Чтобы попасть в историю, надо хорошо прицелиться

       Чтобы попасть в историю, надо хорошо прицелиться 

Обидно, но факт: самый знаменитый русский диссидент Петр Яковлевич Чаадаев еще сто пятьдесят лет назад написал о России такое, что сейчас читается гораздо актуальнее, чем тогда. 
 

Напомню на всякий случай: первое знаменитое «Философическое письмо» Чаадаева было впервые опубликовано в журнале «Телескоп» в 1836 году. Это сочинение потрясло читателей своей безжалостной, трагической и искренней оценкой прошлого, настоящего и будущего России.
Чаадаев немедленно был проклят властью, а царь объявил его сумасшедшим.
Вот что писал шеф жандармов Бенкендорф, отвергая заступничество М.В. Орлова за Чаадаева:
«Прошедшее России было удивительно, ее настоящее более, чем великолепно, что же касается ее будущего, то оно выше всего, что только может представить себе самое смелое воображение; вот, мой друг, точка зрения, с которой русская история должна быть рассматриваема и писана».
Чаадаев рассматривал историю России с принципиально другой точки зрения. 
По Чаадаеву, российское рабство – явление гораздо более мощное и широкое, чем в древности или в той же Северной Америке, поскольку оно охватывает все слои общества, проникает в душу каждого и каждого бесконечно развращает.
«Эти рабы, которые вам прислуживают, разве не они составляют окружающий вас воздух? Эти борозды, которые в поте лица взрыли другие рабы, разве это не та почва, которая вас носит? И сколько различных сторон, сколько ужасов заключает в себе одно слово: раб! Вот заколдованный круг, в нем все мы гибнем, бессильные выйти из него. Вот проклятая действительность, о нее мы все разбиваемся. Вот что превращает у нас в ничто самые благородные усилия, самые великодушные порывы. Вот что парализует волю всех нас, вот что пятнает все наши добродетели. Отягченная роковым грехом, где она, та прекрасная душа, которая бы не заглохла под этим невыносимым бременем? Где человек, столь сильный, чтобы в вечном противоречии с самим собою, постоянно думая одно и поступая по-другому, он не опротивел сам себе?»
Еще о российском рабстве: 
«Эта ужасная язва, которая нас изводит, в чем же ее причина? Как могло случиться, что сама поразительная черта христианского общества как раз именно и ест та, от которой русский народ отрекся на лоне самого христианства? Откуда у нас это действие религии наоборот? Не знаю, но мне кажется, одно это могло бы заставить усомниться в православии, которым мы все кичимся…
…Уничтожением крепостничества в Европе мы обязаны христианству. Более того, известно, что первые случаи освобождения были религиозными актами и совершались перед алтарем и что в большинстве отпускных грамот мы встречаем выражение: pro redemptione animae – ради искупления души. Наконец, известно, что духовенство показало везде пример, освобождая собственных крепостных, и что римские первосвященники первые вызвали уничтожение рабства в области, подчиненной их духовному управлению. Почему же христианство не имело таких последствий у нас? Почему, наоборот, русский народ подвергся рабству лишь после того, как он стал христианским, а именно в царствование Годунова и Шуйского? Пусть православная церковь объяснит это явление.
Пусть скажет, почему она не возвысила материнского голоса против этого отвратительного насилия одной части народа над другой… Историческая наука, которая именно в это время доказывает,  что уничтожение рабства есть заслуга христианства, даже и не подозревает, что христианский народ в 40 миллионов душ пребывает в оковах».
Чаадаев ненавидел Византию, откуда пошла российская цивилизация. По его взглядам, в отличие от «энергичного» Запада, воздвигшего «храмину современной цивилизации» благодаря христианству, Россия с самого начала оказалась в стороне от «великой мировой работы». Причина – зависимость от византийской картины мира. 
«В то время, как христианский мир величественно шествовал по пути, предначертанному ему божественным основателем, увлекая за собой поколения, - писал Чаадаев, - мы, хотя и носили имя христиан, не двигались с места. Весь мир перестраивался заново, а у нас ничего не созидалось; мы по-прежнему прозябали, забившись в свои лачуги, сложенные из бревен и соломы. Словом, новые судьбы человеческого рода совершались помимо нас. Хотя мы и назывались христианами, плод христианства для нас не созревал».
Россия по Чаадаеву предстала тем, чем она являлась и является по сей день – полувизантийским, полуазиатским захолустьем, а ее культура – неумелым копированием западных ценностей.
«Что у других народов обратилось в привычку, в инстинкт, то нам приходится вбивать в головы ударами молота».
«Присмотритесь хорошенько, и вы увидите, что каждый важный факт нашей истории пришел извне, каждая новая идея почти всегда заимствована»…
«…наши нравы – это странная смесь неумелого подражания и обрывков давно изжитого социального строя», «наши мнения… все еще тщетно силятся установиться даже в отношении самых незначительных вещей»…
В России - «культура, основанная на заимствовании и подражании. У нас совершенно нет внутреннего развития, естественного прогресса; каждая новая идея бесследно вытесняет старые, потому что она не вытекает из них, а является к нам Бог весть откуда».
«Исторический опыт для нас не существует; поколения и века протекли без пользы для нас. Глядя на нас, можно было бы сказать, что общий закон человечества отменен по отношению к нам. Одинокие в мире, мы ничего не дали миру, ничему не научили его; мы не внесли ни одной идеи в массу идей человеческих, ничем не содействовали прогрессу человеческого разума, и все, что нам
доставалось от прогресса, мы исказили. С первой минуты нашего общественного существования мы ничего не сделали для общего блага людей; ни одна полезная мысль не родилась на бесплодной почве нашей родины; ни одна великая истина не вышла из нашей среды; мы не дали себе труда ничего выдумать сами, а из того, что выдумали другие, мы перенимали только обманчивую внешность и бесполезную роскошь».   
Российская история и жизнь идут вне магистрального пути развития человечества, вне культурного, нравственного, интеллектуального пространства. Она не принадлежит ни Востоку, ни Западу.      
«…немногие имеющиеся у нас умственные навыки, традиции и воспоминания и все наше прошлое не связывают нас ни с одним народом земли»…
 «У нас… сначала – дикое варварство, потом грубое невежество, затем свирепое и унизительное чужеземное владычество, дух которого позднее унаследовала наша власть – такова печальная история нашей юности… Эпоха нашей социальной жизни… была заполнена тусклым и  мрачным существованием, лишенным силы и энергии, которое ничего не оживляло, кроме злодеяний, ничто не смягчало, кроме рабства… Мы живем одним настоящим в самых тесных его пределах, без прошедшего и будущего, среди мертвого застоя».   
Мы вечно открываем то, что для цивилизованных народов уже давно понятно и усвоено. «Одна из наиболее печальных черт нашей своеобразной цивилизации заключается в том, что еще только открываем истины, давно уже ставшие избитыми в других местах и даже среди народов, во многом далеко отставших от нас. Это происходит оттого, что мы никогда не шли рука об руку с прочими народами; мы не принадлежим ни к одному великих семейств человеческого рода; мы не принадлежим ни к Западу, ни к Востоку, и у нас нет традиций ни того, ни другого. Стоя как бы вне времени, мы не были затронуты всемирным воспитанием человеческого рода».
И это – не просто банальное отставание. Это – самоубийственное нежелание идти вперед.
«В нашей крови есть нечто, враждебное всякому истинному прогрессу. И в общем мы жили и продолжаем жить лишь для того, чтобы послужить каким-то важным уроком для отдаленных поколений, которые сумеют его понять; ныне же мы, во всяком случае, составляем пробел в нравственном миропорядке. Я не могу вдоволь надивиться этой необычайной пустоте и обособленности нашего социального существования».
«То, чему мы научились у других, оставалось снаружи, служа простым украшением и не проникая нам в душу».
Единственный путь вхождения в семью «цивилизованных народов» - в том, чтобы «некоторым образом повторить у себя все воспитание человеческого рода».
 «Мы же замкнулись в нашем религиозном обособлении, и ничто из происходившего в Европе не достигало до нас. Нам не было никакого дела до великой мировой работы. Высокие качества, которые религия принесла в дар новым народам  которые в глазах здорового разума настолько же возвышают их над древними народами, насколько последние стояли выше готтентотов и лапландцев; эти новые силы, которыми она обогатила человеческий ум; эти нравы, которыми она обогатила человеческий ум; эти нравы, которые вследствие подчинения безоружной власти сделались столь же мягкими, как раньше были грубы, - все это нас совершенно миновало. В то время, как христианский мир величественно шествовал по пути, предназначенному его божественным основателем, увлекая за собой поколения, - мы, хотя и носили имя христиан, не двигались с места. Весь мир перестраивался заново, а у нас ничего не созидалось; мы по-прежнему прозябали, забившись в свои лачуги, сложенные из бревен и соломы. Словом, новые судьбы человеческого рода совершались помимо нас. Хотя мы и назывались христианами, плод христианства для нас не созревал».
Чаадаев – истовый католик. Он прекрасно видит косность православия, лишающего Россию возможности приобщиться к подлинным христианским ценностям.
Чаадаев с болью отмечает, что русская культура не соответствует истинному христианству ввиду «слабости нашей веры или несовершенстве наших догматов», которые «до сих пор держали нас в стороне от этого общего движения, где развилась и формулировалась социальная идея христианства, и низвели нас в сонм народов, коим суждено лишь косвенно и поздно воспользоваться всеми плодами христианства»…
«…нам следует прежде всего оживить свою веру всеми возможными способами и дать себе истинно христианский импульс, так как на Западе все создано христианством».
В настоящем России – «беспечность жизни, лишенной опыта и предвидения», полное равнодушие к добру и злу, истине и лжи. Россия составляет «пробел в нравственном миропорядке», кровно враждебна «всякому истинному прогрессу».
А только в европейской цивилизации «в одной человеческий род может исполнить свое конечное предназначение».
Почему? Да очень просто. Потому что Запад создал величайшие гуманистические идеи.
От Леонардо до Вольтера и Руссо. Прошел огромный путь от безумных костров инквизиции до великого признания безусловной ценности любой человеческой жизни. 
«Хотите ли знать, что это за идеи? Это – идеи долга, справедливости, права, порядка. Они родились из самых событий, образовавших там общество, они входят необходимым элементом в социальный уклад этих стран. Это и составляет атмосферу Запада; это – больше, нежели история, больше, чем психология; это – физиология европейского человека. Чем вы замените это у нас?»   
(Те же идеи развивал позже в одной из статей блестящий критик, западник Белинский: «Разнообразие жизни, благородные отношения полов, утонченность нравов, искусство, наука, порабощение бессознательных сил природы, победа над материей, торжество духа, уважение к человеческой личности, святость человеческого права, - словом, все, во имя чего гордится человек своим человеческим достоинством, - все это есть результат развития европейской жизни. Все человеческое есть европейское, и все европейское – человеческое…») 
Чаадаев, конечно, не был патриотом России. И слава Богу!
«Прекрасная вещь – любовь к отечеству, но есть еще нечто более прекрасное – это любовь к истине. Любовь к отечеству рождает героев, любовь к истине создает мудрецов, благодетелей человечества. Любовь к родине разделяет народы, питает национальную ненависть и подчас одевает землю в траур; любовь к истине распространяет свет знания, создает духовные наслаждения, приближает людей к Божеству. Не через родину, а через истину ведет путь на небо. Правда, мы, русские, всегда мало интересовались тем, что – истина, а что – ложь…»