часть третья, 3-4

Глава 3
 1

Когда «диверсант» открыл стрельбу, Дмитрий Александрович первый спрятался среди какого-то железного хлама на дворе предприятия. И как честный необстрелянный фрайер, испытал довольно смутные ощущения томительного свойства, когда рядом с ним (так ему показалось от страха) стали противно петь пролетающие пули. При этом пули звучали по-разному: одни, улетающие после рикошета, ужасно гудели, другие, летящие по родной траектории, противно свистели. Бойцы сводного отряда из числа тех, кто сегодня принимал первое боевое крещение, тоже только пожимались кто где и остерегались высовываться из своих временных укрытий прежде, чем этот долбанный профессионал не заткнётся со своим громогласным огневым выступлением. А когда таки заткнулся, стали вылезать из захоронок и подтягиваться к цеху. Они смешались с небольшой группой работяг, которые единственные во время скоротечного «боя» не упали мордами вниз на асфальтированную площадку рядом с каким-нибудь осколком бетонного кольца или за какой-нибудь искорёженной тележкой. Весь этот бросовый мусор скопился на территории рыбного предприятия из-за жадности и нечистоплотности нынешних хозяев бывшего рыбсовхоза. А рабам, не испугавшимся стрельбы, всё равно терять было нечего, кроме своей смешной зарплаты и той спецодежды, которую они давно не получали.
Последними из своих укрытий выползли Дмитрий Александрович и его двоюродный братан, господин Густомылов. Капитан Антонов резко принял бравый вид, наскочил на бойцов и принялся командовать:
- Почему стоим!? А, ну, вперёд, марш-марш!
- Да пошёл ты, - отозвался кто-то.
- Что-о тако-ое? Да я… - задохнулся от возмущения Дмитрий Александрович.
- Совсем обнаглели, - солидарно прогудел братан, но также не стал соваться поперёд батьки в пекло. Зато в цех попёрли рабы. Они обступили раскуроченную тачку хозяина и их хмурые рожи приняли донельзя довольное (а местами – поистине благостное) выражение. Однако долго наслаждаться зрелищем им не пришлось: господин Капустин таки очухался и вывалился из своего угробленного «джипа». Он вытаращил глаза на плачевную картину и заорал страшным голосом:
- Все-э-эх по-уби-ы-вай-ю-у-у!
Рабы трусливо шарахнулись от «джипа» и замерли на почтительном расстоянии от убивающегося хозяина. Зато на шум прибежали господин Густомылов и капитан Антонов. Первый взялся утешать бандюгана, второй быстро оценил обстановку и стал названивать Петренко:
- Але, Петренко, слушай сюда! – кричал Дмитрий Александрович. – Диверсант скрылся в складе и сейчас выйдет на тебя! Приказываю стрелять на поражение! Стреляешь на любое подозрительное движение!
- Да, чё ты, Капуста, - с плохо скрываемым злорадством гундил Виктор Степанович, - ну, помяли телегу маленько. С кем не бывает?
- Маленько?! – рыдал новый русский бизнесмен. – Убью всех на хрен!!!
Затем господин Капустин метнулся к рубильнику, обесточил агрегат и завизжал:
- Кто позволил? Где мастер?!!
- Здесь я, Антон Петрович, - нарисовался какой-то мужик в холуйском халате и ватной безрукавке.
- Почему промывка работает? – заорал господин Капустин на мастера. – Будто не знаешь, сколько она электроэнергии сжирает?
- Да, ладно тебе, Капуста, - не отставал Виктор Степанович. Он имел свои виды на хорошее настроение хозяина, потому что сегодня решил сдать трофейную рыбу именно ему.
- Кто включил промывку? – заорал в свою очередь мастер и грозно поехал на убогих рабов.
- Как дела, Петренко? – с надеждой спрашивал Дмитрий Александрович. Бравый капитан районного ФСБ давно решил участь всех премиальных от нового гендиректора в свою пользу, поэтому переживал за дело больше всех.
- Я включил, - вдруг выступил с отчаянным заявлением один из рабов.
- Как? Что?! Да как ты посмел?! Плебей! Харя! Уволю! – наперебой заверещали хозяин и его холуй.
- Вы сами сказали, - неожиданно твёрдым голосом ответствовал раб, обращаясь к мастеру, - что как только произойдёт заполнение, так включать. А бассейн, небось, ещё до пасхальных был под завязочку…
- Петренко, слышь, Петренко, - маялся Антонов.
- Кто сказал? Чево это я сказал?! – пуще прежнего заверещал мастер. – Дармоеды!
- Ты, Капуста, бери пример с меня, - хлопал по плечу бандита «дружелюбный» Виктор Степанович, - давеча я свою «тойоту» помял, и что ты думаешь?..
- Да, сами сказали, потому что перегруз с утра, а вы сами где-то всю смену отлучившись, вот мы, значит, - загалдели «дармоеды», тайно наслаждаясь невольным участием в деле разгрома, произведенного здесь «диверсантом». Рабы, в отличие от капитана Антонова, сразу поняли, куда делся Клим Безменов. Однако они решили не сдавать человека, который так качественно подгадил их ненавистным хозяевам и их верным подсералам.
- Петренко, мать твою! – продолжал разоряться капитан Антонов.
- …«Тойота» всмятку, а я как раз поиздержавшись, - жужжал господин Густомылов. – Ну, пишу в центр. Дескать, требуется дополнительное финансирование на поддержание размножаемости крупного сохатого поголовья. И…
- Чё ты равняешься, Рыло?! – заорал взбешённый господин Капустин. – У тебя казённая халява, а у меня частное самофинансирование…
- Петренко, Петренко, - чуть не плакал Дмитрий Антонович. – Вы его убили?
- Кого убили? – грубо и громко спросил Петренко, неожиданно появляясь в воротах цеха.
- Что? Как? – завертел головой капитан Антонов. – Почему ты здесь, Петренко?
- А где же мне быть? – с самым независимым видом поинтересовался старший лейтенант. Эта независимость совсем не понравилась капитану. Он не знал, что сидя в засаде, его подчинённый немного посовещался со своими милицейскими подельниками, они выработали совместную декларацию и Петренко прибыл в качестве делегата к начальству.
- Как – где? – загорячился Дмитрий Александрович. – В засаде на диверсанта!
- Да нет там никакого диверсанта, - отмахнулся Петренко.
- А где же он? – удивился капитан.
- Да – где? – спросил кто-то из бойцов.
- Неужто в складе отсиживается? – сделал большие глаза мастер и попытался спрятаться среди рабов. Но кто-то из них дал холую исподтишка поджопника и тот снова вылетел на «сцену».
- Это тот, который меня по голове, да? – заволновался господин Капустин. – Ну, я его щас сделаю!
- Смотри, как бы он тебя не сделал, - насмешливо возразил один из камуфлированных статистов.
- Так что его надо брать, - высказал своё веское мнение господин Густомылов. – Так что вперёд, молодцы! Не уроним честь российского мундира!
- Да, братцы, надо бы не уронить, - забеспокоился Дмитрий Александрович, - а то неловко получится.
Он опасливо отодвинулся от окошка и посмотрел на братцев. Но те давно хотели чихать и на мундиры, и на какую-то честь, которую первые обосрали бывшие подполковники КГБ под чутким руководством первых секретарей обкомов, генерал-полковников и даже маршалов авиации (4) . А старший лейтенант Петренко высказал общую претензию:
- Я, между прочим, слышал, как господин Смолянинов разговаривал с капитаном о наградных деньгах. Однако у меня складывается такое впечатление, будто товарищ капитан хочет забыть о той части разговора, где речь шла о премиальных всем участникам операции. Мне всё больше и больше кажется, будто товарищ капитан хочет хапнуть все премиальные.
- Вот именно! – зашумели бойцы. – Очень даже кажется!
- Я, конечно, первое время молчал… из вежливости, но когда побывал в райотделе, - продолжил Петренко, - мне молчать расхотелось. Дело в том, что в райотделе уже имеется подробное досье на нашего клиента. И в этом досье сказано, что наш клиент – профессиональный убийца самой высокой квалификации. За таким даром бегать не с руки. Верно я говорю, братцы?
- Верно, - одобрительно отозвались братцы.
- Зажать хотел, сучий потрох, - поддал кто-то из задних рядов.
- Что вы себе позволяете? – в натуре обиделся Дмитрий Александрович (5) .
- Распустил ты их, братишка, - укоризненно заметил господин Густомылов.
- Заткнись, Гнуснорылый, - посоветовали ему из тех же задних рядов.
- Ах, ты! – опешил авторитетный государственный (в прямом смысле этого слова) природоохранный деятель.
- Короче, капитан, - повысил голос Петренко, - звони заказчику, дай ему список участников операции по ликвидации диверсанта и пусть заказчик лично во всеуслышание подтвердит свою готовность производить оплату согласно списку. В противном случае будешь охотиться сам.
- Может быть, коллдоговор составим? – саркастически осведомился капитан Антонов.
- Надо будет – составим, - не понял юмора дубовый Петренко.
- Я в этих играх не участвую, - вдруг заявил один из бойцов. – Я служу государству, а не какому-то гендиректору…
- И я!
- Я тоже! – раздались несколько голосов (6) .
В это время затренькал сотовый телефон капитана Антонова. Все невольно замолчали, а капитан приник к «аппарату». Звонил, оказавшийся лёгким на помине, новый хозяин.
- Алё? – предупредительно спросил Дмитрий Александрович.
- Почему так долго молчите, капитан? – властным голосом поинтересовался Георгий Кондратьевич Смолянинов.
- Работаем, Георгий Кондратьевич, работаем, - оптимистически заверил его Дмитрий Александрович.
2
Очутившись в трубе под давлением плотной массы отходов, двигаемой на выход сжатым воздухом, Клим вдруг нестерпимо захотел обратно. Он никогда не страдал клаустрофобией, но теперь почувствовал первые признаки паники и с несвойственным ему ужасом подумал, что этот его последний номер вполне может оказаться смертельным по факту. Перед тем, как погрузиться в вонючую жижу, он набрал полные лёгкие воздуха. При этом набрал так, что даже рёбра затрещали. И первое время лёгкие болели от избытка кислорода. Но невесть откуда взявшийся страх скрадывал боль, и в начале своего пути по трубе он больше думал о возможности позорной гибели в этой клоаке, нежели о каких-то лёгких. Но затем, когда лёгкие стали болеть уже от недостатка кислорода, бывший советский десантник взял себя в руки и стал понемногу стравливать накопившийся в груди углекислый газ.
«Вот будет хохма, - подумал он, - если я вынырну, а там меня уже ждут…»
Ещё он подумал о том, что неплохо было бы как-нибудь помочь своему механическому движению. Но затем решил, что только зря потратит кислород, потом досчитал до ста пятидесяти и начал терять сознание. Но даже теряя сознание, Клим продолжал плотно сжимать рот. Он вдруг перестал чувствовать сердце, до этого отчаянно бухавшее в груди, как кузнечный молот, а голова стала лёгкой. В ушах зазвучали колокольчики, и бывшему десантнику привиделось голубое небо с неестественно белыми барашками облаков на нём. Потом Климу сделалось жарко, но эта жара вдруг сменилась нестерпимым холодом, а сам он, вытолкнутый плотной массой отходов из коллектора, очутился в речной воде и пришёл в себя.
- Ура! – на последнем дыхании сказал он, всплыв на поверхность воды метрах в пятнадцати от поселкового берега. Рядом с ним, но ближе к стрежню, проплывало бревно. Оно оказалось кстати, и Клим, сделав несколько мощных гребков, взялся за бревно левой рукой и поплыл по течению. Он и не помышлял о том, чтобы переправиться на противоположный берег: река в этом месте была широкой, вода – холодной – не больше десяти градусов, а одежда – тяжёлой. И если бы не бревно, бывшему десантнику пришлось бы вылезть на берег на виду посёлка, либо расстаться с частью одежды. Зато с помощью бревна он доплыл до места, где в Иртыш впадал небольшой ручей по дну оврага. В этом месте Клим отпустил бревно, «прицелился», набрал в лёгкие новую запасную порцию воздуха и под водой поплыл к «устью» оврага. Там он, преодолевая весеннее течение ручья, вскарабкался на склон оврага, поросший клёном и ольхой, и шёл по склону до тех пор, пока не миновал мост, «обслуживающий» шоссе между бывшим рыбсовхозом и Алабинском-пристанью. За мостом Клим поднялся на ровное место. В принципе, он мог и дальше брести вдоль оврага, но овраг делал замысловатый поворот и удлинял путь до спасительной тайги. Поэтому бывший десантник элементарно плюхнулся на пузо и метров сто преодолевал по-пластунски чернотроп, пока не упёрся в подлесок. Здесь Клим встал на четвереньки, влез в кустарник, затем выпрямился и, опасливо высовывая голову из зарослей, огляделся по сторонам. Не увидев ничего страшного, он нырнул под деревья. Там он слегка размялся на месте и побежал в сторону Алабинска-завода.
3
Когда фельдшерица, сделав своё дело, выкатилась из комнатки, где отдыхал свежезабинтованный и пахнущий камфарой новый генеральный директор военного завода, время на часах показывало без двух минут четыре. Биг машинально сверил показания стареньких ходиков, патриархально тикающих на больничной стене, с дислокацией стрелок на своих ручных часах, также машинально отметил полную идентичность показаний и посмотрел долгим взглядом на участок заводской территории за пределами единственного окошка. Под зябкой серой пеленой весеннего занудливого дождя, близкого родственника зимнего снега и летней грозы, поблёскивала чистенькая бетонированная пешеходная дорожка, которая вела от административного корпуса к ведомственному аэродрому. Дорожка шла через таёжный массив, декоративно недорубленный во время строительства завода. Именно оттуда, из глубины массива, Биг ожидал появления своего врага. В том, что Клим непременно появится, бывший киевский студент не сомневался. Он не боялся встречи с опальным испытателем, сам хотел встретиться и к данной встрече готовился. Но прежде, прикинувшись перед не очень грамотной фельдшерицей почти не транспортабельным больным, новый гендиректор решил позаниматься заводскими делами. Дождавшись, когда фельдшерица закончит трепаться по телефону с неким Марком Захаровичем, он слабым голосом позвал женщину и попросил принести телефон. Затем, когда фельдшерица предупредительно испарилась, Биг набрал номер исполняющего.
- На проводе, - отрывисто гавкнул исполняющий, успевший таки вкусить сладость власти.
- Будьте любезны, - вежливо попросил его Биг, - ко мне. Пригласите также главного инженера, начальника отдела кадров и главного бухгалтера.
- Слушаюсь! – «подобревшим» голосом отозвался исполняющий, секунду-другую подышал в трубку и спросил: - А не стоит ли позвать Владимира Владимировича, начальника режимного отдела?
- Не хрен ему тут делать, - неожиданно грубо возразил новый гендиректор, параллельно подумав о том, что кесарю – кесарево, а Вов Вовычу следует, не отвлекаясь на посторонние мероприятия, более качественно заниматься своими собачьими делами так, чтобы потом ему не было мучительно больно за бесцельно прожитые трудодни в процессе охраны чисто конкретных интереса, закона и порядка.
- Понял, - согласился исполняющий.
- Да, принесите подробный план предприятия и карту района.
- Слушаюсь! – бодро ответил исполняющий, дождался, когда новый хозяин первый положит трубку, и со всех ног кинулся выполнять поручение. Он быстро собрал нужных людей и в начале пятого, почти за два часа до окончания рабочего дня, робко постучался в амбулаторную комнатку.
- Войдите! – разрешил Георгий Кондратьевич, а когда все вошли, дружески распорядился: - Товарищи-товарищи! В ногах правды нет, так что прошу садиться, кто на что… Так, один стульчик можно принести из приёмной… Очень хорошо! Двоих прошу на свободную койку… Ну, вроде, все расселись? Тогда приступим!
Он цепко оглядел присутствующих, особенно отметил главного инженера, длинного сутулого дядю с умным лицом и мутным взглядом, немного помолчал и приступил:
- Прошу извинить меня, что я вынужден лежать в вашем присутствии, - расслабленно предварил он своё выступление, потом скорбным взмахом руки предотвратил взрыв почтительного негодования в ответ на извинительные нотки нового хозяина и обратился к начальнику отдела кадров: - Если не ошибаюсь, Викентий Петрович?
- Так точно, - просиял кадровик, подполковник ВВС в отставке.
- У вас есть на чём записывать? – осведомился Георгий Кондратьевич.
- А как же! – воскликнул бывший сослуживец нынешнего миллиардера Шапошникова (7)  и распахнул деловую папку.
- Тогда набросайте черновики нескольких приказов, - велел ему новый гендиректор.
- Слушаюсь!
Биг с хорошо скрытым презрением посмотрел на людей, которых он собирался использовать в интересах авантюриста д’Провеньяна. Ну, и в своих, потому что от интересов марсельского деятеля ему мог отломиться целый миллион долларов. Однако, не заостряясь на несъедобных симпатиях с нерентабельными антипатиями, Биг продолжил своё лицедейство. И обрадовал собравшихся замечательной вестью.
- Господа, - перешёл он с советской «терминологии» на буржуйскую, - в виду того, что я скоротечно потерял всех своих заместителей, хочу назначить вас на новые должности. Я считаю нецелесообразным выписывать замену из головной фирмы, поэтому…
Начальник отдела кадров, преданно вскидывая глаза на господина генерального директора, делал в своём блокноте специальные, по-военному чёткие, записи.
- …Поэтому я назначаю своим замом по науке главного инженера…
Биг ласково посмотрел на сутулого дядю.
- …Заместителем по коммерции назначаю главного бухгалтера, а моим заместителем по кадровой политике – уважаемого Викентия Петровича.
Бывший подполковник ВВС сначала замер, потом густо покраснел и сделал в своём аккуратном блокноте пару совершенно невероятных росчерков. Все трое назначенцев молча переживали радость, каждый по-своему, и старались не смотреть на исполняющего. Но Биг и для него приготовил приятный сюрприз. Он вообще решил не скупиться на то, чего не могло быть. А не могло быть одного – будущего. Или одного будущего из нескольких, условно говоря, составляющих: типа, будущего у военного завода в Алабинске вообще, и будущих прибылей у генералов-халявщиков из «Росвооружений». Ведь если д’Провеньян и собирался поощрить своего эмиссара в счёт предстоящих личных барышей, то остальные ему на хрен не упёрлись. Но марсельскому деятелю легче лёгкого, потому что где Марсель, а где Алабинск? Зато Бигу приходилось изображать тут отца родного. В целях, значит, лучшей функциональности его нового подчинённого персонала. Поэтому профессиональный душегуб решил особенно приласкать исполняющего. У которого, между прочим, на глазах уже начали закипать слёзы незаслуженной обиды.
- А вам, голубчик, - дружески похлопал новый гендиректор исполняющего по колену, - первое время придётся поработать за меня. И вы продолжите руководить заводом до тех пор, пока я полностью не выздоровею.
Исполняющий воспрянул духом, по-мальчишески шмыгнул большим сизым носом тайного забулдыги и с надеждой спросил:
- А потом, когда вы выздоровеете?
- Потом вы встанете на должность директора-распорядителя, - великодушно пообещал Биг.
- Гм, - вступил в беседу новый зам по кадровой политике, - в нашем номенклатурном списке такая должность не предусмотрена.
Военному заводу светила реальная гибель в ближайшие три месяца, однако бывший подполковник советских ВВС приобрёл в лице будущего директора-распорядителя врага на всю оставшуюся жизнь.
- Не беда, - легко возразил Биг, - для этого мы все здесь собрались. Во-первых, - бывший киевский студент указал на кадровика, - составьте конспекты следующих приказов: пункт «а» – о перепаспортизации предприятия. И, кстати, насчёт номенклатурного списка: его следует изменить в части высшего руководства. То есть: количество ведущих руководителей следует, по крайней мере, удвоить. Далее, пункт «б», - это подготовка и составление нового коллективного договора. Пункт «в» – изменение тарифно-квалификационной сетки. Во-вторых, - Биг сделал неопределённый круговой жест обеими руками, как бы приглашая всех присутствующих подвинуться к себе, - нам всем нужно сегодня же решить проблему сокращения производства.
- Э, - разинул рот главный инженер, своим лаконичным замечанием выражая общее недоумение по поводу антипроизводственной линии нового руководства.
- Я вас слушаю, - вкрадчиво молвил Биг. Главный скривил рот, оценил тональность вопроса и наглухо захлопнул свою руководящую варежку, уже молчанием выражая общее одобрение прогрессивной экономической политике ставленника «Росвооружений».
«Нам-то что? – примерно так думал каждый. – Наше дело телячье: обосрался и стой…»
Ещё каждый подумал о том, что можно было бы стоять и по уши в дерьме, но за дополнительные премиальные.
- А за счёт высвобожденных финансовых средств мы сможем увеличить оклады инженерно-технического персонала, - озвучил мысль о премиальных новый гендиректор. – Я предлагаю такую индексацию: третья категория инженерного персонала – коэффициент один и три. Вторая – один и пять. Первая – один и десять. А вас, господа, я думаю проиндексировать по коэффициенту один и тридцать. Я надеюсь, никто из присутствующих не против увеличения зарплаты в три раза?
Присутствующие заулыбались, а главный осмелился задать осторожный вопрос:
- Кого будем сокращать?
- Можно план предприятия и карту района? – попросил Биг.
- Да, пожалуйста, - встрепенулся главный и протянул хозяину требуемое.
- Вот, - полководческим жестом ткнул Биг в план, упёршись ногтем указательного пальца в экспериментальный цех. Здание цеха стояло в дальнем углу периметра ограждения территории завода, двумя своими стенами почти соприкасаясь с железобетонным забором.
- Экспериментальный цех? – уточнил главный.
- Так точно, - подтвердил новый гендиректор.
- Могу я поинтересоваться: каким составом планируется сокращение?
- Стопроцентным. Плюс мы немедленно сокращаем охрану на семьдесят процентов. К завтрашнему дню подготовить приказы на увольнение, завтра с утра ознакомить, к обеду выдать денежные компенсации и после обеда – все уволенные могут быть свободны (8) . Время, господа, деньги.
Главный поёжился. Он на секунду представил, что станет с экспериментальным цехом уже через неделю после того, как его оставят рабочие и служащие. Плюс поредеет охрана, единственно способная противостоять распоясавшимся металлистам.
- Да, да, конечно, - пробормотал он, не поднимая глаз на коллег, которым тоже всем стало не по себе. Кроме исполняющего. Тот принадлежал к той паскудной части российской интеллигенции, которая во главе с господами Познером и Путиным чтила американо-европейские ценности превыше родных. Вернее – русских. Потому что, какая может быть у таких «людей» Родина? Подобные представители человеческого общества, как правило, незыблемо верят в свою исключительную прогрессивность по отношению к безнадёжно отсталым соотечественникам, на самом деле оставаясь примитивными холуями.
- Вот это верное решение! – горячо заявил он. – Я всегда…
Исполняющий злобно зыркнул на кадровика и невольно поправился.
- …Последнее время выступал против расширения производства, новых разработок и конструирования оригинальных моделей. Зачем они нам? Зачем нам, спрашивается, было создавать снаряд для поражения «Ф-117»? Американцы, господа, будут очень недовольны, если узнают о таких наших инновациях. Ведь мы теперь союзники США и НАТО. Теперь мы, так сказать, составная часть оплота демократии во всём мире. Оставив позади позорное прошлое, когда мы под давлением тоталитарного режима способствовали антигуманному противостоянию цивилизованной части мира, обретя новых друзей, гоже ли нам вставлять им палки в колёса? И стоит ли нам, господа…
- Верная мысль! – перебил расходившегося друга США и НАТО Георгий Кондратьевич. – В современных условиях, когда речь уже не может идти о соревновании приоритетов, нам не нужен целый научно-производственный комплекс. Тем более, в области вооружений. Однако зачем же забывать о чистой коммерции? Поэтому, отказавшись от затратных разработок новых моделей, можно восстановить выпуск старых надёжных снарядов типа «Стрела-2» в усечённых производственных условиях и торговать ими. Я прав?
- Совершенно! – поспешил присоединиться к «передовому» отряду новой российской интеллигенции главный инженер, а про себя подумал: «Фигня всё это. И кому нужны такие снаряды? Сейчас даже в самых отсталых африканских странах на вооружении мобильных ПВО или «Игла (9) », или «Стингер-М»
- А теперь вы можете идти, - разрешил Биг, - работайте. Боюсь, сегодня нам всем придётся задержаться. Однако, как я уже сказал, именно сегодня вся документальная база на увольнение намеченного персонала должна быть готова. А вас, - новый гендиректор поманил пальцем главного инженера, - по окончании работ прошу ко мне на дополнительную консультацию. Всё, не смею задерживать…
Он устало улыбнулся присутствующим и, якобы измождённый беседой, без сил откинулся на подушку. А назначенцы сорвались с мест и почтительно попятились на выход.
«Козлы, - холодно подумал бывший киевский студент, - в расход бы вас всех, а завод быстренько заминировать и – к чертям собачьим…»
 «Сволочь», - не остались в долгу трусливые заводские интеллигенты, и даже исполняющий мысленно не совсем одобрительно отозвался о новом генеральном директоре.
А Георгий Кондратьевич дождался, когда хлопнет наружная дверь амбулатории и позвонил капитану Антонову.
- Алё? – отозвался Дмитрий Александрович.
- Почему так долго молчите, капитан? – властным голосом поинтересовался новый гендиректор. – Как ваши дела?
- Работаем, Георгий Кондратьевич, работаем, - оптимистически заверил его капитан Антонов.
Но опытному душегубу не понравился напускной оптимизм капитана.
- Какого чёрта?! – рявкнул Биг. – Немедленно доложите подробности операции.
- Накладочка снова вышла, Георгий Кондратьевич, - доложил подробности Дмитрий Александрович. – Наш-то снова ушёл, прямо из-под носа ушёл, подлец…
- Что?! – заорал бывший киевский студент, забыв о роли умирающего лебедя.
- Да, тут с вами поговорить хотят, - торопливо пробубнил капитан Антонов и передал кому-то телефон.
- Здравия желаем, Георгий Кондратьевич, - услышал Биг молодой задорный голос, - на связи старший лейтенант УФСБ Петренко.
- Я вас слушаю, - проскрипел Биг.
- Тут такая штука, Георгий Кондратьевич, - забарабанил молодой многообещающий офицер районной противошпионской службы, - что если бы не двусмысленное поведение нашего товарища капитана насчёт оплаты труда, мы этого самого диверсанта уже могли завалить как зайца. Верно я говорю, ребята? – обратился старший лейтенант к невидимой аудитории.
- Верно, - загудели ребята.
- Могли – но не завалили? – ядовито переспросил Биг.
- Так точно, - бестрепетно ответил товарищ Петренко.
- Передайте телефон товарищу Антонову, - вежливо молвил новый гендиректор, дождался, когда капитан подаст голос, и угрожающе сказал: - Сейчас, капитан, вы во всеуслышание объявите людям об обещанных мной премиальных. Телефон, пожалуйста, не выключайте. И запомните: если вы ещё раз выпустите диверсанта, я вас в порошок сотру. Вы меня поняли?
- Понял, - неуверенно ответил капитан Антонов и подумал о том, что лучше ему было сразу выйти в отставку и не связываться с бывшим начальником местного УФСБ, который стоял у истоков заварухи вокруг военного завода. Сидел бы сейчас честный отставник с неполным пенсионом гражданин Антонов на лавке в родовой избе, починял бы сети перед летним промыслом и не прыгал бы перед всякой бизнесменской сволочью.
- А коль поняли – действуйте, - приказал матёрый душегуб. Он был зол дальше некуда. Вместе со злостью Биг почувствовал готовность расстаться даже с частью собственных денег, лишь бы получить голову испытателя из вторых рук, а не убивать его самостоятельно.
- Ещё будут какие указания? – на всякий случай поинтересовался Дмитрий Александрович.
- Распространите среди населения следующее объявление: человеку, указавшему след диверсанта, премия тысяча долларов. Учтите, я тщательно прослежу, чтобы деньги пошли строго по назначению. Ещё вопросы есть?
- Нет, - буркнул капитан и «захлопнул» сотовый. И одновременно подумал, что правильно он сделал, что не сказал новому гендиректору о тех орлах-соколах, кто отказался работать. Таких, правда, было мало, но сам факт их наличия производил огорчительное впечатление. А уж Георгия Кондратьевича это взбесило бы точно.
- Всем участникам по две тысячи баксов! – ликовал старший лейтенант Петренко.
«Вот сучье племя», - думал тем временем бывший киевский студент, закуривая сигарету.
4
Алабинск-завод насчитывал около трёх тысяч жителей. Половина населения трудилась на военном заводе, другая половина (имеется в виду трудоспособное население) занималась кто чем, обслуживая так называемую инфраструктуру и прочие непроизводственные сферы. Проживали вышеупомянутые трудящиеся в советских пятиэтажных блочных домах улучшенной планировки и двухэтажных «особняках», которые в своё время построили пленные немцы. Восьмиквартирные «особняки» выгодно отличались от пятиэтажек с улучшенной планировкой и архитектурой, и площадью жилья. Тем не менее, в советские времена в таком доме квартиру могли получить (совершенно бесплатно) и разные руководители, и простые рабочие.
Марк Захарович Лялин, заведующий заводской амбулаторией и лечащий хирург городской поликлиники, жил именно в таком «немецком» доме. Семья уехала в Омск к родственникам, а сам хозяин, велев коллегам из амбулатории и поликлиники беспокоить себя только в экстренных случаях, отлёживался на диване после вчерашней Пасхи. Марк Захарович почитывал неутомительного Теофиля Готье, отхлёбывал из трёхлитровой банки помидорный рассол и через окно перед балконом на втором этаже покойно любовался вековыми елями, стоящими вперемешку с домами благодаря какому-то мудрому градостроителю, который смог и город в тайге построить, и всю тайгу на участке строительства не перевести.
Полчаса назад Марк Захарович отделался от своего закадычного приятеля, рентгенолога-пенсионера Яши Примакова. Яша пришёл похмелять товарища, а заодно агитировать Марк Захарыча на очередную прозюгановскую провокацию. Ну, да, Яша Примаков был в их городке главным бараном, помогающим паразиту Зюганову сидеть в хлебной должности.
«Иди отсюда», - попросил друга Марк Захарович, не вставая с дивана. Квартиры в домах в их части городка по старинке не запирались, домофонов здесь ещё «не изобрели» и к Марк Захарычу мог прийти в гости любой желающий, лишь тронув ручку входной двери.
«А похмелиться?» - удивлялся Яша, показывая приятелю бутылку с медицинским спиртом ещё советского производства.
«Похмеляться надо с утра, а я уже переболел», - отказывался Марк Захарыч.
«С утра я был занят», - объяснял Яша.
«Так пойди, займись ещё чем-нибудь», - просил друга хозяин трёхкомнатной квартиры.
«Ты и поговорить со мной не хочешь? – начинал закипать Яша. – А ты слышал, что наша областная дума готовит законопроект по сокращению квоты на беспошлинный отстрел водоплавающей дичи, и что по этому поводу мы все, охотники-любители, собираемся выйти на митинг и что сам товарищ Зюганов…»
 «Иди отсюда!» - заорал Марк Захарович.
«И пойду! – завопил изобиженный приятель. – Оппортунист проклятый!»
Как всякий порядочный человек, Марк Захарович вовсе не был никаким оппортунистом. Просто он не переносил политики, а политики в условиях феодальной среды (читай – новой российской) тем паче. Поэтому Марк Захарович не слушал лживого, набитого самой непотребной рекламой, радио, не смотрел богомерзкого телевизора и не читал газет. Зато он с удовольствием перечитывал литературу классическую зарубежную, русскую и даже советскую. Современной литературы, издаваемой официально или на коммерческой основе, Марк Захарович тоже терпеть не мог.
«Дверь за собой прикрой, как следует!» - попросил местного зюпартфункционера (10)  заведующий заводской амбулаторией.
Он дождался, когда хлопнет дверь, встал с дивана, хлебнул рассола и вышел на поместительный балкон. Там Марк Захарович решил перекурить, он запахнул на груди халат и полез в карман за сигаретами и зажигалкой. Но, не достав желаемого, остолбенел. И было от чего: на балконе, скрючившись в неестественной позе, источая самый невероятный запах, сидел большой мужчина в охотничьей куртке. Это был Клим Алексеевич Безменов. Бывший десантник, прибежав в Алабинск-завод, прямиком направился к дому, где жил доктор Лялин. Клим без труда, с помощью нестарой ели, вскарабкался до уровня застеклённого балкона докторской квартиры и проник туда по той простой причине, что одну раму на балконе Марк Захарович выставил ещё в марте. А вот в квартиру Климу попасть не удалось, потому что, уходя с балкона в квартиру, доктор машинально запирал балконную дверь на шпингалет. Поэтому сейчас Клим сидел там, где сидел, и стучал зубами.
- Клим? – удивлённо спросил Марк Захарович. – Какого чёрта? Что, нельзя было войти в двери?
- Какие, на хрен, двери?! – изумился Клим. – Вы что, ничего не слышали обо мне?
- А что я должен был слышать? – осторожно поинтересовался Марк Захарович и таки закурил.

Глава 4
 1

По жизни Клим всегда был одиночкой. Гибель Лауры «помогла» ему замкнуться ещё крепче. Отработав в Африке солидный срок в разномастной компании егерей, смотрителей и техперсонала, Клим ни с кем не познакомился накоротке, а «любовью» занимался исключительно с продажными женщинами. За время работы в национальном парке у него собралась приличная сумма денег, и бывший советский десантник решил перебраться в Европу или, на худой конец, в какую-нибудь Австралию. Где мог вполне рассчитывать на работу в охране не то отеля, не то банка. Однако перебраться в более цивилизованные места у него не получилось, потому что стала доставать проклятая ностальгия. Вот она его доставала, доставала, и он вернулся в Алабинск, имея на себе несколько долгосрочных чеков и штук пять зеленью наличкой.
Вернувшись на Родину, Клим опять ни с кем не стал сходиться. Сначала, правда, он начал рейд по родственникам, но скоро понял, насколько стал чужим в некогда родной среде. Настолько, что перестал понимать своих земляков. А от этого бывший наёмник чувствовал себя вдвойне неуютно. То есть, почувствовав себя чужаком в некогда привычном окружении, Клим понимал, что и иностранцем он не стал. Он даже не стал космополитом.
Однако ощущение дискомфорта прошло, Клим скоро понял, что в новой российской среде дружба вообще приказала долго жить, на смену пришли облегчённые отношения типа “How do you do, okay, very well”, и зажил себе прежним одиночкой. А что касается физиологии, которая, зараза, помимо утренней физзарядки требовала и кой-чего посерьёзней, то такая передовая отрасль российской демократии как почти повсеместная проституция решала вопрос с вышеупомянутой физиологией просто. Берёшь, в общем, деньги, едешь в Омск, нанимаешь любого частника и едешь в специальное место, где, не заморачиваясь на всякие антимонии, задвигаешь свою физиологию по назначению.
Так он и жил, и работал, но четыре месяца спустя после прибытия на Родину, Клим неожиданно подружился с доктором Лялиным. Марк Захарович тем временем взялся лечить одного местного занемогшего богатея. Делал это доктор Лялин внеурочно и за скромное вознаграждение: по завершении лечения (ориентировочно – три месяца) богатей обещал Марку Захаровичу четыреста долларов. Марк Захарович взялся за дело с энтузиазмом, а заодно принялся учить испанский: он давно мечтал побывать в Кадисе, откуда, якобы, переехали его предки в Россию. К четыремстам долларам Марк Захарович собирался присовокупить свои сбережения и…
Клим познакомился с доктором именно в этот период, когда Марк Захарович с пристрастием пользовал богатея, «взалкав» смешного гонорара. У бывшего десантника разболелась старая рана, погода была нелётной, вот он и отправился в амбулаторию, чтобы взять рецепт, без которого ему не давали в аптеке сильнодействующего лекарства. И, пока Марк Захарович выписывал рецепт, Клим увидел на его столе русско-испанский разговорник и роман Гальдоса. Судя по латинице, доктор пытался читать его на языке автора.
«Учите кастильский, док?» - насмешливо поинтересовался Клим.
«Что?» - не понял Марк Захарович.
«Испанский, спрашиваю, учите?» - ещё шире ухмыльнулся Клим.
«Да, а ваше какое дело?» - огрызнулся доктор
«Да никакого, - возразил Клим, открыл предпоследнюю страницу и показал её доктору. – Бенито Перес Гальдос, издание 1998 года, Барселона».
«Вот навязался на мою голову!» - стал заводиться Марк Захарович, у которого с самого начала не заладилось чтение любимого (в русском переводе, разумеется) испанского писателя.
«Дело в том, док, что учите вы кастильский, а Гальдоса пытаетесь читать по-каталонски. Книгу где покупали, не в лавке господина Казявина?»
 «У Казявина, - разинул рот Марк Захарович, с изумлением разглядывая дубину-испытателя, знавшего разницу между каталонским наречием и кастильским. – А вы говорите по…»
 «Говорю», - кратко молвил Клим, взял рецепт и ушёл по-английски.
Вот так они и подружились. Клим натаскал доктора в разговорном кастильском, они поупражнялись в английском, а потом Марка Захаровича бессовестно кинул выздоровевший богатей. А когда обиженный доктор попытался апеллировать к совести пациента, истинного российского демократа и верного сына своего времени, богатей пригрозил отнять у Марка Захаровича ту тысячу рублей, какую он ему заплатил за лечение, и спустить с крыльца своего особняка навстречу сторожевым собачкам.
А доктор уже начал оформлять загранпаспорт. Но тут такой облом. Вот он и рассказал обо всём Климу. Бывший советский десантник стал захаживать к Лялиным домой, там он и узнал о неприятностях приятеля. Сначала Клим хотел оторвать ноги богатею, но потом передумал и просто одолжил доктору тысячу долларов (11) . И предупредил, что долг тот может отдать только тогда, когда реально разбогатеет. Доктор разбогатеть не успел, поэтому сейчас, оказавшись в довольно затруднительном положении, Клим надеялся на помощь Марка Захаровича. Однако доктор уже в первую минуту встречи сильно ошарашил Клима своим полным неведением в местных криминальных делах, имеющих место быть в непосредственной близи от дома уважаемого эскулапа. Да и выглядел доктор Лялин неважно. Съездив в Испанию, одну из наименее преуспевающих стран Европы, доктор затосковал и стал пить если не чаще, но больше. И выглядел он после своих погружений в зелёный омут тоски по лучшей жизни даже не в самой «развитой» европейской стране хреново. Во всяком случае, не так, как хотелось бы его видеть Климу, рассчитывающему на дееспособность доктора.
- Весь город, наверно, судачит, а он: «Что я должен был слышать?» - передразнил Клим Марка Захаровича, встал с корточек, слегка пихнул приятеля в сторону и вошёл в комнату.
Марк Захарович машинально закурил, сделал несколько задумчивых затяжек, потом кинул недокуренную сигарету в специальную банку и поплёлся в квартиру вслед за Климом. Тот уже сидел возле холодильника и ел традиционный холодец без хлеба и горчицы.
- Чем это от вас… пахнет? – вежливо поинтересовался Марк Захарович.
- Демократией, - лаконично ответил Клим, доел холодец и отправился в ванную. Там он разделся догола, одежду замочил в большой ванне, а трусы и тельник стал стирать в раковине. Клим знал, что домашние доктора ещё до Пасхи уехали в Омск, приедут только по окончании Пасхальной недели, поэтому вёл себя в квартире приятеля по-хозяйски.
- Э, - повёл речь доктор Лялин, - рискуя быть некорректным… в смысле, чрезмерно любопытным… хотелось бы знать: не связано ли ваше теперешнее странное поведение с ранением нашего нового генерального директора?
- Связано, - буркнул Клим, а потом с надеждой переспросил: - Так он ранен?
- Вроде бы, - неуверенно промямлил доктор.
- Ну-ну, - подбодрил его Клим. Бывший десантник насухо отжал бельё и повесил его на батарею. Затем влез в ванну, отпихнул ногой намокшую одежду и включил душ.
- Я недавно звонил в амбулаторию, - повысил голос Марк Захарович, - и наша фельдшерица, Татьяна Ерофеевна, поведала мне о том, что в заводской амбулатории находится раненный новый генеральный директор завода. Я хотел прийти, но она отговорила меня: рана, дескать, неопасная и она сама, дескать, справилась. Потом Татьяна Ерофеевна стала рассказывать какие-то небылицы с вашим участием, но я прекратил разговор, потому что…
Доктор виновато потрогал голову и замолчал.
- Всё ясно, - буркнул Клим, - тогда слушайте меня…
Он вылез из ванны, насухо вытерся, набросил на плечи чей-то халат и отправился в кухню к холодильнику. Где, помимо съеденного холодца, имелись и котлеты из налима, и язь жареный, и курица отварная.
2
Повествовал Клим недолго. Он без удовольствия пронаблюдал все эмоции, которые отразились на лице доктора, - от изумления до ужаса, доел котлеты из налима, закурил и деловито спросил:
- У вас есть ножовка по металлу и крупная поваренная соль?
- Есть, - удивлённо поднял брови доктор.
- Тащите, - велел Клим, - и прихватите вашу «ижевку».
- «Ижевку»? – пожал плечами доктор и принёс требуемое. Клим повертел в руках охотничье ружьё, положил его на стул, придавил ногой и стал пилить стволы. Полотно ножовки оказалось отменным и, без труда сделав первый запил, Клим легко вошёл в неподатливую сталь.
- Что вы делаете? – схватился за голову Марк Захарович.
- Обрез, - буркнул Клим, аккуратно отделил спиленные стволы и той же ножовкой «обработал» ложе.
- Господи! – застонал доктор. – Такое ружьё испортить!
- Ничего, купим новое, - утешил его Клим. – А теперь, пожалуйста, дайте мне десять пустых гильз, порох и пыжи.
- Ради Бога! – махнул рукой Марк Захарович. Выслушав историю Клима, он, надо отдать ему должное, сильно перепугался. В первую очередь, за жену и детей. Доктор знал, на что способны новые российские хозяева, но, тем не менее, не мог отказать Климу в помощи.
- Такое дело, - молвил Клим, выстраивая на столе готовые патроны, «заряженные» солью, в аккуратный ряд, - пригласите завтра на охоту Валентина Углова, бывшего личного шоферюгу Сергея Сергеевича Мостового. И поезжайте с ним в промысловую избушку, что на Раздольном озере.
- Да как же я его приглашу? – плачущим голосом спросил Марк Захарович. – Мы с ним почти незнакомы. Да и ехать мне уже не с чем…
- Да ладно вам прибедняться! – воскликнул Клим. – Возьмите свой сувенирный «зуль». Фигли он у вас без дела в сейфе лежит?
- Вам легко говорить, - пробормотал доктор. Это классное немецкое ружьё он приобрёл ещё в советское время по случаю, очень им гордился и ни разу из него не выстрелил.
- Короче, - продолжил наставлять приятеля Клим. – Подловите Вальку на халяве. Скажите ему, что у вас есть разрешение на отстрел двадцати уток. Вот вы, мол, и решили с ним поделиться. В обмен на то, что он повезёт вас обоих на своём вездеходе к Раздольному озеру. А бензин пообещайте оплатить, плюс посулите выпивку и закуску за ваш счёт. На это, я думаю, Валька обязательно клюнет.
- Он, может, и клюнет, - возразил доктор, - только у меня нет никакого разрешения!
- Не беда, - утешил его Клим, - я думаю: никаких уток вам с Валькой стрелять не придётся.
Бывший советский десантник понимал опасения доктора в теме отстрела любой дичи в угодьях, контролируемых таким рачительным отморозком, как господин Густомылов. Это он, гнида демократская, пользуясь возрождением в стране истинно феодальных традиций, придумал в своём районе всякие разрешения, рекомендации и даже личные санкции.
- А что мы там тогда будем делать? – задал законный вопрос Марк Захарович.
- Вы поезжайте туда пораньше, а об остальном я сам позабочусь, - пообещал Клим. – Но если хотите, могу рассказать о том, как я это сделаю.
- Нет, не надо! – испугался Марк Захарович. – Я итак слишком много знаю. Кстати, вы не боитесь, что за вами могут прийти сюда, ко мне домой?
- Нет, не боюсь. Я умею перемещаться в пространстве незаметно даже на виду возможного наблюдателя. К тому же меня вряд ли будут искать здесь, в заводской зоне. По мнению преследователей, я сейчас должен линять из Алабинского района вообще как упитанный заяц от нового русского деда Мазая.
Говоря так, Клим немного лукавил. Потому что не считал Бига за дурака, а тот наверняка знает, что Клим рано или поздно придёт по его душу. И, сейчас, отлёживаясь в хорошо поставленной на хорошо простреливаемом пространстве заводской амбулатории, наверняка сожалеет о том, что ему сразу не удалось прикинуться мёртвым.
- У вас есть какая-нибудь лишняя просторная одежда? – поинтересовался Клим. Предварительно он сходил в ванную и надел сырые трусы с тельником.
- Да, конечно, - засуетился доктор и притащил ворох одежды. Он не дотягивал до бывшего десантника головы полторы, но был гораздо шире в талии. Тем не менее, Клим кое-как оделся, довершил гардероб плащ-палаткой с резиновыми сапогами, а обрез сунул за пояс докторских брюк, наглухо затянутых старым кожаным ремнём. Марк Захарович мужественно уговаривал приятеля дождаться полной темноты, но Клим отмахнулся, испросил ещё десять патронов, но всамделишных, набитых картечью, а на прощание попросил доктора быть в условленном месте с бывшим личным водителем Сергея Сергеевича Мостового, невзирая ни на что: ни на непогоду, ни на недомогание, ни на досужие сплетни о приближении Конца Света, ни на «беспочвенные» слухи об очередном крахе российской банковской системы в той её части, где она ведает вкладами населения.
- Какие вклады! – парировал Марк Захарович и своевременно спросил: – Может быть, вам нужны деньги?
- Ещё как нужны! – весело ответил Клим. – Только вот денег я как-то просить стеснялся…
- Что вы! – радостно засуетился добряк-доктор. – Сколько нужно?
«Очень много, - подумал Клим. – В принципе, они у меня есть, но когда я до них ещё доберусь?»
- Дайте мне рублей пятьсот, да завтра привезите с собой три тысячи. Возьмите аптечку, еду и мою одежду, ту, которая в ванне отмокает. Не затруднит?
- Какие затруднения!
- Да, ровно в 19.00. позвоните в амбулаторию Татьяне Ерофеевне. И займите её каким-нибудь разговором. Сможете?
- Попробую…
Клим машинально похлопал себя по карманам, куда он положил патроны, нож, сигареты и зажигалку.
- Тогда я пошёл. Если меня сегодня отправят на тот свет, завтра можете на Раздольное озеро не ехать. И, на всякий случай, прощайте…
3
Биг лежал на койке в амбулатории и дремал с открытыми глазами. В принципе, он мог с открытыми глазами полноценно спать, но сон не шёл. Каждые пятнадцать минут бывший киевский студент встряхивался как собака и машинально отмечал время. Сейчас часы показывали восемнадцать часов сорок пять минут.
«Ночью он сюда не пойдёт, факт», - подумал профессиональный душегуб и выглянул в окно. За окном торчал боец и нахально перекуривал. Биг постучал по стеклу окна и, когда боец приблизился, велел ему с напарником убраться в таёжный массив на территории завода. Боец послушно кивнул круглой стриженой головой и минутой позже они с «коллегой» встали за разлапистые ели в тридцати метрах от здания амбулатории.
- Так лучше, - буркнул Биг, снял трубку телефона и вызвал главного инженера. А когда тот мухой выполнил приказание, новый гендиректор, улыбаясь своей крокодильской улыбкой, сделал своему новоиспечённому заму неожиданное предложение:
- Максим Вениаминович! Не хотите побыть на моём месте часа четыре?
- На вашем месте? – удивился бывший главный инженер уже почти бывшего военного завода. – А как же…
Главный инженер имел в виду исполняющего, но он не успел закончить вопрос.
- Вы меня не совсем так поняли, - душевно молвил профессиональный душегуб, - я бы хотел, чтобы вы побыли вместо меня в амбулатории.
- Э? – испуганно разинул рот бывший главный инженер.
- Нет-нет, за меня можете не беспокоиться! – с издевательской иронией возразил своему заму новый гендиректор. – Моё ранение не помешает мне оставить вас здесь вместо себя и покинуть амбулаторию. А вы прилягте на кровать, повернитесь спиной к двери и можете даже соснуть. О’кей?
- Это очень надо? – жалобно проблеял бывший советский уважаемый специалист, которому сегодня назначили министерскую зарплату. Максим Вениаминович догадался, за каким хреном всё это. И очень испугался. Но не мог перечить новому хозяину.
- Очень, - дружелюбно осклабился Георгий Кондратьевич.
- Вы думаете, Клим Безменов придёт сюда, чтобы снова попытаться вас убить? – слабым голосом осведомился главный. – Но зачем, в конце концов, ему это надо?!
- Откуда я знаю? – прикинулся дураком новый гендиректор. – И я вовсе не думаю, что он придёт сюда. Но бережёного, как говорится… В общем, вы согласны?
«А куда мне на хрен деваться: до пенсии ещё восемь лет и две незамужние дочери на шее», - мелькнуло в голове бедного российского интеллигента. Вслух же он судорожно выдохнул короткое «да».
- Первая премия из директорского фонда – ваша, - легко пообещал Биг. Он дождался, когда главный скинет верхнюю одежду, без труда влез в неё, нахлобучил на голову ответственную шляпу, снял с лица подчинённого большие роговые очки, нахлобучил их на свой нос и заботливо накрыл нового зама по науке солдатским одеялом.
- Отдыхайте и ни о чём не беспокойтесь, - ласково напутствовал новоиспечённого зама новый гендиректор. Затем он задумчиво посмотрел на автомат с бронежилетом и переставил «предметы» так, чтобы их было хорошо видно и из окна, и из дверей. А три дополнительных рожка к автомату положил на подоконник. Оставлять боеприпасы, конечно, не следовало, но без них картина получилась бы неправдоподобной.
Биг напоследок оглядел комнатку и вышел в приёмную, поправляя очки, одновременно прикрывая лицо и покашливая точь-в-точь так как это делал Максим Вениаминович.
- Георгий Кондратьевич велел себя не беспокоить, - сквозь кашель произнёс он, подделываясь под голос бывшего главного инженера, - он решил немного поспать…
- Да-да, конечно, - согласилась фельдшерица, не отрываясь от своего вязания.
4
Клим, одетый в укороченные просторные шмотки, накрытый плащ-палаткой с надвинутым на лицом капюшоном, скособочившись и приволакивая ногу, был похож чёрт знает на кого, но только не на злодея-диверсанта. В дополнение к прикиду он подобрал с земли дырявый полиэтиленовой пакет и сунул в него две пустые водочные бутылки и поковылял к центральной проходной, возле которой находилась заводская амбулатория. Время приближалось к семи вечера, дождь не прекращался, охрана и вахта менялись в 20.00. каждые двенадцать часов. Клим знал о заводских строгостях насчёт выпивки, поэтому железно знал, каково сейчас вахтёру Епифанычу. Этот Епифаныч любил выпить. А по праздникам сильно перебирал. И потом, если случалась его смена, законно маялся похмельем, считая часы до окончания вахты. А так как до окончания смены страждущего вахтёра оставалось совсем ничто, то Клим ясно представлял состояние рвущегося на волю недужного сотрудника военного завода.
Бывший десантник, побрякивая пустыми бутылками, брёл к центральной проходной вдоль заводского забора. Проходная имела всего трое пропускных ворот, через них ходили лишь административные служащие и научный персонал, а основная масса рабочих пользовалась западной проходной. Сбоку пропускных ворот стояла будка вахтёра, где сейчас столбенел от томительного ожидания не сильно пожилой мужик Епифаныч, прикидывая в уме, на какую водку он потратит заныканный от жены стольник. Поэтому Епифаныч, который, можно сказать, бредил наяву, не сразу обратил внимание на какого-то совершенно левого мужика, проникшего под крышу проходной и замершего возле первых пропускных ворот, ближних к застеклённой будке вахтёра.
- Слышь! - «разбудил» вахтёра Клим, говоря показательно гнусавым голосом. – У тебя пустых бутылок нет?
- С ума сошёл? – кротко удивился Епифаныч.
- А закурить у тебя не найдётся? – продолжил выступление Клим.
Вахтёр, нарушая правила внутреннего режима, щёлкнул запором своей будки и высунулся из неё, протягивая просителю полупустую пачку «Беломора». А неблагодарный проситель треснул вахтёра кулаком по фуражке и, когда тот вырубился, водрузил его на место, прислонив к задней стенке так, чтобы тот не сполз со стула. Потом Клим подобрал форменную фуражку, надел её под капюшон, пакет с бутылками педантично сунул в урну и легко перемахнул через пропускной барьер. Он стремительно преодолел расстояние до амбулатории и посмотрел на часы – без одной минуты семь вечера. Клим, не прекращая движения, вошёл во входной тамбур аккуратного небольшого здания, взялся за ручку внутренней двери в амбулаторию и замер. Потом услышал телефонный звонок и мягко потянул дверь на себя.
- Порядок, - буркнул он и вошёл в приёмный покой. Фельдшерица как раз начала трепаться с Марком Захаровичем. Клим молча миновал приёмную на такой скорости, что фельдшерица даже не успела округлить глаза. А бывший советский десантник ворвался в больничную комнатку и наставил обрез на лежащего на кровати мужчину. Одновременно он увидел рядом с кроватью автомат и бронежилет.
«Это не Биг», - понял Клим.
- Что вам надо?! – закричала фельдшерица, показываясь в дверном проёме с трубкой в руке.
- Встать! – заорал Клим, не обращая внимания на женщину, и, когда главный инженер спрыгнул с кровати на пол, бывший советский десантник с силой толкнул его в сторону дверного проёма. А затем поддал ему ногой под зад, да так, что главный вылетел из комнатки в приёмный кабинет сам и фельдшерицу вытолкнул. А Клим запер за ними дверь, снял с себя плащ и надел бронежилет. Потом он проверил автомат с рожком, рожки на подоконнике, снова надел плащ и стал отодвигать шпингалеты на окне.
«Нет, надо же! – невольно восхитился опальный испытатель подлой расчётливостью врага. – Даже патроны оставил!»
То есть, его враг создал реальную картину своего присутствия а амбулатории. И очень надеялся на то, что Клим, ограниченный во времени, увидев долговязую фигуру под одеялом, немедленно откроет огонь на полное уничтожение. Слегка расслабится, а когда поймёт, что пришил не того, может быть, и сам нарвётся на автоматную очередь.
5
Биг, покинув амбулаторию, обошёл административное здание и, не встретив никого на пути, поднялся на третий этаж и вошёл в кабинет начальника режимного отдела. Вов Вовыч с удивлением воззрился на вошедшего, потом стал отрывать свою холуйскую задницу от начальнического кресла. Боец равнодушно посмотрел на нового гендиректора и снова уставился в окно, через которое хорошо просматривалась и проходная, и здание амбулатории.
- Сидите, сидите, - похлопал Вов Вовыча по плечу Георгий Кондратьевич. – Задачу помните? – спросил он бойца-контрактника.
- Так точно.
Тем временем из проходной вышел какой-то странного вида мужик и почти побежал к амбулатории.
- Огонь! – рявкнул Биг.
- Так это ж вахтёр! – завопил Вов Вовыч.
Боец придержал палец на спуске и оглянулся на начальника режимного отдела, которого чистое любопытство вовремя подтолкнуло к окну.
- Точно, вахтёр, - удивился Биг, разглядев козырёк форменной фуражки из-под капюшона.
- Только какого хрена он оставил пост и попёрся в амбулаторию? – снова возник Вов Вовыч.
- Огонь! – заорал Биг, но странный мужик уже скрылся в здании амбулатории.
- Нет, это не вахтёр! – убеждённо заявил Вов Вовыч.
- А кто вас просил под руку гавкать? – разозлился Биг.
В это же время из амбулатории выскочили бывший главный инженер с фельдшерицей и оба, нечленораздельно комментируя недавнее событие, вбежали в центральный подъезд административного здания.
Биг снял с пояса бойца радиотелефон и принялся командовать:
- Алё! На котельной! Огонь по окну с торца амбулатории… при первом признаке движения! Алё! В лесу! Вперёд марш на сближение с амбулаторией… Короткими очередями превентивный огонь на ходу по окну амбулатории!
6
Клим едва распахнул окно, как по нему сыпанули длинной автоматной очередью. Судя по всему, кто-то вёл огонь по прямой с крыши котельной: стена сзади Клима покрылась характерными оспинами, но его не зацепило. Затем с двух сторон сквозануло двумя короткими очередями и теперь штукатурка посыпалась с двух других противоположных стен больничной комнатки. Очевидно, кто-то шёл со стороны лесного массива, их было двое и шли они на расстоянии друг от друга метров двадцать, имея намерение сойтись у расстреливаемого здания. Эти двое поработали над бронежилетом бывшего десантника, но так как пули шли вскользь, он принял их почти на грудь почти стоически. Но затем присел у подоконника, и, по-прежнему не желая кого-нибудь убить, кроме ненавистного Смола, заменил в обрезе патрон с картечью на патрон с солью. Положил обрез на пол и взялся за автомат. Поставил предохранитель на автоматическую стрельбу и произвёл длинную слепую очередь поверх голов всех участников междусобойчика. Затем Клим одним точным моментальным движением прилепил спусковой крючок к заднику скобы заранее приготовленным куском лейкопластыря и выбросил автомат в окно. Автомат упал на газон перед амбулаторией и задёргался в механической горячке, выплёвывая пули, куда придётся. А Клим, памятуя о скоротечности непрерывной автоматной очереди, поднял с пола обрез, резко распрямил ноги, но, не вставая в полный рост, а как был, на полусогнутых, нырнул головой вперёд в окно больничной комнатки. Одна пуля зацепила левый бок, на плащ посыпалась штукатурка и мелкие кирпичные осколки, мимо головы противно несколько раз свистнуло. А Клим, вылетая из окна амбулатории, на лету засёк двух бойцов. Они пребывали в полном недоумении по поводу едва-едва замолкшего на газоне автомата, а один боец продолжал подпрыгивать. Таким образом, наверно, думая избежать шальной пули.
«Придурок», - мысленно сказал бойцу Клим и на лету же влепил в него из обреза. Боец закатил глаза, простился с жизнью и упал на спину. А Клим кувыркнулся через голову, встал на колено и получил небольшую пригоршню пуль в бронежилет. А одна, зараза, вошла в незащищённое плечо. Клим, вставая на колено, готовился к огневой атаке, поэтому его не отбросило назад. Больше того: он разрядил второй ствол во второго бойца напротив и, не обращая внимания на боль и кровь, кинулся поднимать оброненный бойцом автомат. И тотчас заработали ещё два ствола. Клим схватил «калаш» с запасным рожком, который боец приготовил к смене, и зигзагами побежал к спасительным елям, на ходу перезаряжая автомат. А перед ним двумя характерными пунктирами взрываемой земли «нарисовались» две очереди. Бывший советский десантник примерно определил источники огня, упал на спину и длинной очередью по крыше котельной заставил тамошнего автоматчика временно заткнуться. Затем сместил ствол, секунду выждал, увидел в окне административного здания стрелка и влепил по нему. Стрелок, получив железку в бронежилет, отлетел вглубь кабинета Вов Вовыча и также временно прекратил свои огневые упражнения.
«Так, теперь очень быстро!» - скомандовал себе опальный испытатель и возобновил стремительное зигзагообразное движение в сторону таёжного массива. Ему повезло, и он очень скоро, не получив больше ни царапины, ушёл из простреливаемой зоны.






 (4) В. Путин, Б. Ельцин, Шапошников (советский маршал авиации) и Патрикеев (командующий Закавказским военным округом). Лишь четыре имени из огромного списка партийных, военных и деятелей КГБ, сдавших Родину как стеклотару исключительно с целью удовлетворения личного поросячьего интереса





 (5) Некоторым читателям покажется слишком карикатурным такое описание «работы» российских силовых структур. Но автор и не собирался писать гротескный шарж на все структуры, однако приведёт пример бездарного «спасения» заложников – зрителей печально известного «Норд Оста». Когда элита российских спецслужб сначала не могла справиться с распоясавшимися журналюгами, затем двое суток морила заложников голодом, а потом просто усыпила всех (заложников и террористов) каким-то примитивным газом типа «Циклон-Б». Спящих террористов бесстрашно в упор перестреляли, а заложников вынесли на свежий воздух. Если кто помнит, почти половина зрителей после такой операции не выжила. Дело находилось под личным контролем орла российской современности – В. В. Путина





 (6) В описываемые времена подобные безобразия случались. Платили мало и многие сотрудники спецслужб (равно как и обыкновенные военные) линяли в охрану и другие места. Сейчас, когда военным, ментам и фээсбэшникам стали платить в разы больше, редкий сотрудник вышеназванных структур откажется применить по приказу табельное оружие против кого бы то ни было, будь то протестующие в неположенном месте оголтелые оппозиционеры или матери-одиночки (очень, надо сказать, общественно опасные личности), осмелившиеся выступить с протестом тогда, когда вся страна вместе с дорогим (в прямом смысле этого слова) руководством ликовала по поводу Олимпиады в Сочи





 (7) Бывший советский маршал авиации, коммунист, происхождения самого рабоче-крестьянского, однако ни происхождение, ни партийный стаж не помешали товарищу Шапошникову в кратчайшие сроки перековаться в профессионального предателя и миллиардера. Многие «просвещённые» читатели возмутятся: а почему предатель? Но советский военнослужащий в своё время присягал защищать Советскую родину и советский народ, а не способствовать (вместе с кучкой оборотней и негодяев) поражению страны в войне. Автор имеет в виду холодную войну. После какового поражения страна и народ оказались в логической заднице, откуда её победители вылезть уже не дадут





 (8) На практике всё не так просто. Чтобы рассчитать большую кучу народа, требуется получить в банке соответствующую кучу денег, и получить только тогда, когда в банк от предприятия поступят необходимые документы и когда банк их обработает. Но это ж художественная (я надеюсь) литература





 (9) Последняя советская разработка ПЗРК





 (10) В принципе, очень много приличных людей в России поддерживают Зюганова, но автор уверен: товарищ Зю такой же политический проходимец как Жириновский, Явлинский и им подобные. Может быть, товарищ Зю даже хуже, потому что бессовестно паразитирует на наивной человеческой вере в возвращение светлого прошлого





 (11) Лет десять-пятнадцать тому назад можно было управиться всего с одной тысячей долларов, посетив любую европейскую страну. Теперь цены выросли втрое. Но не от того, что подорожала европейская «инфраструктура», и из-за жадности российских туроператоров. Аналогично в любых коммерческих сферах: цены на всё растут не из-за экономической составляющей того или иного продукта с товаром или услуги, а от царящего в российском бизнесе беспредела вплоть до ценового сговора. Государство, увы, ни хрена с этим поделать не может (или не хочет), но почему-то авторитет у президента растёт. Истинно: благодать мерзавцам, приумножающих своё воровское благосостояние в стане равнодушных олухов и всеядных идиотов