Образ г. ягоды в мыльной литературе. часть5

ОБРАЗ Г. ЯГОДЫ В МЫЛЬНОЙ ЛИТЕРАТУРЕ
    РЕЦЕНЗИЯ НА КНИГУ М. ИЛЬИНСКОГО  "НАРКОМ ЯГОДА"

   ЧАСТЬ 5. ОТКРОВЕННЫЙ ВЗДОР ИЛЬИНСКОГО

Глобальными противоречиями в книге Ильинского являются: 1. Большую часть книги Ильинский посвятил доказательству, что заговор в НКВД возглавлял Ягода с целью свержения советского правительства и диктатуры Сталина. Он лично вербовал людей, правда сама вербовка в изложении Ильинского больше напоминает игры детей в детском саду. Ягода якобы имел связи и поддерживал Троцкого и правых, а также Зиновьева и Каменева. Эта линия доказательств позволяет автору объяснить правомочность суда и казни Ягоды. С другой стороны тот же Ильинский многократно утверждает, что Ягода был верным сталинистом и исполнителем всех его указаний. Таким образом доказывается преступность его действий как одного из руководителей государства во главе со Сталиным. В-третьих, Ильинский приводит множество фактов, подтверждающих неудовлетворённость Сталина работой Ягоды, что генсек не доверял Ягоде, контролировал деятельность НКВД с помощью члена ЦК партии Ежова, которому была поручена эта работа. «Весь 1935 год прошёл в торможении и затягивании требований ЦК разгромить центры троцкистско-зиновьевских организаций и правых», - утверждает тот же Ильинский (стр. 272). В итоге этих «торможений» Сталин и снял Ягоду с должности наркома НКВД за невыполнение его указаний. Сам Ягода постоянно чувствовал недоверие Сталина и говорил об этом следователю. Все эти взаимоисключающие противоречия Ильинский умудрился совместить в тексте  одной книги.
2. В своих бесконечных рассуждениях о заговорах Ильинский совсем запутался. Заявив, что в 1931-1933 годах «внутри Советского Союза был организован единый контрреволюционный заговор против Коммунистической партии и против советской власти и реставрации капитализма на территории СССР», Ильинский заметил: «Но всё это - фальсификация на процессе. Так нужно было представить положение в СССР Сталину и его Политбюро, чтобы оправдать массовые расправы, Большой террор» (стр. 241). Тем не менее, это понимание не мешает Ильинскому продолжать писать о заговорах. «Енукидзе лично, по постановлению центра правых, готовил этот переворот, имел своих людей в Кремле и в гарнизоне. Комендант Кремля был уже завербован и посвящён в дела заговора» (стр. 233). Когда комендант Кремля Петерсон был арестован, по заявлению Ильинского, «охрана Кремля оказалась в руках Ягоды, и он мог продолжать дело подготовки переворота» (стр. 238). «Корк стал участником заговора правых, но имел свою самостоятельную группу среди военных. Она объединяла и правых и троцкистов» (стр. 239). Ягода «согласился включить свою организацию в общий заговор, но так, чтобы об этом никто не знал. (Спасал своё лицо. Хотя зачем, если оно в маске?)» - задаёт сам себе вопрос в скобках Ильинский. «В центре заговора правые представлены Томским, Рыковым, Бухариным, Енукидзе». «Итак, для свержения советской власти, – подводит итог Ильинский, - был образован общий центр, в который вошли Каменев, Пятаков – от блока троцкистско-зиновьевской организации; Рыков, Томский представляли центр организации правых, меньшевиков и эсеров; Енукидзе входил в центр из 67 правых, а также «курировал» заговорщиков из НКВД; Корк представлял заговорщическую группу среди военных» (стр. 242). «Фирин и Погребинский  - участники заговора, играли роль трубадуров не только у Горького, но и вообще в среде интеллигенции», - утверждает Ильинский. И о чём же они трубили? - «Их близость и влияние на Горького были организованы и служили личным целям Ягоды». В скобках Ильинский поясняет: «Киршон и Горький прекрасно понимали, кто такой Ягода и чего он стоит» (стр. 144).
«Оставалось назначить час «Х». «Путч не состоялся потому, что не было достигнуто единодушия по главным вопросам. Среди них – о власти. Было и другое…» (стр. 243). Оказалось, что Каменев «струсил», Пятаков «не имел инструкций от Троцкого», Бухарин «колебался», «Ягода, как всегда выжидал», пока не расстреляли, добавлю о себя (стр. 244). То есть, все разговоры о заговоре оказались бурей в стакане воды, придуманной Ильинским.
3. Ильинский постоянно подчёркивает участие евреев в заговоре во главе с Ягодой. Причём все время участники «заговора» говорят о своих связях с немцами. «Троцкистско-зиновьевская ветвь центра вела переговоры с германским правительством через находившегося в эмиграции Троцкого» - утверждает Ильинский. Видимо, считая армянина Карахана евреем, Ильинский пишет: «Центр правых предложил Карахану выйти на представителей германского правительства и вести с ними переговоры. Впрочем, связь с немцами у Карахана существовала давно». Карахан якобы «уже в 1936 году добился значительных уступок от немцев. Каких уступок? Отход от кабальных условий, на основе которых было достигнуто соглашение с Троцким…» - придумывает без тени сомнений этот чистейший вздор автор книги. И тут же сам себя разоблачает: «Все – Троцкий, Радек, Сокольников и др. – не были русскими, а с евреями фашисты говорили уже только языком расправ. Поэтому липа была очевидна» (стр. 151). Тогда зачем столько страниц книги заняты придуманными разговорами о переговорах евреев с немцами? Раскидистая липа, очевидная даже  младенцам.   
Казалось бы, после слов о «языке расправ» можно было бы еврейскую тему переговоров с немцами закрыть навсегда, но Ильинский продолжает её развивать с ещё большим энтузиазмом. Он сообщает, что в 1935 году «большинство советских людей верили, что война будет предотвращена… Ягода же просчитывал все варианты…» (стр. 185). Как обычно, Ильинского хватило только на многоточие. «Ягода предполагал, что в случае войны СССР с Германией Японией советскому правительству (но не Ягоде! – В. О.) придётся столкнуться не только с военной силой противников, но и с крестьянскими восстаниями у себя в тылу. Поражение СССР в войне ему казалось возможным. Но состав кабинета был бы продиктован победителями, в данном случае Германией. Вот почему, желая застраховать себя и играть определённую роль в будущем правительстве (сказано весьма нежно, ибо ранее Ильинский утверждал, что Ягода мнил себя главой правительства – В. О.), Ягода рассчитывал наладить контакт с германскими правительственными кругами» (стр. 185). Ясно, что на связь с фашистами рассчитывал сам Ильинский, а Ягоду он превратил в полного идиота, не способного вообще мыслить. «Нет, личных связей с немцами у него не было, но, возможно, немцы знали о его планах. Немцы о планах Г. Г. Ягоды знать могли, но знали они и его биографию, национальность и другое. Пакт «Риббентроп – Ягода», «Риббентроп – Карахан» был невероятен» (стр. 185). Конечно, невероятен, потому что реальным оказался совсем другой план, план «Риббентроп – Молотов»! А вот и концовка фантазии Ильинского: «Лично с немцами Ягода связаться не успел, в сентябре 1936 года был отстранён от работы в Народном комиссариате внутренних дел» (стр. 187). Вот такие непредвиденные обстоятельства иногда случались в те трудные времена!
4. Ильинский сообщает, что Ягода не был реабилитирован «за нарушение социалистической законности». При этом Ильинский часто напоминает, что при Сталине «по условиям того времени» никакой законности в стране не было. При этом приводит много приказов и инструкций за подписью Ягоды, в которых бывший нарком постоянно печётся о соблюдении законности и наказывает многих следователей, милиционеров и работников госбезопасности за нарушение порядка допросов и предъявление необоснованных обвинений.
5. В начале книги Ильинский приводит слова бывшего председателя реабилитационной комиссии М. Соломенцева о том, что Ягода «не был ни правым, ни левым». Однако Ильинский утверждает, что Ягода был связан с правыми; он же впоследствии их и арестовал. «С правыми он был организационно связан. И это достоверно известно», - уверяет Ильинский (стр. 226). «Центр правых возложил на Ягоду задачу ограждения организации от полного провала» (стр. 230). Оказалось, что Ягода с этой задачей не справился. «По документам следствия, в 1928 году Ягода примкнул к правым, скрывал это от партии, конспирировал своё участие в организации правых. Это вытекало из всей его линии поведения» (стр. 227). Из этого текста вытекает одна жижа лжи, и ничего больше. Даже после ареста Каменева и Зиновьева Ягода якобы их оберегал в тюрьме и в то же время сам готовил процесс против них. «Не всё ещё потеряно, ничего не выдавайте сами. Центр действует. Вне зависимости от приговора суда вы вернётесь ко мне», - говорил им Ягода. И Зиновьев, и Каменев на следствии и на суде выполняли все его указания» (стр. 153). Так пишет Ильинский, зная, что Ягода, будучи в опале, никого в тюрьме не посещал, а после суда никто никуда не вернулся, а навсегда они исчезли в могиле. Выдумку о том, что Каменев и Зиновьев выполняли какие-то указания Ягоды, даже к области юмора отнести невозможно. Это - настоящий бред в современном исполнении. Зная, что никакие центры – ни правых, ни левых - в СССР не существовали, что всё это - выдумки Сталина, Ильинский продолжает играться краплёными картами из сталинской колоды. И ведь не боится праведного суда, если не земного, то хотя бы небесного!
6. В заключение следует остановиться ещё раз на понятии Большого террора,  которое многократно и часто ни к месту использует Ильинский в своих обвинениях, тщетно стараясь пристегнуть Ягоду к сталинско-ежовским преступлениям. «Идеологом Большого террора был Сталин, коллективным мозгом – Политбюро ЦК ВКП(б), исполнителем – ГПУ и конкретно Ягода» (стр. 655). Если учесть, что массовый террор начался при Ежове после ареста Ягоды, ГПУ уже не существовало, а Политбюро состояло из бездарей и холопов вождя, то его никак нельзя было считать мозгом, а лишь мозжечком Сталина. Особую путаницу создаёт Ильинский в отношении сроков массового террора, что особенно важно при прочтении его книги. После убийства Кирова Сталин начал создавать правовую основу для организации террора, заставив Калинина подписать ряд указов, которые позволяли расстреливать обречённых на смерть людей по решению несудебных органов сразу же после вынесения ими приговоров. Однако эти органы ещё не были задействованы, а три судебных процесса в конце 1934 и в начале 1935 годов, привязанные к убийству Кирова, оказались грозовым предупреждением перед началом массового террора. Даже первый московский процесс по делу старых большевиков в августе 1936 года, позволивший Сталину расстрелять 16 человек, в том числе Зиновьева и Каменева, ещё не означал объявление массового террора, хотя явился реальным шагом и предвестником незаконных расправ.
  Решения февральско-мартовского пленума ЦК 1937 года прозвучали грозным предупреждением о начале политических расправ, они были завершающим этапом в создании атмосферы страха среди руководящих партийных работников. Однако законодательно массовый террор был окончательно оформлен в Постановлении Политбюро 9 июля 1937 года. В приказе Председателя НКВД Ежова от 1 августа 1937 года, появившегося в печати 5 августа, Постановление и методика террора были изложены ещё более детально и конкретно. Этими документами фактически и был создан механизм уничтожения сотен тысяч соотечественников и названы первые цифры подлежащих аресту людей - 258 950 человек. По данным П. Волкогонова, Большой террор, приведший к расстрелу 650 тысяч человек (по другим источникам было расстреляно 720 тысяч) в течение полутора лет, начал свою жизнь 9 июля 1937 года и закончился с арестом Ежова. 9 декабря 1938 года Ежов был отстранён от должности Председателя НКВД.  Это означает, что в течение этого периода в среднем по стране подвергались казни более полторы тысячи человек в день. Террор, конечно, продолжался и после казни карлика по росту и Гулливера по злодейству, но его размеры пошли на убыль.
Перечисленные выше главные смысловые нестыковки превращают всю писанину русского журналиста Ильинского в словесный мусор, который не следовало бы печатать, если бы этот автор не побоялся позора и насмешек над национальной журналистикой. Пока в России издаются подобные книги, значит, эти книги кому-то нужно. А это обстоятельство лишь подтверждает факт, что в России в обозримом будущем трудно ожидать появление интеллектуальных людей, которые смогли бы разобраться с прошлой историей, сумели извлечь уроки из недавней трагедии народа.
Как так случилось, что книга Ильинского, этот очередной шедевр человеческой глупости и подлости, оказался на российских книжных полках, даже долетел до американских библиотек и до сих не подвергся испепеляющей критике? Огромная по объему книга «Нарком Ягода» в течение нескольких лет была дважды издана массовым тиражом в стране, где существуют армия официальных историков, критиков, журналистов, писателей, где работают десятки университетов и кафедры по изучению истории, где живут интеллигенция и немало интеллектуалов, однако книгу Ильинского либо не заметили, либо не захотели заметить, как бы набрав в рот воды. Это странное явление можно объяснить страхом людей, которые боятся открыто выразить своё мнение, либо существованием жёсткой националистической цензуры, которая подмяла под себя всех – и честных и подлых, принципиальных и беспринципных, умных и глупых, - всех, кто способен выражать свои мысли. Очевидно, поэтому они все и молчат, делают вид, что ничего не произошло, а журналист Ильинский вполне вписывается в русло национального мышления. Для того чтобы понять настоящую ценность этого труда, совсем не нужно иметь семь пядей во лбу. Достаточно начального школьного образования, чтобы обнаружить в книге явные противоречия, крайнюю необъективность и националистическую озлоблённость автора, который пробирается со своими навязчивыми идеями через чертополох слов и, ободранный ложью, не стесняется приводить «документы» преступной эпохи, выдавая их за реальные свидетельства истины.
России не привыкать к подобной литературе. Почин был положен книгами Солженицына, которые мною отнесены к мыльным произведениям криминальной эпохи. Солженицын до сих пор считается классиком не только русской, но и мировой литературы. В книжном ряду мыльной литературы можно обнаружить произведения В. Солоухина, С. Кара-Мурзы, А. Буровского, А. Дикого, Г. Климова и многих других авторов мыльного цеха. Книги этих авторов национальный уровень народа не поднимают, а лишь создают впечатление скользящего по поверхности земли фантастического мышления. Поскольку эта литература пользуется спросом и даже обладает каким-то авторитетом, ничего не добавляет к имиджу страны, только вызывает иронию и усмешку.
Видимо, чувствуя сомнения в правдивости написанного, Ильинский сообщил в заключении: «Я старался быть предельно объективным в оценках и при описании событий того сложного времени. Собирали волчью ягоду в ежовых рукавицах. Было то, что было… И оправданию не подлежит» (стр. 694). Представляете, читатель, что бы ещё нагородил Ильинский, если бы он так не старался? Тут бы всем была бы крышка. Единственную фразу из всей книги Ильинского можно как-то принять: «Несправедливость способна уничтожить человека. И что самое страшное, несправедливость и жестокость выступают совместно под маской правды, свободы и справедливости» (стр. 519). Именно этим и занимается автор книги, позорной для любого мыслящего человека.
На основании вышепривёдённого анализа произведения Ильинского «Нарком Ягода» можно сделать следующие выводы. Автор создал образ Ягоды по своему образу и подобию, приписав ему мысли и деяния, которые тот никогда не совершал. Ягода выглядит неполноценной личностью, которая занимается какими-то заговорами, лелеет фантастическую мечту совершить переворот и возглавить правительство, не имея на то никаких мыслей и программы, ни соратников, ни сил, способных его поддержать. Какой-то безвольный прожектёр, беспредметный Манилов с петлёй на шее, ожидающий своего смертного часа. В этом образе нет ничего человеческого, какой-то манекен, с которым Ильинский делает всё, что захочет. На самом деле Ягода был совершенно иным человеком, иначе бы М. Горький не пустил бы его на порог своего дома.
Можно твёрдо утверждать, что Ягода не был преступником, подлежащим расстрелу. Он не участвовал в Большом терроре, потому что к его началу был смещён со всех должностей, арестован и посажен в тюрьме. Ягода не участвовал и политических процессах, которые предшествовали террору. Он не принимал участия в «Шахтинском деле», ни в процессе «Промпартии». Об этом говорили участники февральско-мартовского пленума 1937 года. Обвинения, которые предъявили Бухарину, Рыкову и Ягоде главный палач страны и его подпевалы,  сегодня признаны фальсификацией и являются доказательством невиновности обвиняемых. Все процессы после убийства Кирова вёл Ежов по поручению Сталина, а Ягода не верил в реальность обвинений и приводил свои возражения на полях листков после допросов. Фактически, во время нахождения во главе НКВД Ягода был отстранён от ведения политических дел, которыми занимался лично Ежов. Именно за противодействие политике Сталина по уничтожению старых большевиков Ягода был снят с должности и включён вождём в состав обвиняемых на третьем московском процессе. Все обвинения, которые официально были предъявлены на суде Ягоде, оказались фальшивкой. Реабилитация врачей и секретаря Горького, обвинённых в неправильном лечении партийных и государственных деятелей, означает, что Ягода не участвовал в убийстве этих людей. Реабилитация Каменева и Зиновьева и других, обвиняемых вместе с Ягодой в убийстве Кирова, также означает, что Ягода не был причастен к этому преступлению. Обвинения в шпионаже были высмеяны на суде самим Ягодой. Участие в заговорах правых (Бухарина, Рыкова) или левых (Каменева и Зиновьева) также оказалось фикцией после реабилитации старых большевиков и подтверждения судебными органами надуманности обвинений. Это означает, что Ягода не участвовал в заговорах ни правых, ни левых, потому что самих заговоров не было. Что же остаётся в остатке? Н и ч е г о.
Безусловно, Г. Ягода не заслуживает ни добрых слов, ни положительной характеристики, как не заслуживают их бывшие попутчики – оппозиционеры кровавого режима вождя – Н. Бухарин, Н. Рыков, М. Пятаков, М. Томский, Л. Каменев, Г. Зиновьев и многие другие, ныне реабилитированные большевики. Однако, по-моему, нельзя относить Ягоду к преступникам типа Николая Ежова, Вячеслава Молотова, Андрея Вышинского, Василия Ульриха, Александра Батнера, Андрея Чепцова, Михаила Калинина, Клемента Ворошилова, Никиты Хрущёва, Лаврентия Берия и ещё тысяч других активных помощников палача, большинство из которых не только избежали высшей меры наказания, но и уголовного преследования судебных органов. В этой заключительной фразе подведён итог деятельности Генриха Ягоды, в том числе в должности Наркома внутренних дел.

ВЛАДИМИР ОПЕНДИК

  ДЕКАБРЬ 2006 ГОДА