Тридцать шесть часов из жизни суки

                Всеканарский Союз Содействия

                ХАРАКТЕРИСТИКА

«Сука. Трехлетка. Длинношерстная.  Русская сторожевая. Дворовая. Дворняга. Крупная. Добродушная. Смыленная. Верная. Ответственная. Себе на уме»

     Сука подремывала у своей покосившейся будки, слушала тишину. Над поселком и вокруг километров на пятьсот висела пустая тишина. Где-то поодаль, ну, за девятьсот, тарахтел товарняк, но и его не было слышно. Сука просто чуяла….
     Имени у суки не было. Да и кличка никак не приживалась. В зависимости от настроения Хозяин звал ее всяко по-разному. Когда просто хотел подозвать, орал: «Сука, бли, Кабысдох, иди сюда! Кому говорю!?». Ну, эта кликуха, скорей для кобеля… В хорошем расположении лопотал что-то длинное и невнятное: «Жратьсратьглоткудрать…». В какие ворота?... Чаще всего хватал челюсти правой рукой, мотал из стоны в сторону и лаялся: «Ты, сука, чо? В глаза гляди, Фря поганая! Ты на кого тянешь? Молчи! Ты на кого бочку катишь? Отвечай! Урою, Фря! Мордой вниз, хвостом наружу. Поняла, нет, да?»… Поняла, поняла…Он может…Фря, конечно, неплохая кличка. Звучная. Благородная. Французским духом отдает… Но зачем сразу за морду? Обидно же… Ладно, сука, так сука…. Однако, полночь… Спать, старуха, спать…
      Сука протиснулась в конуру. Опять гвозди в жопу на всю ночь. А иначе никак. Токо на правом боку, да и то – лапы наружу. Ни одна уважающая себя собака не станет спать спиной ко входу…
      Это жилье Хозяин сколотил ей два года назад, когда она еще щенком была. Тяп- ляп, лишь бы никак. Из старых, сырых досок, без пола. Зато щели шириной в лапу. Руки из жопы. Чтоб ты себе тесный гроб сколотил с гвоздями во всех местах!
     Тут еще течка пришла некстати. А когда на была кстати? Хозяин заметит, за морду – хвать и вантузит: «Ты чо, сука- Фря, удумала? Даже мечтать не моги! Я твоих ублюдков еще в тебе вместе с тобой утоплю! Гляди у меня!». Импотент хренов…
     Сквозняк. Сука долго пыталась уснуть. Любовь вот такая… Хоть криком вой… Вой - не вой, никто ухом не двинет. Дрыхнут козлы вонючие! Знают, что сегодня незачем сторожить: в такую тишь да темь ни один злочинец из дома не выйдет -  себя забоится…
     Очнулась ранним утром – гвозди исчезли! Вот и славно. Хоть выспаться всласть… Окончательно проснулась сука довольно поздно. Блаженно потянулась и… Что это? Лапы ни во что не уперлись…Сука открыла глаза – над головой во все стороны голубело небо. Будки нету!
     Сука лежала стрункой на мягкой, теплой травке, какой во дворе никогда не росло. Что такое- что такое? Сука вскочила, но цепь сбоку не тренькнула, ошейник не рванул в сторону. Их не было! Куда все? Кто посмел? Сча порву, бля!
     Обчистили, слямзили, сперли! Скоммуниздили все имущество! Шакалье! Волки позорные!
     Но и сама хороша: прошляпила, просрала вещички. Суку аж затошнило  от стыда…
     С другой стороны, наверняка, спецы работали, профи… Конуру тихо подняли, и вся недолга. Цепа одним концом крепилась к будке, а вторым – к ошейнику. Ошейник расстегнули, и воруй – не хочу. Просто, как огурец. Все скучковали и уперли. А суку оставили. На хрена им такая сторожевая…. Опять затошнило…
    Шаурмисты – коммунисты, чурки бритоголовые! Мигранты! Понаехали тут! Коренных жителей выселяют, последнего добра лишают! Говорят, что эти манкурты собак вместе с будками жарят, а потом на трассе шашлыками торгуют. Эти -  могут. Люди врать не станут. Загрызу к свиням собачим нах, урою!
     Сука огляделась внимательно. Никого, конечно, нигде не было. Но было что - то другое. Что-то не так… От забора до забора двор устилала мягкая, короткошерстная травка… Солнышко блестит, ласточка с веною в сени к нам.. Тьфу, черт! Откуда наброс? В небе сквозила тысяча ласточек, каждая – с весною. Счас все загадят. Но – нет… Странные какие… Ладно, разберемся… И с травкой этой тоже. Сначала -  пропажа…
   Будка…Жилплощадь. Харе, все-равно менять. Цепу жалко, обрыдла вся, но своя же…А вот ошейник! Он же не просто единственная одежка приличной собаки…Он – паспорт, удостоверение личности! Ты в ошейнике, значит, чейная, чья- то, хозяйская. Личная! Ты – личность, а не что- нибудь, хоть кто, как некоторые ничьи никакие, синюки ацетонные, бомжи тухлявые! Вот ты теперь такая бомжиха поселковая и есть! Сейчас сука чувствовала себя дважды голой, словно сначала остригли, а потом содрали шкуру…Сквозняк,бля! За морду бы тебя да в грязь! Поделом! Морду Хозяин набьет, за ним не заржавеет.
      Сука кинулась к хозяйской конуре, чтоб уж сразу – морду… Ну и насчет паспорта посоветоваться… Но по дороге наткнулась на свою миску. Свою, свою. Правда, миска была вымыта до блеска – ни разу так. Однако свою миску сука узнала бы даже на выставке императорского фарфора. Постылой «овсянки-сэр» в миске не было. Это хозяин всегда так говорит, когда приносит еду из кухни. «овсянка, сэр!»…
   На дне посудины нежился Pedigree - Педигри ПАУЧ для собак Дичь в соусе. Сверху вальяжно расположилась не хилая мозговая косточка с хрящиками и прирезями мяса. Сука слыхала, что такое бывает в мире, но не видела никогда. Косточка парила прозрачными струйками. Значит, только что, то есть, тёпленькая… Запах – песня песней! О, опять! Но красиво… Сука сглотнула обильную слюну…Павлов Иван Петрович – академик вишь…
   И кто же нам все притаранил? И почему? Сука не набросилась на вкуснятину, а прижав миску левой лапой, насторожилась. Кто дал, тот и отберёт. Дарителей не наблюдалось. Впрочем, и претендентов тоже. А нам их на фиг не нать!
      Справа шевельнулось тёмное пятно. Мелкое, не опасное. От крыльца дома, распушив хвост и брезгливо задирая лапы, сквозь незнакомую траву к суке пробиралась Дуська-шоколадка, сиамка-недомерок. Ориентальная. Хозяйская любимица. Породистая – стервь! Её писклявых недоносков Хозяин никогда не топил, а наоборот – продавал задорого. Поштучно. И пропивал. Поштучно. Иногда на две недели хватало – в зависимости от помета.. Вот и нянькается с ней: «Кушай, Дусенька, питайся, махонькая». И всякие вискасы да рагу с перчиком для секса, витамины, то-сё… Дак Дуська и без витаминов к сексу всегда готова, как юная пионерка. У неё для этого дела даже свой личный, постоянный хахаль имеется. Тоже ориентальный. В городе живет. Ну, при постоянном не очень-то разгуляешься. Но хозяин возит её регулярно по потребности. На велосипеде. 16 километров! Секс-услуги, сводник старый.
     Когда наступала пора, Дуська лезла Хозяину на плечо, совала влажный нос в ухо, топала лапами, пихалась и мявкала басом. Потом неслась к велосипеду и вспрыгивала в багажную корзинку: «Вези, шеф, с ветерком!». Хозяин вёз…
    Оставив Дуську у хахаля на три дня (во -  секс!), возвращался злой и красный, как чилийский перец… Угостил однажды, фашист …
    С собой привозил бутылку городской водки и пакет розовых пряничков. Диабет у него.
     Метался по двору, вздымал мусор, пинал велосипед и орал, обращаясь к суке: «Не, ну, ты прикинь, да? Прикинь: мне 56 лет. 43… Погодь…Да – 43 года я трахаюсь бесперечь, как честный человек и гражданин! И никогда, никогда ни одна ****ь слышишь, не платила мне за любовь! Гусары денег не берут!! Поняла, нет?... Поняла, чо уж там… Последние три года у «гусара» не было никаких ****ей. Сука бы учуяла. Впрочем, порядочных женщин тоже не было…
     А Хозяин разорялся дальше: «А этот клок дерьма, гламурный подонок, глиста уринальная - с меня баксы тянет! Баксы, бля!! С меня, бля! С потомственного афганца, с трудового народа!!!
    А ы знаешь, что у него своя отдельная комната имеется со всеми удобствами? А ы знаешь, что он, сука, за спиной нашей Дусечки  дерет еще пять лахудр, и тоже за баксы! Удавил ба! У меня и шнурок есть, он видел, палла… Дуську жалко…». У Хозяина на шнурке всегда телепался анодированный крестик….
     Как же,  Дуську ему жалко… Ага… Баксы ему жалко. Он сам Дускиных кутят за баксы втюхивает. Баксы – сила! За десять баксов можно купить две бутылки хорошей водки, а за десять рублей – токо пачку хозяйственных спичек, гори они огнём…
     Дуська, наконец, подобралась вплотную, боднула в шею – поздоровалась. Полезла нюхать косточку. «Удались – не обломится» - сказала сука. Дуська не обиделась, села рядом, стала вылизываться. Волнуется, знамо. Странно всё, стремно. Пусть сидит. С ней спокойней – своя. Миска вот тоже своя. Может и двор – свой?...
     Жракалка точно потусторонняя! Тут версия нужна. Отрава, вряд ли. Больно чистый дух.. Ведь обычно как бывает? Человеку требовается, он идет и берет, не спрашивает. Эти тоже не спросили, но у них, может, совесть была лишней… А дома мозговых косточек до потолка и Педи-гри ящиками. А вот имущества своего нету. Решили махнуться. Мы – вам, вы –нам… Типа, бартер… Кислая версия. Другой нет. Жрать пора. Сука знала, что съеденное не отымут. Это кем же надо быть?
     Педи – гри сквозанул в желудок, как домой. Эх, торопнулась! Зато косточка вот. Даже не остыла. Сука неспешно занялась косточкой. Песня. Песня песней. Телячьи нежности! Умереть – не встать.
    Но пришлось. Захмелевшая от вкуснятины и сытнятины сука положила голову на передние лапы для вздремнуть и с этой позиции увидела, что калитка открыта настежь… !!!...
     Сука на прямых ногах медленно двинулась к переулку. Дуська увязалась следом – прихватывала за ляжки, висла на хвосте.
«Сгинь! Что ты понимаешь в свободе, животное домашнее? Приживалка…» - строго сказала сука. Дуська отстала…
Из переулка жахнуло по носу веером вольных запахов. Через секунду сука летела взъерошенным чучелом, к чертовой матери куда. Свааабода, бли-бля! Прости, народ – эмоций много, слов нет. Токо бли да бля… Свобода!!!
      Набегалась, накувыркалась, налаялась, накусалась…. Натрахалась до ушей – любо! А еще зайца меж гаражей загнала, ага! А то «сторжевая, сторожевая…» А гончую не хотите нах?
     Только к полуночи «гончая» приплелась домой. Калитка была открыта. Ждет, волнуется… Морду набьет…
     Во дворе - трава… На траве – дрова. На дровах -  братва… Откуда опять снова нахлёст? Жрать и спать… Спать хотелось больше. Миска была пуста и без запаха. А должен бы… Ну, и где же тут прикажете спать? На травке, с открытой калиткой? Нехорошие-плохие отморозки враз набегут и утащат. Молодая, красивая, гончая! Вчера не успели, сегодня как пить дать. Нельзя спать, стеречь себя надо…
      Сука поднялась на крыльцо, может быть к дому не сунунтся…
     Тут было ещё опасней: крыльцо ни чем не пахло. Так не бывает, но вот же оно! Сука сунулась в дыру под крыльцом. Нос зашибла – дыры не было! А еще вчера туда можно было Борьку – хряка соседского запихнуть. Хозяин не раз запихивал для смеха…. Дела…
      Сука прошла на середину двора подальше от всех заборов и завыла. Выла горестно, оплакивая скорую свою кончину в руках живодеров – шашлычников. Выла долго, но нигде не хлопнула дверь, никто не отматерил, как следовает, не бросил камень в её огород. Вот это – всё, полный альбац. Конец света. Сука рухнула в траву и затихла. Может, молилась, может, спала, может быть, сдохла….
            Не дождётесь! Гвоздики торкнулись, куда надлежит: «Не ёрзай, сучонка… Свои». Значит, будка… Вот она! На брюхе гарцевали сытые блохи. А это ошейник… Здравствуй, блохастый собачий паспорт! Под ошейником вяло копошились эти. Гниды знают, где тусоваться: из- под ошейника их трудно добывать. Сука сдвинула ошейник на уши. Слева золотыми колокольцами тренькнула цепа… Сука выползла наружу. Цепь показалась ей короче. чем была раньше. Знамо дело: распил, откат… Бартер, типа…
     Сыро. Во дворе пластался привычный застарелый срачь -  окурки, жвачка, пробки, расплющенные пивные банки,пластиковые бутылки… Культурный слой, культурный слой…
     На крыше будки лежал кожаный намордник. Новяк – муха не сидела. Старый, пластиковый, сука еще в прошлом году прикопала в мусоре, а тут -  вот… Кто припер? Сука нюхнула. Хозяйский! Не в том смысле, что с себя снял, а купил, подарил!  Может, погулять сходим… Хорошо бы погулять мимо Рыжего с улицы Кюхельбекера. Дурак он редкостный и бандюган вовсе отвязанный, но красив, собака!  Магазин, кстати, там…
     Жутко хотелось пить и жрать. Пить хотелось больше. Сука вволю напилась из лужи под водостоком. Жить стало очень веселее. Затем направилась к седому, почти разваленному сараю в углу двора. Там ржавел столетний японский мотоцикл без колес и еще куча железной рухляди. Раз в год, в конце апреля, Хозяин примерно с час перекладывал с места на место всю эту хрень, бормоча: «Человек, блин, должен трудиться, трудиться и ещё раз…». В сарае запросто могли прятаться мафиози. Сейчас их, конечно, не было, но раз могли, значит прятались не раз. Сука вежливо, но сухо сказала в сторону сарая: «Дорогие жулики и воры! Большое вам спасибо за то, что вы вернули нам наше имущество. Это очень мило с вашей стороны, воры». Никто не ответил. Ну, и фиг…
     В миске громоздилась стылая комками «овсянка- сэр». Дуська на крыльце лениво гоняла толстых, ленивых мух, которые вяло уворачивались и шлепались обратно на крыльцо. Всем было скучно… Пусть скучают. Надо было поспешать: Хозяин увидит кашу, обидится  и голодом будет пытать до завтра. А за пустую миску, может, и похвалит…
     Успела. Хозяин уже маячил в дверном проёме. Но подошел далеко не сразу. Он уж принял свои сто пятьдесят на вечернюю закваску и слушал, как оно там внутри. Оно было хорошо. Потом хозяин кашлял, харкал, скрёб когтями седую грудь, кряхтя и охая, оглаживал вислые бока, особенно - правый… Затем мял и тискал двухэтажный живот. С трудом добравшись в нужное место, подробно чесал яйца, мелко постанывая… Наконец, стал мочиться с крыльца. Ну, «с крыльца», пожалуй, круто сказано. В основном – на крыльцо. И это правильно. Его дом – его крепость. Метки надо регулярно обновлять. А то какой придурок разбежится в гости, учует метки и – обратно. Не фиг по гостям шастать! Потом портянки из дома пропадают…
     Сука пёрла в хозяйскую конуру только будучи щенком, субординации не знала. Последние два года даже не совалась. Не Дуська, чай… Нельзя! Хозяин-свой, а дом – евойный. Закон есть закон…
     Подошел Хозяин приласкать. Развернул к себе хвостом и пнул. Не обидно, по-товарищески. Но в самое то место угодил, где гвозди. Ничего, любя ведь. Любя! Сука рванулась лизнуть Хозяина в руку, но промазала: он уже к дому повернул. Но в жопу лизнуть успела. Тоже хорошо. Хорошо-то как!
Вот это и есть счастье. Всё своё, все свои – порядок. Двор, будка…. Намордник, вот… Хозяин, даже Дуська – стервь….
     Сука присела к своим поближе. Вертела хвостом – хорошо…
     Хозяин стоял на четвереньках перед Дуськой, помогал ей гонять мух. Веселей пошло. Вельветовую, линялую жопу направил вверх, пузо выкатил до колен, мохнатыми руками шурует… Ну, чисто пёс шелудивый! Так он и есть собака. Свой… Только что вот на задних ходит. Иногда… Сука тоже может иногда!
      Сука вскочила на задние лапы и легко пошла по двору. Даже не споткнулась.
     Хозяин ржал под крыльцом. Сучил задними, орал: «Окстись, сука! Упань, чучелла! Я счас сдохну через тебя. Не смеши народ, он и так смешной».
    Сука, довольная, шлепнулась на брюхо. Потрафила! Вмастила! Хорошо! Она перекатывалась с боку на бок, пинала задними лапами мусор от себя и весело скалилась. Как вчера в пыльном переулке…
    А что, кстати было вчера? Сваабода, бли! Ну, да, свобода… Но что именно чисто конкретно происходило? Набегалась,, напрыгалась, налаялась, накусалась… Все столбы пометила: приходите, ухажёры, я вас очень угощу! Набежали. Много. Много – это сколько? Не помню… А звали-то хоть как? Ни в одном глазу… Ну, это поправимо. Сука  прочихалась, внимательно обнюхала причинное место и застыла: течка была, кобелей – нет... Это как? Это что? Даже зайцем нигде не пахло… Фиг с им, с зайцем, они тут отродясь не водились. Но кобели!! Свобода же! Обман лютый…
    В глотку плеснуло горечью, обожгло язык. Гнусный, но  знакомый вкус прочистил мозги… Дура, таки дура, да! А не надо, не надо было давеча мухоморов нажираться! Хитрожопец, диверсант, агент иностранный два метра до мусорки не дошёл и сыпанул через забор в огород полведра мухоморов. А ты позарилась… Халява, плиз… И - сваабода, бли, кобели тут тебе, травка зеленеет… Педи-гриб!...
       Сука прилегла у будки и мучительно задумалась обо всём сразу: свобода, счастье – жизнь, то есть… Сразу трудно, а как по   
другому?
     Вот свобода. Это же глюк! Какая на фиг такая? Это навага, тиву ма в кислодром!  Мрия. Морок лиловый. Сивая бредь…
А есть счастье. Это правда. Оно вот. Двор, имущество. Хозяин, Дуська там…Почти семья….
     Что человеку… Пардон, что человечей собаке больше надо? Счастье, которое вот, или свобода, которая ни вот и ни вон? Это глюк, это звук, это слово такое, гвоздь в жопе, мухомор  краплёный, сквозняк!
      А счастье – вещь, её понюхать можно, лизнуть, потрогать, куснуть даже… И будет только хорошо. Есть счастье! Не все это знают. А надо бы… Лишь только тот достоин счастья и свободы, кто каждый  день идет… Ага, счаз! Разбежалась! На грибуёчки подсядешь, к осени с дистанции сойдешь к свиням собачим нах. Даже в шашлыки не примут….
 А может, счастье и свобода – в одном флаконе? Сука даже хрюкнула от такой мысли…
     Сыро. Знобит, однако… То ли от вчерашней (ха-ха!) свободы (три ха-ха!), то ли от сегодняшней жданной радости, то ли вот от этой сиюминутной трудной умственности, а может быть, и от холодной каши суку трясло и покачивало. И происходило что-то ещё. Странное. Новое. Что-то ещё…
     Генная память напомнила суке, что у собачьего народа издревле, ещё с диких времён существовал свой длинноволновой канал дальней связи. Пользовались им редко, только в особых случаях. Или по глупости. За глупость наказывал. Быстро и тихо. Свои же, соседские приходили и наказывали. Вот этот канал в суке сейчас и начал формироваться. Она должна была что-то сообщить своему народу.ьНу, хотя бы соотечественникам…
    «Почему я? Я – кто?» - затосковала сука… Она представила себе всю свою необъятную Россию, землю, которая не любит шутит а ровнем-гладью разметнулась на полсвета от Калининграда до Камчатки, да и ступай себе…
     А хозяин говорил, что Россия скоро покроет весь мир, как кобель сучку. Ему по телику сказали, что Россия сможет. По телику никогда не врут. Зачем?
       «На Канары махнем без визы, поняла, нет? Там собачий рай…».
Лучше бы тут…
     Хозяин уже, наверняка дважды добавил и дрых без задних. Хорошо. Ему незачем видеть, что сейчас произойдёт.  А оно от-то то уже вот-вот и началось…
     Сверху от диафрагмы набухал теплый эластичный ком, который мягко, не в такт сердцу, пульсироввал, продвигался, вверх, осторожно раздвигая  ребра… Не больно. Тревожно. Грудная клетка раздалась примерно вдвое, превратившись в мощный  колокол, направленный в глотку…  Шар уже пульсировал в глотке – уминал её, раздвигал, расширяя шею тоже… Дышалось легко.
     Блохи сдохли!

        !!!

 Челюсти широко распахнулись и застыли. Уши  напряглись вперёд и вверх, замерли… Пора.
      Сука осторожно вышла в центр двора, мордой к югу, мягко присела на задние лапы. Мерно перебирая передними, стала вписывать  себя в некий круг по часовой стрелке. Одновременно она плавно направляла морду то к горизонту, то в зенит. Снова и снова….
      Круг замкнулся. Из пасти выкатил прозрачный, переливчатый шар, пролетел сквозь калитку и пропал. Сразу пошел звук. Вой? Нет. Тон-звук. Негромкий, низкий, но чистый и ровный. Облака на юге полыхнули желтым  и гулко грохнули. Сигнал прошел!...
    Через десять секунд на западе, над  тамошними европами кокетливо перемигнулось розовое с голубым и громко, неприлично пукнуло. Север пропустил сигнал сквозь бледно – зелёным вертикальные сполохи и сухой треск. Ну, близко же… Зато  на востоке цвето-музыка каруселилась почти три минуты….
   Круг замкнулся. Звук погас… Но челюсти не сомкнулись. Может быть, что- ещё?
   Сука, сосредоточенная на непростом сеансе связи, не сразу поняла, что именно она сообщила в своем послании народу. Теперь – другое дело: «Суки российские, кобели русские! Братья и сёстры! Кончай ночевать! Счастье проспите. Счастье есть! Я знаю!». Лаконично, ёмко, по делу… Умная потому что.
   
     Через пять минут земля качнулась. На посёлок пало многоголосье стапятидесятимиллионного сводного российского народного собачьего хора: «Дура ты, сука, глупая…». Сука зажмурилась, ожидая злючей и неминучей… Но пронесло.
    «Мы не спим, не волнуйся. Мы бдим. Мы ждём счастье. Счастье есть! Мы знаем.»
      Уши дрогнули, расслабились. Челюсти сомкнулись. За забором весело скалился и вертел обрубком хвоста блу-терьер Фредди. Поздравлять пришел. Наказывать тоже примчался бы первым. По- соседски. Сука смачно зевн;ла прямо Фредди в пасть. Педик старый. Устала. Озябла.
     Земля опять дрогнула. Пришел объединённый ответ из Монголии и Китая. « Баярлах. Хао. Сесе». Северо-корейские съедобные друзья молча промолчали ….
    Мелкий, серый дождь уже кропил землю.
    Шея, глотка, рёбра тихо стали возвращаться на прежние  позиции, но на полпути остановились. На какой такой случай?
    Оставалась небольшая проблема: В лаконичном собачьем языке достаточно много похожих по звучанию слов. Слух помогает. Интуиция, чутьё (у собак- это не одно и то же). Народ сказал: «Мы ждём счастье». А слова «ждём и караулим» -  близнецы-братья. Что сказал народ?
     Сука рассудила так: Ждут те, у которых счастья пока нет. А  имеющие – караулят, чтобы ждущие не покрали. Логично…. Ладно, разберутся. Лишь бы не было грызни. Сука вздохнула.
     Пора в будку…  Едва влезла. «Растем над собой!» - горделиво ослабилась сука.
     Сквозняк брызгал дождем. Струйки воды подтекали под правый бок, но пока пробирались сквозь густую шерсть, успевали согреться…
     Серый, мелкий, дождь монотонно кропил землю России. От Калининграда до Камчатки не было сухого местечка. Газетные обрывки, кружившие над страной с утра, давно вмокли в грязь и в мусор, смешались с ними, и эта смесь набухала, подымалась, опадала вниз. Снова и снова… По всей земле вспухали серые, в крапину, тусклые пузыри. Ровное щелканье тепалось повсеместно: шпок, чпок ,блюм, шлёп… Пузыри наполняли воздух Родины знакомым, русским духом.
      Кто-то тихонько, но внятно тявкнул в затылке: «Канары, бля!». Сука  вильнула хвостом, но не проснулась.
     Дождь.
     Солнце за весь день так и не показалось…

Санкт-Петербург  -  Тель-Авив
          05. 2014