Ленкино счастье Глава 6

                Глава 6
       Возможно,  равнодушное отношение к школе Ленкиных родителей, их редкий приход на собрание и никогда во внеурочное время, как делали многие другие родители (придут, заглядывают в глаза “Как там мой Алешенька? Ой ой, да что же такое? Может помощь какая нужна, Нина Дмитриевна?”), нежелание оказать лишний раз уважение, стало причиной недолюбливания ее классным руководителем. А может быть Нина Дмитриевна с высоты педагогического опыта видела в Ленке лишь неперспективную в особом назначении, очередную жертву завода-тирана и не считала необходимым участвовать в ее развитии, считая дочь личного шофера замдиректора завода, новоявленного мещанчика, способной самостоятельно определить себе судьбу в пределах городка. В любом случае, отношения между классным руководителем и Ленкой упорно не налаживались и родители не шли добровольно, без всякого повода, в школу.
 
     Невмешательство в ее личную жизнь Ленку вполне устраивало, роль доверенного в особых вопросах отводилась  подруге, выполняющей функцию психолога и советника. За школьные годы много было подружек, но все они появлялись и исчезали загадочным образом, продолжая находиться рядом, в том же классе и школе, но утратившие доверия и исключенные из близкого окружения. А с Мариной у них были надежные, проверенные временем и делами отношения. Они не  раз они ссорились и расставались, одна из них демонстративно пересаживалась на другую парту,  но потом их тянуло друг к другу, они мирились и с новой силой они впивались в свою дружбу, наспех рассказывая о том, что не успели до размолвки. Постепенно, они и ссоры то перестали воспринимать серьезно, зная что непременно последует примирения и незачем тратить время на бессмысленные холодные девчачьи войны.

     Ленка сразу увидела в Марине близкую душу, когда та первый раз в 3-м классе пришла к ним в школу. И хотя они были очень разные по характеру, быстро нашли общий язык и после уроков, не желая расставаться так быстро, успокаивая свою совесть пустыми обещаниями «сначала уроки- потом играть», шли к одной из них домой и там, забросив портфели, варили на кухне домашние «ириски» из сметаны и сахара, по очереди облизывая ложку. Про уроки, естественно, вспоминалось лишь после того как ириски все таки были сожжены и у кастрюльки не осталось шанса быть отчищенной от черного сахара и вечер обещал начаться если не с ремня, то с ругани за опять испорченную посуду. И только крепкая девчачья дружба заставляла одну из них, гостью в данном случае, оставаться до прихода родителей с работы, дабы своим присутствием смягчить предстоящую взбучку и оказать возможную поддержку подруге. Постепенно, их шалости становились серьезней в намерениях и практичнее в применении.

        Например,  им приходила в голову мысль о возможности перекрашивания капроновых колготок телесного скучного цвета в модные черные при помощи таблетки- синтетического красителя. И, не дочитав инструкцию по применению до конца, принявшись за работу с надеждой на положительный исход, а получив в результате чулочное изделие напоминающее по раскраске скорее шкуру больной зебры чем возможное к применению по назначению, они, вздохнув, принимали решение спрятать испорченные колготки подальше от маминых глаз и в следующий раз красить не в кастрюле, а в старом тазике! Заводилой и подстрекателем в подобных делах была обычно Ленка, а исполняли задуманное вместе.
 
     Марина была хорошим слушателем, давала дельные советы и умела успокаивать. Она абсолютно не соответствовала своей фамилии Дубова, тоненькая как тростиночка, с длинными музыкальными пальцами, невероятно худыми ногами и большими карими глазами на вытянутом лице. Родители Марины были инженерами на том же заводе, перевиденные из другого города и не успевшие привыкнуть к унылым будням и хмельным выходным городка. Иногда, взяв с собой и Ленку, они ездили на собственном автомобиле ВАЗ за 100 км  в областной центр в театр, музей или на концерт. С семьей Марины Ленка впервые в жизни побывала в настоящем ресторане, ела ножом и вилкой в то время как на маленькой сцене в углу зала пела толстая певица в бархатном зеленом платье и огромным начесом в волосах. Маринина мама была моложе Ленкиной и совсем другой: стройная, кареглазая, с длинными волнистыми волосами, ухоженными ногтями, покрытыми розовым перламутровым лаком и несмотря на высокий рост, всегда носила туфли на каблуке. «Походка делает женщину женщиной!- говорила она девочкам, и добавляла:- не сутультесь!» В цветной блузке с подвернутыми рукавами, завязанным на длинной шее шелковым платком, замысловатыми серебряными с зелеными крупными матовыми камнями серьгах и джинсах, она была больше похожа на старшую сестру, чем на маму.

    Папа был очень красивый, с хитроватой но добродушной улыбкой, и подмигивал девчонкам , видя как они прижимаясь к окну машины провожали взглядом сверкающие огоньками витрины магазинов областного центра, когда они все вместе возвращались из театра: «Ну что, через пяток лет вы тут вечерами гулять будете. Вот окончите школу, поступите в институт и останетесь здесь.....Да, Натусь? -обращался он к жене,-отпустим Маришку в институт». «Поживем- увидим»,- отвечала Маринина мама с переднего сиденья.

     Они завозили уставшую и набравшуюся новых впечатлений Ленку домой, и ехали к себе на соседнюю улицу к тоже пятиэтажному, но не по хрущевскому стандарту построенному дому. И хотя убранство их квартиры было не такое богатое на мебель, ковры  и хрусталь, как Буряковых, да и в холодильнике особо вкусного не водилось, находиться там было интересно и полезно. В большой комнате был огромный, во всю стену, книжный шкаф, в одной части которого располагались книги отца по химии, энциклопедии, старые и новые папки, потрепанные тетради, и эту часть категорически трогать было нельзя, то другая часть была в полном распоряжении девочек- это была хорошая библиотека художественной литературы, и из которой Марина с радостью делилась с Ленкой. Марина была абсолютно не жадной и бескорыстной во всех отношениях, а уж для Ленки ей ничего было не жалко.

     Ленка иногда оставалась ночевать у Дубовых, еще когда Маша жила с ними и делила с сестрой комнату. Но мать отпускала Ленку неохотно, словно ревновала к той, чужой по всем категориям, семье. Да и Ленка возвращалась оттуда немного другая, словно наспех нахваталась чужих мыслей, однажды за ужином заявив: « А жирная еда вредная, и вообще, тетя Наташа говорит что после шести нормальные люди не едят!» Николаша, воспитанный сам на полном молчании в присутствии отца,  обдал дочь многообещающим удивленным взглядом как кипятком, заставив не только замолчать, но и пожалеть о сказанном, но борщ с юшками жира, не доел.  Когда же Ленка осталась единственной обитательницей девчачьей комнаты, походы с ночевой к Дубовым были упразднены, несмотря на некоторые Ленкины попытки придумать везкую причину.