Тум-тум-тум

***
Это был ноябрь. Ничем непримечательный месяц, разве что количество осадков, выпавших на голову людей и на землю, было огромным. Дождей было много, а еще больше – мороза и ветра; порой, и снежные хлопья вступали в этот холодный танец природы, заставляя людей морщиться, выглядывая из окна. Впрочем, погода – это мелочь. Ноябрь  (сейчас на дворе декабрь, а я коротаю время в скромном номере мотеля со странным название «Люк-Олли») запомнился мне даже не расставанием со своей девушкой, с которой я встречался около года и любил. Сильно любил. Очень сильно любил. Я думаю, мы были близки к свадьбе. Может, мы бы и поженились, а потом завели детей и… как там говорится? Жили долго и счастливо? Ха. Это не про нас. Уже не про нас.
Что могло нас разлучить? В принципе, любой психолог, спроси вы его, выдаст вам целую тираду на эту тему. Причиной разлуки (или развода, если дело дошло до этого) может послужить любая мелочь. Вы можете трахать друг другу мозги до потери пульса, ревновать, кидаться посудой… можете и изменять, да, вас никто не ограничивает. По сути, все зависит от реакции партнера – зачастую, она негативная, но всякое бывает. Помню, был у меня знакомый, который говорил, что у него с девушкой - свободные отношения. Звучит пафосно, согласен. Долго ли они прожили вместе? Полгода, по-моему… пока я их не убил.
Я еще не говорил, что я убийца? Ах да, я же даже не представился. Зовут меня Джеймс. Джеймс Эванс, если вас это интересует. Не стоит судорожно вводить мое имя и фамилию в поисковую систему «гугл», а затем набирать по телефону полицию и кричать им, что, мол, вы нашли преступника! Если вы это читаете – мои каракули, над которыми я работаю сейчас за письменным столом в «Люк-Олли»; за окном метель, настоящая метель, а снежные комья каждый раз с такой силой врезаются в закрытое окно, что я вздрагиваю, - то я уже мертв. Думаю, что так и будет. Я в этом уверен, если быть честным.  Нет, не суицид, я не из тех, кто может запросто покончить с собой, да еще и оставив записку «МАМ, ПАП, ПРОСТИТЕ!». Черт, я убил и своих родителей тоже, поэтому записку стоит адресовать другим людям.
Но это не записка. Понимаете, пусть я и умираю (и это не рак, не СПИД и не прочие болезни, о которых вы сейчас думаете, я не болен), я не хочу, чтобы обо мне думали, будто я маньяк. Или хладнокровный убийца. Я не такой, нет. Мама мне часто говорила, что я и «мухи не обижу». Впрочем, это неправда. Мух я обижал, но в детстве: вырывал им крылья, сажал в банки, топил, но кто этого не делал? Не морщитесь, я не худший и не лучший из нас, поэтому свои осуждения оставьте на пороге. И, желательно, не на пороге «Люк-Олли», потому что горничные тут не самые вежливые.
Убийцей я стал в конце ноября, я даже помню дату – двадцать третье ноября. День памятный, о да. Человек никогда не забывает первый поцелуй, первый класс и первый секс. Такое просто остается навсегда с вами и преследует вас везде – в дороге, в туалете, на работе, даже за чтением книги! Стоит вам вспомнить о таком словосочетании, как, например, первый поцелуй, и вы тут же представляете себе картину: юный вы впиваетесь губами в какую-нибудь юную леди. Я считаю, что читающий мои писаки – парень. Вряд ли полицейский, который найдет меня (не думаю, что меня обнаружит горничная, они тут еще и ленивые до ужаса, но я их не виню; некоторые, вон, людей убивают), даст почитать эти «мемуары» кому-то еще. Надеюсь, что не даст. Чем меньше людей их прочтет, тем меньше людей будут считать меня маньяком, психом и убийцей.
Все произошедшее кажется нереальным, но менее реальным от этого оно не становится. На моем счету семь жертв. Может и больше. Тех, о которых я знаю и в которых уверен, было семь. Семь ужасных смертей. Кровь этих людей на моих руках, и поверьте, мне не легче от осознания своей вины.
Я задаю себе один и тот же вопрос, из раза в раз. Джеймс, а почему это случилось именно с тобой? Справедливый, однако, вопрос. Эта история могла приключиться с кем угодно, черт, даже с Мэттью из отдела кадров, с этим бестолковым развратником, чья история в браузере напичкана различной порнографией, а сам он не может не пялиться на грудь своей ассистентки, когда та стоит рядом. Примитивный человек, но и он мог стать убийцей. Было бы отчасти забавно. Я думаю, его жертв находили бы в позах камасутры.
И все же, я не считаю себя виноватым в полной мере. Эти убийства были совершены мной, но совершил их не я. Черт, вам, конечно, сложно в это поверить. Мне и самому сложно в них поверить, хотя мой руки замараны кровью по локоть. Все, что я хочу донести до вас этим письмом, укладывается в одно предложение.
Я не виноват.
Я не хотел… да прекратите вы уже морщиться! Я понимаю, как абсурдно это звучит, но потерпите, я постараюсь вам рассказать, как все произошло. Впрочем, на вашем месте я бы отложил эту рукопись и забыл о ней. Я не обижусь – честное слово, не обижусь – если вы сочтете нужным выбросить ее в окно, или сжечь, предварительно помочившись на нее. Тогда Джеймс Эванс станет для вас лишь призрачным воспоминанием, которое будет неспешно прогуливаться по аллеям вашей памяти, иногда присаживаться на скамеечку и давать о себе знать, легко постукивая каблуком сапог о мостовую. Вы будете думать: «О, тот ненормальный, Джеймс, кажется», а потом возвращаться к обыденной жизни. Звучит саркастично, каюсь. К хорошей и дорогой вам обыденной жизни. Лично я бы сейчас отдал все, чтобы вернуться к моей хорошей обыденной жизни, но, увы, она канула в лету. Как и я. Скоро.
Двадцать третье ноября. Холодный денек. Мы с Каролин провели незабываемую ночь вместе (этого я описывать не буду, даже не просите), а затем, с утра, разошлись. Я – на свою работу, она – на свою. Я - бухгалтер, эдакий человек-средний-класс. Хороший годовой оклад, позволяющий съездить на пару недель в Италию, содержать семью и иметь неплохой домик в городе. Не скажу, что работа приносила мне море удовольствия – по большей части, она была скучна. Но я работал, потому что так надо. Потому что так заведено, так написано в гигантской книге под названием «СРЕДНИЙ КЛАСС», и я не стал выделяться из толпы. Я вообще был обычным человеком со своими бытовыми проблемами, пока не столкнулся… а, ладно, попозже.
Каро была поэтом, журналистом и хорошей любовницей. Вечером любила почитать (что-нибудь из беллетристики, отдавала предпочтению Стейнбеку и Сэлинджеру), часок-другой уделяла своему творчеству, пока я, задрав ноги, ел приготовленную ею еду и смотрел новости, а ночью кувыркалась со мной в постели. Идеальная женщина. Неужели вы думаете, что я хотел убить ее?
Как я уже сказал, работа была скучной. Не утомительной – не думаю, что кто-то может утомиться, впечатывая ягодицы в кожаное сиденье, - но скучной. Работу разбавлял «Фейсбук», на котором я засиживался, и парочка пасьянсов, требовавшие от игрока лишь зачатка интеллекта. Эти два занятия тоже не утомляли, поэтому я всегда возвращался домой бодрым и свежим. А если не свежим, то обязательно становился таковым, после горячего душа с Каро.
За пять минута до ленча – обычно я закрывал пасьянс, выходил из здания, в котором работал, шел в пиццерию напротив и съедал там одну небольшую пиццу, - меня перехватил мой босс. Дуглас Витчер, да упокой Господь и Иисус его душу, был неплохим парнем, но иногда становился на редкость занудным, особенно когда разговор заходил о работе. Мой вымышленный том «СРЕДНИЙ КЛАСС» он прочел от начала до конца, от корки до корки, поэтому знал, как доставать себе подобных (ну, или на ступень ниже).
Дуги зашел в мой кабинет – хороший, надо сказать, кабинет, с двумя кожаными креслами, небольшим диванчиком, парой растений, высоких и торжественных, по углам, и длинным столом из красного дерева, на котором стоял новенький «макинтош», - и уселся на кресло передо мной. Его маленькие черные глазки заелозили по моему костюму, затем нашли мои глаза и вперились в них.
- Джеймс, мне не нравятся цифры.
Я пожал плечами.
- Мне они не нравятся со школьной скамьи, Дуг.
- Ходят слухи, что кто-то ворует из бюджета, – Дуги поморщился, его лоб прорезала глубокая морщина. – А у тебя, как мне известно, есть доступ к бюджету. Я ни на что не намекаю, Джейми, ты хороший парень, но это странно.
Я не воровал из бюджета, и Дуги прекрасно это знал. Знал он и то, что с минуты на минуты начиналось время ленча, и мне неплохо было бы уже уйти. Живот одобряюще заурчал, поддерживая мое желание впиться зубами во вкусную сырную пиццу.
- Дуг, это слухи.
- Слухи не появляются просто так.
- Появляются, еще как. Пообщайся с отделом кадров. Слухов о сексуальной активности Мэтта Стотча хватит на целый порнографический фильм. С сиквелом.
- Тем не менее, мой начальник беспокоится. И я с ним заодно.
- Не сомневаюсь, Дуг. Я сделаю все возможно, чтобы устранить глупые слухи. Или поймать чертового вора. – Я поднялся, Дуги тоже. – Но это не я. Даю слово.
Дуги задумчиво жевал резиновую жвачку. Его челюсть совершала круговые движения.
-  Да, пожалуй, слухи - это всего-лишь слухи. Извини, Джеймс. Я погорячился. Знал бы ты, сколько на меня дерьма ежедневно выплескивается сверху. – Дуги потер щеку.
- Я понимаю, я все… - я все понимаю, хотел договорить я, но не смог. Замолчал на полуслове. Мой начальник, Дуги Витчер, положил руку мне на плечо и крепко сжал его. Он и раньше так делал, я к этому привык, но в этот раз все было иначе.
Когда его рука опустилась на мое плечо, меня самого словно ударили током. Яйца зазвенели, во рту появился металлический привкус. И запах. Завоняло разложившимися телами. Я, однажды, побывал в морге – патологоанатом местной больницы приходился мне другом и как-то позвал меня к себе выпить (не лучшее место, сам знаю) – и там пахло также. Трупами.
Дуглас этого не заметил. Пальцы он разжал и выпустил меня из своих железных тисков. Покинул кабинет, понурив голову. Столь резкая перемена в его поведении мне не понравилась, я подумал, что, может, стоит вытащить его на выходных куда-нибудь, но эти мысли были заглушены громким урчанием моего живота. Живот ждал своей традиционной полуденной пиццы, и я решил, что не стоит его злить. Мысли о Дуге вылетели из моей головы, а вернулись только ночью, когда я узнал, что Дуг был жестоко убит в своем доме.
Мной.


***
Оставьте свои игры в Шерлок Холмса, пожалуйста. Нет, ДУГ НЕ ЗНАЛ СЛИШКОМ МНОГО, и нет, МНЕ НЕ ПРИШЛОСЬ ЕГО УБРАТЬ. В кино и литературе, возможно, так все и происходит, но я не думаю, что смог бы убить человека в реальной жизни.
Да-да, это говорит серийный убийца, ха-ха-ха.
Двадцать третье ноября плавно перетекало в двадцать четвертое ноября, а я кувыркался в постели с Каро. Покончив с любовью, мы закурили, поболтали и заснули. Она рассказала, какая все-таки задница ее начальник – то и дело раздевавший ее голодным, похотливым взглядом, - а я упомянул странное обвинение в свой адрес от Дуги. Дугласа Каро знала, мы бывали у четы Витчеров в загородном доме. Неплохо проводили время вчетвером, играя в теннис, плавая в бассейне и разговаривая вечером о всякой ерунде, вроде погоды, футболе и политике.  Каро пожала плечами и заверила меня, что у Дуга просто выдался тяжелый день, вот он и сорвался. Я не спорил. Я не из тех задниц, кто любит спорить. Я поцеловал Каро в губы, выключил свет, и мы заснули.
Мне приснился сон.
Странный сон.
Это был первый сон из той череды, что я видел почти каждую ночь. В нем я видел себя, но как бы от третьего лица. Мне выпала роль зрителя. И уж точно я никак не мог повлиять на это. Если бы мог – повлиял бы. Вмешался бы. Сделал бы что-нибудь. Честное слово.
Но я не мог. Я отчетливо видел, как Джеймс Эванс (то бишь я!) идет по тротуару. Видел черные, начищенные до блеска туфли, что я обычно носил на работу, видел поглаженные брюки и белую сорочку, пиджак и теплую куртку, которую мне подарила мать на прошлый новый год, аргументируя это тем, что скоро наступит новый ледниковый период. Тогда я находил это забавным, это излишнее внимание от матери, но теперь я по нему тоскую. Ненавижу людей, которые начинают ценить людей только после смерти, но я один из них. Ничего не могу с собой поделать.
Лже-Джеймс Эванс шел, держа в руке большой кейс. Во сне, ровно как и в реальности, на улице было холодно и темно – тусклый свет фонарей отражался на металлической застежке кейса, свободную руку Лже-Джеймс держал в кармане, а я слышал монотонный стук его зубов. Тум-тум-тум, говорили они, смотри, но не мешай.
Мне не составило труда догадаться, куда мой двойник держит путь. Во-первых, я сам знал эту дорогу, как свои пять пальцев, так как не раз бывал здесь. Во-вторых, сад, лежащий в поле зрения, яркий даже ночью: уйма тюльпанов, роз и других цветов, которые так обожал Дуги и его супруга, Жаклин Витчер. Помню, Дуги как-то сказал мне, что когда выйдет на пенсию, посвятит цветам всю оставшуюся жизнь. Не думаю, что он говорил серьезно – от него разило алкоголем, как от последнего пьяницы – но цветы он все-таки любил, о чем свидетельствовал красивый садик перед его небольшим, но приятным глазу домом.
Двойник молча двинулся по подъездной дорожке к входной двери. Я следовал за ним бесшумным призраком, витая в воздухе. Вмешаться я не мог, как бы не хотел. Первая и последняя моя попытка что-то сделать увенчалась тем, что моя рука прошла сквозь куртку Лже-Джеймса насквозь и вышла с другой стороны. Он ничего не заметил. Может, почувствовал легкий ветерок, но на этом все.
Двойник постучал в дверь. Еще раз. В третий раз. Я успел понадеяться, что дома никого, что во сне Дуги и Джаклин Витчеры уехали в свой загородный домик и ночуют там. Но жизнь любит преподносить сюрпризы. В ту ночь, тот сон преподнес мне сразу три сюрприза. Первый – усталый голос Дуги, доносящийся из-за двери:
- Иду, иду. Кто это?
Второй – огромный нож, прямо мачете, как из фильмов про Джейсона Вурхиза, который появился из странного кейса моего двойника. Он достал его, задумчиво повертел в руках, а затем спрятал за спину, будто благородный рыцарь, ждущий свою даму с букетом цветов.
Третий – все это было во сне… но наяву.
Дверь открылась. Показался Дуги Витчел. Осунувшийся, с черной кожей под глазами и паутинками морщинок в области глаз и уголков рта. Огненно-рыжие волосы растрепались, ночной колпак съехал на бок, придав своему хозяину комичный вид. Глаза, заспанные глаза отсутствующим взглядом вперились в моего двойника. В них полыхнула искра любопытства.
- Джеймс? Что ты тут?..
Договорить он не успел, как и я не успел сделать это двадцать третьего ноября перед ленчем. Но Лже-Джеймс сжал моему другу плечо. Не стал он и уходить. Вместо этого, мой двойник достал из-за спины свое оружие – на которое Дуги успел воззриться с неподдельным изумлением – а потом, размахнувшись, отрезал Дуги Витчеру голову. Голова, все с тем же изумленным взглядом, прокатилась пару метров и угодила в желтоватый квадратик тюльпанов, окрасив его в красный цвет. Дугласу Витчеру больше не суждено было вести непринужденную беседу о бейсболе, о погоде или о том, какой же неправильный курс выбрал Барак Обама. Не суждено ему было и сжимать мое плечо. Дуги покинул этот мир, и убил его я… но и не я.


***
Я проснулся с дикими воплями, срывающимися с моих губ.  Каро принялась меня успокаивать, даже сделала мне горячего зеленого чаю, чтобы я пришел в себя. К моему огромному сожалению, я с пугающей отчетливостью помнил свой сон: помнил своего двойника, помнил летящую голову Дуги Витчера и, конечно же, красные от крови тюльпаны на лужайке четы Витчеров перед домом. На вопрос Каро, что мне приснилось, я не ответил. Меньше всего на свете мне хотелось впутать свою любимую в этот алогичный бред. В итоге я сказал, что не помню, но по ее скепсису в ярко-синих глазах, понял, что врать не умею. Впрочем, я все равно ей ничего не рассказал, а она и не стала допытываться. Молча унесла чашку, помыла ее, вернулась, укрылась одеялом, поцеловала меня в щеку и пожелала мне спокойной ночи. Моя милая Каролин.
 Не секрет, что в ту ночь уснуть я не смог. Переворачивался с бока на бок, вглядывался в потолок, словно там были записаны ответы на донимавшие меня вопросы – а их было немало, лидировал, разумеется, жив ли Дуги?.. – и закрывал глаза в надежде поспать хотя бы пару часиков. Тщетно. Я пролежал без сна, наверно, часов до семи, считая в голове овец – детская привычка, которая раньше помогала засыпать, а теперь годилась лишь для того, чтобы убить время, - а затем встал и принял горячий, освежающий душ. Теплые струи воды приятно ударялись о тело, заставляя забыть обо всем. В любой другой день им бы это удалось, но только не двадцать четвертого ноября. Нет, сэр. Мне хотелось как можно скорее покончить с душем, завтраком, со всеми этими житейскими процедурами и выяснить, окажется ли сон явью.
Каро в тот день я будить не стал. Был слишком возбужден, а она бы это заметила. Я быстро затолкал в себя два сэндвича с курицей и майонезом,  выбежал из дому, сел в свой красный «Додж» (краска уже облезла, но теперь меня это уже не волнует) и умчался на работу. Я не хотел, чтобы Каро переживала за меня, но что кривить душой? Плевать я хотел на обиды всех людей этого мира, даже Папы Римского. Мне нужно было узнать, жив ли Дуги Витчер. И что ему снилось?.. – если вообще снилось.
Я могу еще долго переливать из пустого в порожнее, но буду краток, время поджимает. Дуглас умер. Его обезглавленное тело обнаружила Жаклин. Ее вопль перебудил всю округу. Сбежались люди. Некоторых вырвало, некоторые побелели, как полотно. Одинокий вой Джекки Витчер был единственным звуком на многие мили вокруг. Эта женщина, умная и  рациональная, выбежала из дома, схватила голову своего мужа (бывшего, надо сказать, мужа) и прижала к груди. Выла и плакала, прижимая голову Дуги Витчера. Не самое приятное зрелище.
На работе об этом галдели все, кому не лень. Я же не мог этого слышать, потому что знал убийцу. Знал его тридцать два года, прожил бок-о-бок с ним всю жизнь. Я. Я – убийца.


***
Первое убийство я помню очень хорошо. По крайней мере, перечитав вышесказанное, я остался доволен. Так все и было, слово в слово. Я сомневаюсь, что вы мне верите – я бы, например, не поверил, будь я кем-то другим, - но попытаться стоило. Не хочу умереть, даже не попытавшись донести остальному миру, что произошло.
Следующими моими жертвами (или не моими?..) стали  Сэмми Уоллес и Грегори Смит. Пара, о которой я говорил в начале своего… рассказа? Мемуаров? Не знаю, к какому жанру можно отнести мои каракули, да и неважно это.
Грег все время расхваливал их свободные отношения, хотя насколько я знаю, на стороне у этих ребят никого не было. Встречались они лишь полгода, а это не самый длительный срок. Души друг в друге не чаяли. Этим двум меньше всех в мире требовалась «свобода» в отношениях.   
Я встретился с ними двадцать пятого ноября. Каро не пошла, так как недолюбливала Грега. С Сэмми она вроде бы ладила, даже, порой, ходила с ней по магазинам, а вот с Грегом время проводить отказывалась. Каро не сочла нужным скрыть это от меня. Вернувшись  домой после первой (и последней, как оказалось) встречи с Грегом (я, Сэмми, Каролин и Грег посидели вчетвером в ресторане и, по моему мнению, неплохо провели время), она заявила:
- Джей, я люблю тебя, но этого человек и видеть не желаю. Злись, уговаривай, мне все равно.
Я не злился и не стал уговаривать ее. Толку? Мои друзья были моими друзьями, а ее друзья – ее друзьями, меня это устраивало.
На встречу я пошел в одиночку. Сэмми и Грег выбрали небольшой ресторанчик в центре города. Назывался он «Чино», и мне там понравилось. Итальянская кухня была и остается моей любимой; попытки Каро переманить меня на сторону азиатов не увенчались успехом. Готовили в «Чино» отлично, цены не кусались, как в остальных итальянских ресторанах, а официантами оказались приветливыми молодыми люди в бордовых фартуках.
За едой серьезных разговоров не велось (мой главный жизненный постулат, сначала еда, потом разговоры). Когда с пиццей и парочкой салатов было покончено, а перед нами поставили две крошечные чашечки с кофе (Сэмми отдавала предпочтение чаю), Грег заявил:
- Джеймс, я планирую отправиться в свободное плавание.
Другими словами (человеческими словами), он увольнялся.
- И что будешь делать? – полюбопытствовал я скорее из вежливости, так как знал ответ. Грег мнил себя поэтом, а не офисным сотрудником. Все свободное время он уделял своим стихотворениям, в которых указывал на отсутствие у человека духовных ценностей и любовь к материальным благам. Меня всегда умиляло, что я слышу подобные речи из уст человека, горой стоящего за «свободные» отношения.
- Я хочу послать пару своих работ в «ЛитРев». А заодно издать сборник.
ЛитРев – захолустный журнальчик-ежемесячник, на который были подписаны два с половиной человека. Включая Грега.
- Отличная идея. – Я покривил душой.
Судя по реакции Сэмми – ее лицо превратилось в античную маску печали, - она не поддерживала своего парня в его литературных начинаниях.
- Я тоже так считаю, - Грег удовлетворенно откинулся на спинку стула, бросив взгляд на опечаленную мину Сэмми. – А Сэмми - нет.
Она снисходительно улыбнулась. Симпатичная молодая девушка, на пять лет моложе Грега, с кудрявыми русыми волосами, норовившими упасть ей на лоб. Грациозным движением Сэмми каждый раз возвращала их на прежнее место.
- Я поддерживаю каждое твое решение, Грегори Смит, но не думаю, что тебе следует увольняться с постоянной работы.
Глаза Грегори вспыхнули. Он улыбнулся, да так яростно, что Сэмми вжалась в спинку своего стула. Я подумал, что так же выглядели инквизиторы, когда Джордано Бруно рассказывал им об устройстве планеты Земля.
- Они примут мои стихотворения. Это отличные работы, не сомневаюсь, что сам Т.С. Элиот их одобрил бы. И я верю в то, что мой сборник очень даже хорошо разойдется. Назову его «Человек и личность».
Я хотел сказать, что пафос вокруг Грега можно резать ножницами, но промолчал. Этот парень был слишком занят уничтожением Сэмми своим взглядом.
- Как скажешь, Грег, - Сэмми наклонилась и чмокнула своего парня в губы. Тот немного расслабился и закурил.
Мы поговорили о моей работе. Грегори заявил, что я – серая мышка в обществе, и что с моим интеллектом я могу пробиться в элиту общество – не знаю, считал ли он безработных поэтов элитой, думаю, что да, - но вместо этого я трачу время на работу бухгалтером. Мне следовало подарить ему мою вымышленную книгу «СРЕДНИЙ КЛАСС». Впрочем, я сомневаюсь, что Грег был способен отнестись с пониманием к материальным благам этого мира.
Тем не менее, эти разговоры доставляли мне огромное удовольствие. Они помогали забыть мне о странном Лже-Джеймсе, о странном сне и о голове Дугласа Витчера, лежащей в клумбе тюльпанов. Эти образы не желали покидать мою память и при каждом удобном случае всплывали на поверхность, заставляя меня вздрагивать.
Я совру, если скажу, что встреча закончилась хорошо. Так думали Сэмми и Грегори, в приподнятом настроении покидая «Чино». Так могли думать и официанты, с добродушной улыбкой провожавшие нашу компанию. Возможно, сам Господь Бог, глядя на нас, решил, что встреча удалась. Грег улыбался, Сэмми улыбался. А вот я совсем не улыбался.
Почему, спросите вы?
А вы попробуйте догадаться, какой запах витал в воздухе, когда я прощался с Грегом и Сэмми?
Додумались?



***
Искренне прошу меня извинить. Я тороплюсь, очень тороплюсь, поэтому хочу максимально сократить мой «рассказ». Может случиться, что меня оборвут на полуслове, вероятней всего, так и будет, но я хочу постараться рассказать вам все.
Да, снова металлический привкус во рту и снова запах гниения человеческих тел. Не знаю, как я умудрился удержать свой обед внутри, но стоило это мне героических усилий.
А той ночью мне приснился сон.
Думаю, вы уже знаете его содержание (если вы не совсем тупой), но я все равно запишу. Не могу иначе. 
Снова я был в роли зрителя и снова Лже-Джеймс, держа в руке большой черный кейс с позолоченной металлической застежкой. Шел он медленно, чуть склонив голову набок, словно прислушиваясь к окружающим его звукам. Что до меня, то я не слышал ровно ничего, кроме равномерного стука зубов своего двойника. Оно заполняло все пространство. Тум-тум-тум.
И снова я узнал дорогу. Сразу же. Во мне все обмерло, когда я осознал, куда идет Лже-Джеймс, и что он будет там делать. Сердце перестало стучать, а в горле пересохло, но разве кого-то это волнует во сне?
Он шел к дому Грега и Сэмми.
Он собирался их убить.
Я закричал (или мне показалось, не знаю), и рванулся вперед, в тщетных попытках остановить это чудовище (себя, да). Но мои удары проходили сквозь Лже-Джеймса, не причиняя ему никакого вреда. Я не был даже назойливой мухой в жаркий день для этого парня. Для него я был никем.
Он постучал в дверь. Раз. Два. Три. Больше он не стучал. Достал свой мачете из кейса, снова спрятал за спину. Его (МОЕ!) лицо, напряженное и злое, уставилось на ковер под ногами. Красный коврик, который я подарил Грегу и Сэмми на их новоселье. На нем была так же надпись: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ» с одной стороны и «ДО СВИДАНИЯ!» с другой.
Лже-Джеймс застыл в ожидании моего друга. Или подруги.
Прошло около минуты.  Робкая надежда, что никто дверь не откроет, что они напились, предались любви и крепко уснули, дала о себе знать. Тихо прошептала мне: «Все обойдется». Я бы и поверил в это, если бы не голос из-за двери.
- Кто там? – Грег.
Лже-Джеймс не ответил. Он все так же смотрел на ковер и не поднял голову, когда Грег подал голос.
- Тебе лучше объясниться, что ты тут, мать твою, делае…
Скрипнули стальные петли и дверь отворилась. Грегори замолчал на полуслове, таращась на моего двойника. Он был в одном халате, даже не перевязался поясом. Недовольство сменилось удивлением.
Ненадолго.  Откуда бы ни пришел мой двойник, свое дело он знал. Лже-Джеймс поднял голову и посмотрел на оторопелого  Грега, у которого от изумления отвисла челюсть. Потом достал из-за спины мачете и хладнокровно обезглавил моего друга.
Я не проснулся. В тот момент, я бы променял все материальные блага этого мира на пробуждение, но, увы, этого не случилось. Мой двойник переступил через растянувшееся на подъездной дорожке тело Грега и зашел в дом. Я последовал за ним.
Меня пугала пугающая точность и уверенность Лже-Джеймса. Правда открылась мне уже после смерти Лили, моей шестой жертвы. Этот человек из  снов просто использовал мою память.
Это ведь я знал, где живет Грегори и Сэмми. Это ведь я знал, где расположен дом четы Витчеров. Пусть не желая этого, я стал соучастником всех этих убийств.
Конечно же, я знал, где находится спальня Грега и Сэмми.
Знал это и Лже-Джеймс.


***
Не хочу описывать, как мой двойник обезглавил мою хорошую подругу Сэмми. Мог бы, да толку? Вы всегда можете включить у себя на компьютере какой-нибудь фильм ужасов и увидеть, как это происходит.
Но он это сделал,  и я проснулся, крича. Каро снова принялась отпаивать меня чаем и вновь спросила, изогнув бровь, что со мной происходит? Я ответил, что плохо сплю. Она посоветовала мне обратиться к специалисту, а затем отвернулась и закрыла глаза.
Кара была умной девушкой, она понимала, что происходит что-то странное и хотела помочь. Только помочь. Но я сомневаюсь, что ей было по силам справиться с этой проблемой. Я не думаю, что эта проблема была по зубам всему населению Земного шара.


***
Родителей я убил двадцать девятого, когда поехал поздравить их с годовщиной. Не вижу смысла рассказывать об этом событии. Тот же трупный запах, а затем сон. Молчаливый Лже-Джеймс со стучащими зубами и большим черном кейсом в руке.
На их похоронах я плакал. Я ненавидел себя за соучастие в этом убийстве. Хотел покончить с собой.
Не смог.


***
Первого декабря я поехал к племяннице на выступление в театр. Моя сестра, Кэтрин Эванс (ныне Джошуа), попросила меня приехать, так как маленькая Лили Джошуа мечтает о моем присутствии на ее выступлении. Я хотел сказаться больным, дабы не рисковать, но потом решил, что смогу избежать прикосновений при прощании и тогда все обойдется. Во всех предыдущих случаях меня трогали, перед тем, как появлялся странный запах: Дуги сжал мое плечо, Грег и я обменялись рукопожатиями, а Сэмми и родители крепко меня обняли.
Выступление было отличным. Ставился «Ромео и Джульетта», а саму Джульетту потрясающе сыграла моя племянница. Я прошел за кулисы, намереваясь ей сказать об этом, а потом быстренько уйти под предлогом головной боли, но просчитался. Стоило мне там появиться, как маленькая Лили прильнула ко мне со спины.
Металлический привкус, трупный запах, ну а дальше…
Лили Джошуа скончалась второго декабря. Ее нашли в своей комнате. Обезглавленную.


***
Есть еще две вещи, о которых я хочу рассказать вам перед тем, как умереть (надеюсь, успею). Первое – Каролин. Когда я узнал о смерти Лили, я твердо решил, что Каро не умрет от рук этого ублюдка.
Я не стал ей рассказывать обо всем, ограничился лишь просто фразой, что находиться со мной ей опасно. Соврал, что мне, скорее всего, мстят и убивают всех близких людей, и следующей может оказаться она. По правде говоря, это было недалеко от  истины.
Каро плакала. Ее слезы причинили мне больше боли, чем все то, что я пережил за неделю. Она искренне недоумевала и не хотела жить без меня. «Давай сбежим вместе, Джей», - умоляюще сказала Каро и вновь разрыдалась.
Я покачал головой. Затем сказал, чтобы она уходила.
О том, что произошло потом, мне говорить сложно. Больно. Потому что именно это убедило меня в том, что Каролин любила меня всем сердцем.
Она находилась со мной на расстоянии пяти метров. Я не хотел, чтобы Каро до меня дотронулась. Уверенность, что единственное прикосновение разделяло меня от очередного сна со мной в главной роли, ни на секунду не покидала мою голову.
Каро сдалась. Ее плечи поникли, а последняя слезинка скатилась по щеке, оставив влажный след. Выглядела она, как человек, потерявший самое дорогое в этой жизни.
- Я буду у матери. Ждать тебя. – Сказала она и вдруг резко подскочила ко мне. Я до сих пор удивляюсь, как Каролин за долю секунды умудрилась преодолеть пять метров, но она это сделала. Поцеловала меня в губы и прижалась ко мне своим телом. Каролин вся горела. – Я люблю тебя, Джеймс. – Она выбежала из нашего дома, оставив меня наедине с трупным запахом и металлическим привкусом во рту.
К моему огромному сожалению, я знал, где живет ее мать.


***
О смерти Каро я узнал из газеты. Она попала на первую полосу. «СЕРИЙНЫЙ УБИЙЦА ВНОВЬ ОБЕЗГЛАВЛИВАЕТ ЖЕРТВУ», - так гласил заголовок. Ниже прилагался текст, в котором говорилось, что Каролин Уилкокс на момент смерти жила со своей матерью в доме на Уэст-Роуд. Мать давать комментарии отказалась, а вот городской констебль заявил, что полиция найдет этого сукина сына и накажет по всей строгости. Ха-ха-ха.
Теперь второе. После смерти Каро я дал себе обещание не спать. Пил галлонами кофе, принимал специальные таблетки. Продержался я пять дней, пока не свалился на кровать в своем номере в «Люк-Олли». У меня  просто не было сил держаться дольше.
Мне вновь приснился сон. На этот раз, Лже-Джеймс держал путь к «Люк-Олли».
Проснулся я вечером. За окном бушевала метель. Вокруг меня стоял запах гниения, а во рту появился знакомый металлический привкус. На часах было восемь вечера. Я осознал, что меня ждет и решил хотя бы написать о том, что произошло.
Я пишу уже три с половиной часа. Рука ужасно болит. Но я вроде бы изложил все, что знаю. Убийца знал, где живут все жертвы, потому что это знал я. Трупный запах и привкус во рту свидетельствовал о том, что жертва была выбрана.
На сей раз, жертвой стал я.
На часах – 10:37. Горничные тут приходят только в три часа ночи и убираются в номере. Больше ко мне никто не заходит.
Я знаю, что меня ждет. Я надеюсь, что вы поверите всему написанному, потому что мне нет смысла врать.  Я не хотел убивать Каро, моего отца и мать, Лили, Грега, Дугласа и Сэмми. Я их любил. Правда.
Я сказал, что ко мне никто не заходит? Я соврал. Пока я писал эти строки, ко мне в дверь постучались. Три раза. Больше стука не будет, я уверен.
Я собираюсь открыть дверь. Почему бы и нет? Что я теряю? Я уже потерял все, что мог – работу, семью, любимую девушку. Терять больше нечего.
За окном метель. На улице шумно, очень шумно. Но это не мешает слышать мне звук из коридора. Мерзкий, противный, но до боли знакомый.
Чьи-то (чьи-то? ха) зубы стучат.
Тум-тум-тум.