Письмо длиною в жизнь часть 5

        И  сколько  же  у  нас  было  радости,  когда  мы  опять  смогли  жить  без всяких  хозяев. 
После  мытарств  по  частным  квартирам  двухэтажный  бревенчатый  дом,  нам  показался  дворцом.  Наша  квартира 
была  на  втором  этаже,  она  состояла  из  двух  комнат,  одна  из  них  была  с  печкой,  которую  топили,  для 
тепла  зимой,  и  одновременно  на  ней  готовили  еду,  словом,  то  ли  прихожая,  то  ли  кухня,  а 
вдобавок  и  моя  спальня.  Меблировка  её  была  незатейлива,  я  бы  сказала,  по-военному  проста.  Четыре 
табуретки,  два  стола,  один  из  них  был  обеденный,  а  второй  а-ля  письменный,  за  которым  я  занималась, 
а  ещё  были  две  тумбочки:  одна  выполняла  функцию  буфета  в  хозяйстве,  вторая  моего  книжного  шкафа, 
и  всё  эти  функции  –  тумбочками  исполнялись,  как  нетрудно  догадаться  в  миниатюре.  Кровать  у  меня 
была  железная  и  очень  узкая,  словом  солдатская,  на  которой  я  безмятежно  спала,  особенно  укрывшись 
новым  папиным  тулупом.  Как  же  он  вкусно  пахнул,  его  аромат  был  восхитителен,  у  него  был  запах 
хорошо  и  ароматно  выделанной  овчины,  и  она  была  белого  цвета.  Большой  и  очень  тёплый  тулуп   был  как 
лежанка  на  русской  печке  и  я  под  ним,  свернувшись  калачиком,  видела  светлые  сны. 

     В  большие  морозы  мой  угол  под  кроватью  промерзал,  и  сколько  ни  топи...  ледышка  исчезала  лишь 
тогда,  когда  на  улице  повышалась  температура. 
А  вот  комната  родителей,  отдалённо,  напоминала  жильё  нормальной  семьи.  Правда,  в  ней  было  очень  просто: 
круглый  стол,  покрытый  немецкой  скатертью;  шкаф  с  огромным  зеркалом;  красивая  никелированная  кровать  и 
немецкая  швейная  машинка.  Но  не  знаменитый  «Зингер»,  а  в  красивой  деревянной  тумбочке,  с  редким  для
того  времени  названием  «Кёхлер». 
Она  являлась  маминой  гордостью  и  помощницей,  это  богатство,  которое  мои  родители  приобрели  в  Германии, 
с  надеждой  на  то,  что  мамино  мастерство  в  шитье,  с  такой  чудесной  машинкой  будет  востребовано.  И  это, 
по  жизни,  очень  оправдалось,  мама  прекрасно  шила,  и  мы  красиво  и  отличительно  одевались  оттого, 
что  можно  было  купить  в  магазине,  а  если  сказать  честно,  то  в  магазине  ничего  невозможно  было  купить,
чтобы  было  не  штампованно, а  у  нас  было  разнообразно  и  радостно.

     Возвращаясь  в  комнату-кухню-спальню,  на  моём  столе  стояла  настольная  лампа  с  желтым  абажуром,  как   
предмет  уюта  и  создания  атмосферы  приятных  вечерних  посиделок  и  чтения.  Как  же  трудно  создавать  уют  в 
доме,  который  с  колёс  попадал  опять  на  колёса,  как  трудно  сохранить  вещи  и  предметы,  которые  создают 
колорит  и  неповторимость  твоему  дому.  Но  мама  умела  создать  уют  даже  там,  где  у  нас  и  не   было 
своего  жилья.  Вот  так  и  проходила  жизнь. 

     Сколько  долгих  вечеров  мы  провели  с  тобой,  друг  Михаил,  за  моим  столом  с   приятно  горящей  лампой. 
Мы  болтали,  я,  как  всегда,  больше  тебя,  но  бывало,  что  мы  подолгу  сидели  и  молчали,  и   находили 
же,  в  этом  молчании,  что-то  для  себя  особенное.  А  по  весне  ты  приносил  мне  веточки  вербы, 
теперь  я   думаю,  –  Ты  верил  в  Вербное  воскресенье...,  или  это  был  скромный  знак  наступившей  весны. 
Это  осталось  и  поныне  невыясненным.  Правда  я  всегда  хранила  вербу,  до  следующей  весны,  наверно, 
в  смутной  надежде,  что это,  всё  же,  Богоугодные  веточки. 

     Юность  наша  к  этому  времени  расцвела  как  жаркая  таёжная  лилия, правильней  сказать –  таёжная  саранка. 
В  Сибири  цветок  саранки  считается  символом  мужества,  по  легенде  она   выросла  из  сердца  погибшего 
казачьего  атамана  Ермака.  И  действительно  глядя  на  этот  цветок  трудно  не  согласиться,  что  саранка
напоминает  больше  и  горячее  сердце,  бившееся  за  независимость  родного  края.  Да,  мы  великий   народ, 
если  среди  нас  рождаются  такие  герои,  жизнь  и  дела  которых  порождают  такие  красивые  и  вечные  легенды.

     Эти  таёжные  цветы  росли  совсем  недалеко  от  дома,  всё  потому,  что  заканчивались  наши  дома,  и 
начинался  лес,  а  чуть  дальше  уже  тайга.  Это  были  первые  мои  цветы,  от  юноши,  который  не  являлся  мне 
другом  и  одноклассником.  Это  было  знаком  особого  ко  мне  внимания,  это  было  ново  для  меня,  и  очень  приятно. 
Похоже,  я  становилась  барышней.  Саша  принёс  цветы  рано  утром,  встретив  меня  у  подъезда,  когда 
я  шла  на  занятия,  он  сам,  и  большой  букет  саранок  были  мокрыми  от  росы.  Цветы,  утро,  и  мы,  со 
своими  первыми,  светлыми  чувствами,  всё  дышало  чистотой.

     Как  же  мы  весело  и  беззаботно  жили,  я  хорошо  помню  этот  отрезок  времени,  у  меня  была  такая 
внутренняя  свобода,  было  ощущение,  что  крылья  у  человека  –  есть.  Везде  без  исключения  было  интересно. 
Пойдёшь  на  каток,  а  там  такая  красота:  лампочки  разноцветные;  совершенно  чудесная  музыка,  лавочки  для  отдыха. 
После  того,  как  на  льду  испытаешь  чувство  конька,  было  радостным  наслаждением  на  ней  посидеть, 
да  и  мальчишки  украшали  и  каток,  и  настроение.  Они  задавали  здоровое  чувство  соперничества  и  лёд  быстро 
и  стремительно  покорялся. 

     Соревнования  по  лыжам  были  тоже  приятным  занятием,  а  я,  два  года  занимала  первое  место  по  школе 
среди  девушек,  то  это  было  вдвойне  приятно.  Вне  школы  мы  своим  маленьким  сообществом  друзей  ходили 
в  походы.  Мне  нравились  и  зимние  походы,  и  летние,  в  каждом  была  своя  неповторимая  прелесть.  Зима, 
в  то  время,  отличалась:  большим  снегом;  крепким  морозом;  ослепительным 
солнцем  и  полным  безветрием, 
морозная  неподвижность  воздуха  делала  такие  моменты  зимы  просто  сказочными.
Мы  ходили  зимой  на  Биру,  я  думаю,  ты  это  хорошо  помнишь,  у  меня  сохранились  фотографии,  правда, 
они  очень  выцвели,  хотя  для  меня,  они  добрая  о  том  память.  А  может,  это  было  и  начало  весны,  когда 
весны  ещё  нет,  а  есть  только  воздух,  который  напитан  её  чувственными  запахами  жизни.  Снежный  наст 
был  иссиня-белый,  пронзённый  солнечными  лучами  и  состоял  из  хрусталиков  льда,  упадёшь  в  белую  чистоту, 
и  тебя  осыпают  ледовые  драгоценности,  а  в  руках  это  выглядело  как  россыпи  дорогих  камней.  И  как  же 
мы  были  богаты  под  морозным  солнцем  на  зимней  реке.  Река  была  необъятная  и   лучистая,  а  мы 
были  так  светлы,  чисты  и  смешливы,  что  память  и  сегодня  воспроизводит  эти  красоты  как  сказочные 
картинки,  как  счастье,  прожитое  нами. 

      Я  помню  и  другой  зимний  поход,  здесь  нас  было  много  даже  всех   и  не  вспомню,  мальчишки  развели 
костёр,  было  шумно,  и  как  всегда  весело  наш  смех  вызывала  любая  пустяковина.  Потом,  никому 
неизвестные  кулинары,  но  уже  достойные  быть  участниками,  не  рождённой  тогда  программы  «Смак», 
друг  перед  другом  жарили  на  огне  хлеб  с  салом.  И  как  же  это  вкусно  пахло,  и  на  вкус  это  был 
настоящий  цимес,  что  в  переводе  с  идиш  –  то,  что  надо  и  самое  лучшее.  А  то,  что  жарили  сало 
с  хлебом  и  называли  это  цимес,  это  и  вовсе  не  беда,  во-первых,  тогда  этому  мы  не придавали  никакого 
значения,  а  во-вторых,  просто  больше  нечего  было  жарить. 

     Сегодня,  по  мере  воспоминания,  можно  уточнить  любой  нюанс.  Вот  я  и  уточнила,  и  услышала  такой 
ответ  с  юмором,  –  Если  свинья  потёрлась  о  синагогу,  она  уже  кошерная,  а  этим  всё  сказано.  И  понятно, 
что  это  из  области  хохмы,  но  надо  отметить,  что  она  рассказана  моими  друзьями-евреями  из Киева. 
Поэтому  и  тогда  мы  ели  до  отвала  жареное  сало  с  чёрным  хлебом  и  с  огромным   удовольствием, 
без  уточнений  понятий,  традиций,  наций…  Тогда,  в  зимней  тайге  у  костра,  мы  были  одним  целым:  весёлым, 
добрым,  шумным  и,  как  один,  с  хорошим  кошерным  –  не  кошерным  аппетитом. 
      
     Весна  делала  солнце  жарче,  оно,  растопив  зимнее  волшебство,  не  могло  повлиять  на  наше  ощущение 
сказочной  красоты,  потому  что  на  смену  белизне  приходили  другие  красоты:  буйная  зелень,  разное  цветение, 
голубизна  и  хрустальная  чистота  речной  воды.  Лето  оно,  конечно  же,  удивительней:  каникулы,  свобода, 
простор,  и  опять  же  походы.  Однажды   ребята  взяли  нас  девчонок  на  рыбалку.  Ребята  наловили  рыбы, 
и  сами  наварили  уху,  это  было  очень  вкусно  и  как  всегда  весело.

     В  техникуме,  в  одно  лето,  нам  выпал  строительно-хозяйственный  отряд.  И  это  была  отдельная  история. 
Я  сейчас,  в  общем-то,  и  не  помню  деталей,  да  и  нет  у  меня  цели,  всё  вспомнить,  мне  важно  то, 
что  держит  моя  память.  И  вот  приехали  мы  в  какое-то  забытое  Богом  хозяйство,  в  так  называемом 
укрепрайоне.  Нас  разместили  в  чём-то,  только  что  построенном,  выдали  нам  матрасы,  но  очень  маленькие, 
видно  из  детского  сада,  и  стелить  их  нам  надо  было,  просто  на  пол.  Вот  такие  удобства, 
а  кормиться  мы  должны  были  сами.  У местного  начальства  мы  получили  набор  продуктов  в  виде:  тушёнки, 
консервированного  борща  и  рассольника  в  стеклянных  банках,  сгущенное  молоко, словом  всё  в  банках 
кроме  круп  и  хлеба.  Мы  распределили  между  собой  обязанности  по  кухне,  потому  что  готовить  нам  предстояло 
самим  себе,  а  поэтому  установили  очередь  и  дежурные  готовили  обед  из  этого  чумового  концентрата. 

     Дежурили  по  парам:  представитель  мужского  пола  топил  печь  на  улице,  а  представительница  прекрасного 
готовила  обед.  Остальные:  девочки  работали  на  сборе  урожая,  я  помню,  что  дёргали  зелёный  лук 
с  затариванием  в  ящики,  а  мальчишки  строили  свинарник.  Шли  проливные  дожди,  мы  были  вечно  мокрые 
и  почти  всегда  грязные,  никаких  самых  элементарных  удобств  не  было, я  помню,  мы,  представляли  собой 
сплошных  Ванек  Жуковых  и  горе-Федор.  Питались  мы  так  себе,  кто-то  совсем  плохо  ел  такую  бурду. 
Ну,  а  в  основном  молодые  ребята,  растущие,  да  после  физического  труда  и  без  какого-либо  выбора, 
тут  и  баланду  съешь,  и  мы  ели.

     Дежурство  быстро  показало,  что  многие  девчонки  готовить  совсем  не  умеют  даже  варить  кипяток  не  умеют. 
Я  оказалась,  в  кулинарном  деле,  самая  подготовленная,  и  это  привело  к  тому,  что  меня  ребята  выбрали 
стряпухой,  и  лук  дёргать  я  больше  не  ходила,  я  бессменно  готовила  и   проявляла  всяческую  смекалку, 
чтобы  концентраты  довести  до  вкуса.  И  несмотря  на  все,  мягко  выражаясь,  неудобства  нам,  всё  равно 
было  весело.  Я  помню,  что  мы  своей  безудержной  весёлостью,  да  и  вообще  своим  появлением  вызывали  у 
местных  ребятишек  интерес,  они  разглядывали  нас  всегда  из  далека.  Смотрели,  то  ли  как  на  пришельцев, 
то  ли  как  на  заезжих  уличных  скоморохов.  Я  на  это,  и  сегодня,  не  знаю  ответа,  но  они  нас  не  жаловали, 
дети  бросались  в  нас  камнями,  и  на  наши  дружеские  знаки  не  отвечали,  мы  для  них  оставались 
пришельцами  и  чужаками.  Вот  так  было. 

     Но  вскоре  начался  разлив  Амура  и  наш  трудовой  подвиг  закончился,  мы  должны  были  возвращаться  домой. 
После  сильных  дождей  Амур  покинул  свои  берега  и  разлился  всей  мощью  своих  вод,  и  я  это  увидела  своими 
глазами,  и  увиденное  было  трудно  постижимо,  тогда  я  сделала  вывод,  что  сила  природы  неизмерима  велика. 
А  нам  предстояло  огромный  отрезок  пути  идти  по  пояс  в  воде,  до  того  места,  куда  не  дошла  вода, 
там  нас  ждал  автобус,  который  от  тяжести  нашего  пути  превратился  из  обыкновенного  тарантаса  просто 
в  свершившуюся  розовую  мечту  и  всеобщее  наше  ликование.

     Вспоминая  то  далёкое  наводнение,  я  хорошо  понимаю,  что  человек  это песчинка  в  могучих  руках  природы. 
И  свой  путь  вброд  по  воде,  я  очень  хорошо  помню:  тяжело,  страшно,  бесконечно  долго,  тело,  вымокнув
до  костей,  постоянно  дрожало  и  только  ребята,  бредущие  рядом,  не  давали  совсем  раскиснуть  и  потерять 
надежду  на  то,  что  этот  водный  путь  когда-нибудь  кончится,  и  мы  увидим  автобус.  Ну,  а  если  я  это 
вспоминаю,  то  понятно,  что  всё  закончилось  хорошо,  и  мы  не  только увидели  автобус, 
но  и  благополучно  доехали  до  дома. 

     По  городу  мне  пришлось  идти  босиком,  свои  кеды  я  бросила  в  воде  потому,  что  идти  в  них 
было  просто  невозможно,  маленькие  камушки,  попадая  в  кеды,  нестерпимо  тёрли  ноги,   а  кожа,  от 
долгого  пребывания  в  воде,  стала  напоминать  младенческую.  И  вот,  наконец,  я  появилась  на  пороге 
своего  дома,  измученная,  босиком,  отполосканная водой  до  костей,  но  главное  живая,  и  почти  здоровая. 
Несмотря  на  все  обстоятельства  недосказанных  моментов,  сейчас  это  воспоминание  маленькая  попытка 
возвращения  в  ускользнувшую,  но  такую  милую  юность.

    И  в  конечном  итоге  это  хорошо,  что  ты  помог  мне  не  мысли  мыслить,  а  взять  и  написать,  всё 
доверить  бумаге,  и  мне  было  тепло  всё  вспоминать.  Видно  именно  так  и  должно  было  случиться.

* Фото автора: Тонких А.А.