Под искрой льда

Аннотация:
В критическую для общества эпоху люди  испытывают тяжелейшие эмоциональные потрясения. Этот рассказ повествует о  жизни небольшого поселения, историческая судьба которого, как и многих других народопоселений, круто меняется в тяжелейшие для народа годы «перестройки».
Мальчик Ринат – ровесник независимости своей страны. На примере внутренних  переживаний ребенка мы наблюдаем весь тот мир, который должен будет застать через несколько лет его современник.
Это история о  человеческих ценностях, призывающий балансировать две важные человеческие составляющие: практическую и эмоциональную. Ведь ничего, абсолютно ничего не может быть важнее внутренней гармонии человека с самим собой. Это очень важно, находиться в гармонии с самим собой.
               



- Небольшое поселение среди степных просторов будет памятью для многих его жителей на протяжении всей их жизни, - говорил пожилой человек, сидящий на лавочке у двухподъездной пятиэтажки…
Маленький мальчик Ринат, любивший эти похожие на большой раскинувшийся город «дворцы» среди типичного села времен советской эпохи, часто гуля  л в этих местах. Здесь, у подножия этих величественных пятиэтажек, протекал большой бурлящий ручей сточных вод, уносящийся, стремящийся и срывающий на своем пути за собой куда-то вниз все соринки, брошенный только что покурившим мужчиной окурок, и прочие мелкие и легкоподъемные встречаемые им на пути предметы. Сегодня мальчик прибежал на этот ручей поиграть. Он часто играл здесь, пуская спичинки по течению ручья и воображая, что то плывут по бурному течению реки, преодолевая шторм, водовороты и бури, корабли.
Ручей, хоть и был такой резкий и бурлящий, не мог представлять для ребенка в большей степени никакой угрозы. На нем разве что можно было неудачно оступиться, потеряв равновесие от бьющего по толстой обувной подошве потока. Это уже дальше, в метрах десяти, ручей каскадом скатывался вниз. Но даже здесь можно было максимум только оказаться по уши в грязи, да и только. Но и этого не могло случиться. Мальчик никогда не отличался такой рьяной смелостью и дерзостью, с которой дети его возраста исследуют этот мир. Несмотря на свой четырёхлетний возраст, он был достаточно рассудителен и уже понимал что такое «хорошо» и что такое «плохо». «Ударишься – будет больно. А больно – это нехорошо. Это когда хочется плакать. А я не хочу плакать. Я никогда не буду плакать. Как мой папа. Он никогда не плачет. Я вырасту и буду как он: никогда не плакающим мальчиком…».  Ох уж эти детские мечты! Взрослые всегда завидуют детям их легкости отношения к жизни, их непосредственности, увлеченности.
Ринат был глубоко погружен в свои размышления о плохой боли и бежал по проходящей натоптанной вдоль ручья такими же детишками как он тропинке. Его кораблик за что-то зацепился, и он был вынужден оставить свои размышления, чтобы помочь ему пробить путь, как ледоколу, который неожиданно застрял в сковавших его снежных льдах. Он видел это по телевизору, когда в их доме еще было электричество. Сейчас же что-то случилось… Красивые интересные мультики больше не показывают по телевизору, потому что он не работает. Почему он не работает – мальчик не знал. И ему было за это очень обидно. Он часто просил маму включить его любимые мультики. Обычно это было уже ближе к вечеру. Мама же в очередной раз объясняла ему, что мультфильмы не показывают, потому что сигнал от вышки телевизионной станции не может дойти до телевизора, потому что во всем микрорайоне, поселке, и даже стране сейчас очень тяжелое время… Мама продолжала объяснять уже становившиеся для ребенка совсем непонятные для осознания вещи. Но одно Ринат знал точно, если мама говорит, что все не могут посмотреть любимые мультики, значит и он тоже не сможет этого сделать. И тогда мальчик просто в очередной раз бежал на свой ручей, потому что здесь все кипело и бурлило… Здесь всё работало.

Между тем кораблик продолжал плыть. Подмерзшая на относительно спокойном равнинном участке ручья вода еще уступала атакующему потоку. И когда кораблик зацепился за одну из тонких претонких льдинок, Ринат поднял кораблик – дальше ему плыть было некуда, здесь вода скапливалась в небольшой по размерам лужице и стекала по коллектору куда-то в глубины земли. Ринат еще раз посмотрел на этот ручей снизу вверх. Это было удивительное зрелище: талые воды ручья поблескивали синевато-алыми отливами уже подступающего весеннего апрельского заката. На улице уже подморозило. Мелкие лужицы давно покрылись тонкой корочкой хрустящего под ногами льда. Это был тот самый лед, наступая на который ты слышишь и чувствуешь, как у тебя под ногами ломаются законы природы. Ты чувствуешь себя частью грандиозного по масштабам детского мышления события превосходства человечества над силами природы. Это только твои первые схватки и победы над нею. В последующем, уже во взрослой жизни, тебе еще не раз придется вступать в противоборство с этой могущественной всемировой силой. То, что взрослые зовут индустриализацией, промышленностью, заводами и фабриками, а дети «мамина» и «папина» работа, именно это поглотит каждого… каждого пока еще ребенка… и ребенка этой запоздалой апрельской перестройки погоды от зимы к весне.

Лед продолжал звучно и радостно хрустеть под ногами. Природа благоволила и охотно поддавалась маленьким детским ножкам, продолжающим отстукивать и «нахрустывать» льдом звонкие хрустальные мотивы. Ребенок был просто счастлив! Он уже давно забыл про свой кораблик. Как и про то, что, подняв его с «конечной станции» - порта, этой небольшой подмороженной лужицы, он снова отправил корабль в рейс в полутора метрах выше по ручью. Это было так легко! Так хорошо. Это была жизнь. Жизнь ребенка. Жизнь этого ручья. Жизнь этого поселка. Она кипела, бурлила, замораживалась и вновь разрушалась под звонкий радостный смех ребенка, чувствующего всю любовь и значимость своей принадлежности ко всему этому.

Неожиданно Ринат резко остановился и замер, вслушиваясь куда-то вдаль. Да, слух не обманывал его! Это был он! Тот самый – быстрый, сильный и могущественный. Он рычал и стучал, приближаясь все ближе и ближе. Стук колес стал уже слышен очень близко. Это было где-то недалеко.  И Ринат знал это. Но он не побежал ему навстречу. Он знал, что ему не догнать поезда в движении и что это также  и опасно. Но он всегда мечтал прикоснуться к нему. Прикоснуться к этой быстроте и скорости. Ощутить себя его частью. Стать с ним на одну волну инерциального движения. Что-то необъяснимо загадочное влекло его к этому локомотиву, уходящему куда-то в одно и то же время поздним вечером вдаль. Ориентировочно - на восток - Ринату тяжело было определить направление. Ему просто хотелось к нему. Хотелось к нему прижаться и лететь вместе с ним. Лететь, и ни о чем более не думать. Просто ощутить легкость этого скоростного полета. Эти расходящиеся волны прохлады и свежести воздуха, что ощущаешь стоя на перроне железнодорожного вокзала… Эту легкость и невесомость… Даже когда он просто наблюдает за происходящим с балкона третьего этажа своего дома, так и хочется сягануть вниз, на горку, что берет начало прямо у фундамента расположившейся так удачно на склоне холма пятиэтажки. Скатиться, и бежать навстречу разрезающимся под действием силы сопротивления потокам ветра. Бежать, бежать, и еще раз бежать... Пока в легких не перехватит дыхание. И ноги не заставят остановиться обессилевшее от восторга и скорости тело. А разум в конец не потеряет контроль над ситуацией… И тогда ощутить себя в неизвестности. Ощутить то, что ощущает сейчас большинство людей во всем окружающем ребенка мире. И понять. Понять неизвестность.

Ему очень хотелось куда-нибудь убежать от всего этого… Потеряться. Спрятаться от всех и оказаться совершенно одному в неизвестном ни ему ни кому либо еще месте. Он хотел стать взрослым. Он хотел ответить на все «почему?», которые он слышал как на улице, возле подъезда своего дома, в магазине, и даже от своей мамы. Чаще это слово он стал слышать и от приходящего с работы постоянно уставшего отца. Он никогда не понимал зачем люди так часто задавали этот глупый вопрос. Почему? «Почему?» - этот вопрос постепенно врезался и в его детскую и еще не совсем окрепшую психику. Почему? Почему я не могу на минуту стать взрослым и ответить им на все эти глупые вопросы «почему»? Почему они мучаются ими? Почему они не могут просто жить, кушать, радоваться и любить всё и всех вокруг. И почему люди такие глупые, если постоянно задают вопросы. И злые, когда вдруг, неожиданно, начинают кричать и ругаться. Сегодня на улице одна тетя сильно отругала его за то, что он споткнулся об выступающий бордюр и тем самым сбил ее с ног. Он не хотел. И не специально это сделал. И ему было ужасно стыдно. Он тысячу раз извинился. Но та тетка продолжала кричать что он «плохой и невоспитанный мальчик, который ни о чем не думает и умеет только разбивать людям их счастье». Подумайте только! Подумайте… Люди… Люди могут найти счастье в продолговатом горлышке опустошенной бутылки и совсем не в состоянии заметить его вокруг! Бедные люди… Несчастные люди. Люди, моральный дух и сила воли которых уничтожена, исстреблена до зачаточного состояния, такого, с каким человек приходит в этот мир, когда он принимает его впервые  своими глазами в словах и речи окружающих. И уже потом, по мере взросления, он  развивается, произносит первые невнятные слоги, мыслит, думает, анализирует. На протяжении жизни человек стремится. Стремится войти в систему межчеловеческих взаимоотношений и занять в ней свое место. Или, говоря иначе, самоопределиться. И тут эта система рушится... Представьте, что вы живете в центре равнинного континента, где никогда не бывает и быть не может землетрясений. Вы уходите на работу. Приходите домой и видите ужасающую картину: ваш дом, и дом соседа, и многие другие дома вокруг лежат в груде хлама, разрушенные  неожиданно случившимся землетрясением, которое вам в страхе довелось испытать еще находясь на своем рабочем месте. Вы приходите в ужас. Вы кричите, ругаетесь, метаетесь с места на место, не зная что необходимо делать и что предпринять. Вы не знаете живы ли ваши родные и близкие и где они, так как абсолютно никаких средств связи и коммуникаций кроме живого общения нет в охваченной катастрофой местности. У вас паника. Словом, вы в отчаянии. Так же и здесь. Разрушение государства и деформация ориентиров приводит к примерно такого же рода последствиям что и в нашем примере. Люди теряются. Их пугает неизвестность и неопределенность. Они не знают, кто он – тот великий и могучий, кто укажет им путь и кто научит их как надо жить. Вернее, жить то они все умеют. Но вот не сосуществовать. В отсутствии гаранта спокойствия и безопасности первобытные инстинкты руководствуют человеком. И здесь уже будет и жестокость, и злоба, и в то же время истинно человеческая доброта и солидарность, что выделила человека на первый план из животного мира. Из мира кровных смертных. Бессмертие облагороженной души. Величайшая сила духа, стремление и воля характера… Все это наши достояния и наши же плебеи. И они взбудораживаются фактом невозможности и абсурдности случившегося потрясения, фактом разрушения. Это негативно разрушительно действует на сложившиеся жизненные принципы и установки взрослых и уже в определенной степени психологически зрелых людей. Но только не на ребенка, которого еще абсолютно не волнует ни политика, ни важность экономического роста и развития, ни то, что значит для шестнадцати суверенных союзных государств провозглашенная независимость. И оправдан ли был этот шаг разрушения великой и могущественной страны, какой ее привыкли видеть родители этих детей-ровесников независимости?

Между тем при всем этом крике в воздухе резко и неприятно запахло алкоголем из разбитой полулитровки в пакете. Ринат почувствовал, что его голова начинает кружиться и что-то резко и неприятно начинает подкатывать к горлу. На глазах наворачивались слезы… А тетка все кричала и кричала, и дрожащими руками доставала прямо на асфальт осколки побитого стекла из пакета, насквозь промокшего и пропитавшегося запахом дурно изготовленной водки, которую могли делать и которую люди не брезговали покупать только сейчас, в это самое «тяжелое» время, как называла его мама.

Мысли о маме успокоили Рината…

В тяжелые моменты нашей  жизни эта мысль способна творить настоящие чудеса, потому как авторитет перед этим священным для каждого слова незыблим в наших сердцах. И это заставляет нас жить, творить, любить во имя мира. Во имя её мира, потому как обогащенное любовью материнское сердце всегда чувствует тревогу. И даже во взрослой жизни мы боимся нарушить это табу. Потому что… Потому что так оно и должно быть. Авторитет, вера и преклонение перед тем, что свято, должны существовать в умах людей, иначе это были бы уже не люди. Неизвестность пугает человека. Он становится беспокойным, раздраженным. Человек самоуничтожается. А ведь ничего, абсолютно ничего не может быть важнее внутренней гармонии человека с самим собой. Это очень важно, находиться в гармонии с самим собой.

Ринат проглотил подступивший к горлу комок и уже с большей уверенностью подошел к этой обозленной на жизнь и собственную беспомощность женщине. «Не плачьте. И не кричите… пожалуйста…» - звонкий тонкий дрожащий голосок протискивался через злобу и ненависть, - «это ведь только стекло…» - жалобно тихо и умоляюще пронеслось по улице эхо надлома счастливого внутреннего мирка в испуганном неожиданно грозным вторжением разгневанной женщины ребенке. Это было причинение вреда по неосторожности, как сказал бы на своем языке квалифицированный юрист. Но для Рината это была едва ли не планетарная катастрофа, потому как неочерствевшее от горечи сердце ребенка чувствовало всю происходящую в сердце женщины трагичность и горечь ситуации. И не надо никаких объяснений. Просто дети, как известно, искренне чувствуют радость и печаль окружающих. И Ринат попытался подавить эту печаль в чужом ему сердце, как учила и как делала это его мама, когда кому-то из его родных и близких становилось также беспокойно и тяжело…

Это детская наивность. Это детская любовь, искренняя и неподдельная, сохранить в своем сердце которую в жестоких условиях борьбы за выживание дано под силу только величайшим по силе духа людям, которые должны будут стать факелоносцами настоящей человеческой жизни на земле. А другие, чье пламя пожара погаснет в удушающей углекислоте реальности, обозленные, уничтоженные вместе с системой, оставшиеся мыслями в далеком и забытом, еще станут очагами возрождения, что заполыхают при одной лишь искре над опустошенной чашой пустой души. И в этом вся жизнь. Мы горим, перегораем, вновь зажигаемся от одной лишь искры – от одной лишь могущественной мысли. И вновь сгораем в ее же пламени до нового пожара. И жизнь этой женщины действительно воспламенела от олимпийской чистоты огня души ребенка. В то время как дух ребенка сотрясла первая в его жизни настоящая душевно-нравственная тахикардия, знаменовавшая собой этап первой столь рано наступившей в его жизни темной эпохи…