Бездна. Глава 4-9. С милой в шалаше

     Наутро я проснулся от скрежета. Поднялся и обнаружил, что скрежет издаёт наша лодка, подсевшая дном на отмель.

     — Алина, Алинёнок, мы на земле!

     — Мы дома? — спросонья спросила девочка.

     — Это остров! Да какой красивый.

     Алина не разделяла моего восторга:

     — Что значит красота, если папа утонул?

     — Почему вдруг утонул? Несомненно, как мы, выплыл на лодке или на плоту. С Николаем Васильевичем…

     — Я знаю, они утонули, — девочка тихонько плакала.

     Чем смогу убедить девочку в необходимости жить дальше?… Я оттолкнулся веслом от камней и стал грести к песчаному пляжу. Сколько мог, подтянул лодку дальше от воды и длинной верёвкой привязал её к пальме.

     Мы отправились по берегу искать источник воды.

     — Прекрасный остров! Бананы, финики, кокосы, апельсины! — я щедро источал голосом полноту счастья. — Изобилие-то какое! Можно не думать о завтрашнем дне!

     Вскоре мы набрели на небольшую речушку. Речка была местами по колено, местами по пояс. Вода была прозрачной и достаточно тёплой. То здесь, то там выплёскивались из воды рыбы, хватая неосторожных бабочек.

     Я радовался: хищников не видать, еды-воды полно — о будущем можно не беспокоиться. Авария поставила меня в ситуацию будто экстремальную, зато вывела из тупого прозябания. Здесь я смогу отрешиться от необходимости куда-то бежать, читать лживые книжонки, писать курсовые работы, отчитываться перед людьми, непонятно кем поставленными надо мною.

     Но главное — рядом любимая!


     Несколько дней девочка плакала по погибшему отцу, по родному дому, по маме. Она почти ничего не ела.

     Я искренно жалел Алинку, не мог без слёз думать о Николае Васильевиче. Но где-то внутри зрело ликование: теперь Алинка — моя. Я стыдился своей радости, и не мог не радоваться.

     Но время торопить не следует. Впереди — годы и десятилетия счастливой жизни!

     Целый день мы обследовали остров на предмет наличия пищи. Фрукты были в изобилии. С морепродуктами проблем не было: с началом отлива мы ходили по берегу и в образовавшихся лужицах выискивали рыбёшку, крабов и креветок.

     Один пригорок мне особенно приглянулся.

     — Алинёнок, думаю, здесь можно построить наше жилище. Превосходное место для хижины: площадка ровная, ручей близко. На возвышенности — до нас не доберутся никакие волны, — я уже начал размечать место под строительство. — Мы сделаем надёжное жилище, чтобы жить в нём долгие годы. Для этого…

     — Какие годы? А корабль? Разве нас не будут искать? Неужели мы не поплывём домой?

     — Вдруг корабль приплывёт через десять лет? Пусть даже через год, через месяц…

     Алина заплакала.

     — Так и быть, я построю океанский корабль, но жить-то где-то нужно!

     — Не надо дом, будем спать под кустиком… Давай лучше корабль строить.

     — У нас даже топора нет, только нож. А ножом только прутик можно срезать, — я продемонстрировал это, выбрав самую тонкую веточку. — Можно из таких щепочек построить океанский корабль?

     Алина нехотя согласилась с моими доводами. Настроение у девочки до самого вечера было тоскливым.

     Чтобы не оставлять времени для тоски, я заставлял Алину везде ходить со мною. Я опять рассказывал ей все сказки, пел детские песенки, вспоминал знакомые со школы стишки.

     Я рубил материалы для хижины. Алина носила нетяжёлые ветки к будущему жилищу. Я делал каркас, мы вдвоём плели из веток и лиан стены.

     Вечером мы набросали под раскидистый куст оставшиеся от работы мелкие веточки и листья и устроились на ночлег.

     Алина быстро уснула. Она так доверчиво прижималась ко мне, что я от умиления уткнулся носом в её волосы. Нежный детский запах кружил голову.

     — Алинка, спишь? — шёпотом спросил я. — Спи, милая девочка. Я буду охранять твой сон. Миленькая, хрупкая малышка… Ты нуждаешься в моей защите. Неужели я способен на беззаконие? Да, отсутствие людей равносильно отсутствию закона, это может соблазнить почти любого, тем более, развязать руки нравственно незрелому человеку. Но есть закон нравственный! Что окажется сильней: нравственный закон или буйство плоти? Я — человек или похотливое животное?

     Я прижал сонную Алинку и решил, что моя любовь к девочке настолько сильна, что я ей… — и уснул.


     Утром я проснулся от громкого плача.

     — Алинка, что случилось?

     Девочка отвернулась. Обиделась на меня?

     — Будто не знаешь — папа утонул.

     — Но что делать-то?

     Девочка заплакала ещё горче.

     — Алинка, Алинёнок… Если ты будешь плакать, то я тоже заплачу.

     Я прижимал голову девочки к груди и нежно-нежно гладил её волосы.

     — Алина, Алинёнок… Я знаю, что делать. Я буду целовать твои слёзки, и ты больше не будешь плакать!

     Я прихватил девочку за спинку и принялся целовать глазки. Она слабо сопротивлялась. Я с наслаждением воспринимал каждое движение её лопаток под моими пальцами. Она готова была выскользнуть из-под власти руки. Но на помощь пришла другая рука, заключив девочку в неплотное кольцо.

     Как я ожидал, Алинка скоро перестала плакать и через несколько минут уже смеялась, подставляя глазки под мои поцелуи.

     Ну вот — начало есть!

     С того утра я каждый раз, стоило лишь девочке заплакать, мои руки кольцом обвивали Алинкину спинку или талию, и беспорядочные поцелуи осыпали её глазки.

     И каждый вечер, перед сном, в шалаше на ворохе травы, я крепко прижимал девочку. И млел от несбыточного счастья. Ещё больше — от счастья быть девочке просто отцом, братом, защитником…