Полёты во сне

(отрывок из повести)

В горный отряд я добирался с оказией. Туда ехала грузовая машина с прицепом – в буровой отряд везли три толстых обтёсанных сосновых бревна длиной двенадцать метров каждое. Назначение этих брёвен мне сразу стало ясно: из них предполагалось построить трёхногую буровую вышку.

 Меня взяли с условием, что я буду сидеть в кузове и не буду проситься в кабину, где уже сидели двое буровиков, сопровождающие груз. Мне же ездить в кузове было вполне привычно, а потому я с лёгкостью согласился на кузов. Меня строго предупредили, чтобы я не садился на брёвна – опасно! Я сел на один из крепких деревянных ящиков, что стоял в переднем углу кузова, подстелив на него пустой картонный ящик. В общем, устроился почти с комфортом.

Выехали мы рано утром. Ехали медленно, хотя мощный грузовой «ЗИЛ» мог бы разогнаться до приличной скорости. Но слишком опасный и негабаритный груз лежал у нас в кузове и частично на прицепе. И я без труда догадался, что главную опасность этот груз представлял для меня.

От Анапы до посёлка Верхнебаканского дорога с небольшим подьёмом проходила по небольшим горкам, и крутых поворотов-серпантинов не наблюдалось.

 И всё же даже на плавных поворотах толстые концы брёвен, лежащие в полуметре от моих ног, угрожающе надвигались на меня совсем немного, но было так неуютно от такого тяжёлого шевелящегося соседства. При левом повороте брёвна надвигались на меня, а при правом повороте – немного отодвигались. Я думаю, что эту опасность понимали и сидящие в кабине водитель и буровой мастер, ибо ехали мы медленно и на поворотах особенно аккуратно.

 После Верхнебаканского дорога пошла на спуск и поворотов стало поменьше, а от Крымской уже началась Кубанская равнина и дорога стала почти ровной, а повороты совсем плавными. Жить стало веселее, но всё же опасность сохранялась – от резкого торможения брёвна могли придавить меня, посунувшись вперёд. Я старался не думать об опасности, и это мне удавалось потому, что прекрасные пейзажи среднегорья и низкогорья своей красотой отвлекали меня от беспокойных дум.

Когда проезжали Верхнебаканский, то я с трудом узнал тот самый двор, где мы выгружали щиты для домиков. Тогда, в апреле, это был грязный, раскатанный колёсами машин, двор, а сейчас там зеленела картошка и весело желтели шляпки подсолнухов.

Проскочив Крымскую, долго ехали на восток, минуя посёлки и станицы. От посёлка Афипского повернули направо и уже по горной дороге доехали (через Горячий Ключ) до Хадыженска.

 Здесь, на перевалочной базе Анапской партии, предполагалось сгрузить брёвна, но производственная обстановка изменилась, и буровой мастер получил указание везти груз в Нефтегорск – сразу на место, где намечалось бурение скважины. С буровиками и с их брёвнами я доехал до станицы Нефтяной. Здесь меня высадили возле частного дома, где базировался поисковый отряд, а грузовик с брёвнами, но уже без меня, покатил в Нефтегорск.

***

Ночевать мне предложили в доме, просторных комнат там было достаточно, а нас осталось всего трое – Агапов, Ирина-геофизик, молодой специалист из Ленинграда, и я. В доме мне показалось душновато, и потому я устроился спать во дворе. Теперь у меня был спальный мешок (получил со склада), а раскладушку мне выделил Агапов - начальник отряда.

Ночью спал хорошо, а под утро приснился сон: тяжёлые брёвна (дались мне эти брёвна!) в грузовике с прицепом всё-таки резко и со страшным скрежетом сдвинулись на меня, но я, ловко подпрыгнув, успел уклониться и сел на эти брёвна.

 Но даже во сне я сообразил, что сидеть на этих мечущихся тяжёлых длинномерах ещё опаснее, ибо может защемить задницу или, не дай бог, более нежные органы. И я вскакиваю и еду, стоя на брёвнах, а они двигаются и вперёд, и назад, и перекатываются по кузову влево-вправо, а я ловко и беспечно балансирую на них и мне совсем не страшно, и даже весело.

 Тяжёлый грузовик несётся с бешеной скоростью, мотор грозно ревёт, а я отплясываю опасный танец на брёвнах с нарастающим восторгом. Безумная езда закономерно заканчивается катастрофой: «ЗИЛ» срывается с обрыва и летит в невероятно глубокую тёмную пропасть, где на дне тускло поблескивает бурный грохочущий поток. Я отрываюсь от брёвен, брёвна, в свою очередь отделяются от грузовика, и мы летим вниз уже отдельно – «ЗИЛ» с прицепом, за ним три бревна, а за брёвнами лечу я.

 Падать в пропасть не страшно, но беспокоит одна мысль: мне надо бы падать чуть помедленнее, чтобы не обогнать эту бревенчатую троицу и не попасть под столбы там внизу (они же меня раздавят!), ибо только в них мне виделась опасность, а не в самом падении с обрыва. Я растопыриваю руки-ноги, как это делают парашютисты в затяжном прыжке, и лечу в таком распластанном виде уже заметно медленнее.

 Грузовик и столбы уходят во мрак ущелья, а я, взмахнув несколько раз руками, как крыльями, вдруг ощущаю себя уже в полёте, а не в свободном падении. И вот уже я энергично начинаю работать руками-крыльями и взмываю вверх. Птица, да и только!

 Надо мной небо густого синего цвета, и на этом фоне вижу новую опасность – три толстых провода высоковольтной линии электропередачи, перекинутой через ущелье. Ловким маневром обхожу эти провода, и теперь надо мной только тёмно-синее небо, почти фиолетовое, а внизу светлой извилистой нитью во тьме ущелья поблескивает горная река. Вид – как из самолёта!

 А полёт, сам по себе, это такое прекрасное ощущение, что ни в сказке сказать, ни пером описать! Словами не опишешь, их просто не хватает. Чтобы понять, надо полетать хотя бы во сне, если вам вообще сны снятся. Полёты во сне - это, я вам скажу, нечто...

На этой восторженной ноте я проснулся. Не удалось сон до конца досмотреть, а мне ведь ещё предстояло приземление. Впрочем, при наличии крыльев посадка, скорее всего, состоялась бы благополучно.

Небо надо мной и в самом деле отдавало густой предутренней синевой, светлеющей прямо на глазах. В утреннем свете погасли последние звёзды, а на востоке небо начало розоветь.
Полёты во сне – это у меня уже случалось, но вот в таком сюжетном развитии, в таком причудливом сопровождении вместе с грузовиком и брёвнами, улетевшими в пропасть, в то время, как я вдруг обрёл крылья и воспарил над землёй, – такого ещё не было.

 Впрочем, лениво подумал я, снова засыпая, сны не должны быть похожими, даже в мелочах. А столбы потому и приснились, что я целый день сидел вблизи их шевелящихся торцов и опасливо на них поглядывал. Эта накопившаяся тревожность и вышла из меня во сне в виде несуразных приключений со счастливым их завершением.

Всё хорошо, когда хорошо кончается. Даже во сне...

21.12.2011