Солдатские дороги - путь к Победе!

                Пройти  через огонь и медные трубы - значит               
                стать солдатом. (Рябых. В.Г.)

           От небольшой группы, стоящей у танка – зловещего в своём окрасе, молчаливо-неподвижного, словно на время уснувшего чудовища, отделилась фигура и, размахивая рукой, то ли в приветствии, то ли обозначая привлечь  внимание, направилась в нашу сторону и медленно, шаг за шагом, стала приближаться.

           Силуэт  мужчины в военной форме непроизвольно оказался в прицеле автомата. Мельтешит, словно комар перед глазами. Но ведь придётся нажать на спусковой крючок – от этого не уйти! Так надо! Он – потенциальный враг, но ещё не противник «со звериным оскалом» ненависти к тому, кто лично не имеет к нему претензий. Парадокс! Но станет им – этот незнакомец. И это тогда, когда кто-то, не спрашивая его, нажмёт кнопку и приведёт в движение военную махину, а вместе с ней и его самого,  помимо его желаний. Нет! Не хочется думать, что мы на пороге апокалипсиса.

           Обмундирование у того, кто в прицеле – униформа армии американцев, дислоцированных в Западной Германии. Цвет не запомнился в большой череде прошедших лет, но оттенок – похоже, зелёный с коричневым. Шлем на голове, как обычная каска, совсем не похожая на нашу советскую, сохранившую форму времён Великой Отечественной.

           Мы срочно переброшены к демаркационной линии-границе, почти впритык к ней, по существу линии-«табу». За ней другая планета, иной мир со своим правопорядком и абрисом вселенной.
         
          Нет, лучше без прицела. Пока. Интересно знать, и, наконец, увидеть, почувствовать подсознательно то, что при спущенном курке станет неизбежно безвозвратным. Мы молоды и в нас кипит адреналином кровь воина, а потому, наверное, и не приходит трезвая мысль об ужасе последствий. Нет, не осознаётся! Только одно чувство в невероятном ощущении до неистовой дрожи в коленках – кто первый.
               
           - Ра-а-ашен!.. аке-ей! – фигура почти под два метра ростом остановилась в пределах «вытянутой руки» - чёткой видимости и внятной слышимости. Здоровенный толстощёкий улыбающийся парень. Вроде без оружия – не видать ничего похожего. Нам стало любопытно – чегой-то ему приспичило вдруг к нам обратиться, рискнуть подойти так близко? Мы чуть вышли из-за стального щита нашей «57-мллиметровки». Автомат АК-47 на ремне оттягивает правое плечо, и эту же руку правую я приподнял в своего рода приветствие, мол, дескать, что скажешь, «чудило гороховое»? Ни удивления у нас, ни напряга. Осточертело стоять вторые сутки почти без сна, потому, наверное, и притупилось чувство чего-то экстраординарного. Ну, а здесь то, сейчас вот как раз необычный случай. Насторожиться бы. А зачем его боятся? Мужик вроде без оружия, лыбится, «как блин на сковородке». Интересно! Послушаем, как-никак инопланетянин. Америка  то дальше, чем Луна. Там, на Луне - мы русские - оставили след, познали её чуток. А другая сторона планеты нашей, под названием Земля, так и осталась для «поголовного» большинства моих земляков стороной непознанной. 

           Вояка с той стороны тычет себя в грудь и на малопонятном русском, силясь в поиске слов:
                - Я-я… ха-а-хол… сем… сем… кален… - показывает семь пальцев, как бы дублируя число поколений своей родословной.
                - Пра-а-дэт… тавно… от-тчен… америка..! – машет рукой куда-то назад.

           Видно, что парень молодой. Пригляделся, под сдвинутой на затылок каской рыжие короткие волосы, нос явно не коренного жителя Америки – индейца. Больше смахивает, действительно,  на картоху с полей Украины. Явно не америкосовская физия! Мы в своём расчёте, по свою сторону границы, переглядываемся, смеёмся:

                - Э-э, мужик! Как это  тебя угораздило попасть на чужбину… уж не хочешь ли силушкой потягаться с нами?  – мы говорим медленно с расстановкой, чтобы нашему «семиколенному» земляку дошло до американских мозгов. Хохол в военной форме американской армии  осмысливает, старается понять, о чём речь. Сообразил, о чём мы «глаголем». Отвечает, улыбается:

                - Драк-ака.. нэт… вас не па-а-петить! У-ш-е-е… про-бали…
Мы смеёмся, довольные от такой постановки вопроса. Гордимся! Признают, что с нами лучше в драку не вступать.
                - А…кей – вояка поднимает большой палец, машет приветственно другой – рашен… корошо… во!

           На той стороне резкий оклик на английском и наш дальний земляк по седьмому колену уже готовый, наверное, распить в компании с нами кружечку пива за мир и дружбу, удаляется. Почти бегом. На прощанье, уже издалека оборачиваясь, машет в нашу сторону рукой. Мы комментируем:
                - А чо… вроде свойский, можно бы и по рюмахе за дальних предков…

           Не-а! Не полезут. Боятся. Невольно вспомнилось уже значительно позднее время – девяностые. Эпоха развала страны и деградации общества. Один из моих воспитанников проходил в те времена службу в ВМФ России. Однажды на встречном курсе с американским военным «пароходом» произошла малоприятная унизительная история. Вместо приветствия приспущенными флагами, как это принято на океанских просторах у моряков, американские матросы, высыпав к борту со стороны нашего военного корабля, вместо флага «приспустили» нижнюю часть одежды и продемонстрировали со спины место, что прикрывалось штанами. Под всеобщее, иначе не скажешь, ржание и улюлюканье «демонстрантов». Очень характерный показатель отношения наших геополитических оппонентов в недавние времена к тому, что мы с собой сотворили.

           С чего всё началось в те давние времена через полтора десятка лет после окончания войны? Почему вдруг мы стоим фактически снова на передовой здесь в Германии?
 
           Перед тем, как оказаться здесь на линии раздела противоборствующих сторон по приказу и оперативной переброске, где стоим уже вторые сутки беспробудно, мы по тревоге были подняты в своём постоянном месте дислокации в Олимпишесдорф. Казармы, где мы расположились, в бытность были гостиницами для спортсменов, проходящей до войны в 37-м олимпиады, отчего и место получило соответствующее название – Олимпийская деревня. Потом гостиничные номера, как места для проживания,  «оккупировали» солдаты вермахта генерала Паулюса – того самого, которому в 43-м советские войска основательно «накостыляли» под Сталинградом.

           Лязг железа о железо, там над головой, наверху. По Гамбургскому шоссе движутся советские танки Т-57. Новейшие, одни из лучших в мире, по тем временам.  Гулко раздаётся этот жутковатый грохот в туннеле под этой стратегической магистралью, соединяющей Западный Берлин с ФРГ – страной «по ту сторону баррикад». Через этот туннель, длиной около сотни метров, мы пробегаем с полной военной выкладкой по пути к месту дислокации нашей военной техники. Дорога пробегает, а мы по ней, от наших казарм через туннель под Гамбургским шоссе, далее через обширное поле, когда-то бывшее аэродромом Люфтваффе.

           Подняли нас среди ночи по сигналу «Тревога!». Привыкли. Обычное явление - быть в любой момент в полной боевой готовности. Служба! Пешком доставлять себя к месту дислокации боевой техники, что в двух километрах от наших спальных мест, не принято – только бегом. С полной выкладкой: автомат АК-47, подсумок с патронами, противогаз. Бег до второго, третьего дыхания. Глаза хоть и вылезают от натуги на лоб, но не выскакивают из орбит. Ноги молодых восемнадцати-девятнадцати летних юношей-воинов шустро несут к «финишу», где, не переводя дух, немедленно приводим технику в боевую готовность. Здесь действует принцип «кто кого», согласно русской поговорке «кто успел, тот и съел». Иногда решающими оказываются секунды. Промедление в подобных случаях приводит к поражению.

           Увы, подняли нас не по учебной тревоге. Ночью немцы соорудили стену из бетона между Западным и Восточным Берлином. Мастера! И это всего за одну августовскую ночь 1961-го года. Наши оппоненты по ту сторону изрядно всполошились. Для них этот вынужденный жест со стороны восточных немцев оказался совершенно неожиданным. Профессиональная  в своих делах восточно-германская Штази не допустила утечки информации. Противник заиграл «стальными мускулами», но с опозданием. Скорее пытаясь нас попугать, поскольку осознавал, что с нами лучше не связываться. Ну, а нам надо держать «ухо востро»! 

           Интрига ожидания, что будет дальше, с созерцанием друг друга через танковые и зенитные прицелы.

           Мы примчались в ангары, мгновенно прицепили к тягачам свои 57-миллемитровые зенитки и умчались на боевую позицию. Здесь в считанные минуты наша зенитная батарея была готова к бою.  Я, как командир орудийного расчёта ждал вместе со своими товарищами команду на открытие огня. Всё замерло, тишина – ни звука. Слух, зрение напряжены до предела. Наш воздушный коридор должен быть безопасным. Поступила команда о возможном нарушении воздушного пространства над нами – на той стороне «западники» подняли в воздух самолёты.

           Вглядываемся  в небо, раннее, предрассветное, промозглое и затянутое серыми облаками. Сыро – то ли густой туман, то ли мелкий дождь. Какая-то водная субстанция, распылённая в воздухе. Балтика! Морской прибрежный климат севера Германии задаёт погоду почти на всей территории этой страны.   

           Визуально ничего не увидеть. Но есть другие глаза – высочайшего уровня техника «видения» в любое время суток при самой непредсказуемой погоде. Для неё услышать писк комара у солдата на носу – без проблем! Невольно подумалось – вот такую бы в Великую Отечественную. Из нашей зенитки в 57 мм. прошивались бы немецкие «Тигры» и «Пантеры», как иголками с дратвой подшивают валенки.

           Напряжённое ожидание час за часом. В полной готовности стать частью общего Непредсказуемого. Нет страха, но тревогой сжимает сердце. Не за себя – за нами  страна, наши семьи. Почувствовать уверенность, что мы, оказавшись в этой ситуации, будем достойными памяти наших предков. У нас своя правда и компромиссы за наш счёт недопустимы, а потому лучше предупредить события, чем, как говорят в народе, «идти на поводу».

           Калейдоскоп воспоминаний, события разных лет в сумбурном,  хаотич-ном беспорядке. Одна картина сменяется другой. Мы молчим, каждый думает о своём. И только курим беспрерывно нашу крепчайшую «махру» - махорку.

           За пару лет от начала, а впереди ещё год службы, принятого решения всё же идти служить в армию родного Отечества, прошло много событий, значимых для становления себя, как личности. А разве может быть по-другому? Разве не цель каждого молодого человека пройти путь, закаляющего его? И стремиться стать, именно, Личностью! Научиться уважать себя.

           С чего же всё  началось.

           У кромки песчаного пляжа мелодично шепчет лёгкая волна с водохранилища. Да и тогда только, когда проходит мимо какое-нибудь маломерное шустрое судёнышко. Ленивое безразличие повисло под ласковым солнцем. Уткнувшись носами в ладони, лёжа на животе в одежде по-летнему – в плавочках – два закадычных школьных друга обсуждали знаковую тему - выбор одного из двух путей: институт, куда очень желали родители своим сыновьям или армия, куда нацелились мы. Зачем? Родителям – детям необходимо образование, нам – попробовать «фунт лиха», чтобы стать настоящими мужиками-воинами. Конфликт! Мы ведь вправе самостоятельно выбирать свою судьбу и родители это должны понять и принять. Мы уже взрослые. Почти.

           Мысли медленно ворочаются в голове в сотый раз, наверное, обосновывая свою судьбу  выбором  одним из двух вариантов – в армию или в институт? Институт, по профилю которого пришлось работать сразу же без «промедления» после школы – почти абсолют, поскольку даётся рекомендация на льготные условия по профилю. Армия! Без проблем: возраст соответствующий, отклонений порочащих физиологию – плоскостопие, косоглазие, кривоножие и прочее – нет. Примут с распростёртыми объятиями, поставят на довольствие – бесплатные харчи, обмундирование; будешь обливаться седьмым потом в марш-бросках с полной выкладкой – и потому совсем не нужна русская баня или  прибалтийская сауна. Правда, по вечерам после отбоя, может быть, придётся вспоминать маму, уткнувшись в подушку мокрым носом. Кому как! У меня мамы не было, ругать, если придётся – только себя. А как быть с  характером? Своим. Где ещё найти подходящие условия для становления – не будем слишком амбициозными – себя, как личности? И научится уважать! Конечно, самого себя, по делу.   

           Отец без лишних дискуссий принял мою позицию, задав единственный вопрос – всё ли я продумал досконально. Да, мой дорогой отец! Я сын земли своей, где жили, пахали землю, воевали, защищая дом свой, мои предки. Они потом и кровью строили великую империю, одну из самых могучих, свершениями которой нельзя не гордиться. Ментальность проживающих на ней позволила мирно существовать многочисленному этносу, населяющему её необъятную территорию. В основу отношений этой страны были веками заложены  уважение, доброжелательность, высокая культура отношений, отстаивание своих убеждений. Не было тотального принуждения среди народов к изменению веры во Всевышние силы. Язычество на Руси уступило христианской морали не за один десяток лет, и совершался этот переход органично почти без «революционного»  воздействия внутри российского общества в среде многих народов, населявших нашу страну. Да и к иным верованиям отношение внутри не было антагонистическим на территории России – тогдашней и нынешней. Не было кровавых крестовых походов, как в иных странах. Русская терпимость!

           Это не пустые слова – служить Отечеству. Содержание книг о великих моих земляках-русских я усвоил с понятием стремления быть в своих поступках похожим на них. Это не поверхностный пафос, это глубоко продуманный шаг в моём будущем, построенный на знании истории своей страны.

           Институт успеется – жизнь впереди столько должна преподнести непредсказуемого!

           Военкомат, сборы. Поезд – целый эшелон молодых 18-летних ребят. Всех везут в одно место – в город Горький, на так называемый карантин,  где месяц-два идёт фактическое отбор  и распределение будущих воинов по воинским частям. Здесь молодых ребят подстригли под «ноль», одели серые шинели, обули в сапоги. Ни выправки – шинели висят мешковато, ни уверенности во взгляде – тоскливое ожидание чего-то серой неорганизованной в одно единое целое массы. Внешняя строгость с уверенностью и особое изящество сильной фигуры придёт позднее, когда набегаешься до «седьмого» пота, отшагаешь сотни километров с полной выкладкой, научишься на турнике крутить «солнышко». И командиры научат тебя очень многому. Тем более такие, которые прошли войну – она то совсем недавно закончилась, и среди командного состава у нас были фактически все, её прошедшую.

           Глаза заливались солёным жгучим  потом. Их невозможно протереть – ты в противогазе. На марше чаще всего бегом со срывающимся дыханием. Поневоле проникаешься дурными мыслями: эх! был бы дома, валялся бы на диване, попивал бы пиво. Ну, и что, что растёт животик и толстею, ну-у-у…  одышка появилась, ну-у-у…  мышцы дряблые, зато…  без напряга! Не будет кровавых мозолей на ногах от сапог, коль плохо намотаешь портянки.

           Стискиваешь зубы. Всплакнуть некогда – командир зычным голосом:
                - Не отставать! Бегом… бегом марш! 
         
           Ты в испарине, дышать невмоготу – у лёгких не хватает мощи, чтобы накачивать кислородом кровь, а потому в глазах темнеет, и ты готов рухнуть наземь без приглашения, нарушая субординацию и расстраивая своей немощью командира. Наконец, всё же желанное:
                - Ша-агом марш!... Стой!... Раз-з-зойдись! Перекур… десять минут.

           О-о-о! Это здОрово! Ты успеваешь за несколько минут передышки перемотать портянки, и, конечно, более старательно, отсмеяться над анекдотом весельчака-рассказчика, провентилировать лёгкие крепким дымком солдатской махры, которой вполне можно взрывать мосты, добавив чуток пороху. Ох и крепок этот самосад! Вся российская глубинка ею и наслаждается – натуральная, без «консервантов». Да и немцы не прочь были её  курнуть.

           Как-то был случай однажды на тактических учениях. На марше через поле встретился немецкий крестьянин в стёганой телогрейке и резиновых сапогах. Ну, натуральный рязанский колхозник! Дедок возраста немолодого. Воевал в вермахте против нас, конечно. Сидел  в Союзе, в плену – восстанавливал народное хозяйство СССР, которое разрушал полтора десятка лет назад. Привык к русскому табачку-махорке. О-очень! говорит, понравилась. Попросил нас, русских солдатиков,  угостить самокруточкой. Угостили, отсыпали на дорожку. Жалко что-ли. Мы благородные победители. И никакого зла на этого немецкого деда. Воевал мужик вполне возможно не по своей воле. Государственная машина Германии 30-х, 40-х годов перемалывала судьбы людей, независимо от их убеждений.

           Недели, месяцы. Нагрузка, не свойственная в «мирных условиях» дома,  даёт естественный результат – ты становишься «сосиской» на турнике. Не то, чтобы показать сложное упражнение – «подъём разгибом», «подъём переворотом», не говоря о «солнышке», но и подтянутся – ни разу! Только через полгодика ты начинаешь чувствовать своё тело, как чётко отлаженный, по-настоящему функциональный механизм. С ним приходит физическая сила и, как следствие, уверенность в себе. А это самое важное качество воина.   

           Накал страстей утих. Разгорячённые стороны приняли ситуацию де-факто. Можно спокойно возвращаться к месту дислокации становиться на дежурство. Продолжать бдить – «враг не дремлет»!

           Ровный асфальт. Поверхность, как на ледяном катке – ни одной выбоины. Склонённые ветви многолетних яблонь с налитыми крупными плодами создают живописный коридор на десятки, сотни километров, по которому мчится с грохотом гусеничных тягачей наша колонна.

           Дороги проложены в тридцатых годах. Тогда уже немцы  готовили надёжное покрытие дорог для оперативной переброски военной техники – готовились к войне. Прочность дорог такова, чтобы под танковые гусеницы - как раз.

           У тягачей на сцепке зачехлённые зенитные пушки. Мы – в кузове тягача под тентом. Не на мягком и тёплом диване, но приемлемо. Главное – не бегом рядышком с движущейся техникой на всём марше. И без противогаза. Днём и ночью, когда проводятся войсковые учения. А они не редки, надо быть постоянно на страже своих рубежей, чтобы враг не опередил.

           Короткая остановка на дороге. Мы высыпаем гурьбой из своих, замолкнувших на короткое время, грохочущих махин и «освобождаем» яблони от непосильной ноши, которая при хорошем урожае яблок ломает сучья с плодами, а то и дерево целиком – напополам. Наши вкусовые интересы не возбранялись со стороны местного населения, даже приветствовались, но только в том случае, если сбор урожая шёл без «вандализма».  Местное население урожай на дорогах не собирали – у самих в садах ломились яблони. Плодов на дороге  было изобильно – они покрывали слоем созревших красно-жёлто-золотистых яблок  травушку под деревом. Наши командиры так же не препятствовали нашим запросам на летние витамины.

           Завершали свой марш-бросок при любой ситуации где-нибудь на полигоне в срединной части ГДР или на Балтике на полуострове Вустров. Тягачи с ходу, не останавливаясь, строили позицию наших зенитных орудий  в шестиугольник, расцеплялись и тут же, не мешая нам готовить орудийную технику к бою, мчались в отдаление в пределах видимости, чтобы мгновенно по команде вернуться.  Расчёт лихо осаживал свою зенитку на опоры, освобождая от груза натруженные дорогой колёса; срывался чехол, прикрывавший сложные механизмы прицела и наводки, как в ручном, так и в автоматическом режиме. Пока перебрасывался кабель от орудия к центральной системе наведения орудия в «автоматике», в ручном режиме уже через пару минут после начала подготовки расчёты каждого орудия рыскали по небу в поиске вероятного противника, чтобы задать ему основательную трёпку. Ну, а если учесть работу с централизованным управлением в автоматике, то и комару  было бы сложно пролететь мимо.

           Команда «Отбой!» - приказ сняться и снова на марш. Мгновенно. Днём и ночью, летом и зимой в любую непогоду и только на «свежем воздухе». Неделя учений в зимнее время казалась бесконечной. Погреться зимой – увы! Грелись гречневой кашей и солдатскими щами из полевой кухни. Если старшина с кухней пропадал, что бывало нередко, особенно в ночное время, когда разбегались маршруты в сумятице марша, то приходилось голодать. Появление кухни вызывало у голодающих желание вначале слопать старшину-ротозея. Он в своё оправдание кормил нас «от пуза», чем и заслуживал прощение.

           Тактические учения длились, как правило, более недели. Так же оперативно возвращались в место своей дислокации – ангары, построенные в довоенное время для Люфтваффе. Это были монументальные, сравнимые разве что с египетскими пирамидами, сооружения из бетона для «мессершмиттов» и «фокке-вульфов». Высоченные потолки, толстенные стены, бетонные полы; почти под самым потолком узкие окна, из-за чего в ангарах было всегда сумрачно. На стенах «наскальные» рисунки немецких доморощенных художников-самодельщиков, скорее всего, из лётного состава тех времён, когда в ангарах располагалась их лётная техника. Забавные картинки, очень профессионально разрисованные в красках, сохранились очень неплохо после окончания войны. Основные сюжеты – бегущий русский Иван, лопоухий, косоглазый, небритый, ухватившийся в страхе за спадающие галифе. А сверху бравый Ганс на «фоккере» – гладко выбритый, почти в смокинге, с улыбочкой  - поливает огнём несчастного бедолагу из пулемёта.  Смеёмся теперь мы, рассматривая как в художественной галерее эти, в общем то, забавно выполненные «полотна». Правильно поступило командование полка, что не ликвидировало этот раритет: закрасить – без проблем! Зачем? Неплохой пропагандистский жест.

           Три года службы закалили не только физически, но и морально – знали цену своих  усилий. Мы стали воинами, которыми испокон веков гордилась наша Родина. Это они отражали нападения врагов, и они же завоёвывали для неё пространства. Мы стали причастными к этой когорте людей - сильных и достойных. Гордимся.

           Был институт – он никуда «не ушёл». Армия оказалась хорошим фундаментом для поступления. Экзамены «щёлкались как орешки».  Жизнь продолжается. Но после армейской службы её видение стало многогранным.

Фото автора полсотни лет назад. РУЛЕВОЙ