусты и толчёнки. Один из пришедших поставил бутылку с мутной жидкостью и положил несколько соленых огурцов, дед Илья принес кружку.
Деды по очереди наливали из бутылки, выпивали и степенно закусывали. Выпив по второй, гости закурили «козьи ножки». Сизый дым наполнил избушку, дед Илья приоткрыл задвижку трубы.
Пошел тихий неспешный разговор о новостях в деревне, о колоннах немецких войск, идущих на восток, о поборах старосты и его команды полицаев. Один из пришедших шепотом стал рассказывать о важной новости, которую ему кто-то сообщил по секрету – немцев здорово побили на Волге под Сталинградом, а потом окружили и теперь бьют в окружении.
Очень внимательно слушал эту новость дед Илья, достал свою табакерку, понюхал табачку (он никогда не курил), чихнул несколько раз и заключил: «Если это правда, германец опять проиграл войну!». История подтвердила предсказание деда Ильи.
Деды допили остатки из бутылки, гости сказали спасибо и ушли. Дед посмотрел на Славика, погрозил ему пальцем и строго сказал – не болтай!
Славик понял, что это военная тайна и её надо хранить. Он представлял себе, как красноармейцы бьют фашистов, а один красноармеец его папка. Когда наши победят, папка приедет домой и они все вернутся. А как же жить без мамки?
Колодец-ловушка
Для отопления избушки в трескучие морозы переводилось много дров, их запасы таяли. Дед Илья с Пашей и Шурой, дождавшись оттепели, ушли разбирать на дрова полусгнившую постройку. Возле неё оказался колодец, засыпанный снегом, без верхнего сруба, никто об этом не знал. Шура, оказавшись рядом с колодцем, вдруг закричала и рухнула вниз. Глубина колодца оказалась такой, что дед с Пашей не смогли её вытащить, пришлось бежать за помощью в деревню.
Мокрую, замерзшую Шуру привезли на санях. Славику пришлось потесниться, она несколько дней отогревалась на печке, лечила ушибы, к счастью, несерьезные.
Дед тоже хворал после этой аварии, подолгу кашляя, никак не мог встать по утрам.
Заготовленные дрова перевозили на санках, несколько дней их пилили и кололи. Носить дрова и укладывать их в поленницу в предбаннике было поручено Славику.
Дедушка Илья умер
Короткие зимние дни ускоряли течение времени. С наступлением темноты в избушке зажигали лучину, но ненадолго, её приходилось экономить, поэтому спать ложились рано.С приходом весны стало пригревать солнышко. Славик днём выходил и сидел на тёплой завалинке, наблюдая за бежавшими ручейками, на проталинах пробивалась зелёная травка.
С наступлением тепла все кроме Славика выходили на работу. Деда заставляли заниматься подготовкой инвентаря к весенней страде. Женщины вместе с местными жителями готовили семена картошки к посадке и семена яровых к посеву.
Однажды, когда Славик чистил картошку, двое пожилых мужчин внесли на руках деда Илью и положили на топчан. Бабушка Груня положила ему повыше изголовье и стала поить отваром мяты.
- Плохо наше дело, внучек, вытирая концом платка глаза: сказала бабушка – Паралич разбил нашего дедушку.
Глядя в грустные, полные слёз глаза дедушки, Славик не узнавал его, дедушка медленно открывал и закрывал рот, пытаясь что-то сказать, ни руки, ни ноги у него не шевелились.
Через неделю дедушка умер – не выдержало сердце старого воина, труженика, мудрого человека.
В избушку пришла беда, семья осталась без кормильца. Кто теперь позаботится о ней?
На деревенское кладбище молча шли пожилые люди, провожая в последний путь узника фашизма, нашедшего упокоение рядом с их односельчанами. Славик запомнил желтый песок на могилке и деревянный крест.
Много лет спустя я узнал, что паралич это народное название инсульта и что вылечить его даже при нормальных условиях практически невозможно.

«Лапти на высоких каблуках»
Прошедшая зима основательно убавила запасы, заготовленные осенью, деревенские жители перестали приносить продукты – оплату за работу дедушки Ильи, кормильца у семьи больше не было, жить стало голодно.
Славик со сверстниками стали собирать первую зелень, щавель и крапиву. Ребята ели мягкие, вылезающие из земли побеги хвоща, в лесу смолистую кашку с веток молодых сосен, еще мягкие листочки липы.
В наследство от деда Ильи Славику досталось целое богатство – каталки лыка, свайка (кочедык), нож, колодки – все приспособления, чтобы плести лапти. Он без колебаний начал этим заниматься, он запомнил все операции и порядок их выполнения, много дней наблюдая за работой деда.
Три дня ушло на изготовление пары годных лаптей. За это время дед успевал сплести три, а то и четыре пары.
Первой старания внука оценила бабушка Груня – она реализовала первую пару лаптей, а старательный внук и его тетушки поели блинчиков, испеченных из горстки муки, полученной за лапти.
Чтобы не ходить в холодную погоду босиком, Славик решил сплести лапти себе, взамен изношенных, сплетенных дедом. Поняв, что размер лаптя зависит от величины и ширины лент лыка, он выстругал новые колодки и сплёл лапти значительно меньше прежних, как раз на свои ноги.
Эти лапоточки облюбовала тетушка Шура, затем Паша запросила сплести ей, но чуть побольше размером.
Лапоточки понравились деревенским подругам тётушек, они наперебой просили Славика сплести им такие же.
Бабушка Груня мягко, но настойчиво понуждала Славика не бросать начатое дело. Она, несмотря на косыевзгляды тетушек, подкладывала ему за обедом лучшие кусочки, называла его кормильцем.
Новоявленный мастер не останавливался на достигнутом. Свои лапотки он подшил металлической жестью, разрезав и выправив немецкие консервные банки. Подшивка была проведена по кромке подошвы тонкими пеньковыми веревками. Такие лапоточки не промокали при ходьбе по мокрой земле.
Но настоящий восторг Славик вызвал у своих тетушек и их подружек, когда прикрепил к задникам их лаптей пеньковыми веревочками деревянные каблучки. Девочкам нравилось, как их каблучки стучали по полу. Они усердно просили Славика сделать каблучки повыше, но закрепить высокие каблуки на лаптях было невозможно.
Спустя 68 лет я решил испытать себя – сейчас я смогу сплести лапти? Первые опыты оказались безуспешными.
Освобождение
Красноармейкая пилотка
Все лето почти каждый день в небе над деревней происходили воздушные бои советских истребителей и фашистских самолётов.
Спрятавшись в укромном месте, чтобы их не заметили немецкие солдаты и полицаи, ребята наблюдали за происходящим в небе, радовались, когда советский ястребок с красными звёздами на крыльях подбивал немецкий самолёт с черными крестами и горько сожалели, если фашист сбивал наш. Тогда радовались немцы.
После битвы на Курской дуге немцы в деревне уже не веселились как прежде, не пели свои песни под губные гармошки. Особенно злыми стали староста и его полицаи.
Сначала медленно, а потом все поспешней немцы стали отходить на запад. И днём и ночью потянулись по деревне их колонны, видимо, шоссе не могло вместить поток отступающих завоевателей.
Предсказание деда Ильи – германец снова проиграл войну – сбывалось.
Грохот артиллерийской канонады все громче доносился с востока, всё яростнее были воздушные бои – советские летчики устанавливали свою власть в небе.
Когда шум боев вплотную приблизился к деревне, жители попрятались в свои погреба. Ребятишек из погребов даже в часы затишья одних не отпускали. Семья Славика находилась в погребе вместе с семьей его тезки. Велико было желание ребят вылезти из погреба и посмотреть, что происходит в деревне, но это им не удавалось, бабушки были очень внимательны. С полудня до вечера и почти всю ночь гремели взрывы, трещали пулемёты, потолок погреба сотрясался. Все боялись, что он обвалится.
К утру канонада затихла. С рассветом жители деревни начали выходить из своих укрытий. Немцев в деревне не было. Поспешно отступая, они бросили несколько машин, много повозок, у которых лежали трупы короткохвостых лошадей-тяжеловозов. На окраине деревни дымились пепелища нескольких домов и сараев, кругом зияли воронки от разорвавшихся снарядов.
Семья бабушки Груни вернулась в свою уцелевшую баньку-избушку.
Вездесущие ребятишки, несмотря на запреты взрослых, обстоятельно обследовали после долгого сиденья в погребах свою деревню. В этой компании был и Славик. На его стриженой голове сползала на уши немецкая пилотка, он носил её и в жару и в холод, ни кепки, ни шапки у него давно не было.Ребята первыми увидели отряд красноармейцев, спускавшихся по холму к деревне.
- Наши идут, наши идут! - тотчас раздались восторженные крики ребятишек, и жители всей деревни высыпали на улицу.
Встреча была радостной, плакали женщины, обнимая красноармейцев, им пожимали руки уцелевшие в деревне мужики, к бойцам липли ребятишки, стараясь дотронуться до их ещё не виданных ими автоматов с круглыми дисками и отверстиями на кожухах стволов.
И вдруг, среди общего оживления, один из красноармейцев, указывая стволом своего автомата на Славика, весело крикнул:
– Братцы, а вот ещё один немец!
Славик на мгновение растерялся, потом, сообразив, стащил с головы пилотку, бросил её в лужу, потоптался по ней, заплакал и упал на траву…. Раздался громкий смех. Славика подхватили крепкие руки, кто-то вытер ему слёзы. Тут же у одного из красноармейцев нашлась хоть и не новая, но советская пилотка с красной звёздочкой.
Всё своё детство я носил эту пилотку. Красная звёздочка на ней была мне так же дорога, как солдатам их ордена и медали.
Короткий отдых и похороны
Встреча продолжалась до вечера. Красноармейцы угощали ребятишек кашей из своих котелков, давали из своих запасов кусочки сахара.
Эти молодые, весёлые красноармейцы в новых гимнастёрках, обутые в сапоги, вооруженные автоматами, были мало похожи на усталых грустных солдат, что стояли на Ясенке два года назад, когда Красная Армия отступала.
Их командиры, юные лейтенанты в погонах со звездочками, были подтянуты и веселы и забавлялись, как мальчишки. Они прикрепили портрет Гитлера к огромному крупу убитой лошади, азартно стреляли в него из своих пистолетов, весело смеялись при каждом удачном попадании.
Вечером состоялись похороны троих погибших в ночном бою красноармейцев. Была вырыта братская могила. Командир сказал хорошие слова о погибших воинах, сказал, что их товарищи отомстят фашистам за их смерть, прозвучал троекратный салют. Могилу увенчали фанерной пирамидкой с красной жестяной звездой, с табличкой, где были написаны фамилии и имена погибших. Женщины принесли венки из полевых цветов и украсили ими могилу.
Сколько таких могил осталось в Росси и во всей Европе и Азии за всю эту страшную войну!
«Великое открытие» в астрономии
Поздним вечером Славик сидел у сажалки и смотрел на наклонившуюся к ней ракиту. В небе светила полная луна, было тепло и тихо.
Славику было досадно, что он так оплошал, явился встречать красноармейцев в немецкой пилотке, но, вспомнив добрые улыбки солдат и погладив звездочку, успокоился.
Созерцая картину тёмного контура ракиты, отраженного в тихой воде сажалки, и полную луну, он вдруг подумал, что тёмное пятно на луне и отражение ракиты очень похожи, а это значит, что тень ракиты легла на воду и на луну.
Пораженный этим открытием, он долго смотрел на эту картину и ушел спать умиротворённым.Шёл сентябрь сорок третьего года, мне восемь лет, но я ещё не знаю, ни одной буквы, хотя считать умею больше, чем до десяти; два года не видел книг, а вот «открытие» в астрономии сделал.
Я всегда с улыбкой вспоминаю это своё «открытие». Всю жизнь люблю астрономию, прочитал на эту тему всё, что мог, не пропускаю передачи по телевизору, поэтому имею представление о солнечной системе, о планетах и звёздах, о галактиках и черных дырах, о поиске разумных существ во вселенной, о её бесконечности, о большом взрыве…
Я всего на один год моложе Юрия Гагарина!
Никак не хочу верить тому, что всё Мироздание появилось из бесконечно малой точки после её взрыва!
Возвращение
После освобождения Брянщины от фашистов семья бабушки Груни начала собираться «домой».
Славик починил всем лапти, на новые уже не было лыка. Как мог починил свою поношенную одежду. Бабушка приготовила какой могла, еды в дорогу, сложила и увязала в узлы скудные пожитки.
Пришли ребята проводить Славика, испекли картошки в догорающих углях печки, поели, посмеялись, рассказывая весёлые истории. По печке медленно ползали тараканы, предчувствую свою кончину. Бабушка, тетушки и Славик взяли узелки и ушли от своей баньки теперь уже навсегда. Ребята долго смотрели им вслед.
Прошло много лет. Я до сих пор вижу лица этих деревенских ребятишек, моих сверстников и моего тёзку и друга Славика. Много раз я собирался отправиться в поход, встретиться с уже взрослыми ребятами, найти нашу баньку-избушку, сажалку и ракиту, если они ещё целы.
А может, это ещё не поздно выполнить?
Дорога домой была долгой и утомительной. Семья пришла в деревню Бобровка, что в трёх километрах от сожженного немцами Ясенка. Здесь она нашла приют в доме родственников бабушки.
Бобровка осталась не сожженной видимо потому, что немцы, вытеснив отсюда партизан, разместили рядом в лесу большой склад боеприпасов.
Тёти Шура и Маруся со своими дочерьми и маленькой Валей, сестрой Славика, пришли в Дятьково и поселились в доме своего брата пропавшего без вести.
Из Бобровки в Дятьково
Уже заканчивался октябрь 1943 года, Славику шел девятый год, ещё год назад ему полагалось идти в школу.
Бабушка Груня и тётя Шура договорились, что он будет учиться в Дятькове, ему там выдадут продуктовые карточки. Славик с тётушкой Пашей по знакомой дороге пришли на станцию в Людиново, Паша ушла в Бобровку, а Славик на поезде приехал в Дятьково.
В школу Славика не приняли, он опоздал на два месяца, велели приходить в следующем году. Славик остался жить в Дятькове. Здесь его учили читать и писать Валя и Сима.
Жить в Дятькове было голодно. У тёти Шуры не было никаких запасов на зиму. Продуктов, что давали по карточкам, было очень мало.
Лучше жилось тёте Марусе и её дочери Люсе. Тётя Маруся работала в конторе хрустального завода, а Люся ходила в детский сад, где детей нормально кормили. Тётя Шура обращалась к властям с просьбой устроить Славикаи Валю в детский сад, но ей отказали, у них не было родителей, а в семье тёти Шуры никто не работал.
Однажды Люся заболела, тётя Маруся велела Славику ходить на кухню детского сада и приносить её обед. Славик исправно выполнял это задание. Однажды голодный Славик не выдержал и по дороге съел омлет из обеда Люси. Дома на вопрос, почему нет второго, ответил, принес, что дали.
Ничего не сказав в этот день, тётя Маруся на следующий день жестоко выпорола Славика ремнём, кровавые полосы от него долго болели.
Славик слышал, как тётя Шура ругала тётку Марусю, а та кричала, что ей не нужны здесь такие воры.
В начале декабря тётя Шура, потеряв всякую надежду определить Славика в школу, а Валю в детский сад, решила отправить его в Бобровку. Она хорошо понимала, что растущий паренёк всё время голоден, еды ему, как и всем в семье, не хватает, а взять её негде, в Бобровке ему будет лучше.
Зимняя дорога в Бобровку
Когда на улице потеплело и первые метели успокоились, тётя Шура сказала, что завтра можно ехать в Бобровку. Он обрадовался и на следующий день пошёл на станцию, надев свою ветхую одежку: старую шапку-ушанку и чьи-то поношенные сапоги. Хорошо было бы обуть в дорогу лапотки, но они были в Бобровке, а сплести новые в Дятькове было нельзя – не было лыка и инструмента.
Тётя Шура завернула в тряпицу кусочек хлеба и сахара, предупредив, что хлеб он может съесть в дороге, а сахар отдаст бабушке Груне.
Поезд почему-то долго не уходил из Дятькова, но Славик терпеливо ждал, ему очень хотелось уехать в Бобровку. Наконец поезд ушел, но долго стоял на станции Куява, все пассажиры замерзли в холодном вагоне, топали и приседали, пытаясь согреться. На станцию Людиново поезд пришел с большим опозданием. Уже смеркалось, Славик пошел как можно быстрее, чтобы согреться и засветло дойти до Бобровки по заснеженной дороге.
Мороз крепчал, ветхая одежонка плохо держала тепло. Пройдя Сукремль, Голосиловку, Еловку, он уже в потёмках вышел к Крынкам. В окнах домов едва угадывались тусклые огоньки керосиновых ламп или горевшей лучины. Очень хотелось постучать в дверь какой-нибудь хаты и попросить зайти погреться, но ноги не повиновались здравому смыслу и несли его в темноту по дороге к Краснодубке, Ясенку и Бобровке.
После Крынок дорога стала хуже, по ней меньше ездили и ходили, идти стало труднее. На подходе к Краснодубке уставший Славик еле шел, во рту пересохло, хотелось пить.
Напротив большой сосны, под которой виднелся крест на могиле мамки, Славик остановился, достал из тряпицы хлебушек и, стуча зубами, стал его есть, обмакивая в снег, чтобы смочить горло. Руки сразу замерзли. Славик вспомнил чей-то совет, если замерзнут руки, надо растереть их снегом. Он так и сделал - словно тысячи иголок воткнулись в ладони и пальцы рук, от нестерпимой боли из глаз хлынули слёзы.
В полузабытьи Славик сошел с дороги в сторону сосны. Неодолимая сила тянула его к кресту, ему казалось, что там тепло и уютно. Он там отдохнёт и пойдёт дальше.
В прозрачной тишине зимнего вечера Славик вдруг услышал добрый голос мамки:
- Славик, сынок, иди, иди скорей к бабушке Груне, иди, сынок, иди, не останавливайся!
Славик очнулся, рукам стало теплее, спину согрела легкая испарина, в пальцах ног покалывало, он пошевелилими, потоптался, вышел на дорогу и снова пустился в путь, напрягая последние силёнки.
Проходя Ясенок, посмотрел на чуть видные в темноте, обгоревшие остатки дома деда Ильи, всем телом ощутил тепло большой печки в этом доме и пошел дальше.
До Крынок оставалось три километра снежной зимней дороги…
Славик постучал в дверь знакомого дома, услышал звук засова и потерял сознание.
Зима в Бобровке
Сколько времени прошло, Славик не помнит, услышав знакомый стрекот сверчка, он открыл глаза и в полумраке увидел над собой потемневший от времени досчатый потолок, спиной почувствовал мягкую подстилку и приятное тепло. Оглядевшись, понял, что он лежит на широкой печке, такой же, как в доме деда Ильи на Ясенке. Ноги были накрыты мягким овчинным полушубком, под головой мягкая подушка в белой наволочке. Сбоку, с той стороны, где полати, как в сказке, на деревянном подносе стояли два стакана – один с чистой водой, а другой с коричневой.
Болела голова, потихоньку ныли натертые в дороге пятки и пальцы ног, покалывало в кончиках пальцев рук.
Славик прислушался, долго не было слышно никаких звуков, кроме песенки сверчка да тиканья часов-ходиков. В сенях послышался шорох, открылась дверь, в дом кто-то вошёл. Славик с трудом поднял голову и позвал бабушку. Она, не отвечая, взошла на полати и молча положила свою шершавую прохладную ладонь на лоб Славика, помогла ему сесть, поднесла стакан со светлой водой. Славик выпил воды и хотел опять лечь, но бабушка велела выпить из другого стакана отвар из трав. Такой горечью она поила его там в деревне, когда он заболел и также лежал на своей печке.
После горького отвара бабушка принесла тёплых блинов и блюдце сметаны. Он вспомнил, что такие же блины пекла ему мамка в их доме в Людинове.
Под неусыпным дозором бабушки Груни Славик выздоравливал, на печке лежать надоело, захотелось на улицу к ребятам.
На Новый год, Рождество, Крещение истосковавшиеся в фашистской неволе жители Бобровки отмечали эти народные праздники после двухлетнего перерыва.
В домах украшали ёлки сохранившимися игрушками, вырезанными из бумаги гирляндами. Ребятишек угощали в каждом доме, куда они приходили колядовать. Вот одна из колядок, которую исполнял Славик:
Я мал, да удал,
Я у всех побывал,
А теперь пришёл в ваш дом,
Угостите пирожком.
Ребят награждали пирожками и обязательно приглашали за праздничный стол.
После праздников все в деревне занимались работами, веками свойственными деревенским жителям. Женщины пряли пряжу из куделей льна, ткали полотно, вышивали полотенца, салфетки, скатерти. Практически в каждом доме стояли прялки и ткацкие станки.
Оставшиеся в деревне мужчины ремонтировали уцелевший старый и делали новый скарб для выполнения предстоящих весенних работ на земле.
Ребятишки в оттепель играли в снежки, лепили снежных баб, катались на лыжах с невысоких, насыпанных над погребами заснеженных горок. Естественных горок в Бобровке не было.
С приходом весны все начинали работать на своих усадебных участках. Ребятишки тоже ждали, когда уйдетвешняя вода, пойдет березовый сок, зазеленеет щавель, появится сосновая кашка, зацветет и созреет земляника, черника, малина, появятся грибы, сначала сморчки, а за ними подберёзовики, подосиновики и, конечно, боровики. Станет тепло и можно днями находиться в лесу, собирая его дары и, самое главное, тайком проникать на склад, где много всего интересного.
Склад боеприпасов
Осенью сорок третьего года, когда семья бабушки Груни пришла в Бобровку, Славик познакомился с пареньком Лёней. Он жил в соседнем доме. Лёнька рассказал Славику о немецком складе, расположенном в лесу.
В сентябре 1943 немцы поспешно ушли, склад вначале никто не охранял, его хозяевами стали подростки Бобровки и других деревень.
Здесь стояли ящики с патронами, с осветительными и шумовыми ракетами, со снарядами для артиллерийских орудий, целый штабель ящиков с артиллерийским порохом в виде шайбочек, кружков, квадратиков, зашитых в белые картузы, и иными боевыми припасами.
Первое, что нашло применение в деревне со склада, – это парашютики из осветительных ракет. Имевшие подходящие размеры, изготовленные из белого искусственного шелка, они в руках местных портних превращались в нарядные кофточки. Все деревенские модницы щеголяли в таких кофточках. Кроме того, из ракет использовался дымный порох, вполне подходящий для охотничьих ружей.
К тому времени, когда Славик и Лёнька стали регулярно заходить на склад после сборки грибов или ягод, осветительных ракет, из-за высокого спроса на кофточки, там уже не осталось, зато было много шумовых ракет. Запускаемые из ракетниц старшими ребятами, они издавали в небе страшный вой и грохот.
Ребята набирали сколько надо картузов с порохом, патронов и прятали подальше в лесу в укромных местах….
Я не стану рассказывать о многочисленных способах и приспособлениях, какими пользовались ребятишки в забавах с боеприпасами, дабы не передать свой опыт тех лет подрастающим поколениям. Расскажу только о том, что наиболее ярко осталось в памяти.
Епитимия за грехи
Однажды возвращаясь из очередного похода в лес, Славик набрал в карман пороху, без определенной цели, наверно, потому, что эти кружочки и шайбочки были красивы и приятно шуршали в кармане. Он знал, что бабушки дома нет, она ушла на дальний конец деревни по своим делам. Доедая оставленный на столе обед и размышляя, куда спрятать порох, он вдруг увидел в окно бабушку.
Бабушка непременно проверит карманы, куда девать порох? Он быстро горит, надо высыпать в загнетку на шестке печки, там под слоем золы всегда горячие угли. Славик раскопал золу и высыпал на тлеющие угли порох, но его частички загорелись не вдруг, а стали взрываться поочередно, разбрасывая золу и угли.
Вошедшая бабушка, сразу оценив опасность, плеснула в загнетку ковш воды. Вода сразу превратилась в пар, погасила угли и предотвратила беду.
Славик был схвачен за воротник и поставлен на колени в красном углу, где на божнице стояли иконы и горела лампадка. Эту епитимию - исправительную кару - бабушка повторяла потом каждый день.Она стала учить внука молиться Богу, научила его креститься и отбивать поклоны, стоя на коленках перед иконами, нагибаться и стукаться лбом о пол.
Послушный внук, смотря на освещенное лампадкой лицо тёти на иконе, такое же доброе было у мамки, и маленького мальчика на её коленях, крестился и усердно стучал о пол не лбом, а приставленным ко лбу кулачком, чтобы не было больно.

Горькая неудача!

Уяснив себе, что со склада домой ничего приносить нельзя, приятели разработали план операции поджога штабеля с порохом прямо на складе, чтобы посмотреть, как он будет гореть.
Они как обычно ушли по грибы, набрали их почти по корзинке и своими тропинками пошли на склад.
Разрезав несколько картузов, насыпали порох сплошной дорожкой до ближайших кустиков. Спрятавшись за кустиками, чувствуя себя в безопасности, решили развести костерок у начала дорожки с порохом. У ближайших елок наломали сухих веточек, от берёзок нарезали бересты – костёр с такой подготовкой обычно разгорался с первой спички.
Славик ещё с вечера, улучив момент, стащил у бабушки три половинки спички, в те времена спички кололи вдоль надвое для экономии. Положив спички в пустой коробок, завернул его в тряпочку и спрятал свёрточек в траву у дороги, ведущей в лес, а утром положил его в карман.
В радостном возбуждении от предстоящей картины горящего пороха стал разжигать костерок. Первая и вторая спички, вспыхнув, погасли.
Тряпочка и коробок были влажными – они отсырели в траве от утренней росы. Осталась последняя половинка спички. Славик положил её на сухой листок подсушить на ярком в этот день солнце. Дрожащими руками Славик чиркнул спичку, она медленно загорелась, слегка загорелась еловая веточка, но слабый огонёк, подержавшись на ней, погас, пустив струйку дыма.
Славик понял свою ошибку, зажженную спичку надо было подносить сначала к бересте, она наиболее горюча.
Всё было кончено. К великому огорчению поджигателей, их операция кончилась неудачей. Они не понимали, что отсыревшие спички спасли их от неминуемой гибели.
Дымовая атака
Подходило к концу лето 1944 года. В конце августа Славик должен был уйти в Дядьково, жить у тёти Шуры и учиться в школе.
На складе к тому времени появилась охрана, его охранял раненый пожилой красноармеец. Он добросовестно исполнял свою службу, практически все светлое время суток находился на складе, обходил его и даже ночевал в своем фанерном домике.
У охранника была винтовка, он частенько стрелял из неё в воздух, заподозрив нарушителей.
Пробираться на склад стало опасно. Бабушка Груня постоянно говорила внуку, что его охранник застрелит, если он пойдет на склад. И всё же неистребимое желание проникнуть туда было сильнее страха.
В конце дня компания подростков и ребятишек крутилась в березняке у склада, но пройти не решалась – солдат с винтовкой на плече, прихрамывая, ходил по периметру.
Все направились домой, но задержались у холмика, засыпанного листвой. Под листвой проступали контуры ящика. Открыв крышку, увидели желтые баночки. Наторце банок были цепочки с колечками. Ну, какой пацан сможет удержаться от соблазна и не дернуть за колечко?!
Старший компании отогнал «мелюзгу» подальше, закрепил одну из банок в развилку березки, привязал к кольцу шнурок и, спрятавшись за дерево, дернул его. Банка зашипела, и из неё повалил плотный желтый дым. В ящике лежали немецкие дымовые завесы. Старшие в компании решили – отнести банки в деревню, а ранним утром устроить дымовую атаку.
Бабушка, как всегда, молча проверила у внука карманы, накормила и отправила на молитву. Неохотно выполняя указание, Славик увидел в окно ползущий по улице желтый дым. Он хотел ускользнуть за дверь, но был пойман за воротник и отправлен обратно.
В деревне царило смятение, лаяли собаки, мычали коровы, раздавались голоса перепуганных жителей. И так продолжалось около часа – ветер был тихий и желтая завеса рассеивалась медленно.
Утром была «великая экзекуция». Председатель обошел все дома и велел родителям привести на площадь своих отроков мужицкого пола.
Наказание было нешуточным. Всех подростков клали вверх спиной, оголяли задницу и его мать или бабушка хлестали несколько раз своё чадо розгой.
Бабушка Груня тоже отхлестала своего внука, но не по голой заднице, так как он прямого участия в «атаке» не принимал. Славик едва почувствовал символические шлепки розги от руки бабушки. Она не умела бить внука так, как била своего племянника тетка Маруся.
Этой не столько физической, сколько моральной экзекуции никто не избежал. Скрывшиеся были наказаны позже своими родителями на виду у соседей.
Никакие наказания не могли остановить ребят от забав с боеприпасами. Приятелю Славика, Лёне, и ещё двоим сверстникам обожгло лица взрывом шумовой ракеты при подготовке её к запуску без ракетницы. Славик в этой операции почему-то не участвовал.
Были убиты взрывом два пастушка, пасшие стадо на большой поляне около склада.
Не только в Бобровке, но и в Крынках, Будочке и в Бутоше опасные игрушки калечили и убивали малолетних бедокуров.
Бдительная бабушка вообще перестала отпускать внука в компанию подростков. В августе, когда начали созревать орехи, она ходила в лес вместе с ребятами, опираясь на батожок. Наверху батожка был оставлен сучок в виде крючка. Этим батожком бабушка ловко нагибала Славику толстые, высокие орешины.
В первый класс
В конце августа 1944 года Славик пошёл в Дятьково, в семью тети Шуры жить и учиться. В первые же дни он почувствовал разницу. Созрел новый урожай, еды было побольше, но совсем не было молока, да и картошки тётя Шура готовила не вдоволь – приближалась долгая зима, запасы надо было беречь.
Последним убирали урожай на дальнем участке за городом. Убранную картошку на тележке возили через весь город и складывали на хранение в погреб. Погреб тётя Шура сама выкопала за лето, обложила внутри старым кирпичом, собранным на пожарищах, сделала навес в виде шалаша. В сараюшке хрюкал поросенок, его тоже надо было кормить.
За время пребывания Славика в Бобровке его сестра Валя подросла, но была худенькой и бледной, тихой и настороженной. Её все звали Матвеевна, так как в семье было две Вали.Тётя Шура сшила Славику холщовую сумку, пришила ремешок, чтобы носить её через плечо. В сумку положили старый букварь и две тетрадки, сшитые из желтой бумаги многослойного бумажного мешка, заточенный карандаш, резинку (ластик) для стирания.
В школу Славик пошел в старых ботинках, после починки у сапожника, в перешитых из взрослых брюках и в перешитом из старого пиджаке. Тётя Шура умела шить и одевала всю семью, выкраивая наряды из обносков. На голове у школьника красовалась красноармейская пилотка с красной звездой.
Наступили холода, и в школу пришлось ходить в лапотках, Славик их принес из Бобровки. При оттепелях и весной в распутицу ходил в старых сапогах, несмотря на починку, они всё равно промокали. Пришлось ходить в немецких сабо с толстыми деревянными подошвами.
На сабо Славик закреплял коньки «снегурки» и с удовольствием катался по утоптанным снежным дорогам, иногда цеплялся крючком за проезжающие машины, как это делали многие мальчишки. Ему нравилось выполнять на коньках поручения тёти Шуры: возить котомки с поклажей на спине на дальние улицы города.
В первые же дни учебы Славик познакомился с одноклассником Шурой. Он жил на соседней улице, ребята вместе шли утром в школу и вместе возвращались после уроков.
Славик учился легко и с удовольствием. Читать и считать он уже умел, теперь учился писать. В школе выдали две тетрадки, в косую линейку по письму и в клеточку по арифметике. Палочки и крючки, буквы по письму, цифры и первые действия по арифметике он вписывал в школьные тетради только после тренировки в своих желтых тетрадках.
Первые оценки у него были четверки и пятерки. Букварь Славика уже не удовлетворял. Очень хотелось читать, но книжек не было. Он читал все надписи на плакатах, случайные газеты, в доме их никто не выписывал.
Тётя Шура, увидев рвение племянника к чтению, где-то добыла две книжки. В одной было подробно изложено действие в бою красноармейцев: как ходить в строю, какие подаются команды, как стрелять из винтовки: в положении стоя, с колен и лёжа, как бросать гранаты, рыть окопы, строить блиндажи, как отдавать честь и т.д.
Славик прочел эту книгу несколько раз, рассмотрел все картинки. С военной подготовкой все было в порядке, а политическую подготовку он усваивал, читая газеты.
Второй книгой был том сочинений Михаила Юрьевича Лермонтова. Славик впервые познакомился со стихами, почувствовал их ритм, бессознательно уловил их музыкальность. Читая «Мцыри» представлял, что он тоже сражается с барсом и побеждает его.
Тошнотики
Зима подъела, как говорила тётя Шура, все запасы, пора «ложить зубы на полку». Рационы становились всё меньше, вся семья была полуголодной. Раздражительными стали Сима и Валя, намекая Славику и Матвеевне, что они в семье лишние.
Когда пришел апрель и растаял снег, подсохла земля на участках, где в прошлом году рос картофель, тётя Шура показала, как добывать прошлогоднюю картошку в этой земле. Наука была несложной – копай да разбивай землю пока не попадется коричневая мягкая картошина.
- Копай, сынок, – сказала тётя Шура, – десяток накопаем, напеку из них тошнотиков, они вкусные.
Много копатели перевернули земли, пока их добыча не составила десятка полтора картошин.Дома тётя Шура очистила их от земли и освободила от кожуры. Под кожурой был серый крахмал, она долго его промывала, потом принесла из своих запасов шепотку муки, все перемешала, посолила. Растопила на сковородке кусочек свиного жира и напекла из этой массы лепешечки.
На зубах захрустел песок, чтобы не чувствовать и не слышать этот хруст, тошнотик надо было не жевать, а размельчать во рту языком и глотать. Было … вкусно! Славик каждый вечер копал землю и собирал исходный продукт для тошнотиков, чтобы поужинать и позавтракать перед школой. Он даже угощал своих одноклассников этим лакомством, некоторые плевались, а большинство ребят, ничего, ели!
Уже взрослым я приготовил такие же тошнотики. Мерзлой картошки в земле было во много раз больше, читателю понятно почему – в те дни большинство россиян принимало участие в уборке картошки. А вкус? При всем моем уважении к тошнотикам, которые когда-то спасали нас от голода, я ни одного съесть не смог!
Я точно знаю, что очень голодный человек может съесть все, что похоже на пищу, не чувствуя отвращения!
Победа!
Шли последние месяцы Великой Отечественной войны. Все говорили о победе наших войск на территории Германии. В классе на стене, у которой сидел Славик, закрепили плакат, на котором бравый красноармеец, присевший после долгого марша, уверенно говорил всем смотревшим на него: «Дойдем до Берлина».
Когда весть о победе дошла до Дятькова, все жители города вышли на улицы. Великая радость исстрадавшихся людей звучала в словах поздравлений, в песнях, в звуках гармошек и трофейных аккордеонов.
Воины Великой войны, инвалиды, все, кто мог тоже вышли на улицы. У одних был пристегнут к ремню пустой рукав гимнастёрки, у кого не было одной ноги ниже колена, стучали по мостовой деревянными протезами, у которых ноги не было полностью, передвигались на костылях. У всех воинов на гимнастёрках сверкали ордена и медали.
Люди плакали, обнимали друг друга, женщины становились на колени перед инвалидами и со слезами благодарили их за Победу!
Славик в своей красноармейской пилотке расхаживал по площади города, где проходили торжества, и чувствовал свою причастность к празднику. Ему завидовали пионеры, его пилотке с красной звездой, а он завидовал им, их красным галстукам. Славик тоже станет пионером в начале учёбы в третьем классе и будет с гордостью повязывать свой красный галстук.
В школе состоялся митинг, директор поздравил ребят с Победой, потом состоялся концерт. Старшеклассники читали стихи, хор пел песни военных лет.
Всем ребятам выдали угощение – по кусочку белого хлеба с порцией американской тушенки и по конфетке. Под цветной бумажной оберткой (фантиком) была ещё обертка из серебряной фольги.
Славик впервые видел и пробовал на вкус такую конфетку, до этого ему изредка перепадали конфетки-подушечки. Он долго хранил фантик этой конфеты, как реликвию, до этого дня он был твёрдо убежден, что вкуснее хлеба ничего нет.Гостиница пленных немцев
Пленные немцы строили на улице новые деревянные дома, на месте сожженных во время оккупации фашистами Дятькова. В одном из вновь построенных домов, недалеко от разрушенной городской больницы, где шумели на ветру вековые, очень высокие и стройные сосны, была их гостиница.
Славик с Шурой, а иногда вся их компания ходили мимо этого дома в недалёкий отсюда лес. Славик, имевший опыт поиска грибных и ягодных мест, передавал им свой опыт. Устав ходить по лесу, ребята купались в омуте протекавшего здесь ручья и загорали на тёплом песке.
Возвращаясь домой, наблюдали, как отдыхали, «уставшие» после трудового дня немцы. Они сидели на новых крылечках, смеялись, играли на губных гармошках. Ничем не отличались от тех фашистов, которые ворвались на Ясенок осенью сорок первого года, потом пировали у костра.
Ребята молча проходили мимо немецкой гостиницы, и невесёлые мысли, воспоминания рождались у них, раненых войной, вот этими, отдыхающими теперь фашистскими солдатами. Одно ребятам было понятно – так отдыхать могли только не уставшие и сытые.
Бартер махорки на хлеб
Верховодил компанией старший по возрасту, веселый и задиристый пацан. Его звали Гриша и прозвище соответственно – Гришан. Он неоднократно побывал в милиции, не за воровство, а за драки, в которых он и его команда в стычках на улицах неизменно одерживала верх. Он не курил и никому не позволял курить. Поэтому его требование – каждому в установленный срок приносить по десять «чинариков» (окурков) удивило всех.
Где взять окурки? Табак был дефицитом, ребята шныряли по улицам, по базару и все же находили остатки табака.
Славик в детстве никогда не курил. Однажды затянувшись несколько раз ещё в Бобровке, он долго кашлял, его тошнило, и с тех пор он с сожалением смотрел на куривших.
Задание и ему, если он не хочет остаться один, совсем беззащитным, надо выполнять. Нет, он не станет предателем, выход, пусть не совсем честный, у него есть.
Тётя Шура, чтобы поддержать «благосостояние» своей семьи, в которой никто не зарабатывал, сажала табак в укромном уголке придомного участка, готовила из него махорку, покупатели приходили на дом. Она не закрывала свой сундучок, где хранилась махорка. Славик, выбрав момент, взял из мешочка горстку махорки и аккуратно упаковал его в кулёк.
Вся компания передавала вожаку свою добычу. Гришан открыл кулёк, посмотрел на Славика и спросил – откуда? Выслушав рассказ, посоветовал быть осторожней и брать поменьше.
Велико было удивление ребят, когда Гришан у омутка, где они купались, вручил каждому по несколько кусочков хлеба. Хлеб ему в обмен на табак дали немцы, выделив из своих паек.
Комментарии, как говорится, излишни! Так заботилась власть о пленных фашистах и своих детях – подранках войны
Вскоре наши солдаты, охранявшие пленных, застали Гришана на месте преступления при совершении бартера.Обиженный мальчишка не скрывал от своей команды, что «погорел» и больше подкармливать ребят ему нечем.
Лепёшка
Тётя Шура внимательно следила за поведением своего племянника, была довольна его успехами и поведением в школе, не возражала, что он пристрастился к рыбалке и вечерами пропадал на пруду; никогда не видела его с цигаркой. Она доверяла Славику продавать махорку соседу дяде Петру, когда её не было дома.
В этот день тётя Шура со своими дочками ушла на дальний участок полоть и окучивать картошку. Славик остался с Валей, они играли сценки из военной жизни, он был раненый боец, лежащий в медсанчасти, а она медсестра.
……Сестрица, сестрица, подай лист бумаги
Письмо я домой напишу….
пел Славик с забинтованной левой рукой, Валя подавала ему листок бумаги, а он писал письмо, страдая от боли…
Пришел дядя Петр и попросил Славика насыпать ему два стакана махорки. Славик взял кисет, сходил, насыпал, принес кисет, получил деньги и понёс их в сундучок. По дороге ему почему-то вспомнился «хитрый рынок» у станции, там много всякой съедобной всячины. Он знал, что одна лепёшка стоила ровно столько, сколько стоит один стакан махорки.
Положив половину денег в сундучок, другую половину сунув в карман, сказал Вале, что сейчас придет. Славик мигом слетал на рынок и принес ещё тёплую пышную лепёшку, разломил её пополам. Они с Валей с большим наслаждением съели это лакомство.
Когда пришла тётя Шура, Валя рассказала ей, что Славик продал дяде Петру стакан махорки, принёс лепёшку, и они её съели. Славик об этом «докладе» не знал и на вопрос, сколько продал махорки, ответил – один стакан. А где взял деньги на лепёшку? как говорили ребята, он «погорел», пришлось рассказать всё честно.
Славик с тех пор нигде, ни у кого ничего не брал без спроса, не воровал, хотя соблазнов было предостаточно.

Моя сестра Валя до сих пор считает себя виноватой в этом «деле» с лепёшкой и каждый год в Прощеное воскресение звонит мне и просит прощение.
Приобщение к рыбалке
Через Дядьково медленно течёт речушка. Перед центральной улицей она ныряет под мост, после моста под забор хрустального завода, затем выныривает из-под забора и у городского парка, перед плотиной, образует приличный по размерам пруд.
В войну и сразу после войны завод не работал, вода в речке и пруду была чистой. Славик на берегу пруда неоднократно наблюдал необычную картину - много мальчишек с берега на удочки ловили пескарей.
Читатель помнит – в последние дни перед войной папка обещал сделать Славику удочку и ходить с ним на рыбалку. Началась война, папка ушел на войну, о рыбалке пришлось забыть. Прошло четыре года, он сам решил изготовить себе удочку. На удилище годится тонкая, длинная орешина, леску можно сделать из нитки, поплавок из гусиного пера, а где взять крючок-заглотыш?
Славику помог Шура. Он где-то добыл сразу два подходящих крючка, сам он к рыбалке интереса не проявлял. Когда удочка была оборудована всеми необходимыми атрибутами, накопав, как советовали знатоки, небольших темно-вишневых, очень подвижных червей, начинающий рыболов отправился на пруд, на вечернюю зорьку. Там было много рыболовов в основномего возраста. Он выбрал подходящее, по его мнению, место, размотал удочку, насадил половину червяка.
С первого раза правильно забросить удочку не удалось, но после нескольких попыток поплавок шлепнулся в воду, вытянув леску на всю длину, и замер на гладкой поверхности воды.
Ребятишки то и дело вытаскивали пескарей, торопливо насаживали их на кукан, поправляли насадку, непременно плевали на неё несколько раз и вновь забрасывали свою снасть.
- А ведь я не поплевал на червяка, – подумал Славик, глядя на неподвижный поплавок и искоса поглядывая на удачливых соседей. Он вытащил снасть, поправил червяка, добросовестно оплевал его и забросил вновь. После недолго ожидания поплавок зашевелился, вокруг него пошли круги, потом он пополз в сторону.
- Пора! – Славик резко, двумя руками дернул удочку вверх, пескарь пулей выскочил из воды, описал дугу и шлёпнулся позади в траву. Дрожащими от волнения руками рыболов разгреб траву, нашёл свого первого пескаря, насадил на кукан и отпустил в воду.
Оказавшись в своей стихии, пескарь метнулся подальше от берега, но не тут-то было, суровая толстая нитка-кукан натянулась и не пустила его дальше своей длины.
- Зачем так дёргаешь, смотри, как надо – соседний мальчишка мягко подсёк, поднял руку с удочкой вверх и, не сходя с места, поймал левой рукой пескаря на лету.
В хорошую погоду, каждый вечер или ранним утром, когда не надо было идти в школу, Славик спешил на рыбалку и приносил десяток, а то и больше хороших пескарей, тетя Шура жарила их да нахваливала рыболова.
С тех пор прошло шестьдесят пять лет. Всякую рыбу довелось мне ловить за эти годы в разных водоёмах. Но Дятьковский пруд, первые поклёвки и первая в жизни добыча на рыбалке – симпатичные нежные пескари, тихие утренние и вечерние зори, ребятишки, стоявшие на берегу, остались в памяти навсегда.
Трагедия в Бобровке.
В июле, когда созрели все ягоды, а прошедшие дожди способствовали обилию грибов и скоро должны поспеть орехи, Славику захотелось в Бобровку. К его удивлению тётя Шура, как и бабушка Груня стала настаивать, чтобы он не ходил на склад и не брал в руки никакие снаряды и патроны, он понял, что бабушка через кого-то сообщила тёте Шуре о проделках её племянника.
Когда Славик пришел в Бобровку, бабушка была очень сердита и спросила внука, зачем он сюда заявился. Огорченный таким приёмом, Славик выслушал рассказ своих тётушек, что произошло совсем недавно в Бобровке. Негодование бабушки объяснялось беспокойством за своего непослушного внука.
Пожилого охранника склада сразу после дня Победы демобилизовали, охранять склад стал молодой солдатик, призванный в начале 1945 года и раненый в первом же бою. Он также носил на плече винтовку, ходил по складу, но он был чуть старше деревенских подростков, которые вскоре стали его друзьями. Он учил их стрелять из винтовки и, разумеется, вокруг них крутились ребятишки.
Дней десять назад подростки во главе с охранником вели стрельбу по мишеням, грохнул взрыв – за мишенью в кустах лежали снаряды.
Солдат-охранник, двое подростков и один мальчишка погибли на месте, трое были изранены и медленно умирали, в том числе и Леня. Только тогда дошла до сознания властей та опасность, которую представлял собой склад для населения окрестных деревень. На второй деньприехали саперы, несколько дней раздавался грохот, подорвали все, что находилось на складе.
Вечерами в деревне царила угрюмая тишина, не было слышно ребячьих голосов, жители при встрече говорили шепотом.
На следующий день Славик пришел в дом, где жил Леня. Мальчик лежал тихо. Лицо было бледно, глаза закрыты, на лбу виднелись капельки пота, он был без сознания.
Славик долго сидел у постели Лени, вспоминая совместные проказы, сквозь слёзы рассмотрел угол, где были иконы, встал, впервые без принуждения трижды перекрестился, надел свою пилотку и ушел.
Леню хоронили на деревенском кладбище, плакала его мамка, хмуро стояли деревенские деды, робко жались в кучку ровесники Славика. Бабушки тихими голосами прочитали заупокойные молитвы, мужики закрыли гробик и опустили его в могилку. Славик, как и все, бросил в могилу три горсточки земли и тихонько отошел в сторону к грустным ребятам.
На холмик поставили дубовый крест небольших размеров и положили несколько венков из полевых цветов. Славик вспомнил, как хоронили погибших солдат после освобождения деревни, где зимовала семья деда Ильи. В сущности, Лёня и все погибшие ребятишки в войну и после были такими же жертвами, как и погибшие отцы и старшие братья – жертвы проклятой войны.
На поминках после похорон мама Лени подошла к Славику, обняла его, её слёзы капали ему на шею, тихо говорила:
- Милый мальчик, наверно, твоя мамка с того света бережет тебя, это она подсказала, чтобы ты сразу после учёбы не пришел сюда, чтобы ты не погиб как мой сынок, твой друг Лёня. Слушайся бабушку Груню и тётю Шуру, никогда не бери в руки эти страшные снаряды, уходи подальше от тех, кто стреляет, береги себя, мальчик.
После похорон Славик хотел сразу вернуться в Дятьково, но подобревшая бабушка, зная, как он любит собирать ягоды, грибы и особенно орехи, оставила его пожить в Бобровке до конца августа.
За орехами он ходил с бабушкой, возвратившись домой, чистил их и складывал в мешочек. Орехи ещё не выворачивались из своих гнёздышек, их ядрышки были не совсем зрелыми, но уже полные, именно такие, какие он любил.
Возвращаясь из леса после сбора орехов, Славик попросил бабушку пройти мимо склада, ему хотелось посмотреть на него после взрывов, при этом он уверял бабушку, что больше никогда не возьмет в руки опасные игрушки, наоборот, будет говорить всем ребятам, что они смертельно опасны.
С дороги, идущей вдоль склада, была видна вся его территория, на всей площади желтели воронки, в беспорядке лежали стволы поваленных взрывами деревьев.
На том месте, где был штабель ящиков с порохом, на тридцать метров в окружности было все выжжено страшным взрывом. От кустов, где они с Леней не сумели поджечь дорожку с порохом, ничего не осталось!
Снова в Дятькове
До сентября оставалось совсем немного, когда Славик вернулся в Дятьково. Здесь он увидел нерадостную картину, Валя лежала в постели. Накануне тётя Маруся застала её у грядки, где созрели стручки гороха. Она предупреждала своих племянников, чтобы они не рвали без спроса горох, но своей дочери она его рвать не запрещала!Тётка жестоко выпорола маленькую нарушительницу, так что она несколько дней не могла двигаться самостоятельно.
В душе Славика бушевал яростный протест, он со злостью смотрел на жестокую тётку и свою двоюродную сестру. Чувствуя защиту, сестрица скорчила гримасу и показала Славику язык. Он замахнулся на неё, она сжалась от страха и побежала жаловаться матери.
Рассвирепевшая тётка, изрыгая проклятия, шла на Славика с ремнём, но этот десятилетний пацан, прошедший тренировку в мальчишеских уличных потасовках, уже мог постоять за себя. Он на лету схватил ремень, рывком обернул его вокруг запястья правой руки и уже сам готов был выпороть тётку, если бы не тётя Шура. Она поймала его руку, Славик сник, бросил ремень и, глотая слёзы, убежал на улицу.
Он слышал, как тётя Шура ругала свою взбешенную сестрицу, та громко кричала и грозила вышвырнуть этих нахлебников из дома, пусть уезжают к своей бабке в деревню.
- Пригрела змейку на свою шейку, а теперь мучайся с ними.
Славик раскалывал у постели Вали орешки, угощал её, она рассказывала – приходил Шурик и спрашивал, когда Славик приедет из деревни.
В последние дни августа семья тети Шуры убирала картошку на дальних участках, а ещё Славик готовил к школе чернила.
Чернила, как и все остальные школьные принадлежности, были дефицитом, их ученикам приходилось экономить. Делать свои чернила Славика научила тётя Шура.
Надо набрать опавших дубовых листьев, на одной стороне которых выросли круглые шарики, из этих шариков выдавить сок, в этот сок положить ржавые гвозди. Через несколько дней получились нормальные черные чернила.
Кино
Деревянный дом, в котором располагался кинотеатр, находился совсем недалеко. Первый фильм, который посмотрел Славик и Шура, назывался «Иван Никулин – русский матрос», он запомнился лучше, чем остальные, которые удалось посмотреть ребятам. Деньги на билет давала тётя Шура, изредка и тётя Маруся в награду за выполнение её поручений, видимо сердце её иногда оттаивало.
Смотреть кино хотелось каждый вечер, но где взять столько денег? Иногда выручал Шура, его сестра работала продавщицей в ларьке по продаже кооперативного хлеба. Он там продавался не по карточкам, а свободно, но намного дороже. У сестры водились денежки, и братик понемножку таскал их из её кошелька.
Этих денег тоже не хватало на каждодневные посещения кинотеатра. Тогда ребята «разработали» систему прохода на киносеансы. За час, а то и за два до начала показа фильма, они тайком пробирались в кинотеатр, прятались там в укромных местах, перед началом фильма незаметно выходили в переполненный зал или на другую сторону экрана. На другой стороне изображение не было таким четким, но вполне терпимым.
Папка приехал!
В сентябре приехал папка. Славик рассказал ему всю историю своей жизни с дедом Ильей и бабушкой Груней, о жизни и учебе в Дятькове в семье тёте Шуры. Он ни на кого не жаловался, понимая, что это нехорошо.Отец рассказывал о себе, какие бои были под Севастополем, как попал в плен, сидел в немецком концлагере, бежал из него, был пойман, работал в каком-то карьере, потом у немецкого хозяина, пока не был освобожден в 1945 году.
На протяжении последующей жизни, выпив после получки, он неоднократно рассказывал об этих событиях, припоминая всё новые подробности.
Папка опять стал работать на Людиновском заводе, в своем литейном цехе. Завод в то время выпускал локомобили. Наш дом был в войну разобран и его куда-то увезли. Бывшие соседи разделили между собой земельный участок, возвели на нем свои хозяйственные постройки.
Папка жил на квартире. Он регулярно после получки приезжал в Дятьково, привозил семье продукты, а всем детям вкусные подарки.

Отец и сын «выбирают» мамку.

Славик, как они договорились с папкой, приехал в воскресенье в Людиново, на Вербицкой остановке они встретились.
- Пойдем, сынок, искать тебе мамку – папка закурил и замолчал, пыхтя цигаркой.
Они долго шли по улице, дверь дома, куда постучал папка, открыла тётя и пригласила их войти. Гости сели у стола, тётя положила на клеенку перед Славиком скибку черного хлеба, посыпанного песком.
- Как зовут тебя, мальчик, - спросила тётя
- Славик – ответил он, детским сердцем, почувствовав холодное равнодушие в её вопросе, и понял – эта тётя его мамкой не будет.
- Нет, Матвей Ильич, передумала я, - услышал Славик, всеми силами пытаясь сдержать слёзы. Он первым встал из-за стола и вышел на улицу, ответ тёти обидел его.
- Это потому, что я плохой, – подумал Славик, вытирая слёзы.
Несколько лет спустя эта тётя встретила Славика, спросила его, как они живут и есть ли у него мамка.
- Все у нас есть: и мамка, и дом – ответил Славик, не глядя на тётю, и поскорее ушел.
Смущенный неудачным сватовством, папка шел молча, потом положил руку на плечо сына, - Ничего, сынок, все будет хорошо, скоро мы с тобой будем жить в Людинове в своем доме. Возьмем ссуду, выпишем и заготовим лес, построим дом и будем жить-поживать, да добра наживать.
Оптимизм папки успокоил Славика, он не стал задавать вопросов, но хорошо понимал, если будет дом, значит, в доме будет хозяйка.
После этого визита незадачливые сваты навестили постаревших дядю Петю и тётю Таню, пообедали там, послушали, как дядя Петя играл на гитаре и пел всё ту же песню, потом папка проводил Славика на Вербицкую остановку.
Мамка Полина живёт в Вербежичах.
Облетали с деревьев желтые листья, Славик снова приехал на Вербицкую, и они с папкой пошли в Вербежичи. На дальнем от Болвы краю деревни вошли в дом. Дом этот Славик сразу узнал. В далеком декабре 1941 года он ночевал вместе со своими тётями, по дороге из Людинова на Краснодубку.
Их встретила знакомая тётя Полина, они разделись и сели за стол. Славик искал глазами сыновей тёти Полины.Она поняла, что он высматривает и, вытирая слёзы, рассказала, что сыночки её умерли один за другим летом, а теперь у неё вместо них будут Славик и Валя и ещё её старший сын Виктор.
Досыта наевшись, Славик сразу уснул после дальней дороги. Рано утром папка разбудил его и они ушли – папка на работу, а Славик уехал в Дятьково. В сумке он вез подарки теперь уже от другой мамки.
Славик всё рассказал тёте Шуре, она вытерла уголком платка глаза, погладила его вихры на голове: - Теперь тебе и Вале будет жить легче.
Папка оставил квартиру и ходил теперь каждый день на работу из Вербежичей. Дорога в пять километров в одну сторону была ему не в тягость. Он когда-то ходил на работу с Ясенка, а это более чем в два раза дальше.
Папка увёз Валю в Вербежичи, а Славик остался в Дятькове до окончания учебы в третьем классе. Он в Вербежичи приезжал на каникулы.
Мамка Полина работала на ферме дояркой. Валя, как потом Славик узнал, болела от постоянного недоедания рахитом. В Вербежичах она ежедневно ходила к мамке Полине на ферму, где пила парное молоко. Через пару месяцев она повеселела и стала более подвижной, стала принимать участие в играх со сверстницами. Эти ежедневные прогулки помогли ей выздороветь.
В мае, окончив в Дятькове три класса, Славик переселился в Вербежичи. Тётя Шура наставляла его слушаться мамку Полину и почаще приезжать в Дятьково.
Деревянный дом мамки Полины был пристроен к кирпичному дому её родителей. В этих домах жили её сын Витя, сестра Нюра, их мать – очень добрая старушка, отец- дед Костя, по прозвищу Зачёс, и очень старый дедушка мамки Полины. Часто прибегала её свекровь, мать погибшего мужа, очень недобро относившаяся к её новым детям – Славику и Вале.
Славик подружился с дедушкой мамки Полины, у него были удочки, и они вместе несколько раз ходили на Болву ловить рыбу.
Где искать папку?
Однажды папка не пришел вечером с работы, не пришел он и на следующий день. Мамка Полина сходила в Людиново, расспросила всех, кого могла, но вернулась расстроенная.
Досужие бабки и тётки сразу накинулись на несчастную женщину
- Вот пригрела шатуна, а он оставил тебе своих двоих, да еще тебя с пузом, а сам уехал, что теперь будешь делать.
Славик тоже сходил в Людиново, побывал у дяди Пети и тёти Тани, сходил в милицию, встретил после гудка у проходной знакомых дядей – никто ничего не видел. Он вернулся в Вербежичи, в доме все молчали, кроме беспрерывно трещавшей свекрови:
- Отправляй назад этих пришлых, зачем они тебе нужны, пусть убираются к своей бабке.
Кому пожаловаться, кто разделит его беду, еще вчера был папка, они обсуждали планы дальнейшей жизни, а сегодня его нет, а где он никто не знает!
Славик пошел в Бобровку, может папка у бабушки Груни? Дойдя до Краснодубки, напился студеной воды из родника у Колиного дуба, свернул к знакомой сосне, присел у мамкиной могилки, долго смотрел на покосившийся крест, хорошо бы его заменить на новый лучше металлический, как это теперь делают.
От легкого дуновения ветра тихо шумела старая сосна, навевая дрёму, в глубине леса выбивала раскатистую дробь желна, из таинственного сумрака тесно стоящих елей доходил запах ладана. …. На фоне белых стволовберезок, в обрамлении зеленых ветвей на Славика смотрела мама, лицо её было озабочено тревогой за своего сыночка, печально сидевшего в полудрёме у заросшего холмика. …
- Ступай, сынок, к бабушке Груне, она мать твоего папки, она знает, где он, она все знает.
Славик очнулся от дальнего раската грома, небо потемнело, кругом было спокойно и как-то торжественно. Отдохнувший, полный уверенности, он словно на крыльях полетел в Бобровку.
Бабушка Груня молча выслушала внука, долго думала, потом сказала:
- Он жалился на живот, говорил, что его схватывают сильные боли под «ложечкой». Иди, сынок, в больницу, расспроси всех докторов, может он лежит больной без памяти, не мог он от вас уехать, не мог!
Старая мудрая женщина, мать, вырастившая пятерых сыновей и двоих дочерей, спасшая своего внука в лихую годину, говорила правду.
Когда Славик вернулся в Вербежичи, мать мамки Полины, старая добрая бабушка радостно встретила его.
- Иди, сынок в Людиново, в больницу, папка ваш там очень хворый, ему живот разрезали, там и мамка твоя, иди, сынок, иди.
Славик быстро, как только мог, полетел в Людиново, по дороге встретил мамку Полину, узнал, как пройти в больницу к папке. В больнице он упросил строгую медсестру. Она надела на него халатик и привела в палату.
На впалых, давно не бритых щеках папки чернела жесткая щетина, лоб был бледен, глаза закрыты – папка спал.
- Приходи завтра, мальчик, папка скоро поправится, приходи завтра с мамкой.
В деревне перестали судачить, доброжелательные тёти приветливо смотрели на Славика, а больно ярые тупо молчали, не сразу поверив в произошедшее.
Отец, окончив смену, вышел из завода, почувствовал нестерпимую боль, потерял сознание. Его подобрали, доставили в больницу, там обследовали и обнаружили язву желудка в тяжелой форме, сделали операцию. Если бы он потерял сознание в лесу по дороге в Вербежичи, исход был бы другим.
Как преодолеть себя
Папку выписали из больницы, лошадка на телеге с резиновыми колёсами привезла его в Вербежичи.
- Принимайте хворого – весело крикнул водитель этого транспорта и помог папке пройти в дом.
Папка отлежался, стал чаще вставать с постели, много ходил – было видно, что его тяготит вынужденное безделье, переживал, что задерживается подготовка строительства дома в Людинове.
- Тебя не обижает мамка?- как-то спросил он Славика с грустными нотками в голосе, - Если нет, тогда почему ты её не называешь мамкой? Славик понимал, что он поступает плохо, но никак не мог преодолеть себя.
- Иди и позови её домой, – папка сидел на кровати и рассматривал какие-то бумаги.
Мамка Полина работала на огороде. Славик вышел во двор, набрал воздуху и что есть мочи закричал:
- Мамка, иди папка зовёт!– в ушах звенело от собственного крика, сердце часто стучало, он убежал на улицу и долго занимался с другом Васей своими мальчишескими делами.
Вернувшись домой, Славик увидел на столе блины, сметану в блюдце, компот в стакане- Поешь, сынок, наверно, проголодался, - мамка Полина подвинула угощение к нему поближе.
Знакомство с новой улицей
Папке выделили участок под строительство дома на новой улице имени Лермонтова. Она начиналась на горке, на правом берегу того самого ручья, на левом берегу которого, в полукилометре выше, протянулась улица Ворошилова, где до войны стоял их дом.
Улицы как таковой ещё не было, были намечены участки под строительство домов, их участок имел номер восемнадцать. Новая улица заканчивалась в ста метрах от железной дороги.
Когда папка выздоровел, Славик впервые пришел с ним на новую улицу. Папка показал, где будет стоять их дом. Поперек их участка и соседних была вырыта траншея – в сорок первом году и сорок третьем здесь шли бои.
Когда папка уже работал, они много раз приходили сюда, размечали, забивали колышки, где будет стоять дом. Копали землю, весной предстояло посадить здесь всякие овощи и картошку.
Папка ещё не получил ссуду, строительство дома откладывалось на следующий год.
В четвертый класс
Учиться в четвертый класс Славик пошел в Людиновскую «Сталинскую» школу. Каждое утро вместе с папкой и названным братом Витей он шел в Людиново, а возвращался один – уроки в школе кончались раньше, чем рабочий день.
Учителем в классе был молодой мужчина, звали его Иван Иванович. Славик с первых уроков понял, Ивана Ивановича класс уважает – у него не было прозвища.
К новичкам всегда относятся настороженно. Славик, привыкший за три года быть внимательным на уроках, не заниматься посторонними делами, тоже присматривался к одноклассникам, выясняя для себя, кто из них хорошо учится, а кто посредственно. В первые дни учебы он получил хорошие оценки по арифметике и родной речи.
На одном из уроков класс писал изложение – учитель прочитал рассказ «Как белочка готовилась к зиме» и предложил всем изложить его своими словами. Славик из папкиных рассказов знал, как белки собирают и сушат на сучках грибы, как собирают орехи и все складывают в дупло, чтобы было чего погрызть долгой зимой. Эту близкую ему тему он изложил даже шире, чем в рассказе, добавил, как белочка работала, после грабежа её дупла нехорошими ребятами.
Иван Иванович на следующий день зачитал лучшие изложения и назвал тех, кто получил пятерки, а потом прочитал изложение новичка.
- Наш новый ученик Слава Харитонов написал изложение лучше всех по содержанию, но допустил много грамматических ошибок, поэтому я был вынужден поставить тройку.
Славик первый раз за три года учебы получил не очень хорошую оценку, но не расстроился – его не ругали - отзыв Иван Ивановича он понял как похвалу.
В ноябре мамка Полина родила папке второго сына, а Вале, Славику и Вите братика Мишу. Внимания мамки Полины к старшим детям поубавилось.
Весенний паводок на Болве отрезал дорогу из Вербежичей в Людиново, папка и Славик первыми переселились в Людиново на квартиру в полуподвальное помещение, недалеко от улицы Лермонтова. Здесь было холодно, приходилось постоянно топить металлическую печку. Дров не хватало, в выходные папка с сыном корчевали на дрова старые пни, пилить деревья, дажесухостой лесники не разрешали. Дрова возили на санках, а когда сошел снег – на тачке.
Потолок полуподвала являлся полом верхнего помещения, на потолке постоянно слышались шаги, через щели сыпался песок. Еду готовили на этой же печке, сделав над ней зонт из жести. Когда потеплело, сюда переселились мамка Полина с Мишей и Валя. Как только сошел снег, подсохла земля, началась подготовка к строительству дома.
Что нам стоит дом построить
Папка показывал Славику планировку их участка, там был нарисован их дом, очень красивый.
По разметке выкопали ямки, установили в них заранее покрытые битумом деревянные стулья. машина привезла бревна сруба, тёс, доски, жерди, дубовые колья .. все то, что должно быть приготовлено перед началом основных работ. Папка, уже строивший дом в Людинове в 1934 году, подготовил всё необходимое, весь инструмент, чтобы не случались остановки в работе.
Издавна в России собирали толоку для выполнения большого объема работ в один день. В воскресенье рано утром пришли мужики из литейного цеха, родственники из Бобровки. Эта бригада под руководством опытного плотника, срубившего сруб, собрала весь дом за один день, вплоть до установки и крепления жердей на стропилах под кровлю.
Работы начались рано утром с установки нижнего венца сруба на стулья и установки слег под доски пола, затем укладывали паклю и мох, клали венец за венцом. Уложив последний, установили матицы под накрытие потолка. Сделав временный настил на матицы, установили стропила, раскрепив их, положили на стропила строганные жерди, прибили – можно начинать крыть крышу.
Обед и ужин для бригады готовила младшая сестра мамки Полины Нюра. На временном очаге под навесом у неё кипело и скворчало, обязанности Славика были доставка воды и дров.
В последующие дни, вечерами, работали вчетвером, Славик в том числе, крыли крышу щепой, укладывая каждую щепинку с перекрытием, прибивали длинными тонкими гвоздями. Затем одновременно зашивали оба фронтона. Папка рассказывал, что в 1934 году при строительстве дома ветром сорвало крышу – не был зашит один из фронтонов.
Семья переехала из подвала в своё жилище. Погода стояла тёплая, приятно было спать в новом, ещё недостроенном доме, вдыхая свежий аромат сосновых бревен. Даже маленький братик Миша спал здесь спокойно в своей качалке, укрытый одеялами.
Всё лето ушло на достройку дома – обстроили дверь, подогнали лутки и подоконники, установили рамы, построили сени, в сенях выкопали погреб. Печник сложил печь, Славик от начала до конца проследил этот процесс. Внутри стены дома оштукатурили, снаружи обшили тесом. В этот же году папка построил небольшой сарай для коровы, в нём сушила для сена и закуток для поросёнка.
Мамка Полина оказалась заботливой, хозяйственной истинно деревенской женщиной. На следующий год появилась молодая корова, каждую осень кололи одного, а то и двух боровков. На дворе важно расхаживал около своих несушек красавец петух. В семье не было особого достатка – работник был один, но семья не голодала.
Этот дом до сих пор служит верой и правдой потомкам папки Матвея и мамки Полины.Обязанности приятные и не очень
Ещё до постройки дома, в конце апреля и в мае, после уроков Славик приходил на усадьбу и в одиночку занимался огородными делами. Что и как делать на огороде его научила тётя Шура в Дятькове. Он копал землю, граблями разбивал комья, выбирал сорняки, делал грядки, сажал раннюю картошку, лук, капустную рассаду, рассаду свеклы, сеял морковку и огурцы, сажал бобы и горох. По-хозяйски ухаживал за всходами, полол и поливал. Летом расхаживал по своим угодьям, хрустел морковкой, потрошил стручки гороха. Приятным лакомством был недозревший мак, когда его зернышки ещё самостоятельно не высыпались из головок.
В то время и много лет спустя никто из простых людей не подозревал, что мак - это наркотик.
Нормальной была обязанность пасти корову вечерами, после прихода её из стада. В конце улицы, на кочках, собиралась целая компания пастушков с соседних улиц, затевались разные игры. Пригнав корову, Славик получал за труды дополнительную кружку молока. Молоко было пищей и лекарством, его расход строго контролировала мамка Полина.
В то время выплачивали налог – кто держал корову, должен был сдать государству 300 литров молока в год!
Как магнит тянула к себе чистая, всегда прохладная, с её омутами, песчаными пляжами, богатая пескарями и щуками Болва. Пескарей здесь можно было поймать намного больше, чем в Дятьковском пруду, на донки ловились щуки, в забродку на кузнечика хорошо клевали голавли.
Не очень приятное занятие ходить с папкой на прополку и окучивание молодых сосенок, высаженных на лесных вырубках. За эту работу папке выделяли долю на скашивание травы на сено в междурядьях сосновых посадок.
Косить траву, сушить её папка научил Славика в тринадцать лет. Высохшее сено возили домой на двухколесной тележке. Самым сложным в этой операции была укладка и увязка сена на тележку, чтобы возок не растрясся на ухабистой дороге.
Отец приезжал в Навашино летом, помогал мне достраивать квартиру. Мы с ним ездили на моем двухколёсном минском мотоцикле на «своё имение» озеро Харитоново на рыбалку с ночёвкой. Отец с восторгом смотрел на широкие приокские луга и не переставал восхищаться их буйным разнотравьем. Ему в жизни не приходилось видеть таких богатых лугов, на них совсем не было щетины, как на бедных суходольных лугах.
Настоящее наказание ходить в магазин и стоять там полдня в очереди за хлебом. Магазин в центре города, недалеко от проходной завода. Хорошо, если хлеб привозили до гудка на окончание рабочей смены. Чаще это происходило позже, из завода шли рабочие, стоять в очереди они не хотели. Хуже всего приходилось пожилым женщинам, мужики в рабочих робах молча оттесняли их от прилавка, не обращая внимания на великий гам и шум. Ребятишки, как клещи втискивались между взрослыми, рискуя быть раздавленными, ухитряясь при этом крепко держать в руках хлебные карточки и деньги, а если удавалось протиснуться к весам и получить хлеб, прижимали его к груди и выползали из этой давки грязные, оборванные, прокатанные, словно валками, жесткимиробами, присаживались у магазина отдышаться, держа дрожащими руками свою «добычу».
«Разногласия» с мамкой Полиной
В первые годы на улице Лермонтова не было ни электричества, ни радио. Славик любил читать книги вечерами, сделав домашние дела и выучив уроки. Все ложились спать, а он при самом слабом огоньке керосиновой лампы скитался с Робинзоном Крузо по необитаемому острову, открывал с Гулливером страну лилипутов и великанов, до полуночи читал Фенимора Купера и ещё много разных книг, которые удавалось выпросить на недолгий срок. В лампу, как известно, нужно периодически наливать керосин, а керосин надо экономить – он стоит денег. Мамка Полина, к великому огорчению Славика, по вечерам стала прятать лампу.
Все ребятишки в те годы очень любили ходить в кино и играть в футбол. В зарослях молодых лиственных деревьев раздавались призывные крики новоявленных «тарзанов», пытающихся перепрыгнуть с дерева на дерево.
Где взять деньги на билеты или на складчину, чтобы купить футбольный мяч не кожаный, а хотя бы кирзовый? Славик стал продавать весной букетики ландышей, а летом стаканчиками землянику и чернику.
Догадливая мамка Полина брала у Славика деньги в долг, но когда в продаже появились футбольные мячи, она наотрез отказалась отдавать деньги. Возник скандал, вмешался папка и восстановил справедливость.
На улице, напротив дома Славик посадил березки и липы. Соседи на этой стороне улицы также посадили деревья в один ряд, деревья со временем выросли и украсили улицу.
На огороде у дома Славик посадил лесную малину и смородину, между ними лесную землянику. Прочитав в книжках, как это надо делать, посадил несколько яблонь, слив, вишен. У мамки Полины в отношении сада были другие понятия – в те времена за каждое плодовое дерево взимали налог. По этой причине был вырублен фруктовый сад в Вербежичах, осталось только одна яблоня-китайка, каждый год плодившая свои мелкие, но вкусные яблочки.
Понимая, что упрямый сын будет отстаивать свои посадки, она придумала свой способ уничтожения – однажды утром Славик увидел гуляющую по саду корову. Она по-своему понимала, как ухаживать за плодовыми саженцами, половина из них были затоптаны. После долгих споров стороны пришли к соглашению: все, что осталось, будет спокойно расти под неусыпным надзором садовода, а корова больше не будет «случайно» заходить в сад.
Это был первый сад, посаженный мной, так получилось в жизни – я их посадил четыре, три из них, в том числе первый, плодоносят до сих пор.
В том давнем споре мамка Полина была права. Налог на плодовые деревья отменили, но в саду под тенью яблонь даже овощи плохо росли – их грядки пришлось делать, уменьшая площадь под картошку. Деревенская женщина лучше несмышленыша понимала – главный продукт – картошка, она основа в жизни, нужна и людям и курам, и поросятам, и даже корове.
Больше пятнадцати соток под усадьбу занимать не разрешалось! Доходило до абсурда – земля за пределами нашего и других участков зарастала бурьяном, но использовать её было нельзя.
Я в те годы был уже взрослым и мог за себя постоять, а у сестры Вали отношения с мамкой Полиной напоминали те, что в русских народных сказках между мачехой и падчерицей.Я заступался за сестру, когда несправедливость была явно видна, но полностью защитить её от всяких обид не мог.
Уличная футбольная команда
В те времена разразилась эпидемия – все мальчишки России стали играть в футбол, причиной тому были победы наших футболистов в Англии, о вратаре Хомиче ходили легенды. Создавались дворовые, уличные команды, по всему городу происходили футбольные баталии на подходящих площадках.
Улица Лермонтова невелика, соседняя улица Чапаева чуть больше, поэтому и футбольная команды были вдвое меньше стандартных, но футбольные матчи между ними были не менее горячими. Официально капитана и тренера у команды не было, но ударная сила её от этого не страдала.
Роль центрального и главного защитника выполнял Лёша Ухин, он больше всех переживал за безопасность ворот команды, ему помогал Ваня Деев. Атаковала ворота противника ударная тройка – по центру Коля Деев, справа Валя Гудков, слева Слава Харитонов, а защищать ворота доверяли младшим пацанам.
Стадионом служил край заросшего поля за железной дорогой. Обе команды несколько дней приводили его в порядок: закапывали канавы, сносили кочки, ставили ворота.
Матчи происходили с переменным успехом, но чаще выигрывали лермонтовцы, более стойкие и напористые, чем чапаевцы.

Детство прошло
Славик и Лёша подружились, вместе ходили во Дворец культуры, учились танцевать и плясать в хореографическом кружке, выступали на сцене перед зрителями. В классе все четыре года Славик дружил с Володей Черненко, он и его брат Виктор учились отлично, Славик старался не отставать от них. Володя был равнодушен к танцам и прочим несерьезным забавам, зато занимался спортом и рыбалкой.
Все четыре года учебы в одном классе почти каждую переменку друзья выбегали на школьный двор и упражнялись на перекладине, на брусьях, на гимнастической лестнице, забирались вверх по шесту, вместе участвовали в лыжных соревнованиях зимой и кроссах летом.
Окончив семь классов, Славик подготовился и сдал приемные экзамены в Людиновский машиностроительный техникум, в параллельной группе учились братья Черненко.
Время шло, ребята подросли, привыкли ходить на танцы в городской парк летом и Дворец культуры зимой. Стали с интересом поглядывать на девчонок. Детство прошло, начиналась юность!
Я заступался за сестру, когда несправедливость была явно видна, но полностью защитить её от всяких обид не мог.
Уличная футбольная команда
В те времена разразилась эпидемия – все мальчишки России стали играть в футбол, причиной тому были победы наших футболистов в Англии, о вратаре Хомиче ходили легенды. Создавались дворовые, уличные команды, по всему городу происходили футбольные баталии на подходящих площадках.
Улица Лермонтова невелика, соседняя улица Чапаева чуть больше, поэтому и футбольная команды были вдвое меньше стандартных, но футбольные матчи между ними были не менее горячими. Официально капитана и тренера у команды не было, но ударная сила её от этого не страдала.
Роль центрального и главного защитника выполнял Лёша Ухин, он больше всех переживал за безопасность ворот команды, ему помогал Ваня Деев. Атаковала ворота противника ударная тройка – по центру Коля Деев, справа Валя Гудков, слева Слава Харитонов, а защищать ворота доверяли младшим пацанам.
Стадионом служил край заросшего поля за железной дорогой. Обе команды несколько дней приводили его в порядок: закапывали канавы, сносили кочки, ставили ворота.
Матчи происходили с переменным успехом, но чаще выигрывали лермонтовцы, более стойкие и напористые, чем чапаевцы.

Предсказание кукушки
В 2005 году я ходил на Краснодубку один. Погрустив у могилы матери, прошел на Ясенок, посидел на остатках фундамента дома деда Ильи, вспоминая себя шестилетним пацаном, и тут услышал кукушку.
- Сколько лет осталось мне жить? – спросил вещунью. Кукушка помолчала, видимо размышляла, потом закуковала. Я насчитал тридцать раз, но она не замолчала и, когда досчитал до пятидесяти, взмолился – хватит, милая, остановись, но она ещё долго продолжала своё «ку-ку»
Так что, не смотря на букет болезней, неизбежных в этом возрасте, вопрос о продолжительности жизни кукушкой решен положительно!
Эпилог
Время неумолимо. Всё дальше уходят годы Великой Войны, все меньше участников сражений, работников тыла, ковавших оружие Победы. Всё меньше детей войны, чьё детство было изранено фашистским насилием, голодом и холодом, чьи изможденные лица и тела видим мы на фотографиях тех жестоких лет.
Нельзя допустить, чтобы разбой и насилие повторились и уничтожили, искалечили миллионы жизней, в том числе и детей, самую незащищенную часть человечества.
Я не глубоко верующий, но всё же верю, что наша покойная мать Прасковья Васильевна, хранила меня и сестру от многочисленных напастей, сохранила нам жизнь и помогает нашим детям и нашим внукам быть добрыми, удачливыми и счастливыми в жизни.
В начале шестидесятых мы с отцом поставили на могилу матери крест из нержавеющей стали. Меня и сестру все хорошо знали в Крынках, всегда приветствовали и сообщали, что «Ясный Крест» стоит на могиле, все подле него останавливаются помолиться, помянуть убиенных.
В начале девяностых крест украли.
Я прощаю воров, если они на деньги за крест кормили детей!
Если деньги истрачены на другие цели – пусть их покарает жизнь!
На могиле стоит крест, но более скромный, мы с сестрой уже престарелые люди, всё реже посещаем могилу матери
Вечная ей память!
Вечная память нашим спасителям, скромным добрым людям: деду Илье, бабушке Груне, тёте Шуре, моей крёстной матери, нашему отцу Матвею Ильичу и мамке Полине.
Всем живым и кто ещё родится, пусть будет комфортна Родная Земля, а над головой всегда чистое, погожее небо!
Доброго Всем здоровья!