Привет, Свет 13

                25
         От самого вокзала и до автобазы я пожинал лавры победителя. Светка, находясь под впечатлением, всю дорогу восторженно превозносила меня, восхищаясь моей храбростью и смелостью. И хотя на самом деле  я не был таким бесстрашным и отважным, как она думала, я всё же не стал её переубеждать. Ведь каждому парню хочется выглядеть в глазах своей девушки героем. Мне тоже хотелось. Тем более, я это заслужил. Я сумел победить в себе страх и нерешительность и сумел справиться с четырьмя подонками.
         Светка замолчала лишь тогда, когда мы прошли автобазу и, перейдя через одноколейку, вступили на территорию её посёлка. Так в молчании мы дошли до её дома.
         -   Ну, и какие у нас планы на завтра? – поинтересовался я, когда мы остановились у калитки.
         Она задумалась, а потом, наклонив голову набок и смотря на меня снизу вверх, сказала:
         -   А я соскучилась по нашей скамеечке. А ты?
         -    А я по ней всегда скучаю, - признался я.
         -   Тогда, давай, как всегда.
         -    Хорошо, я приду к тебе в два.
         -   Давай, я за тобой зайду, - предложила она. – Чего тебе взад-вперёд ходить?
         -   А мне не в тягость.
         -    А, может, ты меня стесняешься? Боишься, что твои поселковые тебя со мной увидят и засмеют, а?
         -    Да ты чего? – опешил я, глядя на неё.
         Такого подозрительного взгляда я ещё ни разу не видел. Надо же какая трансформация! Только что расхваливала меня налево и направо, а теперь такой вздор несёт. Ну как ей объяснить, что когда я направляюсь к ней, ноги несут меня сами, а мыслями я уже давно около её дома? Чтобы не разводить бодягу, решил свести всё в шутку.
         -   Наоборот, моя сеньорита, я пекусь о своих поселковых.
         -   То есть? – подозрение сменилось непониманием.
         -   Да если они тебя увидят, они же от зависти все в обморок попадают. Что я потом с ними делать-то буду?
         -   Да ну тебя! – обиделась Светка.
         -   Ну чего ты, Свет? - я взял её за руку и, глядя ей в глаза, чистосердечно признался. – Мне ведь действительно это не в тягость. У меня душа поёт, когда я к тебе иду. Прошу, не лишай меня этого, а? Пожалуйста.
         -   Ну, хорошо, - она улыбнулась, - раз душа поёт, чего ей препятствовать? Пусть поёт. Верно?
         -    Конечно.
         -    Тогда я буду ждать тебя здесь.
         -    Договорились, сеньорита!
         Мы поцеловались и расстались.
         Домой я не шёл, а летел на крыльях. День прошёл изумительно – я даже о таком и не мечтал. Правда, он немного омрачился стычкой с отморозками в электричке. Но я ведь одержал там верх, а, значит, тоже всё закончилось хорошо.
         Попав домой, я наскоро перекусил и завалился спать. Но уснул я не скоро. Всё ещё возбуждённый от прошедшего дня, долго ворочался, прежде чем узы морфея, наконец-то, спеленали меня. А заснул я, думая о том, что будет завтра.
         А завтра, то есть на следующий день, ровно в два я подходил к дому Казанцевых. Светка уже стояла около калитки. Завидев меня, она радостно махнула рукой и поспешила навстречу. Мы чмокнулись, поздоровались, затем сделали друг другу комплименты, типа: «Ты неплохо выглядишь», «А ты вообще бесподобно», потом взялись под ручки и пошли в город.
         А там гремела музыка, звучали революционные песни,  и вовсю кипела работа. Около здания исполкома и горкома партии заканчивалось строительство временной трибуны, на которой завтра будут стоять руководители города, партийные работники, ветераны войны и труда и почётные гости и встречать демонстрантов. На центральной улице, где пройдёт праздничное шествие, развешивались флаги и транспаранты. Наш город, как и вся страна, готовился к встрече 61-й годовщины Великой Октябрьской Социалистической революции.
         Маршрут наш мало чем отличался от предыдущих. Сначала в «Россию» за билетами, потом кафе-мороженое, прогулка по улице Ленина, беседа на заветной скамеечке и, как кульминация, жаркие поцелуи на последнем ряду тёмного кинозала. И не беда, что в этом не было ничего необычного, эксцентричного и фантастического, пусть это было однообразно, но нам обоим это нравилось, и было дорого, как память о нашем первом настоящем свидании.
         Так что, когда поздним вечером мы подходили к Светкиному дому, мы были, как всегда, в приподнятом настроении.
         -   Всё было просто замечательно! - радостно сияя, объявила Светка, поворачиваясь ко мне, когда мы остановились около её калитки. – Спасибо тебе за это.
         -   И тебе спасибо! -  ответил я и, обхватив её за талию, притянул к себе. – Даже если бы мы с тобой никуда не ходили, а простояли бы здесь весь день, для меня это всё равно было бы замечательно. Потому что находиться рядом с тобой для меня – это уже замечательно.
         -   Для меня тоже, - призналась Светка, и наши неутомимые губы сами потянулись друг к дружке и слились в пылком поцелуе.
         Когда уста разлепились, я решил пофантазировать.
         -   А давай завтра… - хотел, было, предложить я, но Светка  мягко прикрыла мой рот ладонью.
         -   Завтра праздник, - напомнила она. – Ты забыл? Завтра к нам вся родня съедется. И сестра двоюродная приедет с Анюткой. Я свою племянницу лет сто, наверное, уже не видела. Извини, но завтра у нас ничего не получится.
         Вот чёрт! Я же прилетел сюда, рискуя погибнуть в авиакатастрофе, чтобы подольше побыть с ней. Мечтал об этом всё время, находясь в разлуке с ней. И вот – на тебе! Видно мои мысли проявились у меня на лице, и Светка прочитала их как книгу.
         -   Только не обижайся, - попросила она. – Ладно?
         -   Я и не обижаюсь, - вздохнул я, выпуская вспыхнувшее во мне раздражение.  - Тогда, может быть, послеза…
         -   А послезавтра я уезжаю, - объявила она и, ожидая моей реакции, печально добавила. – В институте, к сожалению, нет осенних каникул, как в школе.
         Это известие совсем меня доконало. Прекрасный финал замечательного дня!
         -   Когда? – только и смог я выдавить из себя.
         -   Что когда? – не поняла она.
         -   Когда у тебя автобус?
         -   В два часа.
         -   А позже нельзя? Мы бы могли тогда… - я замолчал, задумавшись над тем, чем бы могли заняться со Светкой до её отъезда.
         -   Это самый оптимальный вариант, - Светка прильнула к моей груди. – Автобус едет четыре часа. Пока доберёшься до общежития, пока расположишься, пока то да сё… Спать ляжешь часов в двенадцать. А следующий рейс в половину пятого. Сам прикинь, что из этого выйдет.
         Я прикинул. Ничего хорошего в мою пользу из этого не вышло.
         -   Да и билеты уже куплены, - добила она меня с грустью.
         -   Я всё равно приду, - заявил я, приняв решение, - часов в двенадцать. Хочется увидеть тебя ещё раз перед долгой разлукой. Хоть на мгновение.
         -   Ты что, тоже уезжаешь? – опешила Светка. – Когда?
         Как ни странно, но за эти два дня мы болтали о чём угодно, но ни разу не заикнулись о том, кто, когда отъезжает. Видно, для нас эта тема была больной, и мы подспудно, сами того не осознавая, откладывали её на потом. И вот настало время поговорить и об этом.
         -    Я улетаю в субботу утром.
         -    А как же… - она растерянно глянула на меня. Очевидно, она рассчитывала на ещё одни романтические выходные. – Ты же говорил, что заработал много отгулов…
         -   Так и есть, но часть из них я оставил на Новый год…
         -   Так значит, мы встретимся на Новый год? - обрадовалась Светка.
         -   Мне очень жаль, - огорошил я её, - но на Новый год я лечу в Ленинград. Брат пригласил в гости, и я обещал.
         Изумруды потухли, улыбка исчезла. Наступила тишина, от которой мне стало тоскливо.
         -   Ты только не обижайся, Свет, - я обнял её за плечи и прижал к себе. - Ну, сама подумай, когда у меня ещё появится такая возможность, попасть в Ленинград? Да, скорее всего, никогда. А так…
         -   А когда же мы тогда увидимся? – тихо спросила она, не поднимая головы.
         -   Когда закончится практика. В конце февраля или в начале марта.
         Снова тишина. Я подумал, что она всё-таки обиделась, и решил подбодрить её. Чего печалиться, ведь не последний день на свете живём? Свидимся ещё, и не раз! Пусть и не так скоро. Но только я открыл рот, как услышал её печальный голос:
         -   Это долго.
         -   Да ну? – деланно воскликнул я. – Это же всего три месяца!
         Затем я отстранился, чтобы взглянуть ей в глаза. И когда наши взгляды встретились, уже на полном серьёзе сказал:
         -   Когда меня заберут в армию, тебе придётся ждать меня два года.
         Прошло некоторое время, в течение которого Светка, наверное, переваривала мои слова. Потом изумруды её вспыхнули, и лукавство засверкало в них.
         -   Выходит, - сказала она, оживляясь, - эта разлука будет  тренировкой для подготовки меня к более длительному ожиданию, да?
         -    Выходит, что так.
         -    А я выдержу! – безапелляционно заявила она, гордо выпрямив спину.
         -   А я это знаю! – отозвался я и наклонился к ней для поцелуя.
         Светка охотно подставила губы.
         -   Тогда послезавтра в двенадцать я тебя жду, - сказала она, прерывая поцелуй.
         -   Жди! – заверил я. – Я приду обязательно, и ни что на свете не помешает мне…
         Счастливая Светка впилась мне в губы, не дав договорить
         -   Если хочешь, я провожу тебя до автобуса, - предложил я, когда поцелуй закончился.
         -   Нет, - покачала она головой, - нас дядя Толя отвезёт. Мы с тобой…
         -   Да когда же вы, наконец, разойдётесь-то, а? – услышали мы вдруг раздражённый Катькин голос. – Уже полчаса на вас смотрю, а вы всё сюсюкаетесь да целуетесь. Аж противно слушать.
         -   А ты и не слушай! – разозлилась Светка, поворачиваясь к ней. – Чего выскочила-то?
         Катька стояла на крыльце без головного убора, в калошах на босу ногу и в запахнутой отцовской фуфайке.
         -   А я виновата, что ли, что мне приспичило? – с вызовом ответила она. – Вышла – вы стоите, воркуете. На обратном пути решила тебя подождать, чтобы домой вместе зайти. Так тебя же чёрта с два дождёшься! Замёрзла уже!
         -    А кто тебя держит? Иди, грейся. Я попозже приду.
         -    Да куда позже-то? – огрызнулась Катька. – И так уже одиннадцать.
         -    Одиннадцать? – удивилась Светка и, глянув на свои маленькие, в жёлтом корпусе часики, констатировала. – И в самом деле, одиннадцать!
         -   А я что говорю! – подала голос Катька-вражина. – идём, давай, пока я совсем не околела.
         Я вовсе не горел желанием расставаться со Светкой. Так и простоял бы с ней всю ночь, обняв её, и плевать мне на то, что при этом случилось бы с её сестрой. Пусть мёрзнет – нечего подглядывать. Но я дал слово дяде Володе, что в одиннадцать его дочь будет дома, а слово своё, если ты мужик, как говорил мой отец, нужно держать, чего бы тебе это не стоило. И это я всегда старался делать. Печально вздохнув, я с сожалением шепнул ей на ухо:
         -   Иди.
         Но Светка, похоже,  не собиралась так скоро уходить, так как, никак не среагировала на мои слова. Даже не пошевелилась.
         -   Иди же! – повторил я и подтолкнул её к ограде. – Мы ведь обещали.
         Она непонимающе вскинула на меня свои огромные глазищи.
         -    Твоим родителям, что ты в одиннадцать, как штык, - напомнил я.
         -   Точно, - сгрустью ответила она, затем быстро чмокнула меня в губы и пошла.         
         -   Пока! – спохватившись, крикнула она, проскальзывая в калитку.
         -   Пока! – ответил я.
         -   Ну, наконец-то! – вздохнула довольная Катька, распахивая двери пе-ред приближающейся сестрой.
         Но Светка, заскочив на крыльцо, обернулась. Увидев, что я гляжу ей в след, улыбнулась и помахала рукой. Я ответил.
         -   Да пошли уж! – вскипела Катька и с силой запихнула сестру в сени.
         Стукнула дверь, лязгнул засов. Свидание закончилось, и я зашагал домой.
         Седьмого ноября после участия в шествии по центральной улице города в строю демонстрантов у нас тоже собрались гости отметить праздник. Пришли Люся с Володей и соседи сверху – Васькины родители. Сам Васёк как ушёл на демонстрацию, так и запропастился куда-то. Второй мой дружок, Санька Маликов, ещё по лету, получив аттестат, уехал жить к бабушке в Рязань. Причём поступил со мной так же, как Костя Белов. Уехал внезапно, ни слова не говоря о предстоящем отъезде. Ещё накануне мы с ним до часу ночи обсуждали книгу Марка Твена, в которой он в пух и прах раскритиковал Фенимора Купера, а на следующий день прихожу, чтобы позвать на улицу, а его отец мне и говорит: «А нет его. Он к бабушке в Рязань уехал». «Как?» - обалдел я от такой новости, а в голове тут же пронеслось: «Когда успел, ведь время ещё только одиннадцатый час?» Видно, этот вопрос пропечатался у меня на лбу, так как дядя Валера улыбнулся моей наивности и сказал: «Так утром сегодня и отвёз». «А когда вернётся?» - поинтересовался я и получил ответ, убивающий своей простотой: «Не знаю. Если понравится, то останется там жить навсегда».
         Вот так я потерял ещё одного друга детства, и потому в этот праздничный день остался один.
         Нет ничего хуже одиночества, но я знал одно верное средство против него – чтение. Берёшь книгу и окунаешься в мир, отображённый автором, и вместе с её героями переживаешь все описываемые перипетии. Я закрылся в родительской спальне и принялся за «Следопыта» Фенимора Купера. Этот автор мне нравился, и я никак не мог понять, почему Марк Твен так на него ополчился. Мать, зная, что я люблю читать про индейцев, когда наткнулась на  эту книгу в библиотеке, взяла её специально для того, чтобы мне было чем заняться по приезду домой. Спасибо ей, конечно, за это. Но у нас самих была не плохая библиотека. Я бы, например, ещё раз с  удовольствием перечитал бы О,Генри. А что? Замечательный писатель, пишущий остроумные рассказы. Но раз имеется книга, которую я ещё не читал, но мечтал об этом, то, разумеется, грех было отказываться от нее.
         Когда затянувшееся допоздна празднование закончилось, я успел прочитать больше половины книги. И так увлёкся ею, что даже не слышал, как ушли гости. Лишь когда мать зашла в спальню и объявила, что пора ложиться спать, я понял, что гулянье закончилось, и, захлопнув книгу, пошёл спать в зал на диван, ибо в детской на кровати спала теперь Танюха.
         А на следующий день ровно в половину двенадцатого я стал одеваться.
         -    Ты это куда? – поинтересовалась мать, завидев это.
         -   Я скоро приду, - ответил я. – Не переживай.
         К Казанцевым я пришёл раньше минут на десять, но Светка вышла встречать меня ещё раньше. Стоя у калитки, она зябко поёживалась и с ожиданием смотрела на переулок, из которого, наконец, появился я. Не сказал бы, что было так холодно – градусов десять минуса, не больше, но воздух был насыщен влагой, плюс ещё противный ветерок и всё это создавало иллюзию крепкого морозца.
         -   Продрогла? – посочувствовал я ей, когда мы поздоровались. – Зачем так рано вышла-то?
         -   А ты чего так рано пришёл? – вместо ответа лукаво спросила она.
         -   Чтобы ты не замерзла, - нашёлся я что ответить.
         -   А всё-таки?
         -   Ну… -  замялся я, а потом признался. – Торопился очень.
         -   Вот и я очень торопилась, - Светка взяла меня под руку. – Пошли…
         -   Куда? – не понял я, решив, что она хочет завести меня к себе в дом, а это для меня было табу. Я сам так решил: до женитьбы порог невесты не переступать.
         -   В магазин. Продукты для меня покупать. Вчера-то некогда было. Мама хотела со мной пойти, но я-то знаю, что ты скоро должен подойти. А зачем нам лишние глаза и уши. Я правильно говорю?
         -   Очень правильно, - кивнул я головой.
         -   Вот я её кое-как и отговорила…
         -   А я-то думаю, чего это моя дочь не хочет меня с собой брать, - услышали мы вдруг за спиной веселый голос Светкиной матери.
         Тётя Аня стояла на крыльце в фуфайке с помойным ведром в руке.
         -   Здрасте, тёть Ань, - поздоровался я с ней.
         -   Здравствуй, Саша, - ответила она и продолжила. – А теперь вижу. Разумеется, с таким кавалером ей будет куда интереснее, чем с родной матерью.
         -   Мы уже ушли, - сказала ей Светка и потянула меня по улице в сторону магазина.
         Только в конце улицы она сбавила шаг и полюбопытствовала:
         -   Ну, и как провёл праздник?
         -   Весело. Читал весь день.
         Светка удивлённо глянула на меня.
         -   «Следопыт» Фенимора Купера, - пояснил я. – С детства мечтал её прочесть, а вот удалось только вчера. В магазине не купить – дефицит, а в библиотеке она была очень востребованной книгой. Никогда не залеживалась, переходила из рук в руки.Как "Оцеола" Майн Рида. Помнишь? Мамане она чисто случайно в библиотеке досталась. Вот так и сбылась моя детская мечта.
         -   Это хорошо, когда мечта сбывается, - сказала Светка.
         -   Конечно, - согласился я и перевёл разговор на другую тему. – Ну, а ты как провела праздник?
         -   Тоже весело, - Светка засмеялась, - даже очень.
         -   В смысле?
         -   Анютка-то большая уже. Год и два месяца целых. Бегает как сумасшедшая – не угонишься. А вредная, зараза, - просто ужас!
         -   Как Катька, что ли?
         -   Хуже. Никого не слушается, даже свою мать.
         -   Ну, маленькие дети все такие, - философски заметил я, вспоминая свою сестрёнку, которая слушалась только отца и то через раз.
         -   Ох, и намучалась я с ней! – Светка тяжело вздохнула, затем заглянула мне в глаза и, улыбнувшись, сказала:
         -    А наши дети будут не такими. Даже?
         «Дети?» - удивлённо отметил я про себя. Мы не раз говорили о свадьбе и семейной жизни. Как у нас всё будет хорошо и замечательно. Но о детях ещё ни разу не заговаривали. Дети… А почему бы и нет? Лично я не против, чтобы у нас их было двое или даже трое. Но чтобы один из них обязательно был мальчик. Наследник. Всё это мгновенно пронеслось у меня в голове, а вслух я сказал:
         -   Обязательно. Мы будем их воспитывать так, что они вырастут у нас паиньками.
         -   Тоже мне воспитатель! – засмеялась Светка.
         -   А ты что, лучше, что ли? – вскинулся я.
         -   Нет, конечно, - ответила она, - но мы с тобой постараемся быть для них хорошими родителями. Правда?
         -   Разумеется!
         Так, беседуя, мы дошли до магазина, набрали продуктов и пошли назад.  От Светкиного дома до Шестого и обратно минут двадцать неторопливого хода. Плюс пятнадцать-двадцать минут на приобретения товара. То есть минут через сорок мы должны уже были по-всякому вернуться, но мы задержались больше, чем на час.
         Когда пришли, то увидели около ограды голубой «Москвич» 408-й модели – средство передвижения дяди Толи. Сам владелец, на голову выше своей сестры и в два раза её толще, находился во дворе рядом с ней, её мужем и племянницей.
         -   Вы где шлялись, голубки? – накинулась на нас, как цепная собака, Катька. – Что наворковаться ни как не можете, да?
         -   Света, ну, что же вы так-то? – с укоризной, но более дипломатично сказала тётя Аня, рукой отведя младшую дочь в сторону и подходя к нам. – Вон, дядя Толя уже приехал, а мы ещё не собрались. Разве так можно?
         -   Извините, тёть Ань, - вышел я вперёд, - это я виноват. Я послезавтра снова на Урал улетаю. Вернусь только весной. Вот мы немного и задержались…
         -   А что ты там делаешь-то на Урале? – полюбопытствовал дядя Толя.
         -   У нас там полугодовая практика на Синарском трубном заводе, - с гордостью ответил я ему.
         -    М-м-м, - удивлённо протянул тот. – Вона даже как!
         Тётя Аня с тревогой посмотрела на дочь, затем на меня.
         -   Понимаю, - сказала она уже мягче, - но на часы-то надо хотя бы изредка смотреть. Иначе зачем вы их носите?
         -    Мы это… - я замялся, чувствуя, что краснею, - мы забыли про время…
         -    Ха, ха, ха, - рассмеялся дядя Толя. – Слышь, Володь, забыли  они про время. Вот счастливчики!
         -   Нашёл чему радоваться, - ответила брату за мужа тётя Аня. – А если бы опоздали?
         -   Не беда! – отмахнулся тот. – Подумаешь, горе какое. Другим автобусом уехала бы. Даже, Светик?
         -   Конечно! - согласилась Светка.
         -   Ну, ладно, уж, пошли, - успокоившись, сказала тётя Аня, забирая у меня авоськи  и пропуская дочь в ограду вперёд себя.
         -   До свидания! – сказал я громко, прощаясь одновременно со всеми.
         -   До свидания, - ответили все почти хором, лишь Светка сказала своё извечное: «Пока»!
         Я подождал, когда все, кроме Катьки, зашли в избу, и пошёл домой. Всё, свидание закончилось. Теперь мы со Светкой увидимся только месяца через три. Тяжело, конечно, будет. Но мы же будем переписываться, а это значительно скрасит нашу разлуку…
         -   Эй, жених! – услышал я вдруг за спиной ехидный голос Катьки. Когда я оглянулся, она скорчила рожу и язвительно спросила. – Что, нацеловаться-то успел, а?
         Естественно, успел. Мы со Светкой раз пять останавливались для этого. И на прощание поцеловались заранее - как знали, что у дома не получится. Остановились в начале улицы, убедились, что никого вокруг нет, и поцеловались. Страстно, от души.
         -   А что завидно? – так же язвительно ответил я ей. – Смотри, не помри!

                26
         Оставшиеся до отъезда полтора дня я снова провёл в одиночестве. Васёк с Лёхой Лошкиным, нашим товарищем с соседней улицы, оказывается, на демонстрации познакомились с девчонками и теперь, разумеется, ему было не до меня. Я не обиделся на него за это. Ведь сам поступал так же, когда уходил на свидание к Светке. За это время я дочитал «Следопыта» и освежил в памяти рассказы О,Генри.
         В пятницу мы всей семьёй поехали по магазинам, купить мне в дорогу продуктов и что-нибудь из тёплых вещей на зиму. Когда вернулись,  неожиданно пошёл дождь. Погода ещё со вчерашнего вечера начала портиться. Потеплело, небо нахмурилось, как перед грозой. А когда за покупками поехали ещё и ветерок какой-то нехороший поднялся, злой. Вроде, как бы и не ледяной, но что-то аж до кожи пробирал, как в пургу. Отец ещё сказал, глядя на такую перемену: «Чувствую, не к добру всё это». Ну, и накаркал, как говорится. 
         Когда из магазинов вернулись, мать с Танюхой домой ушли, а мы с отцом только машину в гараж загнали и стали ворота закрывать, как вдруг дождь полил. Не сильный, моросящий такой, но настойчивый и нудный. Как поздней осенью, когда грязи и луж и так с избытком, а он подлюка, всё идёт и идёт, не переставая. И что к чему? Конечно, по календарю была ещё осень, но в ноябре-то дождь зачем, когда уже снега выпало по колено? Наверное, Боженька тоже 7 ноября отметил и переоценил свои возможности за праздничным столом. Напутал, бедолага, что-то с погодой и послал в Сибирь не тот циклон. Но позже, видно, очухался, спохватился и исправил эту оплошность. К вечеру ударил мороз, градусов пятнадцать-двадцать, и всё вокруг заледенело, превратившись в хрусталь: и деревья, и кусты, и строения и заборы, ну и дороги, разумеется.
         На эту Всевышнюю шалость отец только сокрушённо головой покачал: его очередь на новые шины так и не подошла, и на нашей «копеечке» всё ещё стояла «лысая» резина. Из-за этого обстоятельства и учитывая, что мой самолёт вылетал в восемь утра, было решено выехать из дома в четыре часа. «Лучше в аэропорту час подождать, чем опоздать на пять минут», - разумно рассудил отец. Он был первенцем в большой крестьянской семье, и ему пришлось с детских лет помогать и отцу в работе и матери приглядывать за младшими братьями и сестрой, и потому он с детства впитал в себя хозяйственность и житейскую мудрость. Его логику трудно было оспорить, и мы легли спать в девять вечера.
         А перед этим мы собрали мне в дорогу чемодан. Вернее, собирал отец, а мы ему помогали, даже Танюха. К уложенным продуктам отец добавил ещё шмат домашнего солёного сала. Когда крышка чемодана, наконец-то, захлопнулась, я попытался его поднять и с трудом оторвал от пола.
         -   Я же надорвусь! – заявил я, опуская чемодан на место.
         -   Не надорвёшься, - сказал на это отец. – Ты у нас парень крепкий, здоровый. Справишься. К тому же,  для себя будешь нести, а не для чужого дяди.
         Аргумент был железный, даже возразить было нечего. Разумеется, я повезу всё это для себя, а за это и попотеть было не грех. Но как только я представил себе, как тащусь с таким чемоданом от аэропорта до автобусной остановки, потом до электрички, а от вокзала опять до остановки, а после до общаги, так мне дурно стало, словно уже проделал это на яву.
         Утром, попив чай с бутербродами, мы отправились в путь. Танюху с собой не взяли – мало ли что может случиться в дороге при таком гололёде. Поэтому с сестрёнкой я попрощался накануне, перед сном. Мы благополучно миновали Афонино, поднялись в гору мимо Дорстроевского посёлка и стали спускаться к Бойне. Здесь дорога, делая на девяносто градусов вираж вправо, круто уходила вниз, а далее следовал затяжной подъём. Ничего не поделаешь, одно слово – Кузнецкий Алатау. Дороги - сплошь спуски да подъёмы. Летом ещё ничего, но вот зимой при свежевыпавшем снеге или гололёде – это уже серьёзная проблема.
         Сначала я увидел «Жигулёнка», зелёного цвета, тоже первой модели, как наш, стоявшего на середине подъёма. Бедолага, вероятно, не смог вытянуть дальше и забуксовал. Наверное, резина у него тоже была не первой свежести, и поэтому он не справился со своей задачей. А водитель, побоявшись скатиться задом вниз, остановился прямо на горе. Обычно в гололёд у нас дороги посыпают. Специальная техника раскатывает  по городу и разбрасывает золу, взятую в котельных, или какую другую мелкую фракцию. Но вчера-то мороз ударил после окончания рабочей смены, а сегодня суббота – выходной день, так что до понедельника вряд ли кто здесь подсыпит. Интересно, на что он рассчитывал, когда принял такое решение? На то, что опять потеплеет и пойдёт дождь или кто-нибудь в пять утра поможет ему выбраться наверх? Если так, то зря. Мороз, похоже, ослабевать не собирался. В ближайшее время, по крайней мере.  Ну, а дождаться помощи в такую рань было маловероятно. Да и вряд ли кто-то решится в гололёд остановиться на подъёме, чтобы взять его на буксир. На его месте я бы попытался спуститься вниз, развернуться, а потом через центр города добрался бы до цели. Это, конечно, большой крюк, зато лучше, чем стоять на горе и быть помехой тому, кто по-пытается сходу преодолеть подъём.
         Только я так подумал, как увидел что внизу, где кончается спуск и начинается противоположный затяжной подъём, с примыкающей слева дороги нам навстречу выехал КАМАЗ-тягач. Он забуксовал почти сразу, не преодолев и нескольких метров. Тягач без полуприцепа, да ещё КАМАЗ,  что корова на льду, может летом в грязь на ровном месте  забуксовать, а тут зима, крутой подъём и гольный лёд на дороге. Но в отличие от водителя «Жигулей» шоферюга-профессионал не впал в отчаяние. Он быстро сдал назад, заскочив на противоположный склон, и попытался с разгончика преодолеть препятствие.  Потом ещё раз, ещё и ещё, и ещё раз…
         Наконец, наверное, вконец разозлённый неудачами водила сдал назад до тех пор, пока машина не забуксовала, а потом рванул вниз, набирая скорость. И - о чудо! – тягач благополучно миновал ложбину и на полном ходу помчался вверх. Правда, при этом его заднюю часть постоянно заносило то влево, то вправо. Но водитель, не сбавляя газа, чтобы не сбросить скорость и снова не забуксовать, лихо крутя баранку, старался выровнять автомобиль. Отчего автомобиль поднимался в гору зигзагообразно.
         Прикинув что к чему, я понял, что при таком темпе движении, мы с КАМАЗом доберемся до «Жигулей» одновременно. И эта встреча, учитывая змеевидное движение последнего, не сулила нам ничего хорошего. В гололёд, на такой скорости плохо управляемая машина могла запросто нас протаранить.
         Отец это тоже понял. Ещё раньше меня. Как только тягач преодолел то место, на котором постоянно буксовал, и, мотаясь по дороге из стороны в сторону, стал на большой скорости приближаться к нам, он сразу принял меры безопасности: сбросив газ, стал осторожно притормаживать и, приняв насколько это было возможно вправо, остановился, не доехав до  «Жигулей». Мы бы уехали ещё дальше вправо, от греха подальше, но стена не позволила нам этого. Ведь дорога эта, огибая гору, уходила вниз по её краю. Так что справа от нас возвышался её склон, а слева, за дорогой, - обрыв. Но, чтобы кто-нибудь по нечаянности или по глупости не упал в него, эта опасная зона была огорожена металлическим парапетом.
         Всё случилось так, как я и предположил. Я даже в тот момент подумал: «Уж не ясновидящий ли я»? Но потом понял, что это было уже предопределено. Ведь гололёд, высокая скорость и тягач без прицепа, да ещё КАМАЗ – вещи не совместимые.
         Чтобы объехать стоявшую легковушку, водитель заранее умудрился вырулить почти неуправляемую машину на встречную полосу. Перевозбужденный от избытка адреналина от такой лихой езды он обнаружил препятствие на своём пути только когда поравнялся с «Жигулями». Увидев, что летит прямо на нас,  он круто вывернул вправо, видно, понадеявшись проскочить между нами. Но на такой скорости и на такой дороге делать такой манёвр категорически нельзя было. Тягач развернуло поперёк дороги, и он почти перпендикулярно на всём ходу врезался в заднее крыло зелёных «Жигулей», затем пробил ограждение и исчез внизу.
         «Копейку» от удара развернуло на сто восемьдесят градусов, и теперь её фары светили не вверх, а вниз.
         Конечно, мы были в шоке от случившегося, но нам нужно было ехать дальше – ведь самолёт не будет меня ждать. Отец осторожно подрулил к левой обочине, чтобы узнать, что там с водителем тягача. Когда мы подошли к покорёженному парапету, из пострадавшего автомобиля вышли мужчина и женщина и присоединились к нам. С ними - слава богу! – ничего не случилось. Не пострадал и шофёр. Он просто родился в рубашке. Его «КАМАЗ», как ни странно, не перевернулся, а благополучно скатился вниз. Сам водила стоял около своей техники и кого-то громко во весь голос ругал. То ли тех, кто в такую погоду да ещё в выходной день куда-то его послали, то ли самого себя за неправильный манёвр. Но, скорее всего, мужика-балбеса, который ночью, в гололёд, остановился посреди подъёма не понятно для какой цели.
         Убедившись, что все живы и здоровы, мы продолжили путь. Надо отдать должное отцу, тоже водителю-профессионалу, что нас ни разу не занесло, и мы ни разу не забуксовали, хотя на нашем поту до аэропорта было не мало крутых спусков и подъёмов.
         В самолёте я уснул. Потому как летел уже не в первый раз, то чувствовал я себя довольно смело и раскованно. Как только взлетели, я расстегнул  ремень и закрыл глаза.  Подъём в такую рань дал о себе знать сразу. Не обращая внимания на шум и тряску, я отключился почти моментально и проснулся только тогда, когда по громкой связи объявили, что самолёт пошёл на посадку, и нужно было пристегнуть ремни.
         Чемодан оказался не просто тяжёлым, а тяжеленным. Я не раз чертыхался по этому поводу пока добрался до общаги. А сколько с меня потов сошло, прежде чем я ввалился с этим грузом в свою комнату!  Но это вмиг забылось, как только я встретился с ребятами, и те огласили мне распорядок  дня на сегодня: сейчас идём в баню, что для меня было весьма кстати, а после – к девчонкам в гости. У кого-то из них из параллельной группы был день рождения. Обсохнув после бани, мы отправились в женское общежитие, купив по дороге вскладчину имениннице цветы, книгу и маникюрный набор.
         Погуляли мы на славу. Да так, что всё воскресение приводили себя в норму с помощью пива. Правда, лично мне это не совсем помогло. На работу я вышел, всё ещё ощущая внутри себя дискомфорт. Но после обеда мне значительно полегчало, а к концу смены я снова почувствовал себя человеком.
         Вот так потихонечку я приобщился к трудовым будням. Работал, писал письма родным и Светке, получал от них ответы и по выходным пил с ребятами пиво.
         Новый год подошёл, как всегда, внезапно. Ждёшь его, ждёшь, считаешь, сначала месяцы, потом дни и вот – на тебе, вот он уже! Я напомнил начальнику о своих отгулах, и тот ответил, что помнит об этом и пожелал мне хорошей поездки.

         В Ленинград я улетал тридцатого. Все наши знали об этом, поэтому получил кучу заявок на покупки. Ребятам – болгарские сигареты. Как только мы приехали в Каменск, то сразу все закурили. Все, и я в том числе. В отсутствие родителей захотелось показать всем, что мы уже взрослые. Девчонки, разумеется, заказали косметику: тушь, тени и губную помаду, ежу понятно, не нашенскую.  Насовали мне для этого денег и отправили с богом.
         Летел я уже не на кургузом «кукурузнике», а на современном лайнере Ту-134. Вот это, я понимаю,  комфорт! Мягкие, удобные кресла, ни тебе шума, ни тряски. По проходу  величаво прохаживаются стюардессы, катя перед собой тележки, и предлагают всем напитки. Любые: от простой воды до коньяка. Ляпота! И хотя меня не мучила жажда, я всё же выпил стакан апельсинового сока, когда одна из воздушных хозяек в голубой униформе остановилась около меня и предложила что-нибудь испробовать. Ну, почему бы не угодить девице-красавице, да ещё на халяву?  Хотя, почему на халяву-то? Наверняка, всё это входит в стоимость билета. Впрочем, это было не важно. Пребывая в уюте и комфорте, я и не заметил, как промелькнули четыре часа полёта, и мы приземлились в Пулково.
         Серёга увидел меня первым и окликнул, помахав для верности ещё рукой, чтобы я мог разглядеть его в толпе встречающих. Встреча была запоминающая. Мы так обрадовались друг другу, что, не глядя на окружавший нас народ, крепко обнялись. А потом я обхватил его за поясницу и, оторвав от пола, прокрутился с ним вокруг себя. С тех пор такое приветствие стало для нас чем-то вроде ритуала.
         Получив багаж, а ребята дали мне в дорогу объёмный портфель, мы отправились на автобусную остановку. Подходя к ней, увидели катастрофу: у только что проехавшего мимо нас «Жигулей» третьей модели вдруг на ходу отвалилось переднее колесо и укатилось куда-то за остановку. Потеряв опору, передок автомобиля упал на асфальт и, высекая из него искры, проехал метров пять, прежде чем водитель сообразил затормозить. Что делал водитель «тройки» потом я не знаю. В эту время подъехал наш автобус.
         -   Не повезло мужику, - заметил братела, подходя к открывшимся задним дверям. – Такой подарок на Новый год.
         -   Да уж, - согласился я, залезая за ним следом в салон.
         Прежде чем пойти в общежитие, я предложил где-нибудь перекусить. Серёга согласился, и мы зашли в первое попавшееся кафе. Набрали всего – и первое, и второе и третье, - но когда сели за стол, оказалось, что есть нечего. За те деньги, что я отвалил за эту жрачку, в Каменске мы бы впятером наелись до отвала. А тут я покидал эту точку общепита голодным, словно и не ел.
         Зато здесь я впервые увидел иностранцев. Вернее, сначала услышал непонятную речь. Серёга определил, что это французы, и я с любопытством оглянулся. За соседним столиком сидел парень с девушкой и о чём-то оживлённо беседовали. Они ничем не отличались от нас. А, впрочем, чего я ожидал? Увидеть монстров?
         -   Не глазей! – одёрнул меня братела, прервав мои размышления. – Веди себя нормально. Что ты людей никогда не видел, что ли?
         -   Иностранцев – нет, - ответил я. – Как будто ты не знаешь.
         -   Всё равно, - отрезал Серёга. – И вообще, привыкай. Здесь их много. На всех будешь пялиться, окосеешь.
         -   Я постараюсь, - пообещал я.
         -   Тебе надо постричься, - сказал вдруг братела, переходя на второе блюдо. – Сейчас в Европе в моде короткая стрижка. Ты заметил, что здесь все коротко пострижены?
         За те пять месяцев, что я не постригался, волосы у меня отросли до плеч. Лично мне очень нравилась моя причёска. Мои товарищи тоже щеголяли длинными волосами. А вот девчонки наши, наоборот, почти все ударились в короткую стрижку. Надо отдать должное, она была им к лицу, но получалось так, что мы поменялись с ними причёсками.
Встряхнув волосами, я резонно заметил брату:
         -   Я-то живу не в Европе. У нас, на Урале, в моде длинные волосы. Их даже сорокалетние носят. Причём, поголовно.
         -   Но сейчас ты в Ленинграде, - гнул тот своё. – Ты будешь везде выделяться. На тебя будут все глазеть, как на питекантропа.
         -   Ну и пусть, - сказал я. – Это не беда. Неделю я как-нибудь переживу. Но если я постригусь, то на Урале, да и дома, на меня будут смотреть, как на идиота до тех пор, пока волосы не отрастут. А это уже долго.
         -   Как знаешь, - махнул рукой Серёга и отстал от меня.
         За едой я рассказал ему о заявках своих товарищей, и тот после трапезы сразу завёл меня в магазин.  Не большой, но все его три стены от прилавка и до потолка были заставлены табачной и алкогольной продукцией. Такого изобилия  и разнообразия я ещё никогда не видел. Но рот от удивления не открыл, как это делают обычно, провинциалы, а встал в очередь. Она подошла быстро.
         -  Вам чего? – спросила продавщица, молодая девчонка, с любопытством разглядывая меня.
         Уши у шапки были завязаны сзади, отчего мои длинные волосы были на виду. Прав был Серёга - цивилизованный люд Ленинграда будет глазеть на меня как на дикаря. Ну и пусть! Через неделю я вернусь в родную стихию и буду как все.
         -   Мне два блока «Опала», пожалуйста, - попросил я, нисколько не смущаясь от её взгляда, - а также…
         -   Две пачки? – поправила она меня, не дав договорить.
         -   Два блока, - повторил я.
         -   Две пачки? – снова переспросила она.
         -   Нет, - ответил я, не понимая, чем вызвано её недоумение. – Мне…
         -   Ну, что тут не понятного? – встрял Серёга, раздражаясь. – Человек просит два блока сигарет.
         -   Вам два блока? – удивлённо уточнила у меня продавщица.
         Вот тормоз-то попался! Оказывается и в Ленинграде тупоголовые имеются.
         -   Да, мне два блока «Опала», - сдерживаясь, сказал я. – Два блока «Стюардессы» и три блока «Родопи».
         Девчонка ошарашено вытаращила глаза. Видно, ей сроду не приходилось выдавать в одни руки такое количество сигарет. Впрочем, это ошеломило не только её, но и тех, кто стоял за мной в очереди. И чего тут такого удивительного? Мы на Урале только блоками и покупали. Чего каждый раз за одной пачкой в магазин бегать? Кончились – залез в тумбочку, и кури на здоровье. Серёга сердито кашлянул. Продавщица вышла из ступора и стала доставать блоки из-под прилавка. Я расплатился, смахнул их в портфель, и мы перешли к другому отделу, винно-водочному. Здесь я купил литр водки: по русскому обычаю, встречу надо было обязательно отметить. Потом мы зашли в гастроном, где я закупил хлеба, колбасы, сыра, консервы, чтобы было чем закусывать.
         После этого, затарившись, как надо, мы направились в общагу.