Судьба окруженца

    Как хорошо известно, немцы до Москвы не дошли. Тем не менее многие деревни вокруг столицы, хотя и ненадолго, оказались в оккупации, а бойцы и командиры Красной Армии – в окружении. Участь окруженца – малоизвестная страница истории ВОВ.

В советские времена на эту тему было наложено табу. Да и сегодня она до конца не прояснена. Свидетелей событий 1941 года осталось – по пальцам пересчитать. Так что с каждым годом всё призрачней становиться надежда, что когда-нибудь народы бывшего СССР узнают настоящую правду.

 Многие детали этого трагического эпизода той страшной войны я узнал от дяди, маминого родного брата, Цибина Михаила Ароновича. Войну он встретил в Москве, где жила его большая семья: жена, трое детей и тёща. Михаилу повезло пройти всю войну от Москвы до Праги и выжить. Я часто встречался с дядей, но о войне он вспоминал очень редко и неохотно. Особенно о её начале.
 
Дело в том, что осенью 1941 года дивизия, в которой воевал дядя, попала в окружение. Статус окруженцев был какой-то неопределенный. Формально — это были бойцы РККА, прорывающиеся из котла к своим. Однако уже не солдаты — их воинские части в плену прекратили свое существование. Но и не партизаны — за те несколько месяцев немецкой оккупации Подмосковья полноценное партизанское движение сложиться так и не успело.

По сути многие тысячи солдат и офицеров были озабочены почти исключительно физическим выживанием в условиях безвластия. Дядя рассказывал, что неразбериха была чудовищная, вплоть до того, что порой путали немцев с нашими.

В начале октября Михаил Цыбин, московский ополченец, боец 113-й стрелковой дивизии оказался предоставлен сам себе. Немцы, прорвав нашу довольно хилую оборону, рванулись к Москве по Варшавскому шоссе. Дядя решил пробиваться к своим на восток? Ни информации, ни карт у него не было, потому он с товарищами двигался наугад.
 
 Неразбериха была настолько чудовищной, что один раз чуть не перепутали немцев с нашими. Но вовремя увидели, что красный флаг на головном танке украшен белым кругом со свастикой. Свое же знамя мы утратили при некрасивых обстоятельствах.
 
Комдив генерал Пресняков отдал приказ командиру роты разведки капитану Дудкину спасти боевое знамя дивизии из окружения. Тот, едва покинув зону боев, бросил своих солдат, 17-летних мальчишек-ополченцев, на произвол судьбы, закопал знамя, и скрылся в какой-то калужской деревеньке. Ребята, оставшись без командира, тут же попали в плен.

Рекордным и по бестолковости, и, соответственно, по количеству пленных стал знаменитый Вяземский котел. Данные наших и немецких источников расходятся — 9 октября 1941 г. немцы заявили о 663 тыс. убитых и пленных, а, согласно сводке Западного фронта, за весь октябрь погибло, попало в плен и пропало без вести только 66 тыс. чел. Судя по номерам армий и дивизий, завязших в котле, большее доверие вызывают немецкие источники.

 Дело в том, что под Вязьмой прекратили свое существование практически все московские ополчения. Но, как ни странно, потрясающая медлительность нашего высшего командования сыграла даже некую положительную роль. Приказ об отступлении, утвержденный 6 октября, когда кольцо окружения уже сомкнулось, погнал советских бойцов к Вязьме, которую они искренне считали нашим тылом.

 Заварилась грандиозная нелепая каша, в результате чего из окружения и плена ушло до пятой части всех наших войск. Правда, далеко уйти удалось не всем.
Со слов дяди после нескольких боев бойцы его ополчения считали, что ушли далеко на восток. Оставалось только форсировать неширокую реку Угру, и все, уже наши… Но, как только бойцы стали ладить плоты, появились немцы и, согнав бойцов в стадо, повели в Юхнов, где местный скотный двор уже был обнесен колючей проволокой.
 
Пленных было настолько много, что приходилось стоять. Пили мы из дождевых луж, куда и мочились… Дядя провел здесь только трое суток. Вообще-то немцы не знали, что с делать с пленными. Может быть, именно поэтому дяде и его товарищу удалось бежать, зарывшись на первом же привале в скирду, — конвой относился к своим обязанностям спустя рукава.

Положение таких беглецов было аховым. Местные жители за короткое время быстро научились бояться всех — и своих, и немцев. Сил пробиться за линию фронта у окруженцев уже не было. Оставалось только бесцельно кружить по не занятым немцами деревням, дожидаясь подхода своих. Но в крупных селах окруженцы вызывали у местных жителей страх. Дядя вспоминал, что у села Богородицкое голод и холод доконали настолько, что пришлось попытаться проникнуть в ближайший дом.

Мы долго убеждали хозяйку, что Красная армия уже на подходе. Только после этого она дала нам по куску хлеба и по кормовой свекле. Но спустя час в этот же дом пришло несколько немцев, от которых мы спрятались на печи. Они требовали «млеко, яйки, брот», и в ту же секунду все это появилось на столе!»

Через пару дней таки удалось пробиться к своим. И тут, как говориться, ребята попали из огня да в полымя. Все окруженцы подлежали обязательной проверке в Особом отделе. По большому счёту это вполне логично. Не поддается логике только то, что на первом, решающем этапе в подавляющем большинстве случаев дальнейшую судьбу окруженца решал один человек, руководствуясь не всегда понятными мотивами.

Дядю и его товарищей, вышедших навстречу наступающей части, Особый отдел отправил в Москву. На один из фильтрационно-проверочных пунктов Западного фронта, который располагался на Стромынке, в здании общежития пединститута.
Может быть, это и спасло дядю. Допрос состоялся в комнате № 13, где Михаил Цибин, будучи студентом МГПИ, проживал несколько лет. Конечно, войдя в комнату и увидев на месте своей кровати стол с сидящим за ним лейтенантом НКВД, не смог сдержать улыбки. Следователь вспылил: мол, здесь люди рыдают, а ты еще улыбаешься!

 Тем не менее дядю вскоре послали обратно на фронт. А вот его другу, Николаю Смирнову, с которым они бежали из плена, не повезло — тот же лейтенант отправил его в фильтрационный лагерь в Мордовию, где Коля через полгода умер от скоротечного туберкулеза. Вот так реализовывалась всеобщая  шпиономания.
По всей вероятности, необходимости никакой в этом не было. Были разгильдяйство, медлительность, растерянность, страх и как результат — тысячи окруженцев, без вины «отфильтрованных» вплоть до смерти. А сколько раз еще можно было поднять их в атаку…