Наблюдатель ч. 2 гл. 1

Жена с Ирой о чём-то трещали на кухне уже целый час, и это бесило Букина. Пора уже ужинать, а они обо всём забыли. О чём можно говорить столько времени? Да, у женщин два центра речи, это побуждает говорить их непрерывно, но почему их разговоры так бессмысленны. Только женщины способны говорить ни о чём. И чего он понять не мог, как завязалась такая дружба у его дочки с Галей, несмотря на разницу в возрасте. Поначалу это радовало Букина, дочь стала часто приходить к ним, но потом он даже стал ревновать, поняв, что дочь приходит не к нему, отцу, а к Гале. Что их объединяло, он понять не мог, а то, что непонятно, всегда вызывает раздражение.
 Он, конечно, рад, что Ира теперь постоянный гость в его доме, но могла бы больше внимания уделять и отцу. Впрочем, Галя ведь не ревнует его к сыну Игорю, с которым у Букина сложились вполне дружеские отношения, не зря Галя сказала в первую их встречу, что они непременно подружатся. Игорь уже самостоятельный человек,  у него своя фирма, связанная с компьютерными технологиями, обеспечен, при деле. С Ирой дружит, Галя когда-то даже поверила, что у них особые отношения. Нет, они просто друзья. Вместе иногда куда-то ходят, Букина они не посвящают в свои дела. Ира вот замуж теперь собирается, у Игоря тоже девушка.

 Жизнь стабилизировалась, внешне всё было более-менее благополучно, во всяком случае, без потрясений, но Букина всё больше одолевало беспокойство. Всё так, и всё не так. Ушли куда-то былая близость и понимание с Галей. С логической точки зрения – понятно, всё расцветает и умирает, но чувство потери всё равно остаётся. Женщина и мужчина это два круга, которые лишь частично пересекаются. За пределы этого сектора пересечения лучше не лезть, мужчине не понять то, что там находится, оно способно вызвать лишь отторжение, как и женщине не понять сущность мужского, но такова природа, что человек не довольствуется имеющимся. Хорошо уже и то, что есть этот общий сектор, не всем дано и это. Да и на границах пересечения то и дело возникают трения, и накапливается отрицательный заряд. Сказки о любви до гробовой доски сочиняют писатели, в жизни всё по-другому.

 Да и на работе всё не так. После долгого периода пертурбаций, когда институт то пытались акционировать, то разделяли на части, в одну объединяли подразделения, связанные с оборонкой, где были какие-то заказы, в другую  остальное, где денег не хватало даже на зарплату. В конечном счёте, институт включили в холдинг, находящийся в Москве. Заказов было достаточно, а работать некому. Значительная часть специалистов ушла, а молодые ныне в науку и производство не рвались. При том, платить после включения в холдинг стали меньше. Московское руководство считало, что в их городе можно прожить и на меньшую зарплату, не Москва ведь, цены ниже. Большая часть денег теперь оседала в Москве, из выделенных средств до исполнителей доходила лишь жалкая часть. Советская бюрократия, так возмущавшая всех прежде, теперь казалась цветочками. Любое решение теперь принималось после долгих процедур в московском ведомстве, заказ любого оборудования превратился в муку. Менеджеры, финансисты, ничего не смыслящие ни в науке, ни в производстве, путающие электрон и электрод, но зато рулящие денежными потоками, стали главными людьми. Ученые, инженеры чувствовали себя людьми второго сорта, да так и относилось к ним руководство. В глазах этих молодых мальчиков – менеджеров, манагеров, как их быстро прозвали, они были людьми ничего не понимающими в современной жизни, безнадёжно устаревшими.

 В институте ввели новую должность – заместитель генерального директора по инновационному развитию, прислали на неё человека из Москвы. Даже сдержанный Шумилов, к тому времени работавший заместителем по науке, не скрывал недоумения – Интересно, чем же мы раньше занимались? Разве то, что мы делали, теперь не является новациями? Его можно было понять, новая должность, по сути, дублировала его. Новации, введённые новым замом, свелись к обязательным семинарам для руководства института. Букина сия участь миновала, а Шумилов вынужден был отсиживать эти семинары, приказ директора. Темой семинаров была методология по Щедровицкому. Когда – то, ещё в советские времена приезд Щедровицкого в город вызвал ажиотаж. За ним катилась слава современно мыслящего человека, сказавшего новое слово в философии, чуть ли не диссидента. При том лекция  проходила в доме политпросвещения. Букину пришлось приложить немало усилий, чтобы попасть на неё. То, что происходило на лекции и, особенно, на деловой игре, не просто разочаровало его, оно ошарашило его уровнем хамства, приёмами, напоминающими практику сектантов. Возможно, было в его теории что-то стоящее, но Букин воспринял её, как одну из разновидностей расплодившегося бурно шарлатанства, и заставить себя всерьёз ознакомиться с ней не мог. Поклонники Щедровицкого объясняли – надо разрушать стереотипы мышления, а это можно делать только шоковыми методами, только разрушив старое, можно  формировать новую мыследеятельность.  Мыследеятельность было любимое слово его последователей. Букин считал их людьми навек ушибленными, стереотипы то они с азартом разрушили, оставив в голове полный хаос. Уже позднее, когда хлынул поток всевозможной литературы, Букин нашёл источник практики Щедровицкого – хаббардизм.

Один из таких последователей был и у них в институте. На всех конференциях, семинарах он твердил одну фразу – проблема не там, где вы её ищете, проблема в отсутствии правильной мыследеятельности. – Тогда подскажи решение, если у тебя правильная мыследеятельность, - говорили ему. Ответ всегда был один – Моя задача учить правильной мыследеятельности. Теперь этот мыследеятель, наконец, нашёл себе место, став официально помощником нового зама, ходил всюду за ним с видеокамерой, снимая  семинары и другие мероприятия, как он говорил для истории и учёбы других. Последнее время работа тяготила Букина, как никогда. Часто он строил планы, как выйдет на пенсию, и будет заниматься только тем, что в радость, но при том понимал бесплодность этих планов, понимал, что работать придётся до тех пор, пока  хватит здоровья, либо не выгонят. Как выжить на пенсию, которая была уже на горизонте, Букин не представлял, думать об этом не хотелось. Накоплений ни у него, ни у Гали не было, а, значит, снова ждала нищета. Впрочем, планов наперёд Букин давно уже не строил, не такие времена, всё постоянно менялось, но лишь в худшую сторону. Как и большинство, он хотел лишь одного, чтобы не стало хуже, чем есть, но эти ожидания были напрасны. Государственная машина выстроена была в интересах богатых, а обеспечивать эти интересы, естественно, должны были бедные, все те, кто жил на зарплату.

Пару лет назад Таня Галицкая вспомнила его публикации в газетах начала 90-х, и предложила написать что-нибудь. Букин попробовал, материал получился, и теперь время от времени он публиковал свои размышления. Денег это, практически не давало, но зато давало психологическую разрядку, когда смотреть молча на окружающее становилось невмоготу. К тому же Букину предложили читать спецкурс в университете, и новая работа все более затягивала его.


Рецензии