Луганск

В нашем советском прошлом народ тусовался, как карты в колоде. Все были на колёсах и куда-то ехали. Выпускники с запада – на восток и наоборот. После войны специалисты с востока  - на запад. Вот такая незадача случилась и с нашей семьёй, но в итоге я рада, что родилась и проросла на Западной Украине. Отрывок из рассказа
«Хочу в Луганск» – мечтательно скажет мама,  и я знаю, что вскоре мы сядем все вместе в застиранный поезд и поедем с крайней западной точки Украины в самую её восточную. Мы застрянем между ними надвое суток с пересадками, будем, как говорит бабушка, «гонять чаи», есть в вагоне-ресторане сборную солянку, выбегать на полустанках за фруктами и ехать, ехать. На столике мирно звенят ложечки в тонких стаканах, обутые в подстаканники, кто-то мирно похрапывает на верхней полке, бабушка чистит свежие огурцы, и запах их, как дым осенних костров, надолго повиснет в купе. Колёса мирно постукивают и под этот перестук за окнами замелькают пейзажи. Исчезнут родные кудрявые горы, за которыми спрячется наш уютный город, и вдоль поезда потянутся равнины, леса, перелески, реки, озёра. Поля с удивительными, солнечными подсолнухами сопровождают нас вдоль всего пути, и мне кажется, что нежные растения на тонких высоких стеблях кланяются в пояс, приветствуют. «У нас таких полей нет» - думаю я, и ловлю себя на мысли, что у нас - это у них, коренных закарпатцев.
Эти поля - знакомый пейзаж моей семьи, их малая родина: мамы, бабушки, тётушки Евдокии. Моя родина там, где горы, но дома, в Карпатах, нас признают только через несколько поколений, когда вырастут внуки, правнуки, ассимилируются,  заговорят на венгерском, румынском, местном диалекте, кто его знает, как они ещё заговорят? Сейчас мы без корней, поколение пришлых, чужих. Ещё свежа память, наши деды приехали жить в Закарпатье непрошенными. Да и их в большинстве просто сорвали с места, возражать – дело неслыханное. Партия велела, значит, надо. Бабушка паковала чемоданы и от страха крестилась. Неизвестно куда едут. Ужгород, граница, бендеры.
Наконец, долгожданный Луганск. Мы идём по платформе назад, к старому вокзалу, переходим мост через реку Луганьку, сворачиваем на улочку, больше похожую на сельскую, с обеих сторон которой, стоят беленькие домишки с синими, распахнутыми ставнями, открываем калитку и попадаем в тёплые объятия тётушки Евдокии. Её знаменитая грудь двенадцатого размера примет, как перина всех сразу: бабушку, маму и меня. Пришли. В доме кутерьма, сёстры вытирают нахлынувшую слезу, тут же накрывают во дворе под яблонями широкий стол, за которым собираются все: мужья, дети, внуки, невестки. Я с Анатолием, сыном тётушки, иду в огород собирать к столу овощи, свежие, прямо с грядки. На крупных, необыкновенно сладких помидорах плотно лежит тёмный налёт, пробую снять его пальцами. На руке остаются рыжие жирные пятна. «Экология» - почему-то мечтательно говорит Анатолий и показывает на горизонт в оранжево-сизом смоге. Мне сегодня нравится даже слово «эко-ло-ги-я», по душе коричнево-кирпичная ржавость терриконов, поля ковыли, сухой зной лета и горький вкус полыни во рту. Тут, на Донбассе, я впервые увидела, как щедро плодоносит вишня, абрикоса и какой величины может быть общипанный гусь, горой поднимающийся над синим тазиком тётушки Евдокии.

              (Текст написан в 2010 году, в Ужгороде. Тётушке нашей 93 года, единственная из луганчан оставшийшийся сторожил. Надо ехать, попрощаться, зовёт)


Рецензии