Сердца на ветру

Водитель уверенно маневрировал в потоке машин, управляя ровно и спокойно. «Хороший водила, вокруг него тихо», - думает  Аркадий.
Он смотрит в окно, по которому стекают мелкие капли затянувшегося дождя. Перед глазами - разноцветье раскрытых зонтов.   Мысленно пробегает по списку дел на сегодня.
 
Что это?
Он трогает  водителя за плечо:
- Притормози, Володя.

Будто током: под ярко-фиолетовым, таким знакомым зонтом стояла, плотно прижавшись  к какому-то  огненно - рыжему, длинному и худому парню, его Тоня! И хуже того, они смеялись. Так близко, так тесно, словно единое существо о двух головах: рыжей и любимой!
Парень одной рукой обнимал Тоню за талию, а другой кормил ее и себя чем-то из бумажного кулька, который она держала свободной рукой. Аркадий ни разу не видел Тоню такой радостной; с такими сияющими глазами, что хотелось  зажмуриться.
Ему стало жарко. Сильное и удушающее чувство, то ли злость, то ли страх, но что-то такое же неприятное, тошнотно подкатило к горлу. Он провел ладонью перед лицом, словно стереть хотелось картинку,  взялся за ручку дверцы.
- Проедь немого вперед и жди, я сейчас, - бросил он водителю и вышел под дождь.

Он не знал, что будет делать и говорить. Просто смотрел на широко улыбавшегося «кормильца», Тонину хрупкую спину в белой курточке и невольно сжимал ладони в кулаки.
- Тоня, ты что под дождем стоишь? – спросил Аркадий, стараясь «звучать» нормально.
Та вздрогнула и замерла, низко наклонила голову, но не обернулась на его голос.
- Где твоя машина?
- Я не брала ее, - опустила обе руки. Из кулька в лужу упали пончики, а зонтик противно царапнул по мокрому асфальту.
Аркадий крепко вцепился в поникшее плечо, отнял из вялой руки зонт и повел девушку к машине, всем организмом, натужно и неестественно, игнорируя  рыжего.

- Домой, - сказал водителю и подумал, что совсем не  знает как вести себя дальше. Натужность и неестественность сковали и тело, и разум. В виске заломило.
«Пончики, обжимания посреди улицы», - подумал Аркадий, и его передернуло, то ли озноб, то ли отвращение. Боль в виске усилилась.
В машине повисла густая тишина.
Тишина давила, а слова все не шли к Аркадию.
Тоня сидела, понурив голову. Она напряглась и словно потухла, крепко сжимая в руке серый пакет в жирных разводах. 
Аркадий с силой вырвал пакет из Тониной ладони и швырнул под ноги.

- Останови, Володя. Я на такси доеду, - он вдруг понял, что не может и не хочет находиться рядом с ней. - Отвезешь Тоню и немедленно возвращайся в офис.

***
- Шеф не в духе, - сказала Оля- секретарь, - мрачный, как шинель и за голову держится.

Те, кто послабей, решили отложить неминуемые визиты к нему.

Аркадия знобило, но он открыл окно, потому что дышать было тяжело. Мучительная боль охватила полголовы.  В желудке бушевал завтрак. Он, пошатываясь и расставив руки, будто боясь наткнуться на что-то, подходит к креслу. Рвет узел галстука. Пуговица дробно катится по полу.
«Ток, ток», -  болью отдается в голове.

Стены кабинета, мебель и прочее, казалось, наплывают на него, теряя конечность и очертания.

Ему хотелось отодвинуть, оттолкнуть их, расчистить пространство, чтобы просто выдохнуть. Но руки не слушались. Воздух вперемежку с мебелью, плотный, словно зацементированный, сжимал со всех сторон.

Все плывет, будто в мареве.  И комната – другая?
Словно наяву, кабинет - просторный профессорский, обставленный невероятно красивой мебелью из карельской березы. Профессор с насупленными бровями что-то зачеркивает красным карандашом в его докторской диссертации. Но Аркадия не это волнует.

На кожаном диване в двух шагах от него лежит приболевшая Тоня. Профессор ее обожает – поздняя и единственная дочь от красивой, но испарившейся жены.
Девочка - тоненькая, высоконькая для своих семи годов. Она так хороша, что Аркадий любит в ней будущую женщину.

Тоня лежит на боку, подложив под худенькую щеку ладонь. У дивана разбросаны игрушки, самые лучшие. Великолепие мебели и простота игрушек так чужды друг другу.
 
Аркадий знает, что эта маленькая женщина - его. Он сделает все, он наберется терпения, станет лучшим, он приручит и осыплет любовью этого маленького эльфа.
Мишки и зайчики вдруг встают и превращаются в розовую дымку. Мебель снова плывет на него.
…Пахнет свечами. Он не дышит, надевая кольцо на тонкий, прозрачно розовый палец. Ее глаза…  Нет-нет, показалось. Свет обманчив.

… Фата на бутылке шампанского, словно смятая  фея.
Его руки нежно гладят невесомую наготу новобрачной. Нежно-нежно, не спугнуть. Словно бабочка на ладони.
Не плачь, я сделаю тебя счастливой, самой-самой счастливой. Ты – фея, ты – эльф. Этот грубый мир не коснется тебя.
 Спи, спи мой эльф.

 Он вдыхает и вдыхает неземной запах, по телу разливается блаженство, и все превращается в любовь.

Так легко, так хорошо и светло, что выдыхать уже не хочется.