Ежик

Люблю начальников, но странною любовью,
Увижу – так и хочется обнять,
Прижаться у к его чреву по-сыновье
И сердца жар до капельки отдать.
(Думает ежик, увидев волка или лисицу).
Правильно говорят – не родись счастливой, а родись красивой. Или красивым. Это кому как нравится и как нужно в жизни. Ага. А можно, наоборот говорят? Дудки всем вам. Лучше, когда и то, и другое есть. Ну а если ни того, ни другого. Вот как тогда быть, а?
- Да ладно, дед, прибедняться, - вопят сзади внуки Антон и Димка. – У тебя и того, и другого через край.
- Ох, и врать же все, парнишки, - весело, смеюсь я.  Мне нравится  ездить с ними на своей малолитражке, просто так, рассказывать им байки, анекдоты рассказывать о веселых случаях в жизни А что прикажете делать? Один вообще круглый сирота, живет со мной. А второй еще карапузом был, так отец, гад, смотался куда-то на юг, да так и не показался ни разу. Ага.
- Откуда через край, Антон? Ну глянь на мой рост и свой.
Встревает Димка: - Ты же сам всегда тыкаешь себя в грудь  и гордо вещаешь – «мал золотник, да дорог» Не так что ли? И улыбается стервец.
- Ну так, так. – соглашаюсь я. – Вот вы с братом вон какие выдули. А вот почему я ростом не вышел, знаете? То-то. Сейчас открою великую тайну.
- Только ты, дед, сильно не заливай. А то опять что-нибудь про фронтовые раны нагородишь.
Это они когда совсем маленькие были, увидели у меня на груди огромный шрам и давай приставать, что, да как.
Такого им на полном серьезе наплел, что они лет пять верили. Ага. Что, что «А то». На войне мол, ходили в разведку. «Языка» взяли, возвращались надо же налететь на мину. Шрам с тех пор и остался. И они верили в это до тех пор, пока не дошло, что во время войны меня в помине на свете не было. Ага.
- Ладно, ладно, вы теперь взрослые – не обманешь. Мы после войны в одностопке жили. Это избушка пять на шесть и сенки. Бабушка, мама, ее три сестры и три брата, плюс Я. Сегодня и не верится, что так можно было жить. Время послевоенное, жрать нечего. Скотины никакой. Мать с сырзавода сыворотки или хорошо если пахтье принесет – мы и раз с черным хлебом или жмыхом наяриваешь кружка одна была, так ложкой из чашки швыркаешь. Ага. Откуда же и росту большому быть. Откуда рана на груди все-таки. Ладно, слушайте. Было мне тогда года полтора, как сейчас помню. Ишь какая у меня память здоровецкая. Вот, не поверите, помню как первый раз заорал, когда родился. Не верите? Не надо. Главное, что заорал. Так вот приключилась со мной золотуха – болезнь такая. А откуда же тогда врач в деревне? Вот именно. Грудь – сплошной нарыв, глаза сплошная рана и ничего не видят, дышу через раз. Ну все думаю, не пожил и конец. Жалко …. Вспоминаю прожитые полтора года и плачу.
Мать с работы отпустили. Она тоже плачет. А деревня небольшая, все же узнали о моей болезни. И приходит бабка Кипяченчиха. Глянула: - Ты чё же, девка, мальчонку сгробить решила? А ну марш ко мне домой, там в сундуке под черной юбкой узелок с сахаром, пусть с полстакана насыплют, я сказала, и бегом назад. А я здесь останусь. Сахар она заставила мать между двумя стеклами растереть и этой сахарной пылью сыпать на грудь и глаза. Э, вы не слышали настоящего рева, чтобы вся деревня сбегалась. Это я от сахарной пыли выздоравливал. Ага. И ведь выздоровел. А на груди только большая рана осталась. – Это же скольких ребятишек облохарил, а дед? – Скалит Антон. – Слушай, спой нам песню про маленький рост, такая песня классная.
А меня упрашивать не надо. Как говорят, балде все возрасты покорные. И лихо звучит неказистая, но под наше настроение, песня.
Мечтая о большой карьере
Артистом я чуть-чуть не стал
Однажды я играл в премьере
И больше в жизни не играл:
С галерки стали мне кричать:
- Ты встань на стул – нам не видать
Я много в жизни потерял
Из-за того, что ростом мал
Годов Семнадцати влюбился
Был славный парень я тогда
Через неделю объяснился
Ответила мне «да»
Но чтобы ее поцеловать
Я прыгнул, раз примерно пять.
Я много в жизни потерял
Из-за того, что ростом мал.
Однажды в бане первоклассной
Затеял с банщиком скандал,
Меня намылил он прекрасно
И в мыльной пене потерял
Искал, искал и не нашел
И с пеной выплеснул на пол.
Я много в жизни потерял
Из-за того, что ростом мал.
Пошел в кино однажды с сыном
Едва достал билеты он
Но контролерша заявила:
- Вход детям строго воспрещен
Тогда сказал сыночек мой:
- Да что вы тетя, он со мной.
Я много в жизни потерял
Из-за того что ростом мал.
В машине каждый куплет встречается хохотом, аплодисментами и возгласами одобрения и телячьего пацаньего восторга.
- Дед! А концовка-то есть? – Есть, конечно. – Ну, давай-ка, врежь!
Врезаю: Пусть ростом я чуть-чуть не вышел
Но остальное все при мне:
Ума палата, выше крыши
И не нарадуюсь жене
И ничего я не терял,
Хотя и, правда, ростом мал.
И лихо: Опца дрица оп цаца,
Не хлебнуть ли нам пивца,
Чтобы елось и пилось,
Чтоб хотелось и моглось.
Про последние строчки, парни, никому ни слова. Иззя!
- И что я за человек? Вот вроде только веселился с внуками и вдруг мысли понесли, понесли меня. И я уже забыл, где нахожусь, и как в кино замелькали картинки своей непутевой, а может путевой, не знаю – жизни.
Однажды я спросил у матери похож ли я чуть-чуть на отца или нет.
- Похож, похож, такой же балагур да просмешник. А на лицо, спрашиваешь? Тоже много перенял. Только вот показать, сынок не могу. Когда этот балагур бросил нас с тобой, я все его фотки уничтожила. Зря наверное, да что теперь сделаешь.
Так вот я ни разу не видел того человека, которого называют родным, ни живым, ни на фотографии. Да его и в живых–то давным-давно нет. А любопытно было бы взглянуть на человека, чьи гены во мне.
- Уж форсить-то ты тоже мастер, – продолжает мать. Помнишь, как ты заставлял свои волосы заставлял стоять как у ежика?
- Хм. Разве это забудешь. Лет 16-17 мне тогда было.  Волосы мягкие, торчком не стоят. Но голь на выдумки горазда. И мы, парни, тоже додумались. А, где наша не пропадала, - секрет. Брали тарелку с водой и туда сахару. Размешаешь до сиропа, расческу опускаешь в сахарную воду и зачесываешь коротко остриженные волосы вверх и … ждешь. Что получается? Это на себе испытать надо. Волосы действительно становятся плотными, стоят  вверх – закачаешься. Но дня через два кожа на голове зудится неимоверно. Даже сейчас вспоминаю – жутко становится. И страсть к прическе ежиком прошла очень быстро. Но кличка «ежик» еще долго преследовала меня.
А ведь и правда, что через гены от родителей тебе много передается. Отец, говорят, очень уж женщин любил. Дак и я в этих делах тоже не промах. Ага. Так сама жизнь толкала на это. В педучилище нас всего 12 человек мужского пола, а девчонок под четыреста. Ну попробуй тут слюной не захлебнись. В институте та же картина. Как же здесь форс не держать. То-то же.
Зима, мороз под тридцать, а ты на «скачки», ну то есть на танцы в туфельках. А чтобы ноги не отмерзли – в начале их газетами обвернешь, потом носки и вперед к победе на любовном фронте. И ведь, слушай, не болели. Вот что значит настоящий форс.
С брюками что вытворяли, сегодня и не поверят. Тогда брюки-дудочки в моде были. Да где же их взять. Сегодня у некоторых родители – «новые русские», а у нас обычные мужики и бабье – русские, украинцы, казахи. А штаны охота. Ну хоть плачь. А не плакали и не такое сами делали.
Как? А вот так. Выворачиваешь штаны наизнанку. Прикидываешь, чтобы нога могла в штанину внизу пролазить, прочерчиваешь мелом или углем с самого низа до, пардон, ширинки и… Что и? Лишнее можно обрезать, но боязно, вдруг потом не налезут и надо будет чуть расширить. Поэтому не резали, а шили по черте иногда на машинке, а бывало и вручную. Штаны были блеск, правда, натянуть их на себя стоило трудов. Батя, когда первый раз увидел их на мне, не ходил на работу, хохотал и приговаривал: - Ой, мать, как же это он их без мыла натягивал. Мать, тоже нахохотавшись, взяла это чудо от Версаче, да подделала на швейной машинке, чтобы они походили хотя бы чуть-чуть на штаны.
Это сегодня не поймешь то ли парень идет, толи девка: волосы одинаковые, в ноздрях и ушах кольца, штаны замызганные, измятые. Посмотришь и желание исполнить что-нибудь из итальянского репертуара – зажигательные танцы «Блевантино» или «Рыгалетто». Что, что? Да ладно, ладно, это так у меня шутка.
А вскоре пришел и настоящий фарс. Мы поголовно гладили брюки и хвастались стрелками друг перед другом. Марлечку найти было не так-то просто, так гладили через газету. Да же много лет спустя, когда я в гости приезжал к матери с отцом, мать тоже нам говорила: - Толя, ты погладь отцу брюки, сильно ему нравится, как ты стрелки наглаживаешь. Для бати, что тебя воспитал и вырастил – да с превеликим нашим удовольствием.
… Возвращает меня в действительность голос Антона: - Дед, расскажи про свою нейлоновую рубашку.
- Про какую еще рубашку? А-а-а, вспомнил. Вот про нее без брехни.  Вот вы поверите или нет, а нейлоновую рубашку, да еще белую, в институте я первый заимел. Провалиться на этом самом месте, если вру. Откуда мать ее достала ума не приложу. Выслала посылкой. В общаге как съезд КПСС: делегации со всех комнат пришли чудо невиданное смотреть – нейлоновую белую рубашку. Чего только мне за нее не предлагали: и туфли черные остроносые и костюм почти новый. До сих пор жалко, что у нас не было Абрамовича или Ходорковского. Знаете пацаны, какой я щас богатый был? Не на малолитражке ездил бы, а на «мерине», ну «мерс» то есть. Но не пофартило, как всегда. Ага. Да вообще-то и правильно. Ведь можешь Димка, представить, что нейлоновые рубашки в Америке в те годы носили негры, да обыкновенные работяги. А я, дурак, радовался. Чуть жарко, в этой рубашке мокрый до самых колен, он же нейлон не дышит. Но в начале этого то не знали и завидовали страсть.
… А мысли опять далеко-далеко. И крутятся они вокруг трагикомического случая, который подпортил мой костюмно-одежной ширпотреб. О, что было, что было. Итак, по порядку. Дали мне квартиру. Аккурат под красный праздник – 7-ое ноября. И сосед через стенку самое-то: директор школы Франц Иванович. Да нет, самый настоящий русский. Классный был мужик. Ага. Сидим мы у него за столом «разминаемся» перед праздником. Как? А по-деревенски. На столе бутылка «Московской», пельмени и капуста. А дома у меня, чтобы быстрее просохло после штукатурки и побелки, печка топилась не переставая. Ага. И  натопилась. Раз я только вошел в квартиру, да еще новостройку – в ней стол из школы и два стула, да пара чемоданов с рубашками, галстуками там, ??? и другой мужской дребеденью. Теперь-то я скажу входите в новую квартиру, вещи складывайте, посредине комнаты, а потом топите. Почему, почему? Я же не так сделал. Когда часа через полтора мне пришла мысль, не пора ли мне подкинуть дровишек в печь, то было поздно. Все вещи от раскалившихся кирпичей весело так тлели-горели, что я чуть не задохнулся. Может от дыма, может от жалости, а скорее всего от злости. В чем же я пойду после каникул в школу? А вообще-то все к лучшему. Весь свой гардероб обновил, начиная с нижнего белья. Ага. Так вот два костюмчика, пальто зимнее и осеннее отхватил – закачаешься. Скажете, мужик, а о внешнем виде так разглагольствует. Так еще великий классик сказал: - В мужике все должно быть прекрасно: и волос, и голос и штаны – и все остальное! Да. Чехов Антон Палыч в этих вещах дока был. Мне его мысли об этом всю жизнь нравятся. Представляю, пришел бы в класс с пузырями на коленках у брюк, не свежей рубашке. Или вышел на сцену концерт вести в трусах и в майке. Что? Сейчас времена другие? При чем здесь времена? Элегантность, стройность и лоск во все времена ценились. Вам что нравится, когда мужчине 50-60 лет, а он обрюзг как бегемот, рюкзак не сзади, а впереди и легкие хрипят как меха, которыми раздували раньше огонь в кузнице? То-то же.
… Толчок в спину возвращает в действительность. – Дед, ты чего ни с того, ни сего захохотал?
- Да так. Ладно, проехали. Что хотели?
- А правда, что ты первый конкурс красоты в районе проводил? – Правда. Двадцать пять лет назад. В доме культуры специально белый костюм для ведущего сшили, четко по размеру. И конкурсов этих, воробьи вы мои, провел целых восемь. Сам и сценарии писал, договаривался с хореографами, музыкантами, некоторые кассеты до сих пор сохранились. Хорошие, парни, были времена. Вокруг молодость, красота, задор – без чего мне не жизнь.
- Ни это ты нам Америку не открыл, сами с глазами. Скажи вот как на духу. То, что пишешь, всегда печатаешь?
- Вы, мальчики, прикидываетесь или глупизна еще не прошла? У нас только «АиФ» все печатает и то до конца не уверен. А остальные газеты и журналы…
- Каждый жить хочет, и жить хорошо, без тревог, особенно в наше время, когда не знаешь, что будет завтра. К тому же, Антон, переживать сегодня из-за этого не приходится – интернет есть. Смотри лучше за дорогой, раз руль доверили. Ох и хитрые. Специально задают ехидные вопросы, знают что многое происходящее записываю, а потом отдаю в печать в виде рассказов, путевых заметок или просто баек. Вот им и интересно, напечатают или нет. Должны, ведь никого же ни они, не я, сидящих в кресле не задели. Пусть сидят, на радость себе и нам.
А вот и грибные места. Вперед, юные друзья! Кто больше наберет, тому и руль на обратном пути. Интересно, куда занесут меня мысли на обратном пути. А то, что мама зовет единственным, неповторимым ершиком-ежиком, только придает силы. Ершистый, значит, умею постоять за себя и других, не гнусь при невзгодах. Нас степняков к этому ветры приучили и закалили, а горы сделали крепче и сильнее. А если так – да здравствуют грибы!
Анатолий Бородин
20.03.2011.


Рецензии