Севастопольский вальс
-Где тут водички набрать? - спрашиваю.
Женщина поглядела на меня, как на пришельца.
- У нас водопровод давно пересох. Колодец только в одном дворе - у Натовца.
Я не понял, переспросил.
-Ну, у дяди Кости, у Натовца. Вон громадную шелковитцу видите? Так там и колодец.
Я взял пластиковую канистру, пошел. На хуторе май бушует, трава - словно только что выкрашена. Шелковица ещё не ожила, лишь двинулась почками . По ввей улице - не дорога, а две тропинки дорожного следа на зеленом ковре. Видно, что хутор уже пережил свой век. Но меня интересовала уже не только вода, сколько прозвище хозяина. Что еще за Натовец посередине Средне-Русской возвышенности?
Штакетник цвета бурого непригляда, косая калитка, насегдла вросшая в землю полуоткрытой. Со двора доносится густой мужской голос.
Осторожно протискиваюсь. На занозе калитки остаются нитки свитера. В глубине двора на крыльце сидит человек в драной тельняшке и разговаривает с собакой.
Собака огромная, дымчатая. Она лежит напротив хозяина, упокоив тяжёлую голову на вытянутых передних лапах. Слушает.
Но я в разговоре был лишним. Потому хозяин , коротко глянув на канистру, переспросил так же густо:
-Тосол выскочил? Ну, проходите, сейчас водички нацедим.
Собака не шелохнулась.
Хозяин поднялся легко, словно у него вместо колен пружины. Колодец-качался был в углу двора, поросшего все той же свежевыкрашенной травой. Хозяин легко и красиво заработал рычагом, а вот вода пошла не скоро, словно нехотя, скупымии толчками.
-Водоносный горизонт под хутором скудный, - пояснял, качая, хозяин. - Потому и вымер наш Покойный. Остался я да пара-тройка стариков. Нам бежать некуда.
-Извините, что лезу не в свое дело, - говорю, - но вы-то, судя по внешнему виду, человек непьющий, тренированный. Неужели в городе работы по душе не найдёте?
-А зачем? - переспросил хозяин. - У меня тут огород. Чернозём - хоть на хлеб намазывай. Пчёл держу - с кулак каждая. И пенсия. Мне хватает. А, если честно - я на Родину обижен.
И тут я вспомнил, что хозяин - Натовец. Я сказал о встрече с женщиной, открывшей его прозвище.
Хозяин гулко рассмеялся, собака повела ушами.
- Ну, так правильно. Натовец и есть. Меня так припечатали на Черноморском флоте, где я служил почти сорок лет назад. До капитана третьего ранга поднялся, а потом опустился к четырем маленьким звездочкам. Уволили капитан-лейтенантом. Спасибо - под трибунал не отдали. Я ж за малым третью мировую войну не начал.
Становилось интересно.
-Тельняшка флотская?
-Ну да. Последнюю форменную донашиваю. Еще фуражка осталась. И погоны. Лет пять назад ребята с моего "Беззаветный" приезжали, заново обмундировали. Тоже с поломанными судьбами.
Я присел на краешек крыльца, стараясь не задеть собаку:
-Не томите. Натовец - потому что НАТО продались?
Он засмеялся, сел в метре от меня:
-Натовец - от фамилии. Наточиёв. Да у нас весь хутор - Наточиевы. Основал его мой прадед Афанасий Корнеевич. Как отслужил на императорском флоте - так и выседлился на хутор. Ну, тогда еще Столыпин разрешил. А служил деда Афоня тоже на "Беззаветном", только на Балтике.Слушайте - загорелся хозяин, - я столик накрою? Прямо тут.
-Нет, - говорю, - машину я далеко оставил, да и времени на застолье нет. Вот в следующий раз заеду - непременно посидим. А сейчас не томите душу - как вы войну развязали?
Он поугас, махнул рукой. Большой шмель, как волосатый мячик, начал кружиться вокруг носа собаки, и она чутко поводила за ним стоячими ушами:
-Да не развязал. Не дали. Если в двух словах, то дело было так. В 1988 году служил я старшим помощником на сторожевом корабле "Беззаветный". Капитан третьего ранга, офицер с перспективой. Но в команде все меня звали коротко, по первым слогам фамилии - Нато. Я иногда злился, а потом привык. Не до того становилось .В стране уже черт -де что творилось. Разваливался Союз. Ну, вот американцы и решили нас пощипать. Двенадцатого февраля в десять часов по кораблю сыграли тревогу.
Оказалось - в наши территориальные воды вошли два натовских корабля. Да не какие там галоши - гиганты! Крейсер "Йорктаун" и эсминец "Керон". Этот чуть поменьше, но всё-равно махина. Мой капитан Владимир Богдашин говорит мне:
-От командующего флотом поступила команда вытеснить нарушителей за пределы наших вод. Без стрельбы.
-И как адмирал это себе представляет?- переспрашиваю.
-Сейчас нас должно волновать - как мы это себе представляем. У американцев ведь вооружение - раз дунут - Крыма не будет. Тут одно лишнее движение - и Третья мировая, к бабке не ходи.
Погода ветренная, на море крупная рябь, переходящая в небольшие волны. А американские посудины лежат на воде, почти не шевелясь. Как Колчак вон - кивнул на собаку. - Тяжеленные, черти.
И тут к нам присоеднился сторожевик СКР-6. С той же задачей.
Ну - дали мы винтам обороты, пошли на сближение. Представляете - это как велосипедом испугать танк. С американских кораблей звучит наш "Севастопольский вальс", разносится по волнам далеко, Может - до самой Турции. Их моряки скопились у бортов, фотографируют нас, рожи корчат.
Позорище.
А стрелять нельзя. Покрутились , поюлили под их бортами - им хоть бы что. Мигают вспышками, голые зады сверху нам показывают.
Как их выгонишь? Командир говорит:
- Константин Юрьевич, как бы всё ни завершилось - виноваты будем мы с тобой. Адмиралы выйдут сухими из воды. Поэтому предлагаю ударить по фрегату из пулеметов. Так, посерелине корпуса, чтоб никого не задеть, не дай Бог.
-Тогда, - говорю - точно на нас собак навешают. Но за Родину обидно. Я предлагаю таранить наглецов. Разом с нами пусть подрежет их эсминец наш СКР. Только переложи командование на меня. У тебя дочка только родилась, тебе семью содержать. А я холостой, с меня взятки гладки.
А американцы глумятся, кидают сверху смятые пивные банки. Ну - мой командир связался с командиром СКР. Согласовали действия.
В 11, 00 я, неверующий, перекрестился, и велел двигать "Беззаветный" вдоль борта "Йорктауна". Жирная красная черта ватерлинии фрегата потянулась чуть ниже нашей палубы.
И - жуткий металлический скрежет. И куски ракетной установки, покареженной тараном, посыпались на нас из-за борта нарушителя.
Дико, истошно, заглушая вальс, завыли сирены американцев. Исполин фрегат, словно ужаленный, дернулся всем корпусом и вспенил воду винтами. Вмиг с палубы словно смыло матросов, и "Йорктаун " побежал прочь.
И когда его исчезнувший борт открыл обзор, я увидел, что СКР точно так же обратил в бегство чужой эсминец.
Американцы уходили с помятыми корпусами. Убегали, поджав хвосты. Мне и оставалось только включить на всё Черное море "Севастопольский вальс". Песню портить нельзя.
А потом на нас начали вешать собак. Адмиралы вышли сухими. Командира перевели на Балтику, меня разжаловали до капитан-лейтенанта и определили на берег. Когда я в последний раз спускался по трапу со сторожевика, к удивлению стоявших рядом экипажей, мои моряки дружно скандировали :
-На-то! На-то!
Наверное, это был единственный раз, когда Севастополь слышал слово "Нато" в одобрительном смысле.
Министр иностранных дел Шеварднадзе публично в Госдепе извинился за действия "Беззаветного" и СКР-6, и я понял, что пора сматывать удочки. Если бы тогда не уволился - затаскали бы по комиссиям. А так я и унижения не понёс, и при пенсии остался. Живу вот тут, как забытый парусник в безветренной бухте. Хотя на этот раз к 9 мая непременно поеду в Севастополь. Он же теперь русский! Я уже и мундир приготовил.
Собака зло подергивала губой, оскаливая жёлтый клык. Шмель упорно зудел над её резиновым носом. Он не понимал, что доживает последние минуты.
-А можно - я сниму вас во флотском кителе? - спрашиваю.
Он ушел в темную дверь, и спустя пару минут вышел в сиянии белоснежного офицерского мундира. С орденской планкой, и золотыми погонами капитана третьего ранга .
Мой фотоаппарат и зубы собаки щелкнули разом . Птичка вылетела одновременно с исчезнувшим шмелем. Собака широко зевнула и опустила голову на вытянутые лапы. Офицер заглянул на экранчик моего телефона, увидел свое изображение и довольно хмыкнул:
- На всякого супостата есть свое нато. Как думаете - нынешний Севастополь вернет мне звание?
Свидетельство о публикации №214050500757