А вы воевали?

 А вы воевали?

В паспорте и в других документах записано, что я Н…н Александр Георгиевич, хотя могли бы написать просто Георгич, как меня и называют.

Мужик я заметный и не очень старый: где-то между тридцатью и семьюдесятью, но значительно ближе к семидесяти.

А еще ближе к пятидесяти годам, то есть в трудоспособном возрасте, с годом рождения, лет так на двадцать после Великой отечественной войны .И , понятно, я еще трудился в одной капиталистической организации.

Так, вот, в один из весенних мартовских дней, в эту организацию, где я числился сотрудником среднего уровня, пришла новая трудовая единица - девушка восемнадцати лет, с образованием, полученном на ускоренных курсах секретарей.

И я в нее, тут же, влюбился.

Это совсем не значит, что я это делал каждый раз с приходом новой сотрудницы. Нет. Но был – март и было еще несколько аргументов, которые, если вы примете во внимание, то, безусловно, поймете меня.

Вот они: глаза у нее ее, что голубые озера на Карельском перешейке, фигурка, как березка, но не этой природной полосы, а со середины России, волосы – черные как смоль (мое личное пристрастие), но естественной еще расцветки, и все остальное, что восхищает мужчин - идеально и очень привлекательно.

Возраст мой, в связи с этими обстоятельствам, снизился до двадцати пяти, но я чувствовал себя на все двадцать четыре.

Я был счастлив и молод. Еще я страдал - переживал от не взаимности и полного сексуального равнодушия. Переживал целых два месяца, почти до дня Победы.

Но в начале мая, как раз, накануне этого праздника, директор послал меня купить подарки для ветеранов подшефного нам госпиталя участников войн, а в помощь мне и, на мою радость, шеф приложил эту юную красавицу. Не в смысле положил рядом, а в смысле прикрепил, придал, пристегнул для оказания помощи в выборе подарков...

Выехали мы поутру, купили подарки и едем в сторону госпиталя...Вдоль Невы едем, а я волнуюсь, говорю разные слова, в большей степени о Великой Победе, о своих родителях, которые воевали, а сам скашиваю заинтересованный взгляд на объект своей сильной симпатии, рисуя в своем воображении такую картину: она потихоньку двигается ко мне, кладет свою руку на мое колено, а я задыхаюсь от счастья…

А она мне говорит:
- Александр Георгиевич, я…, - и на самом деле она чуть придвигается ко мне(на миллиметр), поворачивается в мою сторону, тепло смотрит на меня и продолжает:
- Александр Георгиевич, а вы воевали в ту войну?

Я начинаю понимать, что для этой девочки, с позиции ее молодости, все равно сколько тебе лет - сорок или семьдесят. Ты для нее уже давно старик, который мог воевать и в Отечественной войне 1812 года или участвовать в Ледовом побоище.

И мне, в этот момент, сразу становится столько же лет, как и паспорте моего деда.

Я, конечно, не ответил, грустно промолчал, а любовь мгновенно улетучилась.

Сейчас я просто Георгич в возрасте очень близком к семидесяти и я уже не влюбляюсь, даже марте…