Проснулся

Мы все заблудились. Мне кажется, что наши пути должны были вести в более приглядное место, чем съежившаяся под дождем улица, плывущая в бликах желтого света пьяных фонарей, качавшихся под осенним ветром, словно плакучие ивы. Выныривая из прокуренного грохота очередной дыры в стене, где серые гнутые спины пропитывают себя алкоголем, мы надрывисто смеемся, но не падаем. Мы уже пали, и остались только капли дождя, дрожащие на ресницах ее безумных, бездонно-прекрасных глаз, только капли дождя и ее обжигающе красная помада, пылающая на бледном лице. Хочется понять, как мы здесь оказались, как оставили позади полосу песчаного берега и сгоревший в заливе закат. Ответов никогда не будет. Мы утонем в дыму папирос, в сумраке очередного дня, в котором будет прижавшийся к земле старый город, бездушные массивы домов и распятые небом мечты. Когда-то я хотел спасения. Когда-то я мог мечтать о том, что смогу нарисовать другую картину, картину, в которой будет хоть капля надежды, и просто подарить той, которая стоя под дождем, будет смеяться, слушая «Дорз». Но шли годы, и краски поблекли. Мечты разбросало по улицам, как обрывки газет, лица и обещания спутались, словно мысли пьяницы, и потеряли свой смысл и свои имена. И вот, кто-то решил подшутить над моим затуманенным разумом. Женщина со взглядом кошки, материализовавшаяся из тьмы беспокойной ночи, берет меня за руку. В голове пульсирует ее имя, и я тщетно пытаюсь произнести его, не сорвавшись на крик, как последнее заклинание, отделяющее меня от уничтожения вселенной. Трясу головой, пытаясь прогнать наваждение. Она не исчезает, мы говорим с ней. Виски в ее стакане плавит лед, а тонкие пальца поигрывают сигаретой. Когда люди впервые пробуют героин, они уверены, что все контролируют, и что сильнейшая дурь никогда не сможет подчинить себе их волю и разум. Но, очень скоро, они готовы перегрызть горло за еще один дозняк кайфа, за еще пару часов эйфории, выжигающей их изнутри. Она такая же. Пять минут рядом – и вот я занят поиском того, кому бы продать свою пропитанную алкоголем, наркотиками и остатками надежд душу. Но даже дьявол позабыл это место – здесь уже все сделано, мы сами жарим себя на вертелах, сами себя бросаем на сковороды и загоняем гвозди под ногти. Глядя сквозь закопченные стекла очередной рыгаловки на бестолковый рассвет, мы видим глаза тех, кого любили когда-то, но не смогли сделать счастливыми рядом с собой, и как результат – потеряли.
В рванье туч, цепляющихся за крыши домов, мы видим глаза тех, с кем никогда не будем – по тем или иным причинам: будь то вопрос благосостояния, мировоззрения… Не важно. Так часто бывает. Но я уже смотрю в глаза женщины-кошки, и понимаю, что мне проще обратиться в прах в ближайшие пять минут, чтобы не придумать себе очередной образ, который не даст мне спать, заставляя закидываться всем подряд, чтобы опять забыть. Но все пропало: она приходит ко мне в моем прерывистом, иссеченном осколками кошмаров сне, садится на край кровати, и что-то говорит, околдовывая магией присутствия. Так становится самоубийцами. Так становятся сумасшедшими. И точно так же становятся счастливыми.
Когда приходишь себя после долгого наваждения, то это словно вынырнуть из таинственной и спокойной глубины моря в эпицентре бушующего урагана, и понять, что на поверхности – лишь обломки твоего корабля, и что ты сам – уже мертв, что ничего не осталось в твоей памяти, кроме ее глаз, красной помады и дождя. Я улыбаюсь: мне нравится такой исход. Только в такие моменты мне начинает казаться, что я понимаю, где жизнь, а где сон. Только в такие моменты я точно знаю, что наконец-то проснулся.