Плач

Отрывок из повести "Начало"

            Вот она мама. Она лежит строгая, нет, лицо у неё скорбное. В нём укор. Мне. Она не простила меня. Перед смертью успела сказать:
-  Передайте моей маме, что я её очень люблю.
Обо мне – ничего.
А теперь вот я сижу в её изголовье и умираю от чувства вины и страха.
Я виновата, прятала от неё тетрадки с тройками, моё упрямство выводило её из терпения, в свои 12лет была ленивой.
Уже очень поздно. Может быть даже ночь. В комнате никого, только она и я. Мне кажется, что веки её сейчас поднимутся, мне уже видится щёлочка. Я её боюсь. Боюсь пошевелиться, боюсь встать, повернуться к маме спиной и выйти из комнаты. Я слежу за маминым лицом, в то же время боковым зрением вижу зловещие чёрные окна. Мне холодно, бьёт озноб.
Наконец входит бабушка, садится. Она не плачет, смотрит на дочь. Обращается, как к живой:
-  Как же я не спасла тебя, Нюсечка!?
Я выхожу. Забираюсь в постель и забываюсь тревожным сном. И вдруг просыпаюсь.
Всё ещё ночь, горит свет. С портрета на меня в упор смотрит мама.
Я укрываюсь с головой. Всё равно жутко. Перекладываю подушку в противоположный угол кровати, стараясь не смотреть на портрет. Его не видно, зато из угла сверлит взглядом с иконы Николай-угодник. Куда деться?!
Укрываюсь с головой, затаиваюсь.
А может  всё это мне снится, и в другой комнате не стоит этот страшный гроб? И моя мама спит себе сейчас на диване?
 Нет, на диване спит приехавшая на похороны родственница.
 Всё правда, мама умерла.
Утром на следующий день после того, как маму отвезли в Хмельницкий, бабушка с дедушкой поехали проведать её. А несколько часов спустя к нам во двор въехала грузовая машина. К нам! Это было неожиданно, и все, кто был дома, выбежали на крыльцо. Из кабины вышли бабушка и водитель, дедушка слез с кузова. Водитель открыл задний борт, и мы увидели г р о б !
Я страшно испугалась,  бросилась за дом, спряталась в огороде. Мысли путались. Почему гроб? Почему к нам? А сама я уже догадалась кто там, в гробу!
Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем я решилась войти в дом. То, что я увидела, когда вошла, было страшнее и ужаснее всего, что я могла себе представить!
Вокруг обнажённого тела мамы суетились женщины. А моя мама! Мама была зашита чёрными нитками от живота до самого горла! Я закричала от ужаса, ноги мои подкосились. Очнулась  на улице. Старенькая бабуня вытирала мне лицо мокрым полотенцем.
    Наступил день похорон. Во дворе толпа. Люди всё подходят. Плач близких родственников, всхлипы, - всё сливается. В голове у меня шум, но я различаю чей-то пронзительный шёпот:
-  Такая молодая, тридцать два года всего!
-  Красавица, артистка, а пела как!
-  Посмотри, вот та, худенькая, её дочка.
-  Ой, не похожа на маму, некрасивая!
-  Бедная сиротка!
Отовсюду впиваются в меня чужие глаза. Куда деться!? Мне кажется, что вскоре все  поймут, как я виновата, как часто мама обижалась на меня.
Гроб поднимают и несут на руках. Процессию возглавляют несколько священников в церковном облачении, ведь дед мой – протоиерей. Причитает-плачет бабуня, голосят мои тётки, испуганно ревут двоюродные сёстры и брат. И только я не могу плакать. В какой-то момент вижу в толпе искажённое участливой болью лицо моей любимой учительницы. И я «спасаюсь» криком: «Мама моя»! Я кричу громко, не прекращая. Я кричу от страха. Я стараюсь оправдать своё бесчувствие, свою перед мамой вину, заслоняюсь этим криком.
Процессия идёт до кладбища пешком. И я всё время кричу. Голос сел, я сиплю. Дедушка берёт меня на руки. Я вырываюсь и кричу.  Умолкаю только в церкви. Идёт отпевание. Потом – тишина, читают проповедь. Я не понимаю того, что говорят, голова кружится. Я смотрю на маму. Глаза её плотно закрыты. Под веками, на месте зрачков – впадинки. Боже мой, она уже никогда не посмотрит! Веки не дрогнут, глаза не распахнутся! Мягкие её руки не поднимутся и не прижмут меня к себе. И не засмеётся она больше заразительно и звонко, и…
Внезапно тишина обрушивается. Обвалом гремит церковный хор:
- В е ч н а я   п а м я т ь…
Сердце моё обрывается. Волна отчаяния захлёстывает. И я плачу, задыхаясь, тоненько и тихо.