Контакты третьего вида. Часть 1 Чиновники

Авторы: Роман Шикульский и Татьяна Сага

Чиновники

За окнами Минфина стояла невыносимая московская жара. Кондиционеры работали на пределе, но это ничего не меняло, в кабинете замминистра Петра Петровича Вяземского по-прежнему было жарко.
Петр Петрович допивал второй стакан воды, когда в кабинет ворвался ОМОН. Шесть человек в черных шерстяных масках, тяжело дыша, быстро заполнили маленькую комнату. Через минуту напряженного молчания, в кабинет вошел человек в штатском. Лавируя между автоматами, нацеленными на Петра Петровича, он неторопливо подошел к столу изумленного чиновника, уперся маленькими ручонками в дорогое сукно столешницы, наклонился чуть вперед и произнес:
- Можете допить, Петр Петрович.
Замминистра сделал один большой глоток.
- Спасибо, вы очень любезны. Но сегодня не приемный день, господа.
Человек в штатском резко выпрямился и посмотрел в окно.
- Вот за что я вас люблю, Петр Петрович, так за то, что вы никогда не теряете самообладания.
- Обычно это свойственно честным людям.
- Или прожженным жуликам.
- Послушайте…
- Нет, это вы послушайте. Вы только что получили очень крупную сумму денег от одного из участников тендера, так называемый первый откатик.
Человек в штатском уперся взглядом своих маленьких как у хорька глаз в Петра Петровича и замер, видимо ожидая немедленного раскаяния или хотя бы чиновьичей истерики, но не получил ни того ни другого.
Петр Петрович откинулся на спинку кресла и в животе у него громко заурчало.
- Простите, всегда так после плотного обеда.
- Вам, Петр Петрович, пора бы уже похудеть, мы и заведеньице специальное знаем, для этого.
- Подобрали уже?
- А как же, давно пора…
- Спасибо за заботу, но мне с моим весом весьма комфортно, напротив, я бы еще набрал килограммов пять.
- Или десять, это как суд решит.
- Вы вообще, о чем?
- Перестаньте, Петр Петрович, не будем терять наше драгоценное время. Просто скажите где, и мы все спокойно оформим, без этих вот никому не нужных удивленных взглядов и нелепых вопросов.
- Хорошо, я скажу. Несмотря на то, что вы, господин Игнатенко, советник юстиции, ваше место в коридоре за дверью и не мешайте работать у меня совещание через час, - Вяземский отогнул белоснежный манжет, из-под которого блеснул золотом ДеВит стоимостью 150 000 зеленых, - уже через сорок три минуты.
У Игнатенко свело скулы.
- Сто тысяч долларов наличными где? – уже совсем другим тоном произнес он.
- Это викторина?
Игнатенко сделал знак рукой. Двое омоновцев принялись выворачивать внутренности стола, потом перешли на шкаф. Советник юстиции мрачнел и с каждой минутой все больше становился похож на дохлую кильку.  Ребята  в шерстяных масках заглянули под ковер, сняли зачем-то часы со стены, заставили разуться замминистра, обшарили всю одежду, но остались ни с чем.
- Я об одном жалею, - произнес Петр Петрович, с трудом просовывая ногу в лакированную туфлю, - после вас такой беспорядок, вы бы хоть уборщицу с собой возили, что ли.
Его пухлая рука мягко опустилась на один из стоящих на столе телефонов, Вяземский неспешно нажал клавишу вызова:
- Эльвирочка, кофейку мне сделай, пожалуйста.
- Одну минуточку, Петр Петрович,– голос Эльвирочки был немного взволнован.
- И попросите Нину Васильевну, пусть отправит ко мне девочек прибраться, скажи, что у меня опять натоптали.

Действительный государственный советник юстиции Игнатенко только что потерпел полное фиаско в кабинете замминистра Вяземского. Дымя сигаретой в коридоре, он стоял у окна и обдумывал свое незавидное положение.
Омоновцы оперативно погрузившись в бронированный микроавтобус, уже уехали. Пантелеев и Приходько из отдела финансовых махинаций выполняли последние формальности, отпуская понятых.
«Мистика какая-то. Черт знает что происходит! Ведь все перерыли: паркет простукивали, шкафы перевернули, Вяземского, тьфу, всего ощупали, чуть до трусов не раздели» –  он вспомнил немигающие, болотно-серого цвета глаза замминистра: «Ведь лжёт! Как пить дать лжет!»
Игнатенко был хитрой лисой, он брался только за абсолютно надежные дела, стопроцентные. Когда в феврале на Вяземского пришел первый достоверный сигнал, он даже бровью не повел. Весной, уже, имея на руках восемь заявлений от стонущих под гнетом распоясавшегося чиновника, бизнесменов и получив от них пару увесистых конвертов, он и тогда не стал спешить. Лишь дождавшись сигнала сверху и аккуратно прощупав почву, завел дело. Чтобы все было наверняка, пометил купюры, подогнал ОМОН, все же Минфин, а не шарашкина контора. Игнатенко выпустил густую струю дыма: «И зачем полез геройствовать, генеральских погон захотелось?! Теперь хоть стреляйся…».
Пантелеев и Приходько стояли поодаль, ожидая дальнейших распоряжений Игнатенко. Пантелеев держал в руках злосчастный чемодан, где еще совсем недавно аккуратно упакованные лежали сто тысяч долларов.
На фоне светлого окна силуэт Игнатенко напоминал дымящегося идола, остывающего после языческого обряда. Советник юстиции нервно воткнул сигарету в пепельницу, развернулся, и ни слова не говоря, прошел мимо растерянных Пантелеева и Приходько. 

Через час Игнатенко, ожидая вызова, топтался у кабинета полковника юстиции Ивана Павловича Крабова. Голова трещала от выкуренных сигарет и безысходности своего положения, мысли советника бесконечно наматывали круги вокруг одного и того же:  «Сто тысяч долларов взятых в федеральном казначействе исчезли без следа, растворились, словно их кто-то сожрал,  стоп!  А ведь это зацепка…»  Игнатенко дернул головой как паралитик.  «Сожрал, конечно же сожрал. Нет, как можно впихнуть в себя сто тысяч? Это не сто долларов одной бумажкой это, - советник замер подсчитывая количество бумажек, - это тысяча  купюр!!!  Он бы сдох от несварения еще до того как мы к нему вломились.  И тут Игнатенко вспомнил, как Вяземский по телефону просил секретаршу, заварить ему  кофе.  Да и в желудке у замминистра все время  странно булькало. Определенно сожрал».  Игнатенко сжал кулаки. «Я своими руками выну из него эти сто тысяч». Игнатенко не заметил, как открылась дверь, и на пороге появился сам Крабов.
- Ты чего тут болтаешься, как горох в проруби, заходи! – гаркнул полковник. Игнатенко терпеть не мог Крабовские изречения, и про себя называл их «креветочным» юмором. Крабов опустил грузное тело в кожаное кресло:
- Ну, что, взял Вяземского?
Вопрос был, что называется, с подвохом, ведь Крабову давным давно все доложили Пантелеев и Приходько.
- У меня есть версия… - начал было Игнатенко, но закончить фразу не успел.
- У тебя есть версия? - взревел Крабов. - У тебя ничего нет, ты голодранец, ты прое…ал сто тысяч баксов казенных денег, и сейчас мне заявляешь, что у тебя есть версия!? Вот, как мы поступим, ты сейчас пойдешь, сдашь оружие, пропуск и оформишься в ОРДП.  Игнатенко вздрогнул, ОРДП звучало как приговор, и означало только одно – конец карьере и возможно даже здоровью. Сотрудников Отдела Расследования Должностных Преступлений между собой называли «стервятниками». Если работника юстиции оформляли в ОРДП, ему автоматически присваивался статус жертвы. Игнатенко грохнулся на стул: «Товарищ полковник, я найду, я из-под земли достану, я этого Вяземского наизнанку выверну…»
- Пошел вон! – выпалил Крабов.
Игнатенко с трудом встал на ноги, сказать он уже ничего не мог, не было сил, бывший советник юстиции вышел из кабинета и тихо прикрыл за собой дверь.
Крабов выдвинул ящик стола, приподнял бумаги с гербовыми печатями и вытащил из пухлой пачки новую стодолларовую  банкноту.  Аккуратно сложив ее пополам, он положил ее в рот и начал смачно пережевывать.
Ни одна живая душа, включая только что разжалованного Игнатенко, не видела этого зрелища. А посмотреть было на что! Полковник юстиции блаженствовал, его жующее лицо растягивалось в довольной улыбке.
«Хм…однако… - задумчиво произнес он, пережевывая банкноту и смакуя ее вкус, как будто был профессиональным дегустатором, пробующим новое блюдо от шеф-повара, - а новые доллары определенно вкуснее…»
Он позвонил секретарю, сказал, чтобы никого не пускали. После этого, достал из сейфа белый туго набитый конверт и придирчиво взвесил его на руке. Оторвав запечатанный край, он вытряхнул на стол две пачки туго перевязанных банкнот. Затем аккуратно, словно сапер, перерезал банковскую ленту.
Взял верхнюю купюру и поднес к лицу.  «Какой приятный, пряный запах, – он лизнул банкноту, – бархатная поверхность, да будь благословенна "Крейн и компания", блаженство…м-м-м…зеленые Франклины – определенно мои самые любимые! Что ж, поужинаем!»
В середине трапезы, съев уже около двух тысяч долларов, Крабов вдруг тихо засмеялся.
«А Вяземский определенно умеет жить, сожрал сразу сто штук и глазом не моргнул! Вот уж, блин, министерская крыса, ха-ха!»
Он не без зависти подумал, что в Министерстве определенно больше возможностей для получения качественного питания. Затем вновь беззвучно рассмеялся, представив взмыленного Игнатенко мятущегося вместе с ОМОНом в  тесном кабинете Вяземского в поисках долларов.
«Странная вещь, –  усмехнулся он, –  единственное, что на Земле             по-настоящему имеет вкус – это деньги».

Крабов умел выстраивать отношения, а проще говоря, делиться, поэтому у него всегда было много друзей в разных министерствах и ведомствах.  Вот уже который день ему не давала покоя наводка, полученная от одного его знакомого, руководителя отдела безопасности Центробанка, Забелина. На следующей неделе планировалась перевозка очень крупной суммы наличных, настолько крупной, что у Крабова от одной только цифры возникал жуткий приступ голода, и упускать этот случай, он не собирался.
«Нужен медвежатник,- рассуждал Крабов, - вскрыть бронированную центробанковскую тележку с едой, может только профессионал высочайшего уровня, а такой всего один - Грант, он же известный в узких кругах, Фифтицент».
Грант никогда и нигде не работал, у него были «золотые» руки и несмотря на свой почтенный возраст, живой ум. Крупные денежные дела доверяли исключительно Гранту,  и не потому, что он был кристально честен со всеми, просто Грант в отличие от остальных по-другому пользовался деньгами, он их курил. У него физически не возникало непреодолимого чувства голода при виде большого количества купюр в свободном доступе.
Выйти на Гранта можно было только через скачки. Крабов знал, старик ни за что не пропустит самые престижные в мире состязания Royal Ascot в Британии. Нужно было ехать в Лондон. Крабов мечтательно подумал о фунтах: «Говорят, сырой британский климат придает местной валюте особый солоноватый вкус, не то, что  в московских прокуренных дешевыми сигаретами обменниках».
Полковник поднял трубку:  - Алла Петровна, закажите два билета до Лондона, мне и …, - Крабов сделал паузу,..  я сейчас подойду.  Он вспомнил Дашуню, пышнотелая хохотушка, нравилась Крабову все больше и больше. Она могла сгодиться ему для прикрытия. Отдых с подругой, ничего больше, лучше легенды не придумать. Крабов познакомился с ней в Дубае, на выставке посвященной истории денег, он случайно оказался рядом  когда Даша рассматривая «катеньки», вдруг тихо, словно, это были мысли вслух, простонала: «Катька знала толк в деньгах». Весь вечер Крабов и Даша провели вместе, а после возвращения в Москву продолжили встречаться.
Свою привязанность к Дашеньке Крабов никак не именовал. Когда бы ни заходила речь о дружбе или любви, он смеялся над человеческой глупостью, прикрывавшей за возвышенными словами свои жалкие инстинкты: стадность, страх одиночества, тягу к удовольствиям, инстинкт размножения.

«Ладно, - подумал Крабов, отгоняя мысли о Дашеньке, - сконцентрируемся на деле. Если предположить, что из центра Москвы внезапно исчезнет инкассаторская машина с 300-ми  миллионами «деревянных», какие будут последствия?
Ну, во-первых, - Крабов загнул большой палец на левой руке, - подорвется весь отдел по борьбе с организованной преступностью, рикошетом может и к нам прилететь;  второе – сработает план перехват, перекроют пути-выходы.
Третье – будут искать по всей внутренней агентурной сети, хм, тут нужно быть готовым, и четвертое, - Крабов загнул безымянный палец, - о еде можно полгода не беспокоиться!»
Он внимательно посмотрел на оставшийся по «стойке смирно» мизинец, пошевелил им и рассмеялся.

***
Между тем, разжалованный Игнатенко все более укоренялся в невероятной, на первой взгляд, версии о существовании «двойного дна» чиновника -  так он окрестил возможность незаметно для глаз умыкнуть крупную сумму денег. Гоня от себя дикую и абсурдную мысль о том, что Вяземский, возможно, не человек, Игнатенко поклялся найти это дно и вывести замминистра на чистую воду, чего бы это ему не стоило,  да и времени свободного у бывшего советника стало больше.    С работы Игнатенко выперли и кажется даже забыли, хотя строить иллюзии по этому поводу последнее дело, ОРДРП так просто ничего не забывает, если конечно там не нашлись люди которые… И тут Игнатенко как осенило, у «стервятников» могут быть свои интересы, причем денежные. Но, рассказать им о своих догадках, означало подписать себе окончательный приговор, нужно действовать хитрее. Он вспомнил майора Леню Козлова из отдела региональных расследований, они вмести учились в институте, два года жили в одной общаге и по большому счету, причин не доверять друг другу, у них не было. Леня занимал должность старшего кинолога, выращивал особую породу собак-ищеек, натаскивая их на взрывчатку и наркотики, и  был равнодушен к большинству интриг в ОРДРП.
Игнатенко набрал номер: - Леня, привет, это Игнатенко!  Ты конечно в курсе…          Ну, ты же понимаешь! В общем, мне нужна твоя помощь. Отлично. Тогда в шесть у входа в кафе. Игнатенко отключил телефон. «Не все потеряно, в Датском королевстве», - воодушевленно подумал бывший советник, - и на Вяземского собака найдется.
 
Стоя у входа в кафе, Игнатенко докуривал вторую сигарету, стрелки часов показывали пятнадцать минут седьмого, Леня опаздывал. Игнатенко вспоминал студенческие годы, когда они вместе с Козловым и еще двумя сокурсниками гуляли по вечерам на набережной, щеголяя военной формой и соблазняя симпатичных девиц.  «Хорошие были годы, - подумал Игнатенко, взглянув на часы, - вроде в шесть договаривались, может он забыл?»

Мимо прошел пожилой мужчина и вошел в кафе. Игнатенко показалось знакомым его лицо. Мужчина слегка прихрамывал на правую ногу и в руке держал красивую трость с серебряным набалдашником, однако, при ходьбе на нее не опирался. «Редкая вещица, - подумал бывший советник, - и дорогая, наверное».
Игнатенко решил, что не стоит больше ждать у входа, и тоже зашел внутрь, тем более что на улице начал накрапывать мелкий и довольно противный дождик.
 
Посетитель с тростью разместился за барной стойкой.  Игнатенко сел рядом, их разделяли три стула. Появилась миловидная официантка в белом переднике, она принесла только одно меню и протянула его Игнатенко. Он заказал кофе и еще раз набрал номер Козлова, однако, в трубке вместо хриплого Лениного голоса вновь послышалось: «абонент временно недоступен, пожалуйста, перезвоните позже…».
По телевизору, висящему под самым потолком, крутили фильм «Одиннадцать друзей Оушена». «Везде жулики, - подумал Игнатенко, делая глоток горячего кофе, - и даже кино про жуликов». От нечего делать, он попытался вспомнить, где же раньше мог видеть этого пожилого «денди», может, в кино…

Мысли бывшего советника прервал звонок, это был Козлов:
– Шура, прости, тут полный завал!
– Что случилось?
– Весь отдел на ушах, третий час мотаемся по городу, берем след, тут кто-то неслабо вскрыл Центробанк. Сегодня не выпустят. Прости уж, как-нибудь, в другой раз…
– Понял. Давай… 
В трубке послышались короткие гудки. Игнатенко уставился на кофе. «Сейчас набегаются, если третий час ищут, скорее всего «висяк», хотя… смотря сколько взяли… c другой стороны, из-за пары лимонов не стали бы региональщиков привлекать, обошлись бы Петровкой, м-да, интересно…» Он стал вспоминать, когда последний раз грабили Центробанк: «было еще это громкое дело, с этим…как его, тьфу, забыл…».

В мысли Игнатенко буквально ворвался голос диктора экстренных новостей, миловидная ведущая быстрой скороговоркой сообщила что, в 17:10 бронированный автомобиль Центробанка  перевозивший 300 млн рублей не вышел на связь, а еще через минуту исчез с экранов спутниковых радаров навсегда. Игнатенко, услышав сумму, невольно присвистнул и посмотрел на пожилого мужчину, словно ища поддержки. Тот, держа в зубах сигарету, шарил по карманам в поисках зажигалки, Игнатенко подсел ближе и щелкнул своей обшарпанной Zipo. Старик потянулся к огню и сделал пару коротких затяжек. Вблизи, бывший советник, отметил про себя  необычный вид сигареты, она была похожа на свернутую в трубочку пятитысячную купюру.
– Интересная у вас сигарета… - не удержался Игнатенко.
- Благодарю, - старик откинулся назад и выпустил в потолок струю плотного дыма. - Согласитесь, она напоминает нам о бренности мира, о вещах, которые, по сути, не имеют никакой ценности, кроме той, что мы им придаем. Его голос был немного сиплым и в то же время глубоко бархатным, такой обычно сразу располагает к себе собеседников.
- Угостите?
- Увы, это последняя, остальные остались в центробанковском бронемобиле.
Игнатенко ухмыльнулся: – А мне показалось, вы совершенно не слушали новости.
Старик затянулся сигаретой.
Вот вы курите деньги, а я знаю одного чиновника, который жрёт деньги, как вам такое?
- В этом ничего удивительного, дефицит микроэлементов в организме, особенно цинка, как-то же надо его восполнять. И потом, пара купюр на завтрак…пойдут только на пользу экономике.
- Пара купюр! А сто тысяч зеленых не хотите!?
- Крупная сумма.
- Сто тысяч долларов, новеньких, хрустящих, зеленых.
Старик закашлялся. В некоторой  задумчивости он затушил сигарету,  потом медленно поднялся, взял шляпу с барной стойки и задержав ее над головой, произнес:
 – Приятно было познакомиться, но, к сожалению, мне пора, дела.
- Взаимно.
Брякнув тростью о металлическую ножку стула, случайный знакомый направился к выходу.
Игнатенко смотрел на его не по-старчески прямую спину, прихрамывающую походку и у него вновь возникло знакомое ощущение, что он вот-вот вспомнит этого человека. Старик проходя мимо огромного окна, еще раз приподнял шляпу, улыбнулся и перешел на противоположную сторону улицы.
Почувствовав запах жженой бумаги, Игнатенко развернулся к барной стойке.
В пепельнице тлела сигарета, он взял ее двумя пальцами и попытался затушить, но для обычной сигареты она неожиданно оказалась слишком жесткой. Игнатенко взглянул на нее с торца и увидел несколько бумажных слоев, поддел ногтем самый верхний и стал разматывать. Через минуту он держал в руках недокуренные четыре купюры по пять тысяч.
«Твою мать…», - выругался про себя бывший советник. И тут Игнатенко как молнией поразило, а ведь этот мужчина с тростью вылитый Фифтицент, он же медвежатник Грант, он же Искандер Михайлович Головяков! Игнатенко метнул взгляд на дорогу. «Поздно, уйдет старик». Он  схватил плащ и побежал к выходу, на ходу набирая номер Козлова. Но не успел он открыть дверь, как  столкнулся с Леней.
- О, а ты чего здесь!? – удивленно выпалил Игнатенко, - ты даже представить себе не можешь, с кем я сейчас разговаривал, вот прямо здесь сидел Фифтицент, только что вышел.
- Он же в Лондоне, - скептически заметил Козлов.
- У нас между Лондоном и Москвой самолеты летают и поезда ходят. Ты же понимаешь, он здесь не случайно, ограбление точно его рук дело. Игнатенко вздрогнул, кто-то тёрся о его ногу.
- Ты чего это,  собакой что-ли?
-  Вообще-то я на службе.
- Это денежная собака?
- Других не держим.
- Посмотри, что курил этот старпер, - Игнатенко выставил веером четыре обгоревших купюры.
Козлов даже присвистнул: - Думаешь, это деньги из бронемашины?
- А вдруг! Я тебе больше скажу, - Игнатенко поднес к носу обгоревшие купюры, - здесь попахивает инопланетным вторжением.
Леня, внимательно посмотрел на товарища.
- Что? Считаешь у меня с головой проблемы?
- Да, нет… нет, конечно, что ты кипятишься, просто инопланетный заговор, как-то не клеится с ограблением.
- Еще как клеится, думаешь, почему меня с работы поперли!? Этот толстозадый Вяземский сожрал у себя в кабинете сто тысяч зеленых, и кофейком сверху залил. Мы каждый сантиметр прошманали, ничего не нашли.
Игнатенко приблизился к Лениному уху и шепотом произнес:
- Леня, они наши деньги жрут, понимаешь?
Козлов кивнул, а про себя подумал: «Игнатенко тронулся… сгорел на работе…».

Между тем Аверс взял след, сначала он недоверчиво принюхивался к обгорелым купюрам, которыми размахивал Игнатенко, затем резко дернулся в сторону выхода, увлекая за собой привязанного к себе растерянного Козлова.  Через минуту все трое мчались по Москве.
Аверс взял хороший темп и практически тащил за собой как на буксире двух выдохшихся оперативников. Иногда им казалось, что они настигают Гранта, даже чудилось, что впереди в плотной московской толпе мелькает шляпа старого медвежатника. Неожиданно перед ними выросло серое здание Минфина, Аверс яростно тянул к центральным воротам.

***
Через три месяца, по коридору шаткой походкой передвигался сгорбленный, с потухшим взором седой мужчина. Он невнятно бормотал, рассуждая как бы сам с собой: «они жрут наши деньги…они жрут наши деньги…». Санитары поддерживали его с обеих сторон, маленькая морщинистая нянечка Вера Павловна заботливо несла утку. Это был бывший советник юстиции, блистательный некогда Игнатенко. Его сложно было узнать в серой робе, с натянутым на голову конусом – «единственным средством защиты от НЛО».
Марк Соломонович, заслуженный доктор психиатрии, в накрахмаленном белоснежном халате, отеческим взглядом проводил грустную процессию:
- Не беспокойтесь, Иван Павлович,- сказал он, обращаясь к Крабову, - через месяц – другой вернем его к нормальной жизни. Параноидальный бред должен регрессировать, нейролептики его «возродят».
 Крабов вынул из пачки две долларовые сигареты, одну протянул доктору:
– Я бы так не спешил, обязательно нужно убедиться, что пациент окончательно выздоровел. Он еще государству сто тысяч должен…
Марк Соломонович крутанул колесико обшарпанной Zippo и в воздухе повис сладковатый запах водяных знаков.