Образ г. ягоды в мыльной литературе. часть3

ОБРАЗ Г. ЯГОДЫ В МЫЛЬНОЙ ЛИТЕРАТУРЕ
    РЕЦЕНЗИЯ НА КНИГУ М. ИЛЬИНСКОГО  "НАРКОМ ЯГОДА"

  ЧАСТЬ 3. ЕЖОВ И ЯГОДА 
Кто же на самом деле руководил работой НКВД? В 1937 году арестованный Ягода давал следователю следующие показания: «Особенно меня тревожил интерес к работе Наркома внутренних дел со стороны секретаря ЦК Николая Ивановича Ежова. Этот интерес начал проявляться во время чистки партии в 1933 году, а в конце 1934 года перерос в контроль, настойчивое влезание в дела НКВД. Вопреки препятствиям, которые участники заговора чинили ему, он шёл напролом. Всё это не предвещало ничего хорошего…» (стр. 142).  Другими словами, ещё Ягода не был назначен наркомом НКВД, как Сталин установил  контроль секретаря ЦК Ежова за министерством внутренних дел. Значит, Ежов всё и контролировал, в том числе после убийства Кирова принимал участие в обвинении арестованных на трёх московских процессах.
Вот ещё одно подтверждение самого Ильинского об участии Ежова в следственных делах в декабре 1934 года - январе 1935 года: «Сразу же после убийства Кирова возможность провала стала очень реальной. С того времени начиналось систематическое и настойчивое «вползание» Ежова в дела НКВД. Ежов приходил в аппарат НКВД, не оповещая Ягоду. Он спускался неожиданно в оперативные отделы, влезал сам во все дела. Особенно так было в начале 1936 года, когда только начались дела по троцкистской организации. Ежов подбирался к Ягоде. Это чувствовали все» (стр. 158). После убийства Кирова «Ягода был поставлен под контроль Ежова», то есть сразу после назначения (стр. 184). «В НКВД были вынуждены подчиняться» Ежову (стр. 159). Ежов «осуществлял по поручению ЦК контроль за ходом расследования оп делу об убийстве С. М. Кирова» (стр. 461). Напомню, что Сталин сразу после убийства Кирова арестовал Ягоду.
По поводу дела «Клубок», так Ильинский называет процесс «Московского центра» в январе 1935 года, по которому были привлечены к суду Зиновьев и Каменев за проявленную халатность в связи с убийством Кирова, автор книги пишет, что «на Лубянке делалось всё, чтобы скрыть их участие в заговоре». «Ягода принял все меры, чтобы создать Зиновьеву и Каменеву наиболее благоприятные условия в тюрьме». Однако тут же Ильинский сообщает другую версию: Ягода посчитал их опасными свидетелями, и, докладывая в ЦК, «решил с ними покончить, предложил Зиновьева и Каменева расстрелять. И как можно скорее. Но это не прошло», - так пишет Ильинский, хотя никак не объясняет, кто и почему не принял предложения Ягоды, а также источник, откуда Ильинский позаимствовал эту дикую версию (стр. 275).
«Особенно тревожил Ягоду вмешивающийся в дела НКВД секретарь ЦК Н. И. Ежов, уже проявивший себя во время чистки партии в 1935 году (стр. 45). Из этой фразы Ильинского мы узнаём, что Ежов в должности секретаря ЦК курировал НКВД и проводил чистку в партии в 1935 году. «Необходимо учитывать: многие документы были сфабрикованными, составленными или, говоря другим языком, подготовленными НКВД. Берите выше в ЦК ВКП(б)» (стр. 48). Это означает только одно: эти фальшивки готовил сам Ежов под руководством Сталина.
  «Летом 1936 года следствие контролировалось Ежовым. Ягоду выводили из игры» (стр. 147). Значит, и материалы первого московского процесса 1936 года тоже готовил Ежов. Рассказывая совершенно вздорную историю с попыткой отравления Ежова якобы парами ртути по указанию Ягоды, Ильинский признал её «блефом и вымыслом», однако в традиционном духе закончил: «Выдавалось желаемое за действительное. С одной стороны, из Ежова делали «героя», а с другой – к образу Ягоды добавляли штрихи «злодея», коим он реально был, хотя так никого и не отравил» (стр. 166). Фактически в последней фразе Ильинский изложил суть многословной и пустой книги: Ягода считался всеми русскими антисемитами злодеем независимо от того, что он ничего злодейского не совершил, «никого не отравил». А виноват он потому, что русским антисемитам на каждом кровавом повороте собственной истории до зарезу нужен виновный еврей. 
«Так в чём вина Г. Г. Ягоды? В чём всё-таки пусть частичная, но справедливость суда?» – спрашивает Ильинский, переворачивая смысл первого вопроса в его противоположность во втором. Этот адвокат сталинского беззакония посмел назвать сталинское судилище «справедливым судом», который приговорил к смерти несколько десятков тысяч видных старых большевиков, в том числе Каменева, Зиновьева, Бухарина, Рыкова, Пятакова и других. И каков же ответ? «Суд времени свершился над эпохой преступлений, над режимом сталинского тоталитаризма, в рамках которого Ягода, Ежов, Берия были главными орудиями массовых репрессий. Я был на многих конференциях в Западной Европе (Италия, Франция и т. д.) и фиксировал выражение именно такого мнения» (стр. 56).
Нужно заметить, что Ильинский опережает события, потому что суд истории ещё не свершился над эпохой кровавого Сталина. Этот суд ещё предстоит провести нашим потомкам. Однако за подобное словоблудие Ильинскому следует ограничить занятие журналистикой до конца жизни. На мой взгляд, это означает, что Ягода не был причастен к преступлениям Сталина, поскольку Ильинский никак не сумел ответить на поставленный им же вопрос о виновности Ягоды.
Основные подтверждения непричастности Ягоды к сталинским преступлениям содержаться в выступлениях однопартийцев на феврельско-мартовском пленуме ЦК, которые обильно цитирует Ильинский. Это сборище членов ЦК было особенным. На пленуме были подвергнуты анафеме Бухарин, Рыков и Ягода. Этот пленум фактически явился сигналом для организации массового террора в стране. В отношении Ягоды Ильинский заметил: «На февральско-мартовском пленуме ЦК ВКП(б) 1937 года он подвергся полному разносу» (стр. 9). На этом пленуме его участники обвиняли Ягоду в отсутствии борьбы с троцкистами, зиновьевцами и правыми. Ягода подвергался критики за то, что он вовремя не арестовал невинных людей, неверно подбирал кадры, что благодаря его халатности произошло убийство Кирова, а некоторые из выступавших прямо называли Ягоду преступником. Ягода был преступником в глазах сталинских опричников. Вместе с Ягодой на пленуме также подверглись бешеной травле Бухарин и Рыков.  После пленума все трое были арестованы, оказались главными обвиняемыми на третьем московском процессе, после окончания которого были расстреляны в марте 1938 года. Сегодня известно, что все старые большевики, преследуемые кликой Сталина, оказались невиновными – Троцкий, Каменев, Зиновьев, Бухарин, Рыков и другие. Это означает, что Ягода выступал против ареста невинных людей, против политики террора, не поддерживал выдуманные против них обвинения и фактически был Сталиным отстранён от выполнения карательных функций, которые при Ягоде исполнял Ежов. Сегодня существует множество доказательств этому, в том числе и заявления самого Ежова на пленуме 1937 года. Из слов Ильинского следует, что Ягода также не является виновным. 
Ильинский пересказывает читателям содержание последнего выступления Ягоды на февральско-мартовском пленуме ЦК 1937 года, в котором бывший нарком внутренних дел занимался самокритикой и пытался, со слов Ильинского, свалить свою вину на других. По поводу этих «слов» Ильинский иронизирует над Ягодой: «Я – не я, и  лошадь не моя. И он предавал своего сотрудника и агента» (стр. 195). Фактически, в выступлениях многих партийцев на февральско-мартовском пленуме 1937 года изложены все мыслимые обвинения, которые предъявляла сталинская камарилья Генриху Ягоде. Евдокимов обвинил Ягоду в неправильном подборе кадров, в том, что он отказывал ему в помощи по ведению «Шахтинского дела». Ильинский приводит очень важную реплику Ягоды на обвинения Евдокимова: «В «Шахтинском деле»? Вы сами в него не верили» (стр. 213). Из этой реплики следует, что Ягода не верил в серьёзность обвинений во вредительстве шахтёров. Евдокимов продолжал: «Я с Семёном Шварцем разговаривал на пленуме. Он меня спрашивал, зачем я посадил шахтинцев. Я сказал, что эти люди связаны с контрразведкой. Вы, т. Ягода, сидели в центральном аппарате сложа руки и ничего не делали в этом отношении». Вот и ответ на вопрос, кто был ответственным за «Шахтинское дело: русский Евдокимов, а не еврей Ягода. Ежов рассказал, что после убийства Кирова Сталин лично ему велел: «Ищите убийц среди зиновьевцев», но в это не верили чекисты, в том числе и Ягода. «Пришлось вмешаться в это дело т. Сталину. Он позвонил Ягоде и сказал: «Смотрите, морду набьём» (стр. 217). Это означает, что Ягода всё время мешал Ежову.
Ильинский вынужден цитировать слова Агранова из выступления на февральско-мартовском пленуме о том, как Ягода «участвовал» в подготовке процессов по троцкистско-зиновьевскому центру. «Вы на протоколе допроса Дрейцера, где было сказано, что существовал московский центр, написали: «Неверно». В том месте протокола, где было сказано о получении Дрейцером письма от Троцкого, вы написали: «Не может быть». Все это есть, т. Ягода, всё это сохранилось и может быть проверено» (стр. 207). Эти несколько слов, написанных рукой Ягоды на фальсифицированных протоколах после убийства Кирова, говорят об этом человеке больше, чем все 768 страниц книги Ильинского. Они исключают Ягоду из участников подготовки фальшивых процессов и реабилитируют от наговоров клеветников. Получается, что кроме лжи, ничего нет против этого человека!
В резолюции пленума по докладу Ежова «Уроки вредительства, диверсии и шпионажа японо-немецко-троцкистских агентов» сказано: «Наркомвнудел СССР этих указаний партии и правительства не выполнял и оказался неспособным вовремя разоблачить антисоветскую троцкистскую банду» (стр. 220). Сам Ильинский пишет: «Тормозить надо уметь… Весь 1935 год прошёл в торможении и затягивании требований ЦК разгромить центры троцкистско-зиновьевских организаций и правых» (стр. 272). Это и есть главное обвинение против Ягоды, которого сам Ильинский называет «самым главным виновником провалов в работе НКВД» (стр. 220). Это значит, что Ягода мешал террору, мешал ликвидации так называемых троцкистов, зиновьевцев, правых, которые сегодня признаны невиновными и оклеветанными, а в 1937 году это считалось «провалом в работе». Ильинский всё перепутал и судит Ягоду со сталинских позиций преступника. Он обвиняет Ягоду в том, что он вовремя не уничтожил огромное количество людей, которым Сталин нацепил ярлыки троцкистов и зиновьевцев. Выступавший на пленуме Балицкий назвал поимённо тех, кто занимался репрессиями: «Понадобилось, чтобы ЦК, лично т. Сталин, секретарь ЦК т. Ежов занялись вопросами Наркомвнудела, вопросами борьбы с троцкистско-зиновьевскими и другими двурушниками и врагами народа, чтобы раскрылась полностью, чтобы выявился этот провал в работе органов Наркомвнудела» (стр. 210). Это и есть ответ на все вопросы в отношении «виновности» Ягоды. Этот ответ был дан самими преступниками на последнем пленуме, на котором присутствовал Ягода в качестве ответчика перед своим арестом и судом.
Судить Ягоду за его действия или бездействие с позиций преступного Сталина – само по себе также преступно. Поэтому никто не может предъявить Ягоде каких-либо конкретных обвинений, потому что их просто нет, а повторять сталинскую клевету сегодня сподобились только русские националисты, в том числе Ильинский. Книга Ильинского является типичной антисемитской стряпней очередного примитивного русского писаки. Он обвиняет Ягоду в тех же прегрешениях, в которых его подвергали осуждению сталинские палачи на пленуме 1937 года.

     ГОРЬКИЙ И ЯГОДА
Несколько слов о взаимоотношениях М. Горького с Г. Ягодой, которые занимают особое место в книге Ильинского. Автор посвящает взаимоотношениям писателя и Ягоды целую главу под названием «Странный альянс и разные «университеты». Ильинский начинает главу лихой характеристикой самого Ягоды: «Демоническая особа. Всё, что связано с Генрихом Ягодой, для окружающих неизменно оканчивалось трагически». И далее перечисляет имена тех, кто ушёл из жизни как бы по особой ягодовской «статье», начиная со смерти Я. Свердлова в марте 1919 года, Ф. Дзержинского в 1926 году и В. Менжинского в 1934 году. Перечислил далеко не всех, но витиевато закончил: «Многие деятели из ЦК ВКП(б) и ОГРПУ закончили свой путь по приговору Военной коллегии – ВМН, расстрел…, не указывая года и места (стр. 523). Правда, впечатляет! Да Ильинский просто мастер сталинского сыска. Какой следователь пропал! При таком ясном мышлении он смог бы закопать каждого из сталинского окружения и сегодня! Куда там Максимычу до талантов Ильинского, служил бы писатель у Ягоды секретарём, не больше.
Понять причины дружбы писателя с Ягодой оказалось для Ильинского сверхсложной задачей, если учесть, что знакомство Горького с Ягодой состоялось ещё в 1911 году, а тесное общение продолжалось до самой смерти Горького. С одной стороны – «великий человек планеты», а с другой – ничтожнейший «шеф советских жандармов», сталинский эквэдешник. «В отношениях Горького и Ягоды не было ни лидера, ни аутсайдера, - утверждает Ильинский. – Горький – инженер человеческих душ – легко понял, кто такой Ягода, в чём его сила и слабость, оценил его качества» (стр. 524). Возможно, именно поэтому четверть века Горький поддерживал с Ягодой дружеские отношения. Оказывается, Горький видел в Ягоде «человека, от мановения пальца которого зависели, возможно, судьбы сотен тысяч и даже миллионы людей. Он свободно решал, кого казнить, кого миловать, кого взять под стражу, кому выдать зарубежную визу или богатый подряд» (стр. 525). Такой власти Председателя НКВД, который распоряжался судьбами миллионов, мог бы позавидовать Сталин. Скажите, чем Ильинский хуже гоголевского  Хлестакова?
Ильинский таким образом объясняет причины «дружбы» между Горьким и Ягодой: «Горький рационально, верно рассчитал умственные, полицейские и хозяйственные возможности «земляка», чем пользовался редко, да метко». Жаль, что Горький не дожил до наших светлых дней и не смог «рассчитать умственных возможностей» Ильинского. «Работа» с писателем, не грубая и банальная, а тонкая, ювелирная, строившаяся на отношениях земляков и личных друзей была с ведома И. В. Сталина возложена на Г. Г. Ягоду. И он умело вошёл в роль» (стр. 526). И здесь, в главе о Горьком, Ильинский был вынужден не поскупиться на блестящие характеристики Ягоде, называя его «великолепным актёром, знавшим в своём спектакле жизни все роли»: «Он обладал великолепной памятью, держал для «собственного использования» колоссальный объём информации» (стр. 527). Опуская подробные описания любовных похождений пролетарского писателя, «любителя и знатока женского шарма», напомню, со слов Ильинского, список лиц, который посещали Горького на Кронверкском проспекте в Петербурге: Александр Ферсман, Сергей Ольденбург, Альберт Пинкевич, Владимир Тонков, издатель Гржебин (такого в природе не существовало – В. О.), Закс - Гладнев, Бернштейны (во множественном числе – В. О.) и с десяток тогда известных лиц» (стр. 532). Ильинский решил не рекламировать другие имена.   
Ильинский сообщает о многолетних сердечных отношениях между Горьким и Ягодой; которые в переписке обращались друг к другу со словами «Дорогой…» и с обязательным «целую» в конце письма. Горький даже объяснялся Ягоде в любви: «Я к Вам очень «привык», вы стали для меня «своими», и я научился ценить вас. Я очень люблю людей Вашего типа» (стр. 584). Какими бы не были Горький и Ягода, однако такие слова никогда не говорят злодеям; людям подлым и коварным. И следует помнить, что Горький был писателем, худо-бедно, но всё же разбирался в характерах людей. Тем не менее, Ильинский утверждает, что Ягода установил слежку за Горьким при каждом посещении им Москвы, все сведения «о его зарубежной жизни по капельке стекались на Лубянку и оттуда попадали на стол И. В. Сталину» (стр. 556). Однако из этих слов совсем не следует, что «эти сведения» добывал для Сталина именно Ягода. При этом Ильинский неоднократно сообщает, что у Сталина было много информаторов, которые докладывали донесения лично вождю, минуя Ягоду. Ягоде стало известно, что «хозяин» знает всё… Значит, доносят лично И. В. Сталину…» (стр. 569).
Ильинский продолжает нагнетать вокруг имени Ягоды отрицательные эмоции: Ягода «мыслил в мировом масштабе: он решил использовать имя и перо Горького для восхваления жизни… в сталинских лагерях, осуществления великих строек первой и будущих пятилеток руками… заключённых. И с песней. Такого ещё не бывало…» (стр. 561). Ягода как бы вполне обходился без руководства Сталина и сам руководил страной так, как в 2006 году захотел Ильинский. Ягода организовал поездку Горького на Соловки, но свою миссию почему-то «перепоручил своему другу – чекисту Матвею Погребинскому (по кличке Мотя – Милиция)», - не забывает подчеркнуть еврейское происхождение чекиста автор.
Ильинский утверждает без всяких сомнений, что Ягода якобы заявил на следствии: «Я вынашивал мысль физического уничтожения сына Горького – Максима Алексеевича Пешкова. Тот мне мешал. Мною руководили личные и низменные интересы» (стр. 611). «М. Пешков умер потому, что Левин по моему поручению «залечил» его до смерти. Левин согласился и сделал своё дело» (стр. 612). «Кроме Макса, тем же путём по моему указанию были умерщвлены В. Р. Менжинский, В. В. Куйбышев и А. М. Горький, - заявил Ягода. (Так записано в протоколе. – Авт.)» (стр. 615). Ильинский приводит этот вздор уже после реабилитации врачей И. Казакова, Д. Плетнёва, Л. Левина и многолетнего секретаря Горького П. Крючкова, после признания лживости этих обвинений судебными органами.


ВЛАДИМИР ОПЕНДИК            

ДЕКАБРЬ 2006 ГОДА


Рецензии