Всё прозрачно

Я обычный целлофановый пакет и меня использовали.
Это сделала первая попавшаяся земная женщина, которая вначале вынула из меня все - мою душу, мои мысли, все, что в меня изначально вложили. А я был до краев переполнен сугубо личным содержанием, сквозь свой еще не испачканный чужими прикосновениями целлофан демонстрируя миру бережно хранимые мною книги.
 Первая была когда-то написана знаменитым философом Сократом, вторая - значительно позже - каким-то сумасшедшим и, соответственно, безумно талантливым Захаром Прилепиным. И эта дура сорвала сверкающие одежды с обоих бережно хранимых мною экземпляров и бросила, небрежно скомкав меня, в ближайшую урну на городской площади, где присела на скамейку на эти полчаса, решившие все. Представьте себе, к ней тут же прибитые молью кавалеры стали подкатывать, и, тряся трухой, знакомиться, пока она не догадалась поменять на своих круглых коленках Сократа на Захара. На новодел повалили молодые, бодрые и брутальные, склонные к умным разговорам, досужим размышлениям и прочему разнообразному интеллектуальному насилию.
В конце концов, пообещав всем кандидатам встречу на Болотной площади, моя первая попавшаяся бесследно растворилась в городском планктоне.
А тут ветерок подул и меня понесло с этой гадкой урны в свободный и счастливый отрыв. Легкие до предела наполнились свежим ветром широкой площади и во мгновение я взмыл ввысь к облакам, оставив под крыльями пыльный и скучный мир, стремительно сокращавшийся в  размерах.
И здесь, на семи ветрах в свободном полете я заметил в лучах полуденного солнца купающуюся в воздушном потоке великолепное бриллиантово-целлофановое тело упаковки со звездным именем "Шанель".
 Рывок попутного ветра дружески бросил меня навстречу красотке и уже через мгновение мы легкомысленно закружились, время от времени соприкасаясь своей молодой гладкой кожей.
 Я чувствовал, что этот небесный подарок и есть мой единственный шанс, моя судьба, моя возможность выйти за пределы этой проклятой мусорной жизни, на которую, несмотря на блестящее образование, был обречен. В этом головокружительном полете я был полноценно жив и по-настоящему счастлив и так будет до тех пор, пока мое тело до разрыва переполняет свежий весенний ветер молодых желаний, бросающий меня к этой смеющейся стройной девочке, благоухающей тонкими галльскими ароматами.
Однако, оказалось, под этим небом летают разные ветры и не прошло и пары минут, как я обнаружил, что снизу, сорванные с грязного асфальта площади, к нам рванула группа рваных пакетов с наглыми надписями "Адидас", "Колбаса краковская" и "Сосиски венские" на своих мятых и обшарпанных боках.
"Слышь, москаль!  - подгреб вплотную, воспользовавшись воздушным потоком адидасовец.- Вали от нас, пока цел и бабу нам оставь, она слетела с нашего майдана, правый сектор".
В этот самый момент из-за вокзального угла показалась зеленая поливальная машина, на повороте бросившая сияющую солнцем струю вертикально в небо, зенит которого в это мгновенье занимал пестрый, переполненный эмоциями, целлофан.
Я едва успел прикрыть своим телом мою трепетную Шанель и, мокрый и отяжелевший, вместе со всем приколбасным кодлом стал стремительно валиться на землю - жизнь моя, как жаль - все случилось так неповторимо быстро...