Оккупация. Борис Баум

Велосипед.
  Над лесом пролетела эскадрилья гоголей,- птицы свободны, у них нет войны! Я иду в лес доить корову.
Немцы и полицаи запрещают ходить по дороге, поэтому иду по обочине. В кустах близ дороги нашел велосипед и стал соображать, как придать находке  законный вид, потому что при немцах насчёт "находок" было строго. Деда Павло Буркивченко за "найденный" в лесу ящик из-под патронов высекли на площади. О находке велосипеда рассказал маме. На следующий день дед  поехал в райцентр,а к вечеру воротился с велосипедом и бумагой от начальника полиции, что приобретен законно. В 1954 году после моего отъезда в Казахстан мама поменяла велосипед на телку.
Васильчик А.  1956 год.
 
 Начало.
С началом войны на лице власти явно выступила тень растерянности, а потом начались сумасшедшие сборы, день и ночь разъезжали они на машинах по городу. Это были дни и ночи готовящегося предательства одних и молчаливого отчаяния других. Мама перестала доить корову в обед, подолгу не подходила к мычащему телку, молча сидела за столом, краем глаза выглядывая на улицу. Я помню, как спешно покинули город наши войска... И только через три дня в город въехала  немецкая мотоциклетка.
Загоруйков А.П.   1958 год.

 Оккупация.
По городу ходили раненые немецкие офицеры и солдаты. Оккупанты жили на квартирах, но три раза в день слетались к  школе, где была устроена столовая и лазарет. В парке играл духовой оркестр, слышался счастливый смех. Под городом стоял полк "СС". Население разделилось: одни были подавлены, другие не скрывали радости и превосходства.
Загоруйков А.П.   1958 год.

 Собаки.
С началом прихода немцев, куда то подевались собаки. У нашего соседа, учителя биологии Яночкина с привязи сорвался крупный пес. "Неужели, как то связаны оккупация и массовое исчезновение собак? Собака по своей природе обязана соглядатайствовать и охранять, а она уклонилась?" - спрашивал он всякого встречного.
Загоруйков А.П.    1958 год.

Случай.
Летом 1942 года мне было 12 лет. Я тревожно присматривался к себе и окружающим, пугался внезапных шумов и резкого движения за спиной, но выводов сделать не мог, потому что не понимал, кто опаснее для меня наши  или чужеземцы. Мама попросила сходить с тетей Ниной в соседнее село  за продуктами. Обменяв одежду на продукты мы отправились в обратный путь, у поста нас остановили полицаи - Станислав Миронюк и Олесь Коваль. Олесь повел тетю Нину в лесок, а Миронюк остался караулить меня. О том, что произошло просили забыть и сунули в руки шмат сала.
Таловеров М. 1960 год.

Ротонда.
  На вершине холма взметнулась над местностью вышка, на восточном склоне располагался наш кирпичный дом с округлой стеклянной верандой. Построили его в по личному проекту барина и назвали по иностранному щеголевато - "Ротонда". По другую сторону, до горизонта лежало зелено-желтое камышовое море, заселенное дичью, а на островках меж вод жили свободные кабаны.
Мой прадед, дед и отец всегда служили егерями, но отношение их к любой власти всегда было отстраненным. "Именитых" охотников выводили на лежбища кабанов, а после охоты выпроваживали за пределы государственных охотничьих угодий. Весной котловина заливалась талой водой и в папин бинокль было видно, как кабаны с разбега бросаются в воду, выскакивают и снова бросаются вздымая брызги. Мой папа всегда задавал вопрос: "Интересно для чего они так, вода то холодная?"
 В 1938 году неподалеку от "Ротонды" обосновались военные, по ночам слышались глухие подземные взрывы, это военное сооружение вгрызалось в каменное тело огромного холма. День и ночь с железнодорожной станции грузовики накрытые на кузова тентами возили на объект грузы. Военные в обмен на мясо кабанов доставили на "Ротонду" забавный голубого цвета цемент и рваный камень. Дядя Василь утайкой выстроил папину мечту - подземное хранилище, а на крышку водрузил большую собачью будку.
  Папино начальство ежегодно выдавало фураж для казённых лошадей,  колхозники по ночам не спали воруя для нас зерно, но сохранить все это добро мы не могли, так как мыши  считали, что тоже имеют некоторые права...  Мама перепробовала все способы хранения муки и других продуктов, но вкруговую терпела поражение: если не мыши съедали продукт, то портился он от несовершенного способа хранения. С появлением просторного бетонного хранилища фураж и съестное снесли туда, количество мышей в хозяйстве резко убавилось.
 В июле 1941 года фашисты разбомбили Заготзерно, под обломками лежали груды зерна, брошенное властью на произвол врагу население усердно расхищало зерно, не спали и мои родители. Ночью за папой пришли партизаны и  добровольцем забрали в свой отряд. Немцы нагрянули к нам в середине июля, мама закрыла меня с сестрой в хранилище. Потом недолго на постой встали немцы, с вышки они обозревали болото, когда замечали партизан вызывали артиллерийский огонь. Маму по подозрению в пособничестве партизанам арестовали и целый месяц продержали в комендатуре. Выпустили внезапно. В ясные дни фашисты иногда бомбили болота, тогда мы с мамой отправлялись на заготовки мяса. На островках находили убитых кабанов и птицу, с туш вырезали лучшие куски. Вывозили мясо на лодке, стаскивали его в хранилище и там же консервировали в банки.
  Весной 1943 года партизаны достали нам разрешение на беспрепятственный проезд в Ганцевичский гебит (район) к бабушке и дедушке. До весны 1945 года мы не видели ни отступающих немцев, ни наступающих наших. После войны разыскивали папу. В архиве ответили, что в списке бойцов партизанского отряда папа значится, отряд был уничтожен авиабомбовым ударом, другие сведения не достоверны. Мы с мамой часто говорим о папе, вспоминаем лицо, манеры, говор, поступки... За эти десятилетия так часто говорили о нем, что иссякли воспоминания и мы надолго замолчали. В 1955 году решили проведать "Ротонду", чтобы собрать остатки воспоминаний, рассеянных в здешнем воздухе.   
  Наша "Ротонда" стоит и поныне, в ней живут другие люди, хранилище используют как погреб. В верхушках сосен, как прежде, ноет по- людски черноголовая чайка. Я спустилась в темное чрево хранилища во мраке сказочно голубели стены, а свет лампы отсвечивался мелкими звездочками на голубом потолке. Мой папа, возможно, не на всякий случай, выстроил это голубое  чудо. Где то далеко на западе над "Ротондой" плывут облака, я подолгу смотрю в небо и не пойму отчего меня всегда тянет туда.
Нина Фадеенко. 1961 год. г. Рудный.

 Вор.
В центре села, под окнами школы немцы соорудили виселицу и согнали народ. Под барабанную дробь нудно вешали Володара Затулу 23 лет за кражу коровы у Забашт. Но никто не плакал, потому что в память сельчан не запало его человеческое слово. 
Шалудько  Кустанай 1963 год.

Партизаны.
В нашем селе мы про партизан ничего не слышали, только с 1943 года партизаны стали требовать продовольствие и наложили на село контрибуцию, но сами в селе не показывались. Контрибуцию село выплатило, все таки жили сытно.
Шалудько    Кустанай. 1963 год.

Москали идут!
Мы знали, что москали идут из обрывков разговоров взрослых. До нас мальцов никому не было дела, лишь бы не высовывались на улицу, где насались на мотоциклах немцы. Дед Хвыско на всякий случай за хатой рыл погреб с лазом.
Шалудько    Кустанай. 1963 год.

 Устинко.
Дед Устинко помер ночью, а утром в его хате устроили обыск, найденное оружие и боезапас полицаи выносили на улицу. Дом с телом сожгли. Только после этого случая сельчане добровольно сдали припасенное оружие. Вот так немцы сняли с Устинко все одежды и наружу перед народом высунулся старый дуралей тащивший домой все подряд, на всякий случай, про запас!
Шалудько   Кустанай. 1963 год.

 Полицаи.
В село приехал немецкий офицер, из мужиков отобрал человек двадцать, четверых, отказавшихся служить расстрелял собственноручно, а остальных привезли из города в полицейской форме с оружием. Полицай Мосейчук младший сбежал к партизанам, немцы расстреляли его семью. Старшим назначили чужого(пришлого), первое время он жил в нашей хате. Я помню, как за столом он весело рассказывал нам, как ночью сбежала от его жена с ребенком.
Шалудько.  Кустанай. 1963 год.

 Дрова.
За дровами мы ездили в лес. Вначале заготавливали в лесу, а потом привозили на телеге. Разрешали брать только сушняк, без ограничений. Бруевичи привезли из лесу дрова и неисправный автомат ППШ без патронов, немцы расстреляли  всю семью. Мои сельчане всегда имели тягу к оружию, потому что с наступлением мира пистолет можно было выменять на лошадь или корову.
Шалудько.  Кустанай. 1963 год.

 Сенокос.
У нас была корова и четыре козы, летом они паслись на пастбище, на зиму надо было заготовить им сена. Сенокосы располагались рядом с болотами. Косили брат и мама, я тогда был еще мал, но помогал, чем мог. Я ходил меж кошеным и некошеным и по-детски жалел траву. Партизан я не видел. Как то на сенокосе, у нас украли обед, но одежду не тронули.
Шалудько.  Кустанай. 1963 год.

 Пушка.
В 1942 году, мы с братом обнаружили в леске целехонькую русскую пушку без снарядов. Брат рассказал кому следует о находке, в следующий наш приход ее на месте не оказалось.
  Жизнь в селе помрачнела, одна власть спешно бежала, другая не спешила войти в каждый дом, хозяин двора уже встал, чтобы перейти на подушевную сторону, но улицы еще не было. Были сельчане, которые хвалили немецкую власть, но были и те кто ратовал за москалей.  Конфликты на этой почве не возникали, потому что тесно были переплетены родственными связями.
Шалудько  Кустанай 1963 год.

 Мой брат.
Мой брат Олексий четырнадцати лет нанялся в пастухи на хутор Москаленки, который находился в 3 километрах от села. На работу бегал из дому напрямки лугом и через речку. Однажды, Олексий шел на хутор и попал в немецкую облаву на партизан, домой его привезли сильно напуганным наши полицаи. Немцы на его глазах расстреляли шестерых партизан - все были чужаками.
Шалудько   Кустанай. 1963 год.

  Станция.
Недалеко от станции партизаны пустили под откос железнодорожный состав, погибло много офицеров и солдат. На работы по захоронению погибших полицаи забрали моего брата. Олексию сразу выдали рабочие варежки, фляжку воды и лопату. Через каждые два часа работы немцы давали час отдыха, кормили бутербродами и кофе, затачивали лопаты. За каждую выкопанную могилу немцы дали по три банки консервов, две пачки немецкого курева и десять марок за смену. Захоронение производили немецкие солдаты.
Шалудько  Кустанай. 1963 год.

Супостаты.
   Летом 1938 года я выходила замуж за Петра из соседнего села.
Батьку, мамку и Петра я сразу полюбила за веселый характер, скорым поездом выкидывали они прочь из жизни неприятности, всегда сохраняя выдержку и спокойствие. Батька по воскресеньям лежа в постели читал библию и смеялся. Отдельные отрывки зачитывал, веселого мы не находили, но смеялись за компанию. Мамка могла с ходу незлобливо разыграть надоедливую соседку или подвыпившего односельчанина. Ее розыгрыши запоминались надолго.
  На семейном совете постановили строить нам отдельный дом. Петр с другом Михайлом Завгородневым из ворованных на железной дороге шпал сложили погреб, другого материала в округе не было. Батька, вернувшийся из поездки крепко ругался - погреб был непотребно велик и излишне глубок. А мне понравился! На следующий год после сенокоса поставили дом и зажили с Петром своим отдельным счастьем. В 1939 году родился Ваня, потом Сёма.
  23 июня 1941 года Петю и других наших хлопцев спешно забрали в Красную армию, чтоб фашисту не достались. Батько сказал, что Петр верткий должен обязательно вернуться живой.
   Когда немцы въехали в село нам стало понятно, что эти надолго.
В школе полицаи устроили контору, жителей и живность взяли на учет, каждой хате установили налог, продукты мы приносили в полицейскую контору. Каждый четверг из нашего села в город отправлялась телега груженная молоком, сливками, мясом, рыбой, хлебом. 
  Село стояло в стороне от дорог поэтому сами немцы бывали у нас редко. Зато полицаи ревностно выполняли порученную работу, ежедневно совершали обход 65 дворов, проверяли наличие жителей в каждом дворе, интересовались посторонними, осуществляли сбор оружия и боеприпасов на месте боев, собирали металлолом, помогали немцам разминировать поля и дороги, дежурили на железной дороге, охраняли мост. Перед отходом немцев полицаи озверели, пили самогон, избивали сельчан, насильничали, расстреляли старосту. 
  С востока днем и ночью слышалась артиллерийская канонада, красные в прах разгромили железнодорожную станцию, а в очередной четверг в город не выехала телега с продуктами - значит, совсем плохи дела у немцев.
  В селе расположилась рота немецких солдат, за огородами рыли окопы, устанавливали орудия, три огромных танка с крестами спрятали под соломой. Наш дом приказали освободить, самой пришлось перебираться в погреб, а Ваню и Сему отправила к батьке. Немцы на меня смотрели, некоторые прижав к стенке щупали, но не насильничали, хотя были среди них здоровенные. Я была обязана готовить им пищу, стирать и штопать белье, чистить обувь. Они любили ходить по дому на босу ногу, ели аккуратно, часто мылись в бане. Скоро начались бои, красные три дня ходили на приступ, но немцы отбились. Вечером накануне волками зашли в дом, сели кушать, я им готовила и готовила, а они как с цепи сорвались ели и ели без сытости в глазах. Я тогда поняла это они жратвой свой страх глушили.
  Утро началось с артобстрела, земля дрожала так, что в даже в нашем глубоком погребе плошку с фитилем пришлось держать в руках.  Обстрел кончился, наступила тишина. Нестерпимо хотелось увидеть белый свет, но крышка погреба не поддавалась, пришлось топором   крошить доски и загребать землю в погреб.
  Вокруг тихо, шипел огонь от горящих построек, на месте моего дома лежал перевернутый танк. Я побежала к деткам, но на месте батькиной усадьбы ничего не осталось, даже косточек. По краю села прополз танк, постоял с минуту и двинулся дальше. Мои родители рассказали, что накануне к ним в село заехали четыре "Катюши" и не жалея снарядов залпами палили по нашему селу.
  У солдата всегда в оправдание есть приказ и присяга, но жизни 267 моих односельчан выше любой присяги, приказа, военной необходимости! Я дважды устанавливала памятник моим односельчанам, но власти его сносили, а меня решением суда выселили, так я оказалась на целине. И сейчас вижу сон - проснулась в своем доме, рядом спит Петя, а за окном батька с мамкой играют с Ваней и Семой. Нет на свете ничего важнее истины, а наша родина продолжает жить без правды!
Рыбакина Алеся  1963 год.

  Апанас Горькивченко.
Апанасов брат у батьки Махно в знатных командирах полка ходил, но новая власть все ж назначила его в секретари. Власть не тронула его, правда иногда уполномоченные грозно поминали ему родство. Война с Гитлером началась внезапно, вокруг царила неразбериха. Ночью мы закопали в логу документы, печати и казну и махнули вслед за отступающей Красной армией. Апанас захватил  ружье и охотничью собачонку, я - комсомольский билет и ложку. Вперед посылали собаку, если впереди была опасность собака возвращалась тихо рыча. Под Сарнами к нам приблудилась овца, ее мясом мы питались несколько дней. За Овручем под Текловкой  повстречали пожарников с Коростеней, от них узнали, что фронт ушел далеко, продвигаться дальше было опасно, пришлось повернуть назад. У Лопатичей мы с Апанасом поймали пьяного полицая, забрали винтовку, а самого привязали к дереву вверх ногами. На дороге Нетреба-Майдан убили шофера, а грузовую машину с медикаментами сховали на дальней деляне. В лесу под Чабелем хоронили убитых в бою красноармейцев. Немцы Апанаса назначили старостой. В марте 1942 года, он попросил меня сопроводить партизан к грузовику с медикаментами. В июле 1943 года немцы забрали Апанаса в комендатуру, а его семью расстреляли. После войны меня неоднократно допрашивали следователи, они упорно разыскивали "фашистского пособника" Апанаса Горькивченко, моего односельчанина с деревянной ногой, отправившегося  догонять Красную армию.
Коваль П.Н. Челябинск. 1977 год.

Оккупация.
  В конце июля 1941 года наше село было окружено, немецкие солдаты с металлическими пластинками на груди методично обыскивали дворы. В наш двор зашли трое. Маму, брата 6 лет, сестру 4 лет и меня 12 лет вывели во двор. Обыскивали двор недолго, но два ящика мыла, ящик спичек, мешок соли и охотничье ружье с патронами "надежно" спрятанное мамой нашли, но реквизировали только ружье. Нас с документами сопроводили на регистрацию в комендатуру, она располагалась в доме сосланного Советами кулака Амоса Коника.
  Полицаи в селе появились в сентябре 1941 года, жили при комендатуре. Немцы приезжали в село на заготовку мяса, масла, яиц. За пильняцким лесом немцы засеяли поля ромашкой, зверобоем и донником.  Мы с мамой ходили туда на сборы, потому что немцы платили мукой. Полицаи принуждали нас  ремонтировать дорогу до райцентра, к приходу наших ее привели в божеский вид.
  Вокруг меня происходили события, ребята подрастали и женились, уходили в партизаны или к полицаям, Вольга Василюк вышла замуж за полицая Володара Терешко, партизаны и немцы воевали между собой, но для меня ход времени остановился, потому что у случившегося было военное лицо. Соседка Анеля Василюк перестала навещать нас, мама по ночам сидела у темного окна, говорливая бабушка Богуся замолчала, сельчане погрузились в немоту, стараясь надежнее припрятать поглубже от всех душевное свое.
  Быстро стерлось унижение оккупации, на свадьбе Богдана Корбута в 1954 году гости не смогли вспомнить примечательную подробность свадьбы Вольги Василюк - небесно-голубое платье невесты. 
  Яремич Астап. 1988 год.