Папа, наконец, приехал

       -- Ты  мазохист, Аркадий! --  почти  выкрикнула  она.

       -- Я просто люблю тебя. -- раздалось в ответ.

                ----------------------
      
          Эльвира  сидела в кресле, машинально листая журнал. Аркадий стоял у окна, курил. По комнате плыла тяжёлая напряжённая  тишина. Она  смешивалась с табачным дымом, забиралась в складки портьер. Даже ветер за окном притих в испуге.

      -- Так и будем играть в молчанку? -- спросил,наконец, Аркадий.

      -- Я не любительница бурных излияний.

      -- Я тоже. -- Аркадий повернулся к женщине. -- Я просто хочу знать: почему ты не желаешь согласиться на моё предложение? Ты будешь моей женой?

      -- Аркадий! Я же просила! -- она бросила журнал на стол.

      -- Да. Ты просила. Но ни разу не соизволила объяснить причин своего отказа.

      -- Тебе это ни к чему знать.

      -- Это почему же?

      Женщина вспылила.

      -- Ты не на допросе -- это раз. Если я сказала "нет" -- значит "нет". Это два. И, наконец, три -- ребёнок знает имя отца и ждёт его. Этого достаточно?

      -- Но ведь это бессмысленно!

      -- Порой и в бессмысленных вещах бывает смысл. Имя отца настоящее, Аркадий.

      ... Стоит ли рассказывать  Аркадию, как случайная вагонная  встреча стала для неё смыслом всей жизни. С той встречи прошло семь лет, и она ждёт. Хотя так и не написала ему. И адреса её у него нет. И...

      Семь лет назад она, защитив диплом, решила съездить на недельку в Ленинград, благо эта неделька была. Когда поезд тронулся, в купе вошёл молодой человек и без долгих рассуждений представился:

      -- Куртис  Роберт  Артурович. А  Вас, случайно, зовут не Снежная королева? -- В глазах плясали озорные огоньки.

      -- Нет. Меня. случайно, зовут Эльвира Воронкова, по батюшке Егорьевна. -- В свою фамилию она добавила одну букву. Почему и зачем -- она право и сама не знала, да и тут же забыла об этом.

      Всё остальное было как во сне. Пробыв два дня в Ленинграде, они уехали в Ригу. Там она пробыла две недели. Чудесные дни на Взморье... От них осталась фотография, одна-единственная. С адресом Роберта. Фотографию он отдал в самый последний момент, когда поезд тронулся, а он, шагая по перрону, покусывал губы и говорил: "Напиши. Обязательно напиши". И озорные огоньки убежали у него из глаз.

      Эти две недели она прожила у Роберта. Хозяин своим присутствием не стеснял, но его друзья скучать не давали, что её даже обижало. Но Роберт отшучивался: у него такая паршивая должность, которая не позволяет ему жить как  прочие смертные. А друзья не виноваты, они исполняют его поручение.

      Но в тот вечер, перед отъездом, он пришёл домой сравнительно рано, в восемь вечера.

      -- Ну вот, -- сказал  он. -- Значит сегодня будем прощаться. Ты не возражаешь, если мы проведём вечер здесь?

      Она не возражала.

      -- Ну и хорошо. -- Он налил два бокала. -- Сегодня ты можешь нарушить сухой закон -- вино сухое. -- Роберт  пытался шутить, но Эльвира видела -- ему не до шуток. Она слегка пригубила бокал. Роберт поставил свой бокал нетронутым.

      -- Я хочу посоветоваться с тобой. Можно?

      -- Странный вопрос. Только смогу ли я тебе помочь? 

      -- Я попал в глупейшее положение. Влюбился. И не просто влюбился, а с первого взгляда  втрескался по уши...

      За окном садилось солнце, медленно наплывал сумрак. Они говорили, но что-то очень древнее, откуда-то из дальней дали веков, поднималось и тревожило. От себя она и не пыталась скрывать, что ждала этих слов, но как страшно было бы ошибиться...

      ... Они были вместе до самого отхода поезда. И он шёл у окна и, покусывая губы, просил:

      -- Напиши. Обязательно напиши.

      Словно чувствовал, что она не напишет.


                -----------------------------

      Аркадий, ожидая продолжения, отошёл от окна к книжным полкам. Пробежав глазами по корешкам, взял наугад одну из них. "Брак и семья (Демографический аспект)" гласило название. Усмехнулся, открыл книгу и увидел фотографию: Элька, а за спиной безбрежное море и далеко на горизонте парус. На обороте надпись чёткими буквами в готическом стиле "Надежда моя", а немного ниже мелким аккуратным почерком адрес: Рига, Квелес, дом..., кв..., Куртис Роберт Артурович...

      Ещё сам не зная, что он будет делать дальше, Аркадий сунул фотографию в карман и стал прощаться. Эльвира молча проводила его.             

                ----------------------------------

      Через два месяца Аркадий взял отпуск и поехал в Ригу.

      Чего он ждал? На что надеялся? Он и сам не мог себе объяснить.

      Прямо  с  вокзала поехал по адресу. Поднялся на второй этаж, позвонил. Кругом было тихо и щелчок замка резко ударил по нервам. Может не стоило приезжать сюда? Ответа не было. Зато на пороге стоял мужчина, несомненно его ровесник, в строгом костюме, словно собравшийся на официальный приём.

      -- Куртис? Роберт Артурович? -- собственный голос показался Аркадию чужим.

     -- Прошу, -- проговорил хозяин.

     -- Горин Аркадий Борисович, -- представился Аркадий и привычным движением протянул удостоверение.

     Хозяин слегка улыбнулся, посмотрел.

     -- Чем могу служить? Простите, но у меня мало времени. -- Куртис  снова улыбнулся, словно извинялся за то, что никак не мог предвидеть визита Горина.

     Аркадий, с минуту помедлив, достал из бумажника фотографию с адресом.
Куртис взял фотографию и некоторое время смотрел на неё с каким-то, как показалось Аркадию, немым укором. Потом быстро подошёл к телефону. Ответили не сразу.

      -- Хельге? Роберт. Передай Стасу -- меня не будет... Что он скажет? Я получил весточку от Снежной Королевы... Стасик поймёт. -- Он положил  трубку и пригласил Аркадия в комнату. -- Теперь я в  Вашем распоряжении. Полном.

                ----------------------------

      Было далеко  за полночь, а они всё говорили и говорили. Как трудно далось начало разговора... А вот теперь ему, казалось, не будет конца. Дымился в чашках кофе, из открытого окна струилась ночная прохлада.

      Роберт стоял у окна и, глядя на ночной город, в который раз ловил себя на мысли -- смог бы он вот так вот поехать за тридевять земель, разыскивать чужого дядю, что бы отдать ему свою любимую женщину? И тут же отвечал себе: вряд ли. Однако ты порядочный эгоист, заметил он про себя и обратился к Аркадию.

      -- И всё-таки я не могу понять, почему она не поверила мне. Я перебираю в памяти каждый день нашей встречи, и, откровенно говоря, не нахожу ничего, чтобы меня можно было заподозрить в обмане. За что же она наказала меня и себя?

      -- А если она не поверила себе? Почему ты не хочешь допустить этого? Сколько вы были знакомы? Две недели...

      -- Всё равно нелогично.

      -- Нелогично! Я знаком с Элькой почти семь лет. И я не рискну сказать, что я её знаю. Это Эльвира Воронова... Единственная и неповторимая. Что у неё делается там -- Аркадий постучал пальцами по лбу -- не дано знать самому господу богу. Тем более нам, смертным.

      -- Эльвира Воронова,  задумчиво повторил Роберт. -- А я эти пять лет искал Эльвиру Воронкову.

      -- Ещё один фокус человеческой психики. Документы-то её ты видел?

      -- В том-то и дело, что видел.

      Роберт взял чашку и сел в кресло.


                -----------------------------------

       Через два дня они стояли перед дверью Эльвириной квартиры. Аркадий позвонил.

       Даже в полутьме прихожей было заметно, как побледнела хозяйка, увидав гостей. Жестом пригласила в комнату, голос отказывался повиноваться. На мгновение оставшись одна, прислонилась к стене, схватилась рукой за горло, чтобы раздавить предательский комок, застрявший там. Мысли метались как пламя на ветру.

      ... Роберт разыскал меня?.. Почему же они вместе?.. Или Аркадий разыскал Роберта? Что-то слишком быстро. Чудо?.. Чудес не бывает. А если... Нет. Не может быть. Я даже сама не помню в какой книге лежит эта фотография. От греха... От искушения подальше. Сколько мучительных ночей над листком бумаги, и этот страх. Мы были знакомы всего две недели...

      Она так и не написала -- ни  сразу... Ни через два года... Ни потом. Она просто спрятала фотографию подальше и стала жить спокойной размеренной жизнью. Ну а что бывало, когда она оставалась одна,  зачем это знать ещё кому-то, кроме неё?

      Эльвира вошла в комнату и прикрыла глаза, собирая всю свою волю: на столе, рядом с букетом роз, лежала та самая фотография. А ироничный голос Аркадия, донёсшийся откуда-то издалека, спросил:

      -- Надеюсь, представлять друг другу не надо?

      Она в упор посмотрела на Аркадия. В её глазах он прочитал вопрос: зачем?

      -- Видишь ли, ты не Снежная Королева, а что позволено Юпитеру, того не следует делать некоему двурогому. Твоя поговорка. Возьми вазу и поставь цветы в воду. Это самое лучшее, что ты  сможешь  сейчас сделать.

      Злой тон последних слов  ударил как пощёчина, и ей уже хотелось крикнуть: как ты смеешь? И вдруг с ужасом поняла, что смеет. Семь без малого лет жизни, отданные  ей, дали ему это право. Сознание вины  навалилось на неё неимоверной тяжестью.

       ... Что же я натворила! Чего боялась всё это время? Того что Роберт отвернётся? Он ждал от меня вестей, а я молчала. Боялась. А сыну о нём рассказывала. Но чего же я боялась?..Было  легче снести осуждающе-сочувственные взгляды соседок, торопливый шепоток за спиной, чем, вскрыв конверт, прочитать ни к чему не обязывающие строки. Да! Она могла дарить любовь, принимать её, но просить любви она не могла... Кто осмелится осудить её за то, что она, поверив на короткий миг, испугалась? Что усомнилась? Кто!? Так почему же? Откуда эта вина?..

      Эльвира всё стояла, прислонясь к стене. Аркадий опять усмехнулся, взял цветы, вышел на кухню. Послышался шум воды, он вошёл и поставил вазу с цветами на стол. С минуту посмотрел на обоих и вышел из комнаты. Раздался лёгкий стук прикрываемой двери.

      Всё это время Роберт стоял и смотрел. Здесь было царство книг и детских игрушек. На серванте стоял фотопортрет мальчика, смотревшего ясным открытым взглядом больших тёмных глаз. Вот от этого взгляда Роберт не мог оторваться. И не давала покоя мысль: за что? За что она лишила меня этой радости? Не будь Аркадия Горина, я так бы и не узнал, что у меня есть сын. Но только ли она виновата во всём? Где он, тот предел, за которым мы перестаём верить в сказку, в чудо, в искренность друг друга? Мы сомневаемся во всём. Сомневаемся друг в друге. В самих себе, а потом сетуем на жизнь, что она сложна. Как бы сказала мать: Жизнь достаточно сложна и без ваших фокусов. Живи проще... Мать... Ей не довелось увидеть внука. Если бы Эльвира написала хотя бы два года назад.

      Роберт повернулся к женщине. Боже! Какже нужна она была ему всё это время. Как посмела она лишить его своей ласки! Что за неведомый страх держит её сейчас на одном месте? Чего она боится?

      -- Ли. -- Он шагнул к Эльвире и протянул ей руки.

      Она медленно оторвалась от стены. Так человек, очень долго пролежавший неподвижно, делает свой первый шаг после болезни. Оказывается злая ирония Аркадия куда легче переносима, нежели этот короткий зов из той далёкой ночи.

      Лучше бы ударил.

      -- Ли, -- снова позвал он.

      Слезинки медленно скатывались  одна за другой из-под ресниц, прикрывших глаза. Она шагнула к нему и пошатнулась. Роберт подхватил её.

      -- Прости, -- сдавленным голосом проговорила она.

                ------------------------

      Хлопнула входная дверь, резко, нетерпеливо, возвращая их к реальности. Роберт обернулся. В дверном проёме был мальчик. Двое мужчин -- большой и маленький, стояли несколько мгновений, пристально глядя друг на друга, И одновременно шагнули навстречу.

      -- Папка!

      Подхваченный сильными руками, мальчик обнял отца и замер.


                Вариант закончен 7.12.1984 г.