Spleen

     Я  навожу  оранжевую стрелочку мышки на подмигивающие зеленые огоньки,
устроившиеся  в  моем  SysTray.  Вдавливаю как можно сильнее правую кнопку,
нажимая на Disconnect, и слушаю, как щелкает модем, обрывая связь. Взвывает
натужно  IRC,  пытаясь  пожаловаться  мне,  что  утеряна  связь с сервером.
Regensburg.De.Eu.Undernet.Org.  От  слова  Regensburg  далекой  ассоциацией
забытого  в  школе  немецкого  языка  всплывает  -  es  regnet...  Дождь...
дождливый  город  в  Сети...  или  под-сети... Under-net... Впрочем, это не
важно.  Я  не буду восстанавливать связь - наоборот, отправляю mIRC прочь -
прочь из памяти.


     В  последние  минуты  сегодня  в Сети, я подумала вдруг - а что будет,
если  я  не  приду?  Что  будет,  если  я  не приду, не появлюсь завтра, не
появлюсь  ни  завтра,  ни  послезавтра,  если  я  вдруг исчезну вообще, что
произойдет,  если  вдруг  меня не останется, - и только виртуальный призрак
будет блуждать еще в паутинах Сетей? Кто-то, быть может, вообще не узнает о
том,  почему  она  не  ответила  на  нетмейл...  Может быть, неделю, а то и
больше,  будет скапливаться незабранная почта и переполняться почтовый ящик
ненужной  Ситикетовской  рассылкой,  пока  наконец  не  исчезнет  inity  из
провайдерских конфигов и договор канет в небытие...


     Потом  -  как  медленно  листья  облетают  с деревьев, как бледнеют на
солнце  и  выцветают  краски, так - по капле, по строчке, по байтику, будет
стираться этот образ, исчезать, словно вымываться дождями:

And Spring herself, when she awoke at dawn
Would scarcely know that we were gone.

     Что  будет,  если  я  не приду? Так ли уж это важно? Вот что я понимаю
сейчас - ощущение безнадежной печали возникает отнюдь не только от ощущения
безысходности  и  собственной  ненужности.  Нет,  оно  точно  так  же может
возникнуть  независимо  от  ощущения  _нужности_,  необходимости  другим...
несмотря на то, что рядом есть друзья, которые пишут добрые письма, которых
радует  мое появление, которые готовы не только написать, но и позвонить, и
приехать... все равно. Все отступает перед этой странной осенней пустотой.


     Остается   Сеть.   Огромная,   непонятная,  холодная.  Дрожащий  свет,
голубоватая  паутинка,  раскинувшаяся  в  черном  пространстве, соединяющая
миллионами  своих  гиперссылок  людей  на разных концах света... Огромная и
величественная,  но  все же безразлична и потому жестокая. Есть ли разница,
сотрутся  ли  когда-нибудь  те два или три мегабайта знаков и цифр, некогда
складывавшихся в живое зеркало души, или будут сохранены кем-то, как память
-  год,  другой, третий?.. Статьи, разосланные по эхам, осевшие на BBS-ках,
тоже  рано  или  поздно  сотрутся и исчезнут из памяти; будет писать кто-то
другой  - мы все пишем так по-разному и так друг на друга похоже... исчезну
я - и рана быстро затянется. Другие займут мое место в пирамиде мироздания.
Неважно,  что каждый человек неповторим. Да, не будет меня, но будет кто-то
другой,  кто  будет  писать  статьи  и стихи, кто-то другой будет раздавать
награды  в  эхах  -  не  хуже  и  не лучше меня, Frequently Asked Questions
перестанут  быть  Frequently и потеряют свою актуальность... и оказывается,
что  так  гордясь своим вкладом в систему мироздания, жемчужинками из пыли,
принесенными в мозаику мира, ничего я не сделала постоянного и вечного.

Similis sum folio
De quo ludunt venti...

I am like a leaf
played with by the winds.

     Мало  того - ничего, абсолютно ничего нового. Все это уже было сказано
тысячу раз, разными людьми и разными словами; из поколения в поколение люди
повторяют  слова о беспричинной печали и грустят о том, что cтанет, если их
больше  не  будет  на  земле...  Играют  переливами  ассоциаций, кто больше
подходящих  цитат  вспомнит  по  этому  поводу и кто из великих философов и
писателей  сказал  об  _этом_  лучше  и точней... какая разница, кого здесь
процитировать?  Вот,  пожалуйста  -  Цветаева - я любила эти стихи, впервые
услыхав их восемь лет назад -

Уж сколько звезд упало в эту бездну,
Разверзтую вдали,
Настанет день, когда и я исчезну
С поверхности Земли...

     Или  Экклезиаст  -  с вечными словами о том, что нет ничего нового под
Солнцем... А впрочем, разве он первый?

Мне смерть представляется ныне
исцеленьем больного,
исходом из плена страданья.

     Это  уже  за  ХХ веков до нашей эры... И что же - разве тогда это было
ново?  Вновь  и  вновь  свивая одни и те же кружева, в шелуху красивых слов
облекаются одни и те же мысли, одни и те же проблемы - от начала сотворения
-  разными  словами,  но про одно и то же... И что я сейчас делаю? Говорю о
том  же  самом,  о чем миллионы раз говорили до меня, причем делаю это куда
хуже и куда более неумело, чем те, кто это уже делал...


     Значит,  испытываю какую-то странную потребность - говорить? Говорить,
чтобы  кто-то услышал? Значит, даже когда проповедуют птицам или обращаются
к ветру или к рассвету, или в черную ночную пустоту - всен равно люди хотят
быть  услышанными?  Встать  outside  мира и снова оказаться inside. Качание
маятника  -  туда  и  обратно,  и  только стрелка на часах, хоть и обречена
бежать   по   кругу,  неумолимо  отбирает  у  нас  секунды,  минуты,  часы,
предоставленные нам в залог у вечности...

     Что  будет завтра? Здоровый цинизм? Попытки романтики? И то и другое -
две  стороны  одной  медали.  Можно  красивым жестом послать письмо в эхи и
ожидать,  что  кто-то бросится тебя утешать, кто-то скажет "О! И мне так же
тоскливо,  как  тебе!" а кто-то скажет "Да все ясно. У нее опять нет денег,
чтобы заплатить провайдерам за Интернет"... и все будут правы.

     Потосковать,  побродить в одиночестве под осенним пасмурным небом, или
просидеть  восемь  часов  почти  неподвижно,  перелистывая на экране архивы
чужих  страданий,  волнений  и  проблем  двух, трех-летней давности... тоже
большой  разницы  в  этом  не  будет...  Красиво пострадать без причины или
замкнуться  в  тишине...  чтобы  завтра  опять  вернуться  к  однообразной,
спокойной  жизни, в которой проблем, что ни говори, все равно меньше, чем у
кого-нибудь,  даже  у  голодающих  детей  Африки,  на помощь которым у меня
как-то  просили  пожертвований  на  улице  промерзшего зимнего Хельсинки...
Завтра  опять вернуться - смотреть на небо глазами птицы, которая променяла
надрыв  осеннего перелета и весеннего Возвращения на странную, но спокойную
жизнь  в  сени  сетей....  Завтра  вернуться на свое место на строительстве
Tower  Of  Babel...  свое  место  в  структуре  нового  мирового порядка, в
социальной  пирамиде, привычно ощутив вокруг четкие линии, отделяющие своих
от  чужих,  врагов  от друзей, равных от тех, кому можно приказывать и кому
нужно  подчиняться...  Вернуться...  впрочем - как можно вернуться, когда я
никуда и не уходила?

А свобода... исход из плена страданья - как запах лотоса...

Когда мои уста
Навеки будут сомкнуты в молчаньи
Пусть знаки говорят взамен меня.

Я начертал их на стенах и стелах;
Всю жизнь я исповедовал свою.

Всю жизнь я собирал слова и знаки
Я им служил, я их обожествлял
Не видел для себя предназначенья
Святей, чем на папирусном листе
Чертить узоры из творенья Тота.

Чертил своим каламом крылья птиц,
Венцы царей и стебельки растений...
И вот теперь вся жизнь вокруг меня
Рассыпана...

И что же? Все - бесцельно;
Мне высшая явилась тишина
И понял я, что все слова - напрасны.
Теперь желаю только одного -
Когда предстану я пред Ун-Нефером,
Пусть сердце говорит взамен меня.


--------------------
     Впрочем, вся эта ностальгия, меланхолия, депрессия, тоска, печаль, как
это только ни называется... все это преходящее, наверно... spleen, короче.


%)

/Tatiana Matveeva / 21.9.1998