Савушкины

Одна знакомая тетенька, когда расстраивалась, всегда кушала еду. Чем больше переживала, тем быстрее исчезали продукты. Супруг вежливо намекал ей — «ффууу… какая ты не спортивная». Она стеснялась, бредила экзотическими диетами, голодала, но худела не быстро, и не там где требовалось.

Отсутствие результатов в безобразном зеркале, подтверждали весы с замерзшей стрелкой на цифре 80. Тётенька огорчалась до слёз, а истерика и голод делали её опасной для общества. Через пару недель страданий, ночами, сгорая от стыда за собственную слабость, она ходила в гости к холодильнику.  Пожар совести тушила липким ликёром, ругалась с любимым, звонила подругам, плакала и жаловалась, какой он козёл.

Утром, расстроенная больной головой, пожаротушением, и цифрой 80, она шла в магазин за полезной и лёгкой едой. Брала минералку без газа и творожок, но подумав, докупала вредного сыра со страшным холестерином и такой же вкусной колбасы.

Любимый устал терпеть и через два года сделал подлость. Обмотал холодильник цепью, закрыл на замок, собрал вещи, деньги и уехал в командировку. На вечно. Почти на неделю.

Внезапное банкротство и страх голодной смерти толкнули тётеньку в объятия водопроводчика. Слесарь, внешность имел сильно не бритую, жил в спортивном костюме, в резиновых сапогах и в соседнем подъезде.

— Надо пилить, сказал он, уважительно глядя на раскуроченный, но не сдавшийся холодильник. Спрятал железный ломик в портфель и направился к двери.

— А пилить когда? удивилась тётенька.

— Нечем. Тут «болгарку» надо, а Володька в запое… и вздохнув перегаром, развёл руками. Ищите.

— А, кто это, «болгарка»?

— Эммм... Как бы... Пила такая...

— Пила... У меня только пилочка для ногтей, задумалась тётя.

— Есть, правда, вариант, - сказал обладатель портфеля, и наклонив голову посмотрел в тётеньку.   

— Что вы себе позволяете, нахал! Хам! И плотнее запахнула халат на груди.

— Иногда позволяю килограмм. Но это если с закуской. А то, о чем вы покраснели, я себе второй год не позволяю. Вдовец я.

Тетеньке стало стыдно, она заплакала, расстроилась и с новой силой захотела еды. Сапоги топтались в коридоре. «Ждёт мзды», решила умная тётя, и рассказала про мужа, деньги и чемодан.

— Сейчас я, сапоги оставили портфель у двери и вышли в подъезд.

Через полчаса на кухонном столе лежали две авоськи с продуктами.

— Я отдам, говорила тётенька смущаясь.

— Ну разумеется, улыбалось лицо в спортивном костюме, - зовут Вас как?

— Ольга.

— Вот, возьмите. Это что то вроде визитки, — протянул бумажку.

— Звоните, я рядом живу, - и сапоги осторожно прикрыли за собой входную дверь.

На родине, у Ольги, был папа генерал, высшее гуманитарное и золотая молодёжь. В перспективе маячила беззаботная жизнь столичной богемы. Но вдруг в голову прилетела любовь. Всё и сразу осталось в Москве, далеко, в прошлой жизни. В провинциальный Б-ск, «декабристка» приехала с мужем по его назначению. Начались два года нервных диет, истерики, слёзы. События в мире — от бабушек у подъезда, выход в свет — шашлыки со спиртным у водоёма с пиявками. Из популярных развлечений аборигенов — два крутых видеосалона, где на входе семечки вместо попкорна, но туда Оля не рисковала и ей было скучно.

Назад к папе — признать несостоятельность. А гордость куда? Предупреждали, не послушала, будут полжизни в прошлое носом тыкать. Нет,  «на щите» — исключительно не её вариант. Так что галантные и щедрые водопроводчики пришлись очень кстати. Командировка супруга и ликёр в шкафчике придали смелость генеральской дочке. А два года непонимания придали шарма трехдневной щетине слесаря.
Телефонная трубка, нетрезвым женским голосом сообщила о желании немедленно выразить благодарность :

— Почти час ночи, понимаю, но в визитке написано — «Помощь круглосуточно. Олег Савушкин», это соответствует? Вот и прекрасно. Жду.

Невоспитанный, но понятливый сантехник разорил клумбу и до утра немногословно восхищался великолепной фигурой Ольги. С дивным разнообразием закреплял своё восхищение на диване, на столе, на полу, в душе, в коридоре...

Через два дня Ольга переехала в соседний подъезд. Через пару месяцев развелась с мужем, а глубокой зимой, с папой округлившегося животика, вернулась в Москву.