Маленький принц гостил на земле...

Светлой памяти  Андрея  Денникова
 
       … трогательней всего в этом спящем Маленьком принце его верность цветку, образ розы, который лучится в нём, словно пламя светильника, даже когда он спит… И я понял, что он ещё более хрупок, чем кажется. Светильники надо беречь: порыв ветра может их погасить…
(А. де Сент-Экзюпери «Маленький принц»)


 
 
Театр явление мимолётное.    Но  Слово прозвучавшее не может исчезнуть, как и не может исчезнуть воспоминание о Встрече с человеком, который умел любить людей, который  ради нас, своих зрителей, ради того, чтобы мы стали лучше и чище,  радостнее и мудрее, чтобы мы научились слышать, как смеются звёзды…  не пожалел своей жизни…


  Рассказать  о  Встрече… Это не просто, поверьте. О таких людях в двух словах не расскажешь. Тем более о Встрече с чем-то запредельным в человеке, с тем, чего не объяснить  словами, и только чувства, ощущения, твоё личное погружение в глубину. И у каждого, кто любил его и кому близок был его театр, получится свой рассказ о своей потере, о своём Андрее Денникове.
Моя  Встреча произошла   на спектакле. Ничего особенного я не ждала, да и шла с неохотой. Сильные театральные впечатления остались далеко в прошлом.  Но на том  спектакле я  увидела живые руки Моцарта и   осталась… чтобы смотреть и  увидеть, чтобы слушать и услышать, чтобы дышать и наполняться  тёплой, чистой, свободной   энергией живого Слова. Таков был театр Денникова. Каждый  спектакль - исповедь, каждый спектакль - проповедь, каждый спектакль - откровенный разговор со зрителем, которого любил, для которого жил, в которого верил и которому  отдал  всё, что принёс в этот мир.

  Такие мастера сцены как Вера Кузьминична Васильева, Валентина Ивановна Теличкина, Екатерина Сергеевна Максимова признавались, что Денников подарил им счастье возвращения   как зрителей в театр. Что говорить о нас, обычных людях?!  Для людей того поколения, когда театр служил храмом, вдохновлял,  одухотворял,  театр начала ХХI века со  вседозволенностью и потерей  нравственных ценностей, стал катастрофой. Они разочаровались и перестали простаивать ночи  за билетами, перестали нетерпеливо-радостно  ждать премьер, перестали откладывать деньги на  цветы любимым актёрам. Они лишились праздника, который просто помогал им жить. Театр стал другим. Настолько другим, что старый зритель, привыкший к чистоте помыслов и целомудренности на театральной сцене,   к  истине единой и по-житейски простой, к любви  реальной, самой настоящей,  не смог остаться в этом  другом театре. Старый зритель  не нашёл в нём тепла и света. Неудивительно, что Денникова с его живой, цветущей, предельно  искренней  жизнью на сцене,  сразу назвали  солнечным лучом. Мощным, способным обогреть многих и многих, потерявшихся в замысловатых модерновых театральных постановках с холодными ребусами  и загадками. У Денникова же всё было очень просто и ясно, и очень красиво, и захватывающе, и трогательно, а ещё пронзительно, и проникновенно, и всеобъемлюще, и многогранно и глубоко. Настолько  глубоко, что с каждым спектаклем  открывались всё новые и новые грани, мелодии, темы. Одним словом, он умел созидать, а где созидание, там доброта и любовь. Всё действительно очень просто. Его увидела на одном из фестивалей Инна Александровна Миршниченко и  рассказала о нём Борису Михайловичу Киркину, тогда директору ГАЦТК имени С.В.Образцова. И Киркин пригласил Андрея  в театр.

Андрей юношей мечтал о монашеском поприще.  Но   Батюшка Иоанн (Крестьянкин) сказал, что Андрей не должен идти в монахи, что из-за причёски он похож на декабриста, и что он видит его в некоем месте, где музыка, цвет и он, Андрей, что-то представляет.  Наверное, угадал в нём мудрый старец Псково-Печерского монастыря  неуёмную режиссёрскую энергию, способную объединить многих и многих  зрителей в едином вздохе сострадания.

  Театр для того и дан человечеству, чтобы донести до нас  Божии заповеди.  Рассказать нам доступным для нас языком о любви Его милостивой. Только для этого! И наш русский театр всегда служил  этой  цели.    Николай  Гоголь в своей книге «Выбранные места из переписки  с друзьями» писал,  что искусство предназначено для того, чтобы служить «незримой ступенью к христианству, ибо современный человек не в силах встретиться прямо со Христом…» Да все наши великие писатели, актёры, режиссёры отстаивали только эту позицию, именно незримую ступень.

  До своей Встречи с театром Денникова я  не думала, да и не только я, что театр кукол может быть настолько интересен, многогранен и глубок. И что с помощью куклы можно открыть такие неизведанные глубины человеческой души, что остаётся только дивиться этому чуду. Потому что во всём, чтобы Андрей ни делал, и в первую очередь, в его  театральной кукле был заложен особый драматургический смысл. Кукла -  живое воплощение Слова. В спектакле «Маленькие трагедии» кукла Моцарта с лучезарным лицом ребёнка и в белоснежной ангельской одежде  в руках Моцарта – человека. Мне казалось, что кукла  олицетворяла  светлую чистую душу великого композитора, который являл собой Свет и Истину.    А Сальери был только куклой, причём  неподвижной, приземистой, с угрюмым, тяжелым взглядом. Зависть сковала его душу. И в ней не осталось и тени лёгкости и гармонии, только злость и ненависть.  Куклой Сальери управлял Моцарт,  а может быть, сам Поэт,  а может быть…  А впрочем, каждый по-разному думал, рассуждал или  просто чувствовал без всяких умозаключений, и эти «чувства добрые» помогали ему жить,  любить и не терять веры. Многие отмечали, что в театр Денникова приходил особый зритель, умный и интеллектуально  развитый. Но это не совсем так. Да, несомненно, были и такие подготовленные люди. Но большинство  зрителей он воспитывал сам, развивал, заставлял работать над собой, над своей душой, что мало кому удаётся сделать собственными силами. И делал это без назидательности и поучений, ненавязчиво, легко, с огромным уважением и с огромной любовью через свои удивительно-праздничные спектакли. В зрительном зале иногда  оказывались  пригнанные  неравнодушной учительницей школьники, чтобы  ничего  не читающие современные наши дети хотя бы посмотрели   произведения русской классики.  Конечно, они не собирались  слушать «прописные истины» со  сцены, это очень чувствовалось перед спектаклем. Но занавес открывался,  и  можно было с удовольствием наблюдать,  как гасли экраны  мобильников и айфонов, затихали посторонние  разговоры, и ребята буквально растворялись в сценическом действе. И многие из них потом  писали письма, рассказывали, что открыли для себя Гоголя, Пушкина, Есенина.

  За свою короткую жизнь Денников сделал так много, на что  другому не хватило бы и двух жизней!  Денников создал четырнадцать спектаклей, каждый год принимал участие  в Есенинских Днях  в селе Константиново,   в фестивалях, гастрольных поездках по стране и за рубежом, в благотворительных концертах, памятных вечерах, на открытиях православных школ, преподавал в детской студии, давал интервью, общался с журналистами и простыми зрителями, которым было мало просто посмотреть спектакль,  им надо было пообщаться, чтобы проверить  свои ощущения и высказать признательность и любовь лично. При всём при этом, ему приходилось преодолевать и зависть, и месть, и угрозы, которыми его  щедро награждали в  театре, да ещё и предательство актёров, не желавших выполнять его высокие требования в отношении к искусству.

  Как же сложно человеку, который живёт вопреки! Вопреки устремлениям существующей действительности, вопреки искусству, которое давно перестало быть искусством.  Батюшка Иоанн (Крестьянкин) говорил, что «ведь так и быть должно. Весь мир ощетинится на того, кто дерзнёт увидеть его истинное лицо, на того, кто начнёт смотреть на всё вокруг сквозь призму Закона Божьего…» Да, за всякое доброе дело нужно пострадать. А если это доброе дело приносит счастье  сотням людей?!  Можно только молиться за того,  у кого в сердце было столько доброты, что истекало   слезами и кровью   за нас. И  призывало  оно, укрепляемое верою в Промысел Божий, с театральных подмостков только к одному -   Любить…   и непрестанно беспокоиться  о том, что «где-то в уголке Вселенной Барашек, которого мы никогда не видели, быть может, съел незнакомую нам Розу»…

  Одному Богу известно, сколько он работал, затрачиваясь не по силам, продумывая каждую деталь спектакля, каждую интонацию, каждый жест, постоянно находя новое звучание, более глубокий смысл. Он умел виртуозно  импровизировать, общаясь со зрителем в зависимости от состояния зала, которое очень тонко чувствовал. Он никогда не подменял  записью свой голос, не поддаваясь  уговорам друзей,  желавших его уберечь от переутомления. И на каждом спектакле звучал его живой, чудный, удивительный голос, и  не просто звучал, он жил жизнью героя и менялся  в зависимости от сценической задачи. От  женского сопрано до мужского баритона! Царица ночи, птицелов Папагено («Волшебная флейта»), Кармен, Хосе («Кармен! Моя Кармен!»), Риголетто, Герцог, Маддалена, Монтероне, Джильда («Риголетто»), Лаура, («Маленькие трагедии»), Кот Васька, Лиса («Кот Васька и его друзья»), Есенин («Исповедь хулигана»), наконец…
 

«Я играю не для избранных, как это делается в нынешних антрепризах. В театр должен приходить каждый, чтобы получить свою долю той любви, которой обделяет его современная бытовая жизнь. Театр призван объединять людей. Театр должен быть духовным, соборным — не в религиозном, а в нравственном смысле, нести просветление и возвышение человеческой душе. Хочется сделать так, чтобы зритель смотрел на сцену, как на источник света, и чувствовал, что к нему обращен этот свет, и сам он в этом свете становится лучше и чище…»


  Когда я увидела кукол, созданных Андреем вблизи, то была поражена. Сколько в них вложено мастерства, терпения, сил! Каждый стежок на костюме,  шляпка, колечко на пальце, кружевная оборка, булавка на  ажурной шали, деревенский платочек. Ведь со сцены и не видно этих мелочей. Но нет, точность, даже скрупулёзность  во всём, потому что  именно в штрихах и нюансах… в повороте головы, в мимолётном кивке, изгибе тела, взмахе руки… подчинённых определённой эмоции,  слышится биение  кукольного сердца.


«Любовь… без Любви невозможно, нельзя. Всё надо делать с Любовью – и сапоги шить, и хлеб печь. Лечить надо тоже с Любовью. Если куклу сделать с Любовью, она будет красивая… или некрасивая, но выразительная…»


  Андрей не  любил механических кукол. Его куклы были пластичны и легко подчинялись сильным, ловким рукам своего доброго создателя, способным вдохнуть в них жизнь. Он говорил, что у каждой куклы, как и у каждого человека, есть свои возможности.


«Нужно понимать, какая будет драматургическая нагрузка на кукле, и что она должна уметь делать… Куклой надо рисовать! То есть уметь наблюдать за красотой положения корпуса, наклона головы, как  появляется жест руки и от чего рождается этот жест.  Он должен быть очень красивый. В «Маленьких трагедиях», к примеру, мне очень важно, чтобы Дона Анна не просто  села на скамейку, а чтобы складки её бархатного платья легли таким же образом, как на портретах Веласкеса или Эль Греко…».


  Мне посчастливилось увидеть одну из первых его кукол, сшитую из маминого капронового чулка большими неровными  стежками. Это был  человечек с   огромными нарисованными  бумажными глазами. Меня  буквально пронзил   грустный и очень умный  взгляд тряпичного существа, созданного  пятилетним малышом. Человечек бережно хранился в специальной коробочке, как самая настоящая историческая реликвия.  Андрей с улыбкой рассказывал и о других счастливцах, сделанных в детстве -  о Короле из яйца и носового платка, созданного благодаря передаче Сергея Владимировича Образцова и помощи бабушки Нины Яковлевны Фоминой. И о Пантере, созданной благодаря спектаклю «Маугли» Владимира Кусова…


«Это была мягкая кукла, которую можно было бросать. Никакой механики в ней не было. И я играл ею за ширмой, показывал людям  это чудо - кукла может ходить по ширме, потом вдруг полететь в прыжке…» 


  И обо  всех персонажах  из «Необыкновенного концерта». Андрей  этих своих кукол принёс педагогу музея ГАЦТК имени С.В.Образцова Екатерине Викторовне Гаркалиной во время учебных семинаров. И все участники  с удовольствием смотрели его повтор великого спектакля.


«Я наслаждался собственной творческой радостью. Важно не только одарить других этой радостью, но и самому наслаждаться творчеством. Надо любить творческий процесс.  И у меня в детстве это получалось…»


  С самого раннего  детства  дом, в котором рос маленький Андрюша,  превращался в театральные подмостки. Этот удивительный мальчик с  пылкой, поэтически-тонкой, восприимчивой,  незащищённой и вместе с тем, сильной и неутомляемой  душой воплощал всё то, что поразило, ранило, задело, чтобы вновь и вновь пережить, запомнить, запечатлеть. А впечатлений   было много. Бабушка не жалела ни времени, ни сил для любимого внука.  Однажды  она даже помогла разыскать художника-фотографа, иллюстрации которого потрясли маленького Андрюшу в детской книге,  и устроила  их  встречу!


«Моя бабуля и моя мама – вот две великие женщины, которые отдали мне всю свою любовь и все свои знания».


  Мама  Елена Борисовна Фомина познакомила сына с искусством балета, да ещё  отвела  в танцевальную группу Большого детского хора Гостелерадио  тогда ещё под руководством Виктора Попова, в которой  протанцевал солистом семь лет и даже гастролировал и участвовал в детских телепередачах. Бабушка познакомила его с величайшими мировыми шедеврами  живописи, оперного пения  и классической музыки.  Да она и сама прекрасно рисовала, старалась не пропускать концерты в Консерватории. Дома часто звучали  записи прославленных голосов Сергея Лемешева, Марии Каллас, Ивана Козловского, произведения Петра  Чайковского, Сергея Рахманинова, Вольфганга Амадея Моцарта,   Фридриха Шопена, Дмитрия Шостаковича. Любимыми книгами мальчика стали старинные тома произведений Александра Пушкина и Михаила Лермонтова, любимой оперной певицей – Мария Каллас, любимой балериной  - Майя Плисецкая… несколько кукол Андрея похожи на неё.


«Сегодня убедить кого-то делать с душой  своё дело очень непросто. Маленьким, помню,  я смотрел фильм-балет «Анюта» в постановке Владимира Васильева.  Я стоял на коленях перед чёрно-белым экраном телевизора и смотрел на лицо Екатерины Максимовой-Анюты, которая  в конце фильма вдруг увидела  своих забытых ею  и погибающих в бедности пьяненького отца и брошенных братишек. Как я рыдал, если бы Вы только знали. Я так ей сопереживал! Она была прекрасной драматической актрисой в балете. Это очень редкое явление. Душа… Во всём должна быть душа. Помню,  я очень плакал в финале фильма «Анна Павлова», когда она перед смертью говорила: «Приготовьте мне костюм лебедя…» и звучала музыка Сен-Санса, переработанная Евгением Догой. Это меня так впечатлило, у меня сердце рвалось на части…  Нельзя забывать прекрасные моменты детства. И искоренять из себя Маленького принца…»
 

  Андрей не раз   рассказывал, что мечтал создать моно спектакль «Маленький принц» по произведению Антуана де Сент-Экзюпери.  Но,  мне кажется, что  его  театр и есть мир Маленького принца. И он сам всю жизнь путешествовал, а может быть, и теперь путешествует  с перелётными птицами по разным планетам-сердцам  своих зрителей.
 Наверное,  так…               
Светлая Вам память, дорогой Андрей Сергеевич! Вы подарили нам уникальную возможность смотреть на звёзды и слушать их чудесный смех, чтобы   среди них  искать   Вашу звезду и, может быть, когда-нибудь найти…

http://www.naslednick.ru/events/overpast/overpast_3127.html - ссылка на статью в журнале "Наследник" 16.04.2014 с фотографиями