Сатана скучал

(^_^)



                САТАНА   СКУЧАЛ   (  Обманувший  Смерть  )

 

 

 

     Стук в дверь в столь неурочное время  встревожил Ольгу. Совсем недавно умерла

мать,  и они остались  с трёхлетней  дочкой  одни в большом доме, где раньше было

весело и шумно.

     Вышла в сени. Приоткрыла маленькое оконце  и задохнулась от радости:

     -- Лёшка!

     Бросилась отодвигать засовы, и, распахнув дверь, выскочила на  крыльцо, повисла

на шее мужа.

 

 

 

     Странный сон снился Алексею. Провалившись в глубокое забытьё, он видел себя под-

ходящим к дому Ольгиной матери, где теперь жили его жена и дочь. Всё замечал. Расша-

тался  засов  на калитке, да и сама калитка тоже. Ступенька на крыльце треснула, того

и гляди обломится. Перильца тоже не мешало бы подправить. Три года как он в Афгане,

а тесть умер за год до войны. Четыре года в доме нет мужика. Надо будет подлатать хоть

по мелочи. Он почему-то был твёрдо уверен, да нет! – он просто знал – дальше калитки

в этом доме чужому ход закрыт. Тёща была весёлая открытая женщина, но однолюбка,

кроме мужа других мужиков для неё не существовало. И Ольга такая же. Мужики для неё

соседки, подружки, знакомые, но не мужчины. В упор не видела она и не хотела видеть

никого, кроме своего Лёшки.

     А странно: почему Серко молчит?. Не встречает? Может пропал?

     Поглядеть бы.

     Но тут за дверью завозились с засовами, отпирая, и полураздетая Ольга с маху броси-

лась ему на шею. Алексей подхватил жену на руки и понёс в дом.

 

 

 

 

     Блокпост взяли быстро.

     Измученные шурави почти не сопротивлялись. Впрочем сопротивляться было почти

некому. Из десятка – трое убитых, остальные раненые. А вертушку, летевшую к ним на

помощь, сбили в двух километрах. Потому-то и поспешили к этой высотке.

     Почти стемнело. Поднималась луна.

     Непонятная…Нехорошая…

     -- Уходим, -- распорядился Шейх.

     Они уже забрали всё что можно и теперь выбирались к пещерам, по которым могли

уйти незамеченными. Шурави об этих пещерах не знали за что и поплатились. Десять

трупов осталось на высотке.

     -- Хасан говорил, что их одиннадцать было,-- проговорил кто-то.

     -- Ищите! – приказал Шейх.

     Алексея нашли минут через пятнадцать в стороне, за большим плоским камнем.

     -- Мёртв?

     Шейх наклонился над телом. По ране в груди он определил – пуля нашла сердце, ни

дыхания, ни пульса не было. Но не было и трупного окостенения, хотя парень получил

свой кусочек свинца скорее всего в самом начале боя. Тело было мягким и… тёплым.

     А Луна глазела на них, словно издеваясь: вот, мол вам, и загадочка.

     Ох, плохая луна в эту ночь.

     Неуютно… Нехорошо…

     Наверное, каждый из них сотворил не один оберегающий знак, отводя нечистую силу.

     Кто-то вскинул автомат, но Шейх отрицательно качнул головой.

     -- Заберите. – и тело Алексея подняли и понесли.

     Наутро прилетела вертушка. И что было очень странным, ей позволили  сесть и за-

брать десять трупов, а также спокойно улететь.

     Уже потом выяснилось, что их должно быть одиннадцать, но одного не нашли, хотя

может быть он сорвался в пропасть --  обрыв был в каких-то шагах.

     Звали – убитого? пропавшего без вести? – Алексей Засекин.

 

 

 

     В глубине пещер жил Старец.

     Они уже давно шли по лабиринту ходов и залов. Шли к Старцу. Впервые на памяти жи-

вущих  шурави несли Старцу. Никто не задавался вопросом – зачем? Был приказ Шейха, и

не было сомнений, что шурави ещё жив. Сам Шейх получил европейское образование и понимал, что ситуация фантастична. Но все его познания заходили в тупик, пытаясь объ-

яснить её. Старец мог объяснить её, хотя мудрость его уходила корнями далеко в преда-

ния. Но во многих случаях знания Шейха склонялись ниц перед мудростью старца.

     И всё же Шейх задавал и задавал себе этот вопрос: почему шурави жив, когда он дол-

жен  быть мёртв?

 

 

 

     Мы с Андреем встретились на конференции. Связывало нас афганское прошлое. Оба

Прошли через эту мясорубку, с полгода даже в одном госпитале служили. А полгода на войне – это срок, и не малый, скажу вам. Потом судьба раскидала нас в разные стороны.

Особо связь не поддерживали, но и не теряли друг друга, тем паче, что оба пошли по од-

ной стезе – стали хирургами-офтальмологами, глазниками проще. Конференция благо-

получно закончилась, и мы сидели в привокзальном кафе, ожидая свои поезда, которые

развезут нас в разные стороны. Я со времён Афгана не терплю летать, а Андрею ехать

каких-то двести километров. До поездов оставалось времени ещё прилично, пото-

му-то и завалились мы в это кафе. Смаковали пивко (на удивление приличное), вспоми-

нали ребят – кто куда девался. Да и мало ли тем у коллег по профессии и друзей по

войне.

     Неподалёку от нас, через столик, сидели старушенции. Аж целых четыре. Именно

так. Старушенции…

     Ни старухами, ни старушками назвать их было нельзя. Ни старухиной приниженности

перед судьбой и временем, ни старушкиной лепоты и благообразия. Это были дамы

постбальзаковского  возраста, напоминавшие девчонок внезапно постаревших. То и дело

за их столиком возникал смех, тронутый временем, но не старчески дребежжащий.

Внимание на эту компанию мы вообще-то обратили сразу как вошли. Не часто в наше

время можно увидеть пожилых женщин в кафе, большей частью считающих, что кафе

и прочее для молодёжи, если только не свадьба или поминки. А наши визави чувство-

вали себя в родной стихии и явно не праздновали, а просто общались.

     В зале играл небольшой оркестр, в основном модные шлягеры, под которые можно

Танцевать, но смысла в тексте – ноль. Дамы за столиком опять рассмеялись, одна из

них, в лилово-фиолетовом брючном костюме, поднялась и подошла к оркестру.

     -- Ребята, а можете что-нибудь со смыслом напеть?

     -- Что-нибудь из вашей молодости вроде « Шумел камыш»? – съязвил гитарист.

     Женщина рассмеялась.

     -- Да нет, милок. «Шумел камыш» --это классика. Его ещё мои прадеды певали. А для

нас уж лучше вот эту.

     И негромким голосом она запела:

                Как-то шёл Сатана,

                Сатана скучал.

                Он к солдатке одной постучал…

     Музыканты подхватили мелодию. Молодой гитарист видимо смотрел кино, или слы-

шал эту песенку из « Неуловимых мстителей», которыми в своё время засматривалась

вся страна, подхватил куплет хрипловатым голосом. Дуэт получился приятный. В зале за-

аплодировали.

     А вот Андрей как-то погрустнел и посерьёзнел.

     -- Да уж… Не дай Бог попасть ему под руку, когда ему скучно.

     -- Ты о ком? – не понял я.

     -- О Сатане, -- отозвался Андрей.

     А так как времени у нас было предостаточно, он и поведал мне эту историю.

 

 

 

 

 

     Они пришли ко мне, как сказали, посоветоваться. Представились: Ольга и Алексей

Засекины. Им нужен совет. А ко мне они пришли потому что знают, что я, как и Алек-

сей, прошёл Афган, и не стану смеяться над их историей.  А  надо им всего-навсего провести генетическую экспертизу, чтобы убедить окружающих, что их сын, Алексей

Засекин-младший, является биологическим сыном Алексея Засекина-старшего.

      -- А почему окружающие в этом могут сомневаться? – удивился я.

      Вместо ответа Алексей протянул мне листок.

      Похоронка.

      -- В этот день мы сотворили нашего Лёшика, -- тихо проговорила Ольга.

      -- То есть? – недоумённо спросил я. – Вы хотите сказать, что в тот день, когда  Алек-

сей Засекин был убит, он находился дома и занимался любовью со своей женой? Это

бред.

     -- И мы понимаем это. Мы пытаемся найти хоть какое-то объяснение этой истории.

Мы оба знаем, что Лёшка наш сын. А ещё я могу с уверенностью сказать, что другого

мужика, кроме меня, у Ольги не было. Чёрт его знает, откуда я это знаю. Но знаю. Это

знание сидит где-то внутри меня, рядом с пулей.

     -- С пулей?

     -- Ну да. В том бою угодила прямо в сердце.

     « Ну и шуточки у судьбы».

     Алексей тем временем  достал из той же папки рентгеновский снимок и протянул мне.

Я почему-то поверил парню сразу, но снимок посмотрел. Такое с жизнью несовместимо.

     -- Ты что же, носишь его всегда? – Я возвратил Алексею плёнку.

     -- Некоторые и ему не верят. Но раз в полгода я делаю новый, чтобы знать, где эта

дура сидит.

     -- А вырезать не предлагали?

     -- Старец запретил.

     -- Рассказывай.—Благо посетителей у меня в тот день больше не было.

   

 

     Их рассказ – это фантастика. Но они оба сидели передо мной. В руках молодого му-

жика была папка с документами, которые подтверждали реальность многих фактов. Им

незачем было сочинять сказку, они сами были сказкой. Сказкой о любви. Как они смотре-

ли друг на друга, как касались. Они были половинками одного целого. И нужно им было

всего ничего, только документальное подтверждение того, что Алексей Засекин-старший

является биологическим отцом Алексея Засекина-младшего. Потому что ему, Алексею старшему, было очень важно заткнуть рты сплетникам и родне, порочащим его жену. Он

не мог позволить трепать её имя и поливать грязью.

     -- Все разговоры об Ольгиной измене превратились для меня в бред сумасшедшего,

едва я увидал дату своей смерти в похоронке. Именно это число было на отрывном кален-

даре, когда я нёс жену в её спальню. Такой ночи у нас не было ни до, ни после. Так мерт-

вецы не любят. До возвращения я всё время  думал, что это сон. Яркий, запоминающийся,

почти реальный, но всё-таки сон. И ещё я мог бы согласиться, что любящие друг друга могут увидеть похожие сны. Но не одинаковые же! Наш с Ольгой сон совпадает в мель-

чайших деталях.

      -- Я уж и сама решила, что умом тронулась. Лёшина мать меня на весь посёлок срами-

ла, а другие жалели, да бранили негодяя, который мной попользовался. И верить никто не

хотел, что Лёшка ко мне приходил. Не видали его. Он по двору ходит, загородь для свиньи ладит, а соседка у новой калитки стоит и допрашивает о житье-бытье. Потом-то

похоронка пришла, этим днём меченая. А я по дому скачу, бегаю как коза, радостная  да

весёлая. Мне под нос похоронку  суют, а у меня во дворе свинья в новой загороди гуляет.

Перила на крыльце новые, ступеньки целые. Три дня Лёшка жил в доме. Три дня по ведёрной кастрюле щей варила. Любит он щи. – Ольга ласково погладила руку мужа, ле-

жащую на подлокотнике кресла. – А любились… -- добавила она смущённо, -- как сума-

шедшие, даже после свадьбы такого не было. Ну и скажите – мне это всё привиделось?

Что призрак мёртвого мужа способен сотворить реальные вещи?   

     -- Что  интересно, --  вступил Алексей, -- работал-то я днём. Люди видели и загородку, и крыльцо, и калитку. Но никто не слышал, как стучали топор и молоток. И  как я матерился, угодив себе по пальцу. Ну никто меня не видел и не слышал. Ещё одна

странность была: я за калитку выйти не мог. Так, пару шагов, чтобы починить можно

было, а когда починил, и этой пары сделать не мог – стена. Дочка тоже меня могла видеть

только ночью. И Серко, кобель несчастный, так и не приветил  меня. Носился по двору

за Ольгой, с Настенной играл. А меня так и не учуял.

     -- На третью ночь Алексей собрался уходить. Я ещё удивилась: почему ночью?

     -- Так надо, ответил я, -- Алексей с минуту помолчал. – Почему-то знал, что должен

уйти до полуночи. Очнулся уже в пещерах Старца, так называли его местные жители.

Можно сказать, что старик вытащил меня с того света. И не велел трогать пулю. « Сколь-

ко Всевышний отмерил, то и проживёшь. Если не тронешь пулю, проживёшь дольше».

Так сказал он мне на прощание, когда Шейх забрал  меня в лагерь. Я был пленником

со всеми вытекающими последствиями, но относились ко мне с уважением и опаской.

Прозвищем мне стало: Обманувший Смерть. И всё-таки мне было легче, чем Олюшке.

Я был, по крайней мере, среди врагов, а её гнобили свои. Мать моя не хотела, чтобы я

на ней женился,  вот и отыгралась по полной программе, считая меня мёртвым и обви-

няя в этом Ольгу, как будто это она меня в Афганистан отправила. И что бы было с ней,

если бы я не вернулся, мне даже представить страшно. Но я вернулся. Два года плена.

Я легко отделался. Другим было хуже. И вот я стою у такой знакомой калитки, а за ней,

заходясь от ярости, залаял Серко. Даже на чужаков он не лаял с такой злостью. Я вошёл

во двор. Видно ярость добавила псу сил, цепь лопнула, и он кинулся на меня. И с такой одурью ткнул меня мордой в грудь, что я свалился как подкошенный.  Мелькнула един-

ственная мысль – не пустить к горлу.

     -- Я на крыльцо выскочила, смотрю Серко мужика валяет и лает зло, яростно. А ещё

-- лай какой-то прерывистый, словно всхлипы, будто пёс изо всех сил пытается спрятать

слёзы.

     -- Лай этот напомнил мне едва сдерживаемые рыдания, когда на наших глазах духи

положили взвод новобранцев, а мы ничем не могли им  помочь.

     --Я с крыльца сбежала, не дай бог загрызёт! А Серко уже не лает, а повизгивает и лицо

лежащему лижет. Я глянула и сама рядом брякнулась. Очнулась в доме. Дети ревут от

страха, а я на мужа гляжу и говорю ему: ты же мёртвый!

     -- Полночи мы сидели разбирались -- кто я? Ну, а когда жена согласилась признать

меня настоящим, то без утайки поведала, как обласкала её свекровушка, ославив на всю округу. Но мы-то с Ольгой знали, что Лёшик наш сын. Мне матери доказать надо,что

зря она Ольгу хаяла. Она не только мою жену, она же и внуков своих позорила. А мне в

глаза говорят, что ерундой занимаюсь.

 

 

 

 

 

 

     Я помог Засекиным. Связал их с несколькими имеющими отношение к теме людьми.

После этого мы виделись лишь однажды, когда они получили результат.

     -- А что-нибудь сейчас тебе известно об Алексее?

     -- Нет. Они уехали вскоре после того, как экспертиза подтвердила его отцовство. Про-

дали дом и уехали. Он ничего не рассказывал ни об Афганистане, ни о лагере, ни о том

как ему удалось вырваться из плена. Но парень не врал. Я, как врач, могу сказать только

одно: при таких ранениях  не выживают даже если тут же сделать операцию. А он уже

прожил десять лет. С пулей в сердце.

 

     Видно уж очень скучно было Сатане на той войне.