Всё из Ничего. Книга Вторая. 0151

(Книга вторая "Уроки боговедения". Круг Третий)

       Глава шестая "ПОЛЁТ ИДИОМАСТА"

   Настроение было скрашено злорадством, но это нормальное состояние для маргинального состояния. Многие смотрели на других весьма выразительно-плотоядно! Был, выдвинут проект о некоей переорганизации Флоры, особенно в плане Мастодонтов, типа Динозавр, Стегозавр, Изиавр и ещё один лепший друг Фауны – Тугозавр. Последний, был не из последних, кто был заброшен, на зреющий ещё тогда Мир. И он отпочковался от Изиавра, а назван был в силу своей Тугой сообразительности, по части добычи. Сначала думали, что это бракованный экземпляр, но потом оказалось причина в ином. Именно, из-за его «тугодумия», он и получил это имя. Тугозавр не только не отмер, а даже дал большое наследие себе подобных. А точнее стал первым представителем из монстров, по классу «травоядные». Когда состряпали Планетоид, то надо было от начала, дать обжиться Флоре и Фауне, а уж потом думать о заселении, Буками. Видать по запарке, или не подумали, или не учли, но факт, что Флору тоже кто-то должен был пожирать!? Первые Мастодонты бились друг с дружкой за право существования. И поедали друг друга, пока не появился Тугозавр, набросившийся на растительную пищу! Нельзя относиться к природе-матушке, как к безмозглой корове, умеющей только мычать и жевать свою жвачку. Ибо природа, по «рассудку» может запросто потягаться с самим Богом! Ибо она во имя создания экологической цепочки, и позаботилась сама о «растительных хищниках». А дальше было как в кино. По части Инстинкта Выживания, большое развитие получил и Инстинкт Размножения, и как вся Флора, так и естественно Фауна стали скрещиваться друг с дружкой!!! Сначала, в новом приплоде стали появляться более мелкие Звери, чем их предки. И неповоротливые в дебрях Динозавры, сменились более юркими и шустрыми, Диплодоками. Но были учтены и Ящерки, которые в ходе ранней эволюции, дали новое звено, более мастистого Зверя, и как Хищника, так и Травоядного. Были и те, кто отчасти питался и тем и другим. Популяция Мастодонтов так толком и не разрослась новыми видами. Зато их более шустрые но мелкие по габаритам потомки, росли в количестве разновидностей, от скрещивания разных видов. И это опять Природа Эволюции. Когда бросали Десант, Звери насчитывали около 14 видов, и процесс скрещивания в поисках оптимального вида продолжался. Правда, не все из ранних видов выжили. Самая живучая и свирепая была некая Омакураза. Потом Этиты Олимпа, получая виды с отражения Неба, были во истину поражены и видом и формой и манерой поведения самых разнообразных Зверей и Птиц! До чего ж Природа Эволюции богата на такие фантазии и воображение. Никто по началу и представить себе такого не мог!? Единственное что утешало, что жёстких рамках Планетарной Системы, - Материя, не была столь гибкой и управляемой, как в Мире Тумании, где Психически можно было изменить и Форму и Цвет и даже отчасти Структуру. И притом что сам вид Материи сохранялся. Хоть и не все виды Материи поддавались воздействию. И, во-вторых, на Дао Цзы из-за ускоренной Эволюции, даже Камни Валуны, имели короткую жизнь. Тут же даже Колизии могли жить неограниченный срок, но при условиях правильной «эксплуатации». Но в плане разнообразия и красок, Туманию даже нелепо было ставить рядом с Дао Цзы. Одним словом -«ду-ю-ду», или каждому – своё! (Кстати, это «ду-ю-ду» от Аксёна, получило применение в некоей Словарной Формуле. Формула состояла из двух деепричасностей «ду-ю» и «ю-ду», где «ю» было центром переворота смысла. Оттого ныне Аристокль мог именоваться – Юз, или о ком-то важном, - «Вот важный Гусь, эдакий - Юз!»… )
 
    …Утро выдалось туманным. Хотя тут в горах Угии, на высоте почти в несколько ростов самого высокого дерева Шурм-хой, - туман стелился ниже, чем небольшое плато обжитое неким Ухха–Тага. И казалось что чуть ниже плато, начиналось целое море из тумана, скрывающее в себе даже Дебри. Ухха-Тага, был из Урзи, т.е. Охотников, а имя своё получил от небольшого увечья в ходе поединка со зверем Бурга-ух. И переводилось имя, как – Кривой Палец. Ибо разогнуть сей злополучный палец, он более не мог из-за пораненных сухожилий. Ухха-Тага переживал, что вечером, просидев у огня в пещерке допоздна, забыл посмотреть расположение Звёзд на Небе. И теперь гадай, благоприятствующее ему расположение Неба на этот день или нет? Можно было гадать на дыме от костра Очага, но нужен был лист дерева Буша-Тука. На бодяге Ачхи, не какой безумец, гадать не станет! Да у него и не было этого напитка безумия. И он вспомнил какой-то фрагмент из годин более ранних, когда он, нализавшись до умопомрачения этого Ачхи, сиганул с края плато прямо в гущу дебрей, но каким-то чудом успел зацепиться за ветку дерева Пом-пай!? Отныне полагал воздавать хвалу Духу Иммуа, одному из незначительных духов Дебрей, за своё спасение. И вспоминалось это с каким-то противным содроганием, ибо это его тогда моментально протрезвило. Теперь было как-то стыдно за тот случай. Во же память как блоха зараза, уцепит именно то, что запамятовать лучше, и зудит порою, внове, не отстанет. Туман отчего-то напоминал большое небесное облако, которое, решив отдохнуть от полётов по небу, решило опуститься на землю, как какая летающая тварь, опускается на дерево. Восхода солнца из-за гор не было видно, но небо на западном небосклоне начинало немного светиться при восходе. И выйдя на край всего маленького плато, Ухха-Тага воззрился на западное небо. Похоже, что небо начинало заниматься. Туман скорее рассеется к полудню, словно уйдя под землю. Кое-кто из Чудиков полагал, что так облака небесные порождаются из-под земли и умирают, уходя туда на погребение. Но Ухха-Тага не был из Чудиков, и Духов знал лишь настолько, насколько было ему, как Урзи, необходимо. Он подошёл к стене горы у входа в пещеру и завалил грубым валежником вход, от случайного Зверя или Птицы. Пробудившись, он сварил себе бодрящего настоя листа дерева Хоуч-жоу, и травы Патчай (трава мало значила и имела одно имя), и теперь чувствовал себя нормально взведённым. Рядом со входом он заметил свои каракули на стене, сделанные в знак памяти про особо удачные случаи в Охоте, при помощи камня Чиркка, самого из прочных камней. Из того камня и делали себе ножи, топоры и наконечники для охотничьих копий. Иногда, глядя на какой-нибудь из знаков нацарапанных на стене, можно было почувствовать Дух Удачи, и тогда идти на Охоту на того Зверя, которого этот знак отображает. Некоторые знаки надо было подновить, ибо они обветрились, и от воздействий дождей и солнца, почти поистёрлись. Теперь пошла новая мода, на изображение знаков духов. И основой тому стало открытие свойства вязи Гонкай (глина), затвердевать при обжиге огнём. Из этой вязи лепили эдакие дощечки, которые потом разглаживали при помощи воды. И отточенной палочкой выцарапывали на ней знаки, а после обжигали в огне. А так же лепили всякие горшки, чаши и прочую утварь. Стали делать даже ножи из вязи, хотя они были ломкие, но острые. С момента появления бодяги Ачхи, прогресс быта пошел, что называется в гору. И всё стало стремительно меняться в устоях жизни. И Племена стали обрастать новыми вещами и открытиями. Ухха-Тага тоже подумывал обзавестись себе такой дощечкой из вязи, для записи знаков. Он вдруг вспомнил, что хотел взять с собой «горного сока» Ламука, эдакой густой горной вязи жёлтого колеру, что помогала, как и от залечивания ран, как и от многих тяжких хворей. Некие считали, что этот Ламука – кровь Духа Гор. Ламука можно будет, и обменять на такую сырую дощечку, которую потом можно самому обжечь на костре. И он снова стал шустро разгребать завал входа в пещеру. Подмывало чертыхаться, но по утру и перед Охотой было нельзя, ибо прогневишь Духа Охоты Бурзи-арзи. Когда он уже вновь заваливал вход в пещерку, то обратил внимание на знак о Охоте на Зверя Мурза-уяа, который ему о том намекнул. Сей Зверь на мясо был не пригоден, но Шкура от него хорошо ценилась и была красивой. Право зверюга хитрый и вёрткий, и поймать его очень тяжко. Зверь такой и сам может тебя, добычей сделать! Но раз Дух Бурзи-арзи ему дал намёк на сей знак, то ослушаться нельзя. Мурза, так – Мурза. Пора уже и в путь…
- «Умба-Тука, умба-тука!», - повторял он про себя тихим придыханием, вымеряя шаг лёгкого бега, тем, ублажая грозного Духа Дебрей. В руке было копьё, за повязкой пояса длинный нож, на левом плече моток прочной верёвки, свитой из тонких лиан Ишиака, которую надо было постоянно хранить залитой водой. К верёвке пояса был привязан мешочек, сотканный из трав Машхи, в коем покоился комок Латука. Туман ещё не рассеялся, но видимость была уже с парку (примерно с двадцать) шагов. Спустившись по тонкой уклонной гряде с плато, он пересёк перешеек пустоши поросшей травами, и углубился в Дебри к западу. Затем замер, вслушиваясь в негустой и нестройный хор голосов Птиц и Зверей. Похоже, сегодня придётся немало пройти в поисках этого Мурза-уяа, но испытания надо преодолеть. Поблизости опасных Хищников вроде не ощущалось, а если таков оказывался рядом, то у Ухха-Тага начинали словно сами шевелиться волоски на коже. Запахи хоть и обострённые влажностью тумана, ничего толком тоже не выдавали. Надо найти травы Ухар, и сунуть семенные шишечки в ноздри, что помогает прочищать и обострять нюх. Он всё углублялся к западу, обходя иногда места, откуда предупреждающе рыкали крупные Гурпа-яху. И тут он выбрался на маленькую плешь в дебрях, и наткнулся на двух сочных Амируу-йо, жующих траву. Он замер, они тоже, смотря друг на друга. Конечно, обедню тоже бы сделать не помешало, но не хотелось тратить время. И вдруг чуть поодаль с правой стороны раздался треск и на плешь выскочил Гурпа-яху. Амируу-йо рванули от него, почти навстречу Ухха-Тага.