Пятьсот пятьдесят пять роз

                Пятьсот пятьдесят пять роз

На третьем курсе филфака я влюбился в первокурсницу Олю, которая была настоящей восточной красавицей. В любом гареме ей было бы обеспечено место любимой жены. Кроме того, она увлекалась йогой, православием, туризмом, Лихачевым, плаванием, философией, и еще множеством разных интересных вещей. Я полюбил Олю с той жуткой страстью, на которую способен юный романтичный джентльмен без гроша в кармане. На последние деньги мы ходили с ней в кино, целовались на заднем ряду, оживленно обсуждали Кафку и Пруста – короче, все как положено. Уже потом я узнал, что у Оли параллельно со мной был тайный любовник – двадцатитрехлетний вундеркинд-финансист, который создал  свою аудиторскую фирму и покупал плавки исключительно за пятьсот долларов. То есть если он видел плавки на десять долларов дешевле, они его абсолютно не интересовали в принципе.
Оля росла в честной, но бедной семье, и вполне понятно, что этими несчастными плавками финансист окончательно поразил ее воображение.
И вот однажды, незадолго до Нового года, я приехал к ней на дачу в Ушково.
Я обожал этот дом: старый, двухэтажный, со скрипящими половицами, настоящей печкой и чудесной, покосившейся верандой. И огромный сад: десять яблонь, утопающих в снегу, старые кусты смородины и крыжовника, вековые сосны...  Оля любила там скрываться, когда у нее было плохое настроение. Топила печку, залезала в постель с книжкой, зажигала свечки…
В тот раз у нас все было как обычно: бурная романтическая ночь с битьем посуды, слезами, истерикой и поцелуями. А потом моя любимая Оля заявила, что уезжает с отцом в Америку! Для меня это был шок. Как в Америку, а как же я, а как же Кафка? Могла бы предупредить заранее. Я стал думать, какой последний подарок подарить ей к Новому году. До зарплаты, которую, конечно, не выплатят через неделю, оставалось абсолютно ничего.
Я сделал следующее: отнес знакомому ювелиру старинные золотые часы, память о дедушке, который получил их от своего дедушки. Ювелир предложил мне полторы тысячи долларов – ровно четверть истинной цены. Я тут же согласился. 31 декабря я поехал в цветочный магазин, поскольку прекрасно знал, что она обожает цветы, белые розы особенно. Иногда я покупал ей по одной розе, и она была счастлива. Мне очень повезло: розы в магазине как раз были. Я попросил завернуть ровно 555 штук, ее любимое число. Продавщица посмотрела на меня как на ненормального, демонстративно повела носом на предмет алкогольного опьянения и вызвала заведующую.
За полчаса  они собрали мне букет, я взял машину на последние деньги и поехал на дачу в Ушково, где Оля опять скрывалась.   
Она как раз топила печь. Увидев эту охапку роз, Оля сначала остолбенела, а потом заплакала. Эти  розы заняли ровно полкомнаты. Я положил их прямо на пол, поцеловал ее и собрался уходить. Аромат был удивительный, терпкий и нежный. Она спросила, откуда я взял деньги, я сказал: какая разница, теперь мне все равно деньги не нужны. Это была правда.
Оля как-то странно посмотрела на меня, вытерла слезы, а потом сказала, что тоже хочет подарить мне кое-что. Ушла в другую комнату и принесла конверт. Я пошутил, не деньги ли это, и она сказала, что нет. Тогда я попрощался с ней и сказал, что мы больше не увидимся, потому что она через неделю уезжает. Она даже не стала меня удерживать. Я добрался на электричке в город и стал думать, как быть дальше. Дело в том, что моя жизнь отныне теряла всякий смысл, как это ни глупо звучит. Я любил Олю бесконечно. Пистолета у не было и быть не могло. К идиотским способам вроде перерезывания вен в ванной я относился с ужасом. Я зашел в дежурную аптеку и купил, переплатив трижды, кучу таблеток. По моим понятиям их хватило бы даже на слона. Домой идти не хотелось, я подошел к Неве и решил принять их прямо здесь, без закуси и без запивки. Ночные огни красиво отражались на льду, напоминая мне 555 белых роз. До Нового года оставалось несколько часов. Я взялся было глотать эти чертовы таблетки, но решил все-таки посмотреть в конверт. Любопытство всегда было моей второй натурой.
Я разорвал конверт, там лежала какая-то бумажка. Я подошел к фонарю. Это был билет до Нью-Йорка. Ее билет.
Я глубоко вздохнул, посмотрел на ночную Неву и зашагал домой…            
Через полгода Оля вышла за своего финансиста. Чем-то он ее сразил наповал – то ли десятком костюмов от «Бриони», то ли новеньким коттеджем за двести тысяч во Всеволожске.