Воины в белом. Часть 7

-Что случилось? – спросил Валера, пожав руку гостю.
-Подозрение на внематочную – сразу перешел к делу тот – Наши на резекции легкого, а гинеколог только недавно с интернатуры пришла, еще не оперирует.
-А Нежинская? – спросил Валера о заведующей гинекологическим отделением больницы, которая по сути была ведущим оперирующим гинекологом города, прошедшей специализацию в Москве и потому считавшейся главным специалистом в этом разделе медицины.
-В отпуске. Как назло, трое суток как уехала к родне в Астрахань. Валерий Васильевич, надо торопиться, Рахматулина ждет вас, чтобы начать операцию.
-Доложите в штаб, что я на вызове в больнице – сказал Валера дежурному по КПП и прыгнуло в машину.
-Поступила сегодня утром, небольшие кровянистые выделения, сделали пункцию – кровь. Рахматулина метнулась к главному, чтобы ей дали хирурга, а тут поступил пациент с ножевым ранением в грудь. Ну наши, понятно, все в эктренной, а начмед меня в машину и за вами отправил.
-Ясно. – Валера втянул носом воздух и медленно выдохнул, пытаясь систематизировать все то, что у него осталось в голове от оперативной гинекологии. По специфики службы данная отрасль медицины не являлась самой отточенной в его хирургическом мастерстве, и потому сейчас он впервые за долгое время почувствовал отвратительно скользкое чувство неуверенности. В каком-то смысле это чувство подпирало непроизвольно обнаруженное мозгом совпадение вызова на такую операцию и сообщения  Алены о том, что он скоро станет счастливым отцом.

-Валерий Васильевич, слава богу и советской армии, наконец-то вы здесь- с первого дня знакомства с Бэлой Рамзановной Рахматулиной Валера не мог понять ту логику судьбы или в данном случае Аллаха, которая закинула эту молодую красивую и по-кавказски гордую дочь ингушского народа чуть ли не на противоположную окраину советской империи. Наблюдая за распределениями в собственном институте, Валера привык к тому, что по окраинам разбрасывали в основном русских, украинцев, белорусов, то есть, представителей славянского стержня советского государства. Национальные же меньшинства чаще всего направлялись либо в центр страны для обрусения, либо возвращались в свои же национальные республики, поскольку чаще всего там постоянно ощущалась нехватка врачей. Бэла же, появившись в городской больнице Благовещенска, немало удивила всех до главного врача включительно, особенно когда поведала, что направление на дальний восток выпросила сама, хотя как отличница учебы имела возможность выбирать любое место работы, кроме, разве что, лечебно-санитарного управления кремля.  Включившись в работу с молодым энтузиазмом, который был всегда свойственен всем новоиспеченным специалистам от врача до сантехника, он довольно быстро осознала, что благовещенская больница, расположенная в арочном здании девятнадцатого века значительно отличалась от больницы славного города Орджоникидзе, в котором она имела честь учиться в медицинском институте, профессорско-лечебная база которого считалась одной из лучших в стране. Кроме романтичного внешнего вида, чем-то напоминавшего средневековый замок, городская клиническая больница города Благовещенска не могла похвастаться ничем, что могло бы произвести впечатление на недавнюю выпускницу, привыкшую к новой аппаратуре и новейшим же методам лечения. Поступив в распоряжение Марии Петровны Нежинской , ведущего оперирующего гинеколога больницы, Бэла по началу немало тушевалась, когда после первых операций поняла, что все ее практические познания, которыми она так гордилась гордостью отличницы, буквально равны нулю, о чем ее не замедлила поставить в известность сама Нежинская, отличавшаяся как и многие врачи старой закалки крайним нетерпением к любому несовершенству за операционным столом, на приеме, в процедурной и вообще во всем, что касалось профессионального мастерства. Прибывший к месту службы и своей первой профессиональной практики Валера, находившийся в довольно сходном положении, отлично понимал ее чувства, а потому два молодых специалиста быстро нашли общий язык и старались по возможности поддерживать друг друга в делах как профессиональных, так и бытовых.
-Насколько все плохо? – спросил Валера, идя рядом с ней в направлении операционной.
-Плохо – ответила она с едва заметным акцентом, который сопровождал речь многих выходцев с Кавказа, даже когда они обрусевали настолько, что начинали материться в экстренных ситуациях почище чистокровных русских. – Похоже вначале было на трубный аборт, но после пункции, буквально через несколько минут мы получили сильное кровотечение. Состояние близкое к шоковому, выраженная гиповолемия, мы льем ей кровь с двух капельниц, но там похоже на разрыв трубы. Операция нужна срочная, а я единственный гинеколог на все отделение. Ивашутина в поликлинике на приеме, но она никогда не оперировала. Вот я за вами и отправила гонца. Вы, наверное, выходной были?
-Как догадались? – спросил Валера.
-Быстро приехали. Будь вы на работе, вы бы не смогли так быстро свернуть все дела.
-Ну что ж, вы правы – улыбнулся Валера.
-Ой, ну вы меня простите, просто такая ситуация…
-Бэла, перестаньте – мягко прервал ее Валера – Мы для того и существуем, чтобы помогать больным и друг другу. Иначе какая бы от нас польза была?
-Спасибо – она благодарно улыбнулась, и они быстрым шагом вошли в операционную.
Ситуация с лечебным персоналом в больнице Благовещенска с самого начала вызывала у Валеры немало удивления. До окончания учебы он и понятия не имел, насколько на периферии не хватает врачебного персонала. Даже медсестер тут был явный некомплект, а уж с оперирующими специалистами дело обстояло и того хуже. Трое хирургов общей практики, один из которых постоянно находился на приеме в поликлинике, главным образом проводя малые операции, которыми можно было не нагружать стационар. Двое же других почти каждый день делали по несколько операций, обслуживая не только сам город, но и прилегающие к нему поселки. Много работы брали на себя поселковые фельдшерско-акушерские пункты, но все равно значительная часть больных направлялась в больницу, если не на лечение, то на обследование. Как объяснили Валере, такая ситуация с врачами сложилась в стране после войны. И следующие десять лет после ее окончания все еще не смогли исправить положение дел, поскольку значительная часть врачебного состава полегла на фронте, а на подготовку полноценного специалиста требовалось шесть лет только учебных и еще не менее трех-четырех лет практики, что и приводило к жуткому дефициту врачей почти по всем окраинам страны. Именно поэтому на операциях вместо полноценных ассистентов ведущим хирургам часто ассистировали прошедшие фронтовую школу медицинские сестры, а хорошая санитарка часто сидела на месте сестры во время врачебного приема и могла оказать квалифицированную первую помощь при довольно сложных ранениях. Хороший же фельдшер, который закончил учебу до войны, ценился даже не на вес золота, а гораздо больше, ибо при необходимости мог не только проводить плановое лечение, но часто и делать небольшие операции типа удаления аппендицита или извлечения пули при ранениях конечностей. Несколько таких фельдшеров приезжали на лекции, которые проводились врачами больницы и госпиталя с целью повышения квалификации, и во время одного из таких занятий Валера пришел к единственно возможному выводу, что при всех его знаниях о современных методах лечения, основам чисто практической работы надо учиться ему у них, а не им у него.  Собственно, занятие, на котором он это понял, являлось первым, и оно же было последним, на котором он согласно приказа командования пытался читать что-то похожее на лекцию. Все остальные встречи носили характер диалога или даже консилиума по обмену опытом.  Именно в виду перечисленных причин и был заключен договор между городской больницей и гарнизонным госпиталем о взаимной помощи в сложных ситуациях. По большому счету, такой договор нарушал все возможные принципы военного устава, поскольку требовал регулярного отлучения с территории госпиталя врачей без всякой возможности их немедленного вызова в случае учебной тревоги или войны, поскольку они в это время, как правило, находились за операционным столом. Однако, как понял Валера, такая практика существовала в очень большом количестве по всем периферийным  городам СССР буквально с самой войны, когда одновременный призыв большого количества врачей и средних медицинских специалистов в действующую армию разом обескровил гражданское здравоохранение, а развертывание на базе больниц госпиталей создало тесную связь между военными и гражданскими врачами, которая и позволила этим больницам сохранять дееспособность, когда далеко не все, мобилизованный на фронт, с него вернулись.
Войдя в операционную, где уже лежала на столе больная, Валера пришел к полному согласию с Бэлой, что дело плохо. Кровь и замещающие растворы лились в тело пациентки даже не через две, а через три капельницы, но все равно лицо ее было чрезвычайно бледным, а простыня между зафиксированными на столе ногами довольно обильно пропитывалась кровью.
-Капаем аминокапронку, но пока без большого результата – пояснила Бэла, надевая перчатки, поднесенные ей медсестрой.
-Разве что сумели достичь превышения поступающей жидкости над потерянной – добавил анестезиолог из-за своего экрана.
-Уже немало – Валера быстро натянул перчатки и подошел к столу. – Она готова? – спросил он анестезиолога.
-Да.
-Бэла?
-Готова…наверное.
-Начинаем, скальпель. – Валера принял из рук операционной сестры режущий инструмент и уверенным движением сделал разрез внизу живота пациентки. Сделал с такой уверенностью, что у Бэлы сразу отлегло от сердца, она окончательно уверилась, что Лазаров – хоть и молодой, но опытный хирург. Ее спокойствие было бы намного меньшим, если бы она знала, что Валера делал подобную операцию первый раз в жизни. И вся его уверенность была вложена в этот самый первый разрез, за которым для него находился такой же темный лес, как и для нее с той лишь разницей, что он не имел права в этом открыто признаваться. Войдя в малый таз, Валера хотел было по привычке выдать крепкое словцо в качестве оценки ситуации, но вовремя спохватился и ограничился только длинным вздохом. Вся тазовая область купалась в крови. Именно купалась. В крови, поддерживаемая связками, плавала матка, разорванная вдоль передней стенки на несколько сантиметров, одна труба была разорвана у места соединения с телом матки и так же кровоточила. Валера поднял на Бэлу глаза. В них, видимо, читалось столько вопросов и иных не совсем приятных слов, что та непроизвольно втянула голову в плечи, словно ожидая, что на нее сейчас обрушится удар.
-Острого живота не было – как-то по-детски испуганно сказала она – Ну не было, честное слово. Только кровотечение. она даже от скорой в отделение зашла сама.
-Начинаем ревизию – сказал Валера, разом задавив эмоции, перехватив открыто тревожный взгляд операционной сестры, которая уже готовила нужные инструменты – Отсос, быстрее. Зажим. Бэла, возьмите на себя трубу.
-Удалять?
-Есть иные идеи?
-Нет.
-Тогда и не спрашивайте. – Валера медленно водил отсосом по тазовой полости, пытаясь понять, какие именно сосуды кровоточат сильнее всего. Множество мелких венул и артериол, хоть и были повреждены, но затромбировались сами, но главное, что требовалось сделать – это отыскать основную точку кровотечения. Убрав основную массу крови, он увидел, что вся забрюшинная клетчатка по сути представляла из себя одну большую гематому. Разрыв шел по передней стенке и заканчивался в нижнем сегменте матки, едва ли не захватывая начало шейки, в полости ее так же была кровь, что говорило недавнем выкидыше, хотя этот момент у Валеры с самого начала не вызывал сомнения. Несколько секунда, пока он исследовал место разрыва, у него заняла надежда на сохранение органа. Но по мере того, как он зондировал заполненную кровью полость, а так же осматривал линию разрыва сия надежда таяла как дым. Матка не лопнула полностью, разрыву подверглась только мышечная стенка, но последовавший за этим выкидыш вызвал обильное кровотечение в полости органа и потребовал ее вскрытия. Разорванный нижний сегмент был в настолько нестабильном состоянии, что при первом же серьезном сокращении матки грозил разорвать шейку и перейти на влагалищный свод, после чего уже никакая заместительная терапия не смогла бы восполнить объем потерянной крови и сгладить картину усилившегося шока. А потому выход был один – ампутация матки и одной из труб с возможностью сохранения  второй трубы и яичников. Идти на полную экстирпацию Валера не хотел, полагая такую операцию проклятием одновременно и для врача, и для больной. Однако для начала надо было отыскать источник кровотечения. Вся широкая связка матки представляла из себя одну сплошную гематому , Валера попытался раздвинуть ее листки, но набухшие от крови они почти не двигались. Бэла полностью была занята ампутацией маточной трубы, для чего требовалось отделить ее, и так болтающуюся на одной стенке, надорванной снизу, одна из операционных сестер, ассистировала ей, вторая держала крючки и зажимы в операционном поле Валеры, поэтому на вторую пару рук можно было не надеяться. Потому он на секунду зажмурился, а потому провел скальпелем по заднему листку широкой связки, предварительно попросив сестру:
-Надюша, оттяните матку кпереди немного.
-Ампутация? – спросила та.
-Да.
Операционная сестра оттянула матку вперед, Валера провел скальпелем по связке, и тут ему в лицо брызнула струя алой горячей крови, враз залив глаза, пропитав маску, забрызгав операционный халат.
-Зажим! – приказал он, чуть отшатнувшись, подставляя лицо тут же возникшей рядом санитарке, которая быстрым движением стала марлевой маточная артерия была разорвана, потому связка и пропиталась так обильно кровью, что ее лепестки было не развести друг от друга. Набухшая клетчатка связки, раздувшись, на какое-то время стала чем-то наподобие пробки, закупорив разрыв в сосуде и пропуская кровь через собственную ткань, словно через плотный фильтр, что несколько уменьшало кровотечение, но при этом делало его полную остановку невозможным, поскольку доступ к самому разрыву был полностью закрыт.
-Подвздошные артерии – еле выговорил Валера, чувствуя солоноватый привкус крови, которая почти мгновенно пропитала его маску.  – Быстрее.
-Сейчас – Бэла мгновенно перехватила у него скальпель и, пока Валера менял маску и вытирал кровь с лица, продолжила разрез, а две медсестры в это же время быстро пережимали зажимами ветви центральной маточной артерии, из которой фонтаном пульсировала кровь. Бэла закончила начатый Валерой разрез связки и вопросительно посмотрела на него.
-Лигатуру – в руку Валеры легла нить на иглодержателе – Обнажите сосуд.
Руки Бэлы заметно дрожали, но она безропотно погрузила их в рану и развела в сторону набухшие от крови лепестки связки. Валера склонился над разрезом. Вот она, центральная маточная артерия, пережатая в двух местах. Виден разрыв боковой стенки. О зашивании можно и не мечтать, напор крови огромен, не удержишь никакими швами. Медленно он просовывает в рану руку, чуть касаясь дрожащих пальцев Бэлы, который продолжают удерживать лепестки разрезанной связки, обхватывает сосуд большим и указательным пальцем и очень, очень-очень медленно и осторожно начинает путешествие по нему к тому месту, где маточная артерия соединяется с подвздошной магистралью.  От маточной артерии отходят многочисленные ветви, которые расползаются по матке, питая ее кровью. Любое резкое или просто неосторожное движение грозит отрывом ветви от основного ствола и тогда новый фонтан крови. На этот раз последний. Жизнь пациентки и так висит на волоске. Анестезиолог в который раз вводит камфору и кофеин, капается непрерывно аминокапроновая кислота, льется свежая кровь и заменители. И все равно давление не поднимается выше 80 миллиметров. Вот оно! Внутренняя подвздошная артерия. Еще одно движение – и вот она центральная., от которой отходит внутренняя и наружная артерии. Теперь ее надо перевязать. Иглодержатель вводится в рану и, скользя по окровавленной перчатке второй руки уходит вглубь разреза. Теперь там, в темноте и тесноте, надо двумя пальцами аккуратно обвести шелковую нить вокруг пульсирующей артерии и перетянуть ее сначала одним витком, потом вторым, третьим и так пока не прекратится пульсация дальше места перевязки. Валера делает виток. Еще один. Еще. Пальцы на удивление быстро немеют, перестают слушаться. Пульсация артерии сохраняется, хоть и едва-едва. Но это сейчас, пока он цела. А ведь ее надо пересечь. А до этого надо прошить. А для этого надо проткнуть ее стенку иглой. Такой очень тонкой иглой, которая, проникнув в полость артерии, тут же даст таааакой фонтан крови, что его не остановить никакими средствами. 
-Меняемся – говорит Валера Бэле.
-Как это? – та поднимает на него глаза, в которых сквозит неприкрытый испуг.
-Желательно, быстро – говорит он, хотя голос с трудом сдерживается на спокойных интонациях – Надо наложить еще два витка. Я не могу, у меня пальцы уже не слушаются. Потому я сейчас перехватываю у тебя лепестки связки, а ты у меня иглодержатель.
-Я не смогу – ее голос затихает, переходя в шепот, глаза еще больше расширяются, становясь похожими на серебряные монеты в отсвете операционной лампы.
-Верно – кивает головой Валера – Не сможешь. Но надо. Начали.
Валера вложил ей в руку нить и почти неуловимым движением перехватил у нее раздутые от крови лепестки маточной связки. Бэла погрузила руки в внутрь между лепестками, было видно, как шевелятся ее пальцы, заводя нить вокруг сосуда.
-А если я перетяну слишком сильно? – спросила она, испуганно глядя на него.
-Сосуд будет разрезан, и она умрет от потери крови минуты через три. – Валера постарался развести связки пошире, но темно-синюшная от свернувшейся в ней крови ткань не хотела двигаться.
-О господи… - Бэла снова склонилась над раной и продолжила охват лигатурой подвздошной артерии.
-Медленнее – посоветовал Валера – Как только почувствуете, что нить перестала дрожать от пульсовых волн, остановитесь.
Бэла начала затягивать виток. Один. Потом второй. Потом третий.
-Я не могу ее завязать – жалобно сказала она. – Пальцы не слушаются.
-Меняемся – кивнул Валера, перехватывая у нее концы нити, одновременно вручая крючки, которыми он держал лепестки связки. Его собственные пальцы буквально горели огнем, перегруженные мышцы отказывались повиноваться, но короткий отдых унял в них дрожь, а это было главное. Один узел, потом нить обводится вокруг сосуда еще раз и завязывается второй, потом снова обратно и тут завязывается третий. Несколько секунд пальцем он проверяет пульсацию. Все хорошо, ниже перевязанного участка сосуд спокоен. Теперь его надо прошить. Нить протыкает стенку на удивление легко, и почти сразу сквозь отверстия в полость изливаются толстые капли крови, которые операционная сестра тут же промакивает стерильной салфеткой на длинном корцанге. Первый ряд швов наложен. Теперь отдыхвалера отходит от стола и поднимает руки кверху, стараясь унять дрожь в бицепсах, санитарка подносит к его губам стакан свежего горячего чая, аккуратно приподнимая пальцем маску. Горячая терпкая жидкость огненным валом протекает по пищеводу, разливаясь от желудка во все стороны успокаивающим дрожь потоком. С другой стороны стола Бэла так же делает большой глоток, благодарно кивает санитарке и чуть улыбается Валере. Медсестры остаются у стола, продолжая держать крючки, разводящие рану. Отдых длится несколько минут, затем продолжается прошивание сосуда. После наложения второго ряда швов с сосуда снимаются зажимы. Крови нет. Затем коротким движением скальпеля пересекается сама артерия. Крови все еще нет.
-Держится – сообщает Бэла, чуть отошедшему в сторону Валере после внимательного осматривания сосуда.
-Начинаем ампутацию матки. Заканчивайте с трубой.
Сейчас, когда матка лишена притока крови, ее надо аккуратно отделить от всех удерживающих ее связок, а так же оставшихся обескровленными кровеносных сосудов и нервов. Последние сами по себе представляют большую проблему, поскольку вдоль каждого из них идет кровеносный сосуд, питающий и сам нерв, и тот участок, который он иннервирует. Но эти сосудики родин за другим медленно прижигаются коагулятором. Бэла заканчивает иссечение маточной трубы, затем отделяет ее от брызжейки брюшной полости и извлекает наружу, опуская в подставленный сестрой лоток. Валера безжалостно орудует скальпелем, пересекая все, что удерживает матку в неподвижном положении. Последний шаг, самый сложный, это отсечение ее от шейки, которую так же требуется прошить несколькими рядами швов и прижечь образовавшийся рубец. Заканчивается второй час операции, затем третий, идет четвертый, а Валера все еще не уверен, что они могу надеяться на успех. Давление больной держится на угрожающе низких цифрах, кровотечение по всем признакам остановлено, но сердечная деятельность все никак не налаживается из-за глубокого шока, в котором находится организм. Всем понятно, что операцию следует заканчивать поскорее, иначе пациентку можно просто не успеть снять со стола живой. Вот на свет божий извлекается матка. Яичники остаются на месте, на своем месте остается и одна из труб. Все ушито, проверено, полость еще раз осмотрена и проверена на остатки крови и возможных инородных тел. Сначала проверяет Валера. Затем Бэла. Ассистирующая сестра. Все трое сходятся во мнении, что полость чиста. Несколько раз весь малый таз промывается фурацилином и снова осматривается.
-Зашиваем – кивает Валера и слышит облегченный вздох Бэлы.
Брюшина, листки брызжейки, мышцы передней брюшной стенки, кожа – все зашивается молча и в четыре руки.
-Готово – Бэла и не пытается скрыть улыбку под маской.
Валера бросает взгляд на время. Четыре с половиной часа. На полчаса дольше того максимального времени, которое считается безопасным для проведения непрерывной операции. После четырех часов организм при всех мерах, которые предпринимаются врачами, погружается в состояние травматического шока, и чем дольше продолжается операция, тем больше работы потом выпадает реаниматологам.
-Снимаем – говорит Валера, отходя от стола и наблюдая, как медсестры и две санитарки перекладывают прооперированную женщину со стола на каталку, придерживая многочисленные дренажи и удерживая у ее лица дыхательный мешок.
-В реанимацию- командует Бэла и разворачивается к Валере. – Валерий Васильевич, у нас получилось!
-Да – Валера пропускает ее вперед в дверь, ведущую из самой операционной в предбанник и тоже снимает маску, из-под которой сверкает сияющая улыбка на изможденном лице – Мы с вами только что сделали чудо.
-Я вам так благодарна, вы просто не представляете. Я…
-Я представляю – говорит Валера, враз обретая серьезность – А теперь расскажи мне, что произошло на самом деле.
Бэла перестает улыбаться.
-Это моя вина – говорит она – Я должна была допустить возможность травмы. Но острого живота не было. Валерий Васильевич, я готова поклясться, что не было, а сама она ничего об этом не говорила. Только повторяла, что беременна, что боится за ребенка. Я сразу увидела кровотечение, потому и пошла на пункцию, а как только проткнула задний свод, кровотечение стало фактически профузным. Вот тогда я и послала за вами.  Если честно, я…я просто не смогла понять, что происходит. Я не думала ни о чем, кроме внематочной беременности.
-Успокойтесь – Валера мягко обнял ее за плечи – Удар, скорее всего был получен или при падении, или был нанесен  большим мастером своего дела, который умеет бить, не оставляя внешних повреждений. Острого живота не было, потому что кровь скапливалась в полости медленно, по мере того, как закрывавшая разорванный сосуд связка напитывалась ею словно губка, а болевой шок сам по себе вполне мог был быть связан и с разрывом трубы при внематочной беременности. Все ваши действия были правильными, а вовремя сделанная операция, безусловно вытащила ее фактически с того света.
-Но все равно, я должна была подумать о возможности травмы. – тяжело вздохнула Бэла.
-Верно – согласился Валера – Более того, могу с уверенностью сказать, что мы оба должны были о ней подумать. И слава богу, что у нас как раз тот случай, когда ложные умозаключения привели к правильным действиям. Так что предлагаю извлечь из случившегося опыт, а потом забыть о совершенных нами обоими, именно обоими, ошибках.
-Ох, и умеете же вы утешать, Валерий Васильевич – улыбнулась она, затем снова вздохнула и посмотрела на него уже почти спокойными глазами – А теперь, как вы отнесетесь к небольшой трапезе в моем обществе? Не знаю, как вы, а я просто жутко голодная.
Слова ее легли на благодатную почву, поскольку после завтрака прошло уже довольно много времени, а вместо полноценного сна для восстановления сил организм Валеры получил многочасовой изматывающий марафон у операционного стола. Поэтому, как только Бэла произнесла первые слова о трапезе, желудок его отозвался громким и явно одобрительным урчанием.
-Видимо, это означает согласие – сказала она, до того как он успел что-то ответить.
В больничной столовой их накормили не то чтобы по-королевски, но зато явно от души. Повариха, дородная женщина лет шестидесяти накидала им в тарелки по большой горе гречневой каши высотой с египетскую пирамиду, а потом дополнила это богатство половиной большого половника чистой мясной подливы. Кроме того, молодые специалисты получили по стакану горячего и даже черного чая и поистине безграничное количество свежего белого хлеба, так что к концу этакого заслуженного обеда Валера признал, что, несмотря на потерянный сон, день все же проходит не зря. Ели молча, не имея ни сил, ни возможности разговаривать, поскольку оба были молодыми, уставшими и голодными, и только за чаем Бэла все же спросила:
-Вы будете докладывать вашим начальникам об этой операции?
-Вы же знаете, что я обязан это сделать – пожал плечами Валера.
-И…что вы им скажете? – спросила она с едва заметной запинкой.
-Ну… - Валера отхлебнул чай и откинулся на спинку стула, который жалобно скрипнул от такого движения. –Я скажу им, что был вызван на экстренную операцию по поводу внутреннего кровотечения неустановленной этиологии. Что полностью соответствует истине. Еще скажу, что вы, Бэла, и вся операционная бригада действовали быстро и решительно. И это тоже будет правдой. Что вы верно оценили степень угрозы, а потому приказали сразу развернуть операционную, и на момент моего прибытия больная уже находилась на операционном столе под мощной инфузионной терапией, что и спасло ее от смерти в результате гиповолемического шока. Уточню, что на данное время вы – единственный оперирующий гинеколог стационара и никто больше вам помочь не мог, в виду крайней загруженности других хирургов. Объясню, что операция была долгая и трудная и что вы в трудный момент мне очень помогли с перевязкой центральной артерии, что потребовало большого терпения и столь же большого умения. В общем и целом, скажу чистую правду со всех сторон, на какие не посмотри.
-А… - она помедлила – А другие стороны, которые вы не упомянули?
-А других сторон нет. Предварительный диагноз был неверен, но привел в правильным действиям, а потому данная ошибка не важна. Пациентка жива, значит, все сделано верно. А победителей не судят, Бэла – он подмигнул ей, допивая чай, и она улыбнулась в ответ.
-Вы, наверное, хотите быстрее вернуться домой? – спросила она – А то я вас совсем заболтала своими тревогами.
-Вы правы, но только в плане того, что мне хочется домой. – согласился Валера – Однако, если вы не против, я бы поспал пару часов у вас в ординаторской. Хочу перед уходом еще раз взглянуть на нашу спасенную, когда она проснется.
-Ну что вы, я только рада буду. Мне и самой будет спокойнее.
-Ну вот и отлично – Валера поднялся из-за стола. –Тогда разбудите меня когда она проснется или когда начнется ядерная война с Америкой.
-А почему не с Китаем? – улыбнулась она.
-Потому что от Америки подлетное время дольше, я успею проснуться.
Валера вышел из столовой, перекинулся несколькими словами с коллегами, который пытались урвать несколько минут свободного времени, чтобы перекусить чем послал бог и кухня, сделал комплимент дежурившей на посту сестре, отчего эта уже весьма немолодая женщина расцвела румянцем то ли смущения, то ли негодования, пожал благодарную руку медленно прогуливающегося по коридору пациента и отправился в ординаторскую гинекологического отделения, где завалился на узкий диван, служивший тут одновременно местом и чаепития, и производственного совещания и ложем послеоперационного отдохновения. Вопреки его ожиданиям, организм вовсе не спешил отключаться от суеты окружающего мира, перегруженный трудностями операции мозг снова и снова анализировал каждое его движение, снова осмысливал тяжесть состояния больной до и после операции, перспективы выздоровления и список необходимых для этого лечебных действий. Его не покидало опасение, что он где-то совершил ошибку. Такую маленькую, почти незаметную, но тем не менее могущую оказаться фатальной. Такой страх часто приходил к нему после сложных операций. Всегда после, поскольку на момент самой операции его разум всегда оставался ясным, а решения принимались быстро и без лишних сомнений. Но вот потом… потом, когда больной был уже в палате или реанимации, когда тело расслаблялось, обмякая на топчане в ординаторской или в кресле за рабочим столом, начинались сомнения. И снова шаг за шагом, движение за движением, теперь уже только в уме, он проходил всю операцию заново. И только когда память услужливо прокручивала всю операцию целиком до последнего стежка, когда он не находил в этой последовательности разрезов, зажимов, остановок кровотечений, перевязок сосудов и прошивания разорванных тканей никаких неверных движений или ошибочных решений, только тогда он почти мгновенно отключался от реальности и почти всегда проваливался в глубокий сон, продолжительность которого обычно определялась благосклонностью судьбы и здравомыслием начальства. В этот раз начальство его было далеко, а вот судьба оказалась как всегда рядом. И буквально через два с половиной часа, когда он в очередной раз попробовал перевернуться на другой бок, не свалившись при этом с узкого дивана, больше рассчитанного на стройную женскую фигуру, чем на крепкое мужское тело, судьба снова нарисовалась рядом в этот раз в образе Бэлы, которая тихо, словно мышка, сидела на стуле перед кроватью и улыбалась. Валера скорее почувствовал ее присутствие, чем услышал и, открыв глаза, резко сел на диване.
-Что-то случилось? – спросил он.
-Она проснулась – продолжая так же улыбаться широкой и по-детски наивной улыбкой, ответила она.
-Ну так мы оба на это ведь и рассчитывали, не так ли? – улыбнулся в ответ Валера.
-Я так боялась – прошептала она – Вы не представляете, как я боялась все это время. Вы же знаете, это у меня первая операция…такая.
-Теперь не боитесь?
-Теперь не боюсь. Спасибо вам огромное, Валерий Васильевич. Просто не знаю, чтобы я без вас делала.
-Все то же самое. Разве у вас был выбор? – Валера поднялся – Ну пошли посмотрим на нашу крестницу, да поеду я домой. Как-никак, меня все-таки молодая жена ждет.
-Да-да, конечно, я и так вас сильно задержала. – засуетилась Бэла и первая выскочила из ординаторской в направлении реанимации.

Пациентка, действительно, уже проснулась и сейчас лежала, подключенная к капельнице, в реанимационном отделении, бессмысленно водя глазами из стороны в сторону.
-Как у нее дела? Спросил Валера, пожимая крепкую руку дежурного реаниматолога.
-Пока сложно сказать – ответил тот – Она в сознании, но функции организма пока нестабильны. Хотя, с учетом тяжести проведенной вами операции, я бы сказал, что нынешнее ее состояние – наилучшее из всех возможных альтернатив, которые могли возникнуть после такого травматического вмешательства.
-Разрешите? – Валера кивнул в сторону отделения, огороженного прозрачным стеклом.
-Только на пару минут, не больше. Ей сейчас нужен покой, и физический, и моральный, вы же сами это понимаете.
-Конечно. – Валера прошел в отделение и остановился у функциональной кровати, на которой лежала бледная как полотно женщина. Несколько секунд ее глаза плавали по нему, пока не остановились на его лице.
-Кто вы? – из пересохших ее губ вырвался лишь хриплый шепот.
-Я вас оперировал – Валера порылся в памяти и извлек на поверхность имя больной – Вы очень везучая, Людмила. С очень сильным организмом.
-Я должна – прошептала она – Для детей. Мне надо к моим детям.
-Конечно – мягко улыбнулся Валера, положив свою ладонь поверх ее – Вы скоро к ним вернетесь. Они сейчас дома?
-Даааа – выдохнула она – Наверное. С ним. Он хороший, всегда заботится о них.
-Это он вас ударил? – прямо спросил Валера.
-Неееет – снова выдох с булькающими в груди хрипами – Он не хотел. Он случайно. Я сама…
-Успокойтесь, Люда. Вам надо поспать. Скоро вы выздоровеете и снова будете сильной и красивой. А мы вам в этом поможем.
-Спасибо вам – она постаралась пожать ему руку, но сил на это у нее не оказалось. – Дети…посмотрите, чтобы за ними…
-С ними все будет хорошо, я вам обещаю.
Она закрыла глаза и снова погрузилась в сон. Валера несколько секунд постоял перед ее кроватью и направился к выходу из реанимационного отделения, размышляя, что именно он теперь должен сделать: сосредоточиться на своей работе в госпитале, позаботиться о контроле за дальнейшим лечением данной больной, отправить рапорт в ближайшее отделение милиции  или просто выяснить, с кем проживает данная дама и пойти набить ему морду, сломав пару костей.   Последний вариант был отброшен не только как противозаконный, но и как наиболее спорный, поскольку никто не дал бы гарантию, что сама потерпевшая после этого не побежит в ближайшее отделение милиции с воплями о том, что ее чуть не лишили заботливого мужа, который хоть и распускает периодически руки, но все же до сих пор ее не убил, хотя и покалечил, а кроме того, мужиков после войны и так дефицит,  ну и все такое прочее. Слишком часто видел он такие случае во время практики в отделении неотложной хирургии в первой городской больнице Ленинграда, когда избитые жены первым делом после прихода в сознание интересовались, где их мужья, все ли с ними в порядке и просили ни в коем случае не сообщать с милицию, поскольку дескать они сами виноваты, а так вообще он хороший и детей любит, а мужиков после войны осталось мало, а он с фронта контуженный и дальше все в том же духе.  Так и не придя ни к какой конкретной мысли, Валера вернулся в отделение, чтобы попрощаться с Бэлой и успокоить на тему того, что в пациенткой все в порядке, и они оба молодцы.
-Даже не знаю, как вас благодарить – снова сказала она.
-Ну, есть один способ – улыбнулся Валера – Я буду вам очень благодарен, Бэла, если именно вы возьмете на себя ведение моей жены до самых родов и после них.
Она широко распахнула глаза, а на губах ее появилась радостная улыбка.
-Валерий Васильевич! Поздравляю! Такая хорошая новость!
-Тише, тише – прервал ее Валера – Не стоит пока об этом оповещать всю больницу. Пусть эта новость останется между нами, двумя самыми достойными, не считая самой будущей мамаши.
-Ох, не знаете вы женщин – скептически качнула она головой – Уверяю вас, к сегодняшнему вечеру вы получите поздравления как минимум от половины жен офицеров вашего гарнизона. И то только потому, что вторая половина решит отложить поздравления до утра.

Сказанное Бэлой было просто словно предсказанием ясновидящей. Едва Валера переступил порог общежития, как первой его поздравила с грядущим прибавлением семейства жена старшего анестезиста, которая как раз вешала белье во дворе общаги и окликнула его, стоило ему занести ногу для  подъема на первую ступеньку лестницы, ведущей на его  этаж.
-Я уже все знаю, очень за вас рада, позвольте вас поздравить от лица комитета офицерских жен нашего госпиталя. – она решительно взяла его руку и несколько раз встряхнула с таким крепким рукопожатием, которому позавидовали бы многие мужчины.
-А у нас есть такой комитет? – удивленно вскинул брови Валера.
-Такой комитет есть в любой воинской части, хотя командование в этом никогда и не признается.
-Это почему?
-Потому что те, кто привык командовать, никогда не признаются, что ими самими дома командуют более талантливо, чем они это делают на службе.
-А вы уверены, что делаете это более талантливо?- улыбнулся Валера.
-Безусловно – кивнула она – Вы ведь не замечаете этого процесса, не так ли? А талант руководства в том и состоит, чтобы руководимые тобой делали все, что нужно для общего блага, но по своему желанию и уверенные в свободе выбора.  Согласитесь, что тогда они и стараться будут больше.
-Ну…согласен…наверное – Валера несколько застопорился от такого интеллектуального натиска.
-Ну так именно этим женщина и занимается с первого дня семейной жизни – внедряет вам в головы правильные стремления. Не делай мы этого, вы бы до сих пор жили в пещерах, вешая одежду из шкуры мамонта на вбитый в стену бивень того же мамонта.
-Очень может быть – снова улыбнулся Валера.
-Я вот что хотела сказать. С Аленой я уже поговорила и все ей рассказала, что ее ждет, слава богу сама четверых выносила и все здоровенькие. Но вам как будущему отцу и нынешнему мужу беременной женщины надо ко многому быть готовым.
-Вера, я все же врач, или вы забыли? – спросил Валера, продолжая улыбаться.
-Ой, да что вы, врачи, в этом понимаете? – отмахнулась та. – Мой вон тоже врач, а в первую мою беременность, чуть сам не родил, до того я его достала. Так вот, хочу вам сказать, что Алена в скором будущем будет проходить через очень сложный и совершенно новый для нее период и ваш долг как мужа ее в этом поддержать. А для этого вам придется набраться терпения и на время распрощаться с мыслью о жене как о вашей няньке. Даже я бы сказала, что вам придется роль няньки взять на себя.
-Вы знаете, примерно так же я думаю и сам.
-Рада это слышать. Еще ей теперь нужно особое питание, но об этом я поговорю с ней сама, вы, мужики, и в своей-то кухне ничего не понимаете.
-Прекрасно, я очень рассчитываю на ваши советы – ответил Валера, ловя себя на мысли, что впервые радуется перспективе переезда к Вере Сергеевне, ибо утомленный после операции  разум начинал закипать от такого лекционного давления. – А теперь, если вы не против, я все же хотел бы отправиться спать. Я все же после операции да после дежурства.
-Да, да, конечно, спите сладко, возможность наслаждаться этим процессом в скором будущем у вас значительно уменьшится. – утешительно напутствовала она его вслед.
-Валера, дружище, отличная новость! – обнял его за плечи Никонов, как только он вошел на свой этаж и направился к двери комнаты, в которой его ждал долгожданный диван  - От лица всего терапевтического отделения в моем лице позволь поздравить тебя с будущим отцовством и пригласить по этому поводу на рюмку чая.
-Серега, а ты откуда знаешь?
-Так твоя с моей в город умотали. Решают там какие-то их девчачьи вопросы, которые считаются недоступными для таких тугодумов как мы с тобой. Ну что, по пятьдесят в честь радостного события?
-Не-не-не. Я только с больницы, устал как собака. И хочу спать нормальным трезвым сном.
-А, да, я слышал, что тебя дернули после смены. Ну тогда ближе к вечеру, идет?
Не желая спорить, Валера кивнул и только взялся за ручку двери, как услышал над плечом очередной женский голос.
-Валера, вы просто не представляете, как я за вас рада! – это Анжелика Матвейчива, жена госпитального рентгенолога, миниатюрная, словно подросток и столь же неугомонная, которая обычно здоровалась со всеми на ходу, ибо вечно куда-то спешила, а заодно по ходу движения успевала рассказать тем, кто подвернулся под руку пару анекдотов, один из которых почти гарантированно был неприличным. –Вы знаете, только став матерью, женщина по настоящему становится полноценной женщиной. Это так важно для семейного счастья, вы даже не представляете.
-Уверяю вас, я хорошо это представляю – сказал Валера, делая безуспешные попытки открыть заклинивший замок.
-А вот и не представляете – возразила она с такой радостной улыбкой, словно это она сама только получила известие, что станет матерью – Только когда вы услышите первый его крик, когда он сделает первый шаг, когда произнесет свое первое слово, вот только тогда вы поймете, какое это счастье – видеть как частичка вас обретает продолжение в новой жизни.
-Анжелика, вы так все красиво описали, что я, пожалуй, представил это уже сейчас в полной мере – Валер, наконец, открыл замок и вошел в комнату, успев услышать за спиной ее голос:
-Если ей что-нибудь понадобится, что угодно, пусть смело обращается ко мне. Как-никак, я двоих вынянчила и все удовольствия, которые этому предшествуют, помню ох как хорошо.
-Непременно передам – Валера закрыл дверь, скинул сапоги, кое-как стянул с себя шинель и китель и, не найдя в себе сил для дальнейшего раздевания, упал на диван и заснул сном настолько крепким, что он больше был похож на временную смерть.
Проснулся он уже затемно, когда прохладная с весеннего мороза рука жены медленно прошлась по его щеке.
-Ты храпел – с улыбкой сказала она, присев рядом на скрипнувший диван.
-Значит, я дышал, а это уже радует. – Валера несколько раз тряхнул головой и осторожно сел, прислушиваясь к недовольству организма насчет необходимости принятия вертикального положения.
-Мне так помогли наши соседки, ты просто не представляешь – начала она, скидывая с себя пальто.
-Еще как представляю. – ответил Валера – Меня уже поздравила половина этажа, не считая тех, кто поздравит завтра.
-Какие здесь хорошие люди, даже жаль отсюда съезжать – она мечтательно вздохнула.
-Вот, кстати, об переезде поподробнее, если можно – напомнил он.
-Да, да, да, ты знаешь, я была у Веры Сергеевны, так она прямо так обрадовалась, сказала, что всегда будет рада нас принять, и даже тебе будет рада.
-Даже? – скептически хмыкнул носом Валера, но Алена, похоже, его не услышала.
-А еще у нее есть тут море знакомых, и мне уже обещали почти новую детскую коляску, там только какие-то шестерни надо подкрутить или что-то в этом роде, я сказала, что ты у меня рукастый и все починишь, правда, здорово?
-Просто отлично. – Валера открыл было рот для продолжения разговора, но в этом не было необходимости, поскольку Алена прекрасно справлялась сама.
-А еще меня сегодня поставили на учет в женскую консультацию и записали в очередь в детский садик. Это Вера с Наташкой позаботились, их там уже все знают, потому приняли буквально как родных.  Врач меня посмотрела, сказала, что у меня все хорошо, хотя срок пока небольшой, поэтому ни о чем большем она сказать не может, но вообще ничего настораживающего она не нашла и даже разрешила продолжать работать.
-А ты думала, она тебя сразу отправит на больничный?
-Да кто вас, докторов, разберет, что вам привидится? Вот мне тут говорили, что недавно к ней пришла одна беременная, та ее посмотрела, а потом почти сразу на сохранение положила. И представляешь, она почти всю беременность на сохранении пролежала. Знаешь, это когда боятся, что…
-Я знаю, что такое сохранение – улыбнувшись, перебил ее Валера.
-А, ну да. Еще тут есть чудный магазин, в котором продаются детские вещи. Я хотела сразу что-нибудь купить, но девчонки меня пока отговорили. Мол, рано. А мне прямо так хотелось – она сладко зажмурилась, словно смакуя удовольствие – Так что я вполне могла явиться с кучей пеленок и распашонок. – она еще долго делилась впечатлениями, но Валера уже откинулся обратно на подушку и начал погружаться обратно в мир полудремы. Голос жены действовал на него умиротворяющее, возвращая давно забытые с раннего детства ощущения покоя и гармонии, которые царили у них в семье, пока война не внесла определенные коррективы  в их ритм жизни. Рядом с Аленой всегда было тепло и как-то по-особому спокойно. Наверное, будь военные корабли одушевленными, они бы именно так чувствовали себя, возвращаясь из боевого похода и становясь на якорь в родной базе.
-Ты меня совершенно не слушаешь – с упреком в голосе сказала Алена, чем вынудила Валеру открыть один глаз.
-Ну что ты, родная, я внимаю каждому твоему слову.
-Вот везет тебе, что я еще не стала капризной и обидчивой, как большинство беременных женщин, а то бы я утроила тебе первый беременный скандал.
-Храни меня боже от чаши сей – покачал головой Валера. – Я просто немного устал, Аленушка.
-Да, мне уже говорили, что эти захребетники с городской больницы не дали тебе отдохнуть после дежурства. Для чего они там работают, если не могут делать простые операции сами.
-Не такие уж они и простые бывают. Кроме того, тебе, вполне возможно, именно в этой больнице придется рожать, так что я не хотел бы портить с ними отношения, отказывая им в помощи, когда меня об этом просят.
-Ты роды там принимал, что ли?
-Почти – Валера, не вдаваясь в детали, объяснил ей суть ситуации на момент вызова, и Алена быстро стала серьезной.
-Какой ужас – покачала она головой – Так это ее муж так?
-Да откуда ж я знаю? Но я знаю, что гинекологическое и родильное отделения комплектуются часто одним и тем же персоналом, так что теперь у нас есть там хорошая молодая специалистка, которая, когда придет время, отнесется к тебе не только как к своему медицинскому долгу, но и с немного более личным отношением.
-И сильно молодая? – приподняла одну брось Алена.
-В паспорт не заглядывал.
-Замужем?
-Без понятия – вскинув брови от таких вопросов ответил Валера. –Но она хороший хирург-гинеколог, которой только немного опыта набраться и цены просто не будет особенно в нашем захолустье.
-Угу, сплошные восторги.
-Никак первый приступ ревности? – Валера расплылся в улыбке.
-Не дождешься, тем более, что он не первый – поняв, противоречивость собственного высказывания, Алена тряхнула головой и поднялась с дивана – И вообще мне давно пора ужин готовить, а я тут пытаюсь объяснить замученному службой мужчине что-то про счастье материнства.
-Я слушаю, затаив дыхание.
-Ага, между всхрапываниями. Ладно, так или иначе, Вера Сергеевна ждет  нас хоть завтра, так что, как только ты выберешь немного свободного времени, чтобы уделить его родной жене между спасением умирающих, так мы сразу переедем. И будем сюда приходить только в гости и только  к самым достойным.
-Как быстро в беременной женщине просыпаются аристократические черты- хмыкнул Валера.
Уже под вечер, когда Валера, не сумевший отбиться от настойчивого приглашения Никонова, принимал вместе с Аленой поздравления в общей кухне, где был накрыт быстро организованный стол, в их шумную компанию незаметно вошел комендант.
-Сергей, Геннадьевич! Милости просим в наш веселый уголок – Валера подвинул в его сторону граненый стакан, в котором плескался коньяк, срочно добытый по такому случаю Никоновым в складском помещении военторга путем нескольких многообещающих улыбок старшему товароведу, которая последний раз испытывала на себе мужское внимание еще, наверное, во время салюта в честь освобождения Сталинграда.
-Валерий Васильевич, там к вам гости на КПП приехали? Вроде как из милиции. – Трофимов с видимым вожделением посмотрел на стакан с коньяком, но тем не менее нашел в себе силы воздержаться от немедленного хватательного рефлекса.
-Ого – протянула Старцева – И когда вы все успеваете, доктор? И жену счастливой делать, и в госпитале оперировать, и  в больнице женщин спасать, а теперь еще и органы нашей внутренней секреции заинтересовывать.
-Валера, что случилось? – это Алена, голос тихий, глаза встревоженные настолько, что, кажется, заняли все лицо.
Краем глаза Валера замечает, как Трофимов слегка повел носом и почти незаметно обвел глазами кухню. Не надо было понять, что его так заинтересовало. Впервые за долгое время большое застолье сопровождалось почти идеально чистым воздухом, в котором вопреки традиции не висел ядерный гриб табачного дыма, а все женщины были абсолютно трезвые, поскольку проявляли демонстративную солидарность с Аленой, весь вечер потягивая вместе с ней компот из спешно открытых по такому случаю запасов и наблюдая, как мужчины, имеющие самое поверхностное отношение к вынашиванию ребенка и его рождению, больше всех отмечают сие радостное событие. Данная идея принадлежала Вере, которая первая поздравила Валеру с грядущим отцовством, а заодно и обозначила себя как главу комитета офицерских жен госпиталя, кем она судя по всему и являлась, поскольку больно уж эффективно следила за тем, чтобы никто из молодых женщин не притрагивался к спиртному. Исключение делалось только для Старцевой, но тут были две причины. Во-первых, она не являлась женой офицера, а сама была одной из центральных фигур госпиталя, а во-вторых, являясь классным специалистом в операционном сестринском деле, прошла не одну и не десять переделок вместе с врачами госпиталя, и потому считалась почти своим парнем, на которого всевозможные женские ограничение не распространялись просто потому, что никто бы не посмел на нее их наложить.
-Да все нормально, моя хорошая – Валера чмокнул ее в щеку и поднялся из-за стола – Я догадываюсь, в чем там дело и уверяю тебя, что сушить мне сухари для отправки в Магадан тебе в обозримом будущем не придется.
-Это, конечно, радует, но…
-Все будет хорошо.
-Может, я с тобой пойду? – Никонов тоже поднялся из-за стола.
-Ни в коем случае – покачал головой Валера – Всем продолжать отдыхать и окружать вниманием будущую счастливую мать семейства, а я скоро вернусь. – и он вышел из кухни, направившись за комендантом, который напоследок бросил прощальный взгляд на все еще стоящий на столе стакан коньяка и решительно двинулся к выходу с этажа.
Ночным гостем оказался пожилой капитан милиции, который медленно потягивал папиросу, стоя возле КПП и смотрел в сторону Амура, словно прислушиваясь к далекому шуму реки. Форма застегнута на все пуговицы, козырек фуражки на два пальца возвышается над бровями. Сразу видно – старой закалки работник органов внутренних дел. Увидев Валеру, он коротким движением затушил окурок.
-Лейтенант Лазаров Валерий Васильевич?
-Так точно. С кем имею честь?
-Капитан милиции Переверзев Михаил Федорович. Я буду вести дело о гибели Людмилы Масаковой.
-Не понял?
-О гибели женщины, которую вы оперировали сегодня.
Что-то невидимое сильно ударило Валеру под дых, а потом по голове. Во всяком случае, именно таким было его первое ощущение.
-Как о гибели? – выдавил он – Она была жива всего несколько часов назад. В удовлетворительном состоянии под наблюдением реаниматолога.
-Да, я знаю, товарищ лейтенант. Но дело в том, что примерно час назад она скончалась. Нам надо, чтобы вы дали показания. Вы и Бэла Рамазановна Рахматулина. Насколько я понимаю, операцию вы делали вместе.
-Да, именно так. Хотя кроме нас, там еще была и вся операционная бригада.
-Да, я уже поговорил с медсестрами, как только меня вызвали в больницу. Они мне и рассказали, что вы вместе с Рахматулиной оперировали Масакову.
-Да – Валера глубоко вздохнул и постарался взять себя в руки – Что вас интересует? Если кто-то успел пожаловаться на качество нашей работы, то хочу вам сказать…
-О нет, я тут совсем не по этому. – покачал головой Переверзев – Хотя в чем-то вы правы, жалобщик, действительно, присутствует на нашем горизонте.
-Муж?
-И как вы догадались?
-Я говорил с ней вскоре после операции. Она упоминала о нем.
-Говорили? – глаза следователя сощурились, сканируя Валеру буквально по клеточкам – О чем?
-Я хотел оценить ее состояние после операции. И заодно выяснить, кто нанес ей столь серьезную травму.
-Вот – капитан милиции вздохнул и удовлетворенно кивнул – Вот об этом я и хотел с вами поговорить. Но, сделать это я бы предложил в более теплом месте. – словно в подтверждение его слов налетел ледяной весенний ветер, обдав обоих собеседников маленькими льдинками, которые тут в это время года заменяли дождь.
-Гостевая комната КПП вас устроит? – спросил Валера – Или вы хотите, чтобы я отправился с вами в отделение, или откуда вы к нам пожаловали?
-Вполне устроит – капитан нырнул в машину и вытащил оттуда коричневого цвета кожаную папку. – Хотя боюсь, что визита в отделение вам тоже не избежать. В конце концов, речь идет о статье «Убийство».
-Статье в отношении кого?
-Ну, вот это мы и постараемся выяснить.
Выяснял следователь долго. После того, как Валера в общих чертах обрисовал картину вызова и самой операции, начались бесконечные уточняющие вопросы. Каков был характер травмы в деталях? Каким способом могли быть нанесены данные телесные повреждения? Сколько времени прошло с момента получения ударов и сколько тех ударов было? Характер орудия, которым были нанесены повреждения. Валера отвечал неспеша, стараясь восстановить в памяти мелкие детали картины, на которые он по началу не обращал внимания, но вот когда начались вопросы о правильности поставленного Бэлой диагноза, а так же о верности принятых ею решений и совершенных действий по оказанию первой помощи, он насторожился.
-Товарищ капитан, давайте расставим сразу точки над и, если вы не возражаете – сказал он.
-Всегда за – кивнул следователь.
-Доктор Рахматулин, действительно поставила в начале неверный диагноз. Думаю, вы уже посмотрели карту доставленного в приемное отделение больного и этот диагноз там прочитали.
-Правильно думаете.
-Однако! Я хочу подчеркнуть это особенно и даже готов написать об этом собственноручно, что первоначальная ошибка в диагнозе никак, я повторяю, никак не повлияла на правильность принятых решений и на своевременность предпринятых манипуляций. Просто потому, что и в случае внематочной беременности с развитием кровотечения, и в случае разрыва внутреннего органа , если речь идет о гинекологии, действия практически идентичные, а потому первоначальный диагноз часто вообще звучит просто как острый живот, если нельзя более точно указать причину развития данной патологии. Потому любая попытка возложить часть ответственности за смерть данной больной на доктора Рамазанову якобы в связи с неверным диагнозом заведомо неправильна.
-Я не делаю попыток, доктор Лазаров – поморщился следователь – Более того, до получения заключения патологоанатома у меня нет оснований для претензий к вам либо доктору Рахматулиной, поскольку точной причины смерти данной больной пока что установить не удалось. Даже сам врач реаниматолог говорит о том, что до самого последнего момента все указывало на стабильность послеоперационного состояния больной, а потому говорить о медицинской ошибке пока что рано. Во всяком случае как о причине гибели человека. Но до тех пор пока у меня не будет доказательств экспертов, говорящих о том, что медицина не допустила роковой оплошности, я обязан держать в поле зрения всех троих проводивших лечение специалистов.
-Троих?
-Именно. Вас, Рахматулину и реаниматолога. От результатов экспертизы зависит, пойдет ли ее муж под статью об убийстве, даже если и не предумышленном, или только попадет под обвинение в причинении тяжкого вреда здоровью. Согласитесь, что это совсем другое наказание. От этого же зависит, останетесь вы трое только свидетелями, или будет доказан факт медицинской ошибки до, во время или после операции. В таком случае, этот герой, с которым она жила пойдет под суд не один.
-Я понял – кивнул Валера – Она говорила про детей. Что с ними?
-О них уже позаботились. Ночь проведут у нас в отделении, им выделили отдельный кабинет с раскладушками, а завтра передадим их в центр временного содержания малолетних.
-А потом?
-Ну, учитывая, что их отчим однозначно сядет…
-Отчим?
-Да, он ведь не их родной отец. Родной ушел от них год или около того назад. Так вот, учитывая, что ему почти наверняка гарантирован срок, думаю, дальше о них позаботится государство.
-Детдом?
-А у вас есть более хорошие идеи?
Валера вздохнул и покачал головой. Лучших идей у него не было, хотя он был почти уверен, что, будь тут Алена, оба ребенка сегодня ночевали бы у ни в комнате.
-Ладно – капитан поднялся и, застегнув папку, направился к выходу – Спасибо за помощь. Если вспомните какие-то подробности, сразу звоните в городской отдел милиции. Назовете мою фамилию, там разберутся, как меня найти. Ну а в течении ближайших дней будьте готовы явиться в отделение для дачи официальных показаний.
-Если надо, то буду – развел руками Валера.
-Надо – вздохнул капитан – К сожалению, надо. – он вышел с КПП, и через минуту черная машина выехала с подъездной дорожки в направлении центра города.
Валера несколько секунд смотрел ей вслед, а потом развернулся и направился обратно в общежитие, думая, а стоит ли на столе тот налитый для коменданта коньяк. Он чувствовал, что сейчас он бы с удовольствием опрокинул этот стакан сам. Все-таки первая смерть пациента. Можно сказать, своего рода крещение, через которое рано или поздно проходит каждый хирург, хоть и молится чуть ли не с учебной скамьи, чтобы его миновала чаша сия. И так же как в случае с сыном божьим господь отвечает на его молитву только отрицательно.



Фото из интернета.