Футляр времени или хроники одной хрени

Веселов, И. А.

«Футляр времени» или хроники одной хрени. Проза –
Ярославль: ИПК «Индиго», 2014 – 308 с.
Человек не может жить вне времени. Каждое мгновение нашей
жизни – бесценно. И потерять его – почти то же самое, что по-
терять себя. Но, так уж получилось, что из жизни главного героя
выпали целые пятнадцать лет. Но жизнь продолжается, и пора ре-
шить, как жить дальше.
«Перед глазами, которые болят так, будто долго смотрел на
электросварку, скачут буквы, схожие каракули с трудом читаются:
«Мне, наконец-то, пора. Пришло время теперь тебе пробовать. Так
не нами установлено. Не сожалей ни о чем»…
Прошлое главного героя – чистый лист. И жизнь свою прихо-
дится начинать с этого чистого листа.
В38
© Веселов И. А., 2014
© ИПК «Индиго», изд-во, 2014
ISBN 978-5-91722-181-6

ПРЕДИСЛОВИЕ ИЛИ ПОЖЕЛАНИЕ СЕБЕ

Как любой автор, с надеждой,
что будет читаться вкусно
ОТ ГЛАВНОГО ГЕРОЯ:
«Бывают периоды жизни, когда даже солнце
может быть фиолетовым»
Не будет на солнечном диске оранжевых пятен,
Как на планете Земля всегда унылым чернозем,
А жизнь в «отчетах» пред Богом совсем неконтрастна,
Где «календарь судьбы» листается, притом.
Не все прекрасно складывается в песни,
И некрасиво стелется «газон»,
А в той «траве забвенья» мечутся несчастья,
Мы оставляем радость на потом.


Евгению не спится. Он с вечера не выпивал, и сон упрямо не идет к нему. Свод подвала жилого дома где-то на окраине города низок, и в слабом свете единственной пыльной лампочки видно, как потолок густо усеян каплями испарений. Пахнет плесенью, и здесь высокая влажность. К трубам теплотрассы не прикоснуться, а тоска холодом лезет за шиворот.Рядом беспокойно ворочается его подруга Светка. Во сне что-то прерывисто бормочет – у нее больное сердце.
Жене Борисову чуть за пятьдесят, его спутница, вроде как,ровесница. Их матрацное лежбище устроено на досках, брошенных на цементный пол.
На улице январский мороз, но здесь тепло и крысы: эти твари бутылочного размера шуршат в темных углах. Жека, так когда-то его называла бабушка, наблюдает, как блестят бусинки-глаза самой смелой, пробежавшей в полуметре.
Уже почти полтора года, как Борисов и Светка вместе. Временами у них дружно, но чаще собачатся.
У сегодняшнего бомжа более чем серьезные проблемы с памятью: из нее выпал кусок в пятнадцать лет.
Помнит себя трехлетнего: мягкую игрушку-клоуна ядовито-зеленого цвета, колючесть отцовской щетины, запах цирка, куда он,
в первый и последний раз, пошел с мамой. Потом похороны родителей. В свои чуть за двадцать они, студенты-геологи, в один день перестали жить. Виной тому отравление грибами, и вот два гроба, на крышки которых падают комья ржавой глины.
Народу немного, и бабушка (мамина мама) промокает платком слезы, крепко держа, так что пальцам больно, руку внука. Особен-
но помнится, почему-то, запах свечи, зажатой в кулачке, и страшное
лицо чужого дядьки, со шрамом, в толпе.
Эти детские расплывчатые воспоминания черным крепом легли
на зарождающееся самосознание. А дальше он – бабулин сын, и у
него за плечами остаются детский сад, средняя школа, студенчество,
женитьба, рождение дочери, защита кандидатской диссертации,
свой бизнес.
Из последнего в сознании всплывает: Жеку везут на каталке
в операционную, и ободряющий голос пожилого хирурга-балагура:
– Не вздумайте, Евгений Петрович, уйти от нас – меня за это,
возможно, поругают.
В 33 года обнаружена опухоль головного мозга, и все: на лице
усыпляющая маска, а потом провал и наступивший мрак.
А затем вечер и летняя пригородная электричка, почти пу-
стая, везущая его в город, где он никогда не был, указанный в
билете, найденном в сильно поношенных брючинах. Там же –
скомканная в шарик записка, где нетвердым почерком были вы-
ведены его имя и дата рождения. Но цифры на железнодорож-
ном квитке, обозначающие время его приобретения, обескура-
живают – 19.06.2010.
Осматривает себя: не по размеру тесная клетчатая рубашка
топорщится нагрудным карманом – в нем, аккуратно заглянув,
обнаруживает 24 советских рубля, причем по одному, чей облик
уже изрядно им был позабыт (увидев их, пересчитал, не вынимая).7
На что первое внимание: какая-то старая тетка говорит по
беспроводному телефону миниатюрного размера, притом гром-
ко, и такой технический прогресс убеждает Евгения в нереально-
сти происходящего.
Напротив одиноко сидящая и неопрятно одетая женщина с
прямо-таки цыганскими глазами пристально смотрит на Борисо-
ва. Тот остается ошарашенным, будто пьяным проснулся – когда
сразу не вспомнить, в чьей ты квартире, и у кого был в гостях.
Мираж затянут, и похмельно болит череп.
Но эти черные зрачки приводили в чувство, в настоящее.
Ему вдруг захотелось дать ей пощечину, полновесную, чтобы
щека с ямочкой стала пунцовой.
Стыки рельс ритмичным перестуком давали о себе знать, в
такт этому больно отдавалось в висках.
«Должно быть, вижу сон, не приведи Господь, своего буду-
щего», – еще подумалось Жеке, такая футуричность не уклады-
валась ни в какие рамки.
В башке вихрем, все-таки, пронеслось: «Значит мне сейчас
сорок восемь с довеском».
Еще, чуть не вскрикнув, замечает: на указательном пальце
левой руки отсутствует фаланга. Ха, а ведь до операции был цел!
Невыносимо хочется курить.
Идет в тамбур, там никого. Смотрит, как мелькают бетонные
столбы. В сумеречных бликах стекла наблюдалась физиономия
пожилого мужчины, давно не стриженного и с глубоким шрамом
через всю левую щеку. Проводит по нему ногтем. Кошмар! Надо
быстрее проснуться. Шарит по себе – курева нет. Стрельнуть
у кого-то? Лучше потерпеть.8
Сзади хлопают раздвижные двери. Резко повернулся, а там
эта, так сильно раздражающая его баба улыбается. Подошла
вплотную и зачем-то делает ни к месту книксен. Представляется
Светланой, от ее одежды тянет тиной.
Туфли-лодочки, короткая джинсовая юбка-варенка, глу-
боко расстегнутая белая блузка не первой свежести и большие
пластмассовые клипсы делали эту черноглазую похожей на не-
молодую привокзальную ****ь. Портрет дамы дополняют еще
стройные ноги и подобие гнезда вместо прически и, почему-то,
отсутствие макияжа.
– Евгений, – слегка смутившись, называет он себя. Галлю-
цинация продолжает иметь место.
– Женя, тут такое дело. Я, видимо, вчера где-то прилично
набралась. В общем, ничего не помню, – в ее сипловатом голосе
услышано что-то знакомое.
– Как оказалась здесь, не знаю. Очухалась, в шаге ты
спишь, но сразу же проснулся. Озираешься, шаришь по карма-
нам, небось тоже с похмелья? Помоги пострадавшей памятью на
ниве злоупотребления, – с веселым видом щелкает себя пальцем
под подбородок.
Видимо, ироничное отношение к жизни ей совсем не чуждо.
– И чем же?
– Вот все, что было при мне, – протягивает ему какой-то
листок.
На отчаянно замусоленном бумажном квадратике той же,
что и у него, кривой прописью написано лишь: «Светлана Нико-
нова – это ты».
Нереальность происходящего гнобит сознание Борисова,
а сюжетная фантастика совсем не увлекает.9
В это время электричка замедляет ход – платформа. Их вы-
давливают из вагона немногие выходящие.
Евгений присел на скамейку, она рядом – вопросительно
смотрит на него. Полная прострация.
Что же все-таки произошло с ним? Эта встреча – слу-
чайность? Откуда этот временной скачок? Чья на нем одежда?
А эти немногословные послания, написанные одной рукой, день-
ги, билет, в конце концов, шрам, палец? Так он в своем буду-
щем, или кто-то другой в его настоящем? Как много вопросов, и
страшно то, что на них нет ответов.
– Света, какой сейчас год? Где живешь? Семья, дети? –
во рту пересохло, попить бы.
Никонова, если это она, силится вспомнить. Первое непри-
язненное отношение к ней куда-то улетучивается. Смеркается, за
кромкой ближайшего леса почти зашел в оранжево-сиреневой
дымке диск солнца. На вывеске станции трафаретно-незнако-
мое: «Заволжье».
– Нет, ничего не помню. Ни кошелька, ни паспорта, сплош-
ная хрень, думаю, обокрали меня. Фамилию и ту прочитала, а по-
сле этого только к тебе не постеснялась подойти, – закрыв лицо,
заплакала.
Облупленный ярко-красный маникюр, да и весь облик ее,
вызывал теперь только жалость.
Успокаивать эту несчастную женщину не стал. Сам не
разобрался про себя, а тут еще она.
– Сиди и жди меня, – коротко бросил он и направился к де-
ревянному зданию вокзала. Показалось, по ее тревожному мол-
чанию, она боится, что Евгений уйдет навсегда.10
Окошечко кассы было закрыто. В небольшом, плохо осве-
щенном зале, вытянувшись во весь рост и подложив набитый па-
кет под голову, храпит бородатый старик на фанерных креслах.
Внешне – бомжара. Будить его Борисов не решился. Подо-
шел к информационной доске. Из расписания поездов и висящих
там объявлений пришло понимание: он сегодня ехал в город,
находящийся за тысячу километров от его родного, а на дворе,
все-таки, упрямый июнь 2010-го года. Установленные им факты
временного и географического местонахождения ровным сче-
том ничего не объясняли.
Первая мысль: срочно вернуться туда, где осталась
единственная дочь, где прожил свои 33 года. Вторая: нет денег и
документов, подтверждающих личность. И третья: его давно уже
ищут, наверное. Последняя настраивает, в какой-то степени, на
оптимистичный градус.
Слышится надрывный кашель. Проснулся лежащий. Зна-
чит жизнь продолжается. Только вот чья? Вопрос вопросов. И в
голове опять полный реквием, а любая загадка кажется просто
кем-то ловко придуманным трюком в области телепортации.
– Милейший, закурить не будет? – голос спрашивающего
при высоком потолке звучит гулко и немного агрессивно.
– Сам бы у кого стрельнул.
– Какой гнусняк, – непонятно к чему или к кому следовало
отнести сказанное, – а я ждал тебя, уважаемый.
– Не понял? – повеяло бредоватостью от такого утверждения.
– Потом поймете, – диалог тянет на бессмыслицу.
«То на ты, то на вы. Типичный маргинал с шизоидой», –
подумал еще Борисов.11
– Считаешь, что с психом разговариваешь, – будто мысли
прочитал дед.
– Ничего я такого не думаю, – сердито буркнул Евгений и
поспешил к потерявшей память.
Перрон продолжал оставаться безлюдным, включили фо-
нари. Его новая знакомая, с мокрыми от слез глазами, понурив-
шись, сидит. Отметилось, как обрадовалась возвращению попут-
чика – заулыбалась.
 – Ну что, не вспомнила? – сразу же и спросил.
 – Не-а. Ни о семье, ни о родителях. Где жила, кем работа-
ла? Даже ни одного знакомого. Вот, разве что, какой-то водоем,
типа озера, а вокруг деревья с желтыми листьями. И все.
По ее интонации возникает стойкое ощущение: она не ве-
рит, что у нее был вчерашний день и свое прошлое, хоть какое-то.
 – Почему ты про год спросил?
 – Да так, проверял твою память, – Борисов решает о своих
открытиях пока промолчать. Ну, кто она ему?
Как-то совсем незаметно, вплотную к ним, подошел тот –
вокзальный. Протягивает левой пластиковую бутылку с жидко-
стью, на указательном нет фаланги. Печальный взгляд вроде
серо-синих глаз. Сандали на босых ногах, совсем не по-летнему
бежевый в пол плащ в крупных темных, будто жирных, пятнах,
от него густо пахнет расплавленным воском.
 – Берите, не стесняйтесь, голуби мои. Хорошо помогает
при снятии похмельного синдрома бывшей жизни.
«А ведь, запросто, что я сплю», – про себя крякнулось Ев-
гению.
 – Не спишь, Женя, час, как не спишь, – голос предлагаю-
щего воду утвердителен.12
 – Дедуля, ты кто такой? И чего тебе надо от нас? – это уже
Света, прежде чем выхватить бутылку и жадно начать пить.
 – Все, все, удаляюсь, – был смиренным ответ.
Поворачивается, чтобы уйти. В фонарном освещении те-
перь угадывается шрам под длинной седой щетиной. Жека ма-
шинально нащупывает свой – как и с пальцем, полная похожесть.
Вслед просительное, голосом Борисова:
 – Извините нас. Вы, наверняка же, знаете, что происходит?
Подождите, пожалуйста.
Не останавливаясь и безапелляционно:
 – Нет, прощайте. Мне надо идти дальше, хоть и устал. Рад,
что вы снова вместе, – и продолжает шагать, чуть припадая на
правый бок, такой странный незнакомец.
 – А мне его почему-то жалко стало, – передавая питье, ду-
мает вслух не помнящая свое ни имя, ни фамилию.
На почти фиолетовом небосклоне двурогий месяц незамет-
но заменил багровый закат.
 – Себя лучше пожалей! – озлился Евгений. От всей этой
необъяснимости вернулось острое желание нагрубить.
И сразу яркий луч света и нарастающий шум известил о при-
ближении железнодорожного состава. Когда же (это был товар-
няк) поравнялся с их скамьей, загадочный старик, отошедший
к краю, не так далеко, что-то прокричал, указав себе под ноги,
и упал под поезд. Скрежет аварийного торможения.
Туда, где только что стоял самоубийца, рванул похолодев-
ший от ужаса Борисов. На асфальте перрона обнаруживается
тетрадный листок, придавленный наручными часами, там же
нательный крестик. Поднял.13
Перед глазами, которые болят так, будто долго смотрел
на электросварку, скачут буквы, схожие каракули с трудом чита-
ются: «Мне, наконец-то, пора. Пришло время теперь тебе пробо-
вать. Так не нами установлено. Не сожалей ни о чем».
 Бумажка быстро смята и засунута в карман. Беглый осмотр
оставленных вещей: старенький механизм на потертом кожаном
ремешке с улыбающимся Гагариным показывал ровно десять,
а календарь циферблата – невозможную здесь цифру – «71»,
а судя по весу, светлые цепочка и крестик – из алюминия.
Рядом еще валялась невскрытая пачка, и не вспомнишь та-
ких болгарских сигарет, «Родопи», которую подобрала Света.
Эти единственные на станции свидетели драмы, не сгова-
риваясь, прочь бегут в сторону редких огней дачного поселка.
Чуть поспевающая за ним, обозначенная Никоновой, все время
всхлипывает. За спиной, кроме звуков ночного загорода, ничего
не слышно.
С завтрашнего дня начнется их неустроенное существова-
ние: с чистого листа и без каких-либо документов.ОТ ГЛАВНОГО ГЕРОЯ:
«Прошлого уже точно не будет ни у кого,
а горизонты будущего могут и не увидеться»
Как-то шел я во сне через мост – мост стеклянной надежды,
И сходя обернулся, вижу ворох одежды,
На перилах висит и валяется просто,
Будто кто-то оставил их без тела и роста.
Это были «проблемы», переросшие в «беды»,
Словно признак того, что не ждать нам победы,
Так не сразу и с горечью признаешь пораженье,
Да в глазницах пустых нет следов выраженья,
И великие дали превращаются в слепость,
А мечта в бесконечность сродни веры в нелепость,
Вот атаки не слышно, когда близится тризна,
Все слывет неизбежным – жизнь полна укоризны.15
Когда в очередной раз Светка разворачивается к нему
лицом, Жека нежно трогает ее за узкое запястье:
 – Сердце?
Та резко открывает набрякшие веки, тихо роняет:
 – Что-то теснит в груди.
У нее чудесные зубы.
 – Может валидол дать?
 – Лучше бы выпить поднес.
Он заученно сердит:
 – Завела, дура, про политуру.
 – Тогда и не буди, – теперь она лежит к нему спиной.
Продолжает что-то ворчать. Евгению кажется, что он лю-
бит эту даму. Так про себя он называет ее: здесь, конечно, нема-
лая доля скепсиса, но не по отношению к ней, а больше к себе,
точнее к своему сегодняшнему положению.
Незряче смотрит в потолок нынешнего жилища. Слышно,
как за железной дверью на ветру скрипит уличный фонарь. Рот
полон полынной слюны. Опершись на локоть, сплевывает горечь.
Вспоминает… Память нехронологично вырывает куски из его
прошлого. Они были цветными и черно-белыми, со своей гаммой
запахов и переживаний.
Понятно, что факт рождения Борисова Женьки не стал
событием галактического масштаба (так ему когда-то думалось),
а стал, напросто, «точкой отплытия» по жизненному маршруту,
замеченной разве что самыми близкими. Но «судно» оказалось
без весел и руля. Так, немного пафосно, представляется ему
теперь собственная никудышность.16
Последние три дня бессонницы терзают пережитым. Бог
им если и замечается теперь, то без лишнего доверия, чем было
раньше.
Позади экзамены. В школе выпускной вечер. Ярко освещенный
актовый зал, сдвинутые вместе столы под белыми скатертями. На них
пенопластовыми гигантскими шайбами по всей длине разбежались
торты «Прага», разноцветными пятнами разместились горки общего
любимца – «Оливье», оранжевые вкрапления тарелок с бутерброда-
ми из красной икры и копченого лосося.
Из спиртного только шампанское, своего рода альтернати-
ва для семнадцатилетних, когда лимонад уже смешон, а крепленое
вино, тем более водка, официально недосягаемы.
Вся эта снедь – результат активного «доставалова» родитель-
ским комитетом конца 70-х. Такое понятие как «дефицит» правило
тогда балом в потребительских желаниях среднестатистического
жителя СССР.
Жеке на тот момент знаком вкус чернильного портвейна и горь-
ких настоек класса «Золотая осень». Тяга выпивать не была сколь-
нибудь устойчивой. Но если складчина карманных денег друзей-
единомышленников позволяла затариться подобными напитками,
не лишали себя удовольствия «замахнуть», как правило в подъездах
и дворах, по паре стаканов, морщась и передергиваясь от мерзкого
вкуса. Обычное дело, в таком возрасте самоутверждаются и так.
Учился Женя как-то сумбурно. И хотя учеба, в общем-то, дава-
лась ему легко, аттестат пестрел и «тройками» – ведь приоритеты ме-
нялись чуть ли не каждый год. Любовь к литературе или, например, 17
интерес к истории запросто могли смениться добровольными хожде-
ниями на факультативные занятия по физике и т.д. Но все десять лет
самым нелюбимым продолжал оставаться «великий и могучий».
Для себя он объяснял это врожденной неграмотностью и своим
первым и последним «колом», который получил во 2-ом классе,
когда по детской невнимательности написал слово «борщ» с двумя
мягкими знаками. Такой лингвистический конфуз был усугублен еще
тем, что днями позже его бабушка обнаружила в мусорном ведре
разорванную пополам тетрадь с позорной оценкой, где под ней тре-
мя печатными буквами выведено непечатное слово.
В результате, сухонькая рука педагога со стажем, держащая ре-
мень, приложилась к филейной части, в целом послушного, внучка.
Оценка же «отлично» стояла только напротив двух учебных
дисциплин: обществоведение и математика. Выпускник Борисов
рассудил субъективно просто – если математика носит название
«царица наук», то обществоведение (в понимании школьника) – ана-
лог философии, что над всеми науками.
Получалось, тут и думать нечего – поступаем на философский
факультет – в постановке и достижении целей Жека, по-юношески,
категоричен.
Сейчас, лежа на комковатом матраце в грязном подвале,
пожилой Борисов понимает, что жизнь, скорее, финиширует, а
шансов изменить ее течение в никуда, практически, ноль.
Ясно одно, возвращение в прошлое, как ему помнится, не
имеет отправной точки назад и чтобы убедиться в этом он, в ско-
ром, поедет туда, где родился и немало прожил. Да, может, все 18
это он воспаленно выдумал, и не было на свете никакого Евгения
Петровича Борисова.
Нет, все-таки, надо ехать.
Вечер в самом разгаре. Жека с закадычными друзьями-това-
рищами. Они – это Боб (он же Володя) и Мастер, которого зовут Ан-
дреем.
В украшенном воздушными шарами и плакатами, пестрящими
напутственными пожеланиями выпускникам, зале, царит сентимен-
тальный от слез учительниц и, теперь уже бывших, учениц праздник.
За столами почти никого – кое-кто из оставшихся после по-
луночи педагогов, да несколько следящих за поведением своих чад
бдительных родителей.
Дискотека 70-х манит своими ритмами на танцпол.
Троица то и дело выбегает на школьный двор, где предусмотри-
тельно припрятаны пять-шесть бутылок «роскошного» «Кюрдамира».
У Женьки отчаянное настроение, и он стремительно пьянеет, его со-
бутыльники поведенчески не отстают. Такие же лихие стайки ребят и
девчонок время от времени рассредотачиваются за забором родной
школы.
Теплая и душная июньская ночь не особо скрывает за деревья-
ми и кустами белых рубашек, девичьих нарядов и огоньки сигарет.
Выпускникам кажется: такие партизанские «кружилки» вдали от глаз
взрослых делают мальчишек по-настоящему солидными, а девчонок –
неотразимыми.
Как много хорошего еще впереди.19
Где-то здесь целуется его первая любовь и женщина. Зовут ее
Ира. Всем своим видом Евгений показывает – у него все отлично и
замечательно, поэтому нарочито громко, к месту и не к месту, смеет-
ся. А на душе черно, и жалость к себе сухим покашливанием подка-
тывает к горлу.
Четвертая бутылка – «граната» идет по кругу. Мир начинает
становиться весьма расплывчатым, а голоса – удаляющимися.
Конечно, и Боб, и Мастер в курсе и понимают друга:
 – Жень, да наплюй ты. Дура она набитая. Тебе ли в лесу леса не
найти (это Мастер)? Давай еще пару глотков (Боб).
«Хорошие они пацаны», – подумалось. Жеку покачивает се-
рьезно, почти штормит.
Пошел мелкий дождь, и все кинулись вовнутрь здания. Пустая
бутылка снарядом забрасывается Бобом. Кто-то рядом неумело ма-
тернулся. Неформальная часть закончена.
По лестнице, ведущей к столам, шли красивые Ирины ноги,
чуть прикрытые до колен чем-то шикарным розовым, в фирменных
босоножках. Держа под локоть, ее несколько неуверенную походку
сопровождал широкоплечий одноклассник Гоша.
Борисов опускает глаза и сжимает кулаки, его тошнит.ОТ ГЛАВНОГО ГЕРОЯ:
«Ожидание счастья – самое, что ни на есть оное»
Если Земля, все же, падает на Небо.
Лето, без времени осени, станет зимой,
И всадник с коня никогда не спешится,
А жаркий огонь вдруг станет водой.
Тогда время уже «раком» упрямится,
И никак не спешит за тобой,
Наше прошлое пред глазами кривляется,
Не в радостном марше идя по косой.
Да, на верстах судьбы не чеканится шаг,
Хоть я многих успел рассмотреть,
 а кого-то совсем не узнать,
Мне пришлось позабыть, где привиделся враг,
И себе не однажды солгать…21
Пришла она к ним в седьмом классе. Тонкая девочка с глазами
цвета крыжовника. Как-то все обратили на нее внимание. Учителя
на недетское внешнее, прямо таки, нордическое спокойствие, когда
случалось, правда редко, получать плохую оценку. Одноклассницы –
на отсутствие интереса к их подростковым пересудам и сплетням.
Близких же подруг не было. Мальчишки, даже старшеклассники –
на ее, какое-то независимое, дружелюбие, притом, без малейшей
тени кокетства. Для этой пятнадцатилетней девчонки индивиду-
альность, которая никак не выпячена, была органична.
Высокий, статный мальчик Борисов, признанный заводила,
так весь и напрягся, а через месяц понял – влюбился.
Когда их взгляды нечаянно пересекались, Женька быстро от-
водил глаза, ладони потели, и пересыхало во рту. Первым боялся
с ней заговорить и ненавидел себя за это.
Зелень зрачков, рыжая челка, ее улыбка-вопрос – сводят пар-
ня с ума. Интеллигентный, пользующийся вниманием у сверстниц,
он стал грубым и несдержанным с окружающими. Гормоны играли
безудержно.
Целых два года прожиты в состоянии влюбленной робости и
кретинизма.
И вот между ними происходит объяснение – с Иркиными пун-
цовыми щеками и холодным потом на Женькином лбу. Случилось
это в слякотную новогоднюю ночь, которую отмечали в Андрюхи-
ной большой профессорской квартире.
Тихий в проявлении своих чувств стратег просит Мастера ре-
шить тактическую задачу – создать условия некой интимной кулу-
арности для пылких признаний.22
Друг не подвел. Итогом его дипломатических ухищрений стала
свободная от родителей «хата» плюс камерная компания из двух, не-
знакомых Жеке, девиц, конечно Боба, теоретически обсватаной пары
и самого Андрюши.
И оказалось все просто. Сразу, после речи Брежнева и боя ку-
рантов, Ириска, так он ее иногда называл про себя, прильнула горя-
чими губами к его уху:
 – Какой же ты все-таки дурак! – а таковым Жека готов быть
всю жизнь – лишь бы с ней рядом.
И, как ему до этого казалось, безответные страдания вмиг превра-
тились во всепоглощающую чувственную взаимность двух юных.
А «это» случилось почти сразу – в те зимние каникулы. Бабуш-
ка уехала в гости к подруге. Путаясь в одеждах, они упали на преда-
тельски скрипучий диван.
Были целомудренно неумелы и стеснительны.
У Иры закрыты глаза, только длинные ресницы дрожат. Кажет-
ся, они вот-вот порхнут бабочкой.
Потом она тихо плакала, положив свою гриву волос на его еще
безрастительную грудь.
Смотрел на ее чуть вздрагивающее худенькое плечо и одновре-
менно испытывал непонятную щемящую грусть, мужскую гордость,
что он – первый, и уверенность – уж точно будет единственным.
В тишине комнаты звонко тикал старый будильник – начал
отсчитывать их время быть вместе.
И побежали дни, как тогда казалось, взрослой жизни. Борисов
помнит – радость тугим узлом стояла в горле, аж трудно дышать.
А еще вяло старались скрыть то, что смотря на их лица, вряд ли мож-
но спрятать – выражения счастья, будто стеснялись его немного.23
Все вокруг улыбалось им: студеное солнце, весенняя про-
мозглость, лужи на выщербленном асфальте. Много позже пришло
осознание – по яркости впечатлений и эмоций всполох юношеской,
по-настоящему, любви сопоставим, разве что, с рождением соб-
ственного первенца.
В тот период он как бы «заточен» на прекрасность своего бу-
дущего.
Бомж Евгений сидит на деревянном ящике, низко опустив
голову, локти уперты в колени – на стене подвала его тень, конту-
ром напоминающая падшего ангела со сложенными крыльями.
А летом произошло то, что по стойкому разумению Женьки
просто не могло случиться.
Июль выдался нетеплым, с частыми дождями. Девятые и де-
сятые классы по традиции были направлены на прополку картош-
ки и других овощей в подшефный колхоз. Это называлось –
на пару недель съездить в трудовой лагерь. Обязательный характер
такого десантирования, в 50-ти километрах от города, не всем школь-
никам прибавлял настроения – любая подневольность способствует
разрушению энтузиазма и инициативы, особенно в юношестве.
Но старшеклассник Борисов ехал с Ириной, и от того махание
тяпкой представлялось, в компании с ней, не более, чем приятным
времяпрепровождением, несмотря на некоторую его антипатичность
к физическому труду.24
С утра и до четырех молодежь в поле. После вечерних поси-
делок с танцами тянет в сон. «Гвоздь» досуга – дискотека, которую
деревенские в тех краях называют, не иначе, как массовкой. Им, по-
чему-то, претят западные неологизмы.
Приехавшие городские в сельский клуб не ходят – боятся. Все
может закончиться дракой.
Понять агрессивность хозяев совсем несложно – неизбывное
различие между городом и деревней (была такая политэкономиче-
ская «фишка» эпохи «развитого» социализма). К этой закомплексо-
ванности местных добавлялась, ко всему прочему, острая нехватка
своих девчонок. Такой дисбаланс толкал ребятню стаей периодиче-
ски появляться на дискотеке лагеря.
Стоят кучей, смотрят на танцующих – на вечно загорелых
лицах стеснение и неуверенность, что их приход сюда уместен.
И здесь можно прочувствовать «клозетное» высокомерие города и
оскорбленное достоинство убогого быта села.
Встречаясь утром у умывальников, Ирина прилюдно подстав-
ляет щечку для короткого Женькиного «чмока». В косых девчачьих
взглядах сквозит зависть. А его состояние счастья безудержно резо-
нировало с веселым щебетом невидимых птиц.
За день до отъезда домой устраивается прощальный костер.
Ребята надыбали в деревне самогонку.
Отойдя подальше от центра праздника наливали по полстакана
мерзкопахучего. Крепче Жека еще не пил. Старается не опозориться.
Кажется, получилось. Смачно захрустел поданным зеленым яблоком.
От неспелости аж свело челюсти. Спешно закуривает свои любимые
«Родопи».25
Затем Ирка, зажмурившись, делает два судорожных глотка. По-
перхнулась, на глазах выступили слезы, замахала рукой: «Ну и га-
дость!». Все рассмеялись.
Над головами шумели сосны, речка в свете желтоватой луны
серебристой змеей убегала в далекое.
Еще три таких подхода к выпивке, подальше от физруков-
надзирателей, и компания уже достаточно пьяна, а это Боб с Мастером
и две дуры из девятого, дерзкие в своем поведении.
В два ночи тусовка объявляется закрытой, и школьный народ
недовольно разбредается по своим половинам старого деревянного
барака.
Стремительно засыпал с «вертолетиками» на потолке и тще-
славной мыслью-вопросом: «Чем же я ее так покорил?».
Евгений просыпается от сильного толчка в бок. Продрав глаза,
в темноте с трудом различил круглое лицо Боба.
 – Пошли, – шепчет он.
 – Куда?
 – Давай побыстрее, говорю тебе!
Кто-то переливчато всхрапывает – похоже на педагога
по прозвищу «Шест» за нездоровую худобу, с диким именем –
Энгельс Иванович.
В одних трусах вышли на воздух. Вовка пальцем указывает на гу-
стой орешник, растущий рядом с летней столовой и так приглушенно:
 – Иди и посмотри.
Почувствовав нехорошее, Жека скорым шагом туда. Сердце ко-
лотится где-то на затылке, язык шершавит.
Слышно два голоса: один Ирин – что-то ласковое с негромки-
ми смешками, другой не разобрать. Жизнь стала вмиг конченой и
неуютной.26
Всмотревшись, когда уже крадучись обошел огромный куст,
в разбавленный, лунным светом, ночной мрак, встретился с Иркины-
ми глазами – они испуганно смотрели на него, а на ней голая зад-
ница Григория, более известного в классе как Гоша (Евгений узнал
его по клетчатой ковбойке). Тот самый Гриша Быков – отличник и ее
однофамилец, про которого она как-то сказала: «Серый, буквально
во всем, как булыжник на мостовой». Одноклассники, известно, его
тоже не уважали – за бабскую манерность и учтиво-приторное отно-
шение к учителям, близкое к подобострастию.
 – Неужели изменила мне? – пронеслось в мозгах.
В следующее мгновение Жека брыкает ногой в пах вскочив-
шему. Тот вскрикивает, согнувшись пополам. Дальнейшее помнится
смутно, словно кадры в лучах стробоскопа – как висла на плечах и
кричала, когда-то его, женщина и как с разбитой в кровь рожей сто-
нал счастливый соперник, валяясь по земле, закрыв голову руками.
Боб с трудом оттащил друга, который с исступлением, зацик-
ленно, продолжал повторять: «Изничтожу, сука!»
Потом были ее всхлипы-извинения, но в тот момент Борисов не
принадлежал себе, и нашел в себе силы всех послать на…
Ему еще никогда не было так тошно на душе.ОТ ГЛАВНОГО ГЕРОЯ:
«Друзья и недруги, а их суть одна –
все относятся к категории людей»
Смотришь вверх – сразу видишь дно,
А опустил глаза – и под ногами небо,
И пусть реален мир-обман, где не случаются победы,
Когда не захотел лукавства – не одолел врага,
В душе печальной – рабство. За горизонтом – мгла.
Но в темноте нецветной зенит сменил надир,
Где счастье упаковано, там сам себе кумир,
Но нет здесь пьедестала, а лавровый венок не голову
 венчает – он терном лег у ног.28
Дорогая его сердцу бабушка, Зубова Анна Ивановна, слыла
женщиной нелегкого характера. Такую нелестную характеристи-
ку на родного человека Жека сублимировал еще в раннем дет-
стве из нечаянно подслушанных соседских разговоров, позже
уже из своего опыта ученика школы, где она работала завучем,
преподавая биологию.
Всегда бескомпромиссная, полная едкого сарказма – окру-
жающим с ней было непросто. Среди учеников имела непрере-
каемый авторитет и кличку – «Зубило».
Гладко зачесанные в пучок волосы, очёчки в стальной опра-
ве, прямая осанка, тонкие, вечно поджатые губы – и вот перед
вами образец училки-сухаря.
А единственного внука, в общем-то, баловала. Могла непе-
дагогично накричать и тут же извинительно дать рубль на кино.
Женькиных родителей вспоминала не слишком часто и без
горестных вздохов – видимо берегла его нервы. Правда, часто
ходила с ним на кладбище и в день их смерти долго рассматри-
вала немногие свадебные фотографии, где счастливо улыбаются
зять Петя и любимая дочь Верочка.
Путь к совершеннолетию у Евгения не отмечен проявлени-
ями каких-то особых талантов. Так – среднестатистический со-
ветский школьник.
Как и у многих, по мере взросления, «вектор выбора» буду-
щей профессии шарахался по разным плоскостям и направлени-
ям. От футболиста (в начальных классах) к археологии (восхищал-
ся научным подвигом Шлимана), далее в мечтах стать дипломатом
(насмотрелся прибалтийских фильмов о Западе) и, наконец, фи-
лософия (Гегель, Кант, экзистенциализм – это звучало).29
Следя за этими мечтаниями быстро увлекающегося внука,
бабушка каждый раз резонно замечала:
 – Главное, будь человеком и не забывай Бога. Тогда все у
тебя в жизни приложится.
Церковь не посещала, но и к теории Дарвина относилась
скептически. В два года, по ее настоянию, Евгений был крещен.
Носила крестик, и по утрам, как бы незаметно от него, молилась
на маленькую иконку, стоящую в углу книжной полки.
Помнит, как она ему, подростку, сказала как-то:
 – Повезло внуку с бабкой, впрочем, и мне грех жаловаться.
И вот тридцатидвухлетний, уже Евгений Петрович – кан-
дидат философских наук, президент коммерческого банка,
хоронит своих – бабушку Анну Ивановну и… жену.
Они заживо сгорели. Несчастный случай – на его, только
что построенной даче, якобы, подвела электропроводка. Так
случилось, в доме ночью остались одни, и огонь был неумолим.
Закрытые гробы. В храме много людей. Ему тогда казалось,
что сегодня – в этот майский день навечно рухнул привычный по-
рядок вещей. Не зря, хотя, подчас, дежурно говорят: «Невоспол-
нимая потеря», – это, конечно, про бабулю.
Остались он и она – Светланка, вцепившаяся в него дочка –
второклассница.
Через год врачи поставят Борисову страшный диагноз.
Выпускной класс остался в памяти непроходящим ощущением
пустоты и потери. Дни протекали как-то бестолково и один тоскли-
вее другого.30
Ирку старался не замечать – это было труднее всего, но всегда
здоровался первым. А девушка еще больше расцвела – красота стала
утонченней, появилась женская взрослость. Симпатичная девчонка
превратилась в юную мадам.
Внешне веселая и вполне счастливая, только с грустинкой в
глазах. И хотелось думать, что этот налет печали от невозможности
вернуть все, как было. Но такая мысль сразу же убегала, теряясь в
закоулках обиды, когда видел как Гоша с ней, сидя за партой, о чем-
то перешептываются, а она чуть щурится в улыбке.
– Неужели ей лучше с ним, чем со мной? – задавался Жека
ревнивым вопросом. И не находил ответа.
Одиночество в любой компании, где ее теперь не было, душило.
Занозой сидело – такую девушку он больше никогда не встретит.
Свое февральское семнадцатилетие Жека праздновал шумно.
Анна Ивановна организовала чудесный стол и в ожидании го-
стей попыталась внушить родному внуку обойтись минимумом зло-
употреблений. Евгений согласно кивал и с нетерпением ждал, когда
же она уберется к своей давней знакомой.
Вполне ожидаемо позвонила Ирина. Голос задорный, но чув-
ствовалось волнение. После скороговорочного поздравления пови-
сает вразумительная пауза – ждет приглашения. Выдавив из себя
вежливое «спасибо», кладет трубку. Живо представил себе, как их
разговор слушает ехидно ухмыляющийся Гоша.
В квартиру набилось человек десять сверстников, и день ро-
ждения начался отмечаться с далеко не школьным размахом.
Из напитков превалировала водка. Ее принесли проверенные
Мастер и Боб.31
Ближе к одиннадцати вечера, придя домой, бабушка уже никого
не застала. Только привычный интерьер квартиры слегка изменен –
сорванная штора в гостиной, на боку стул с надломленной ножкой,
разбита любимая ваза, гора немытой посуды, и даже оторванный ку-
сок обоев, причем приличный, да еще полуголая девушка Мила из
параллельного, спящая в обнимку с мертвецки пьяным Жекой.
Наутро, даже не рассвело, Анна Ивановна, без лишних цере-
моний и ложного гостеприимства, тормошит парочку и скрюченным
от артроза пальцем указывает на дверь «честной давалке и сучье-
му вымени» – так она назвала ночную подружку внука, которой год
назад еще преподавала. А продравшему с трудом глаза, пребольно
стукнула бабусиным кулачком по лбу. И пока Людмила со словами –
«извините меня, пожалуйста» – собирала по комнате свою разбро-
санную одежду, было заявлено с горечью:
 – Видели бы тебя, балбеса, сейчас твои родители.
Названный так, потом с полным безразличием, где-то пол-
дня, выслушивал бабкины укоры. Апатия «плитой» давила на его
праздничное унылое настроение.
Ведущая вечера, молодая химичка – старается. В красном пла-
тье, ярким пятном на сцене. С помощью хрипящего микрофона объ-
являет белый танец.
Краем глаза Жека видит, как из группы девчонок выдвигается
Ирина и идет прямо к нему.
 – Можно тебя пригласить? – смотрит в пол.
Он же ликует про себя и почти готов ее простить. Многие с ин-
тересом наблюдают за ними – неужели помирятся?32
«Настала пора мне быть великодушным», – решает он.
Весь взмок, горячими руками держа ее за гитарную талию, а
она с полуулыбкой глядит за его плечо и томит своим молчанием.
В зале Гоша не наблюдался.
Школьный ансамбль скверно исполняет «Отель Калифорния».
Проходит минута немого топтания и, наконец, прислонившись к уху:
 – Женечка, хочу извиниться за то, что сделала тогда больно.
Мы с Григорием осенью подаем заявление. Прости меня, глупую, и,
когда-то твою, – голос запинается.
 – Даже фамилию не придется менять, – вроде попытался со-
стрить.
Музыка закончилась, а они продолжали стоять, уже опустив
руки. Зазвучала следующая композиция, кажется, «Дым над водой»,
а в башке почему-то крутится: «Вот и все, что было, ты как хочешь
это назови» – строчка из какого-то тогдашнего шлягера. Цедит, не
разжимая губ:
– Остается вас только поздравить. Ну, я пошел, с твоего разре-
шения.
Больше говорить не о чем. Тут же появился, где-то переси-
девший танец, Гоша, и они сразу куда-то пропали. Видимо, фактом
своего отсутствия щадили Жекино самолюбие и не стали мозолить
лишний раз счастливым видом ему глаза.
Дождь перестал, и троица под звездами откупорила последнюю
из припасенных бутылок. Ребята деликатно не спрашивали, о чем их
товарищ шептался со своей бывшей подругой, и так по выражению
его лица все понятно.
Закончился выпускной – впереди прогулка на ночном теплохо-
де. Теперь уже вчерашние школьники плотной толпой спускаются по 33
лестнице. Те последние глотки «Кюрдамира» оказались некстати –
Борисова вырвало на светлый пиджак Юрия Семеновича – пожилого
учителя истории. Запахло рвотой и скандалом.
 – Так вам лучше, – икнув, смело заявил плохо соображавший
сейчас.
Это «точечное попадание» явилось неким актом возмездия.
Весной в программе общегородской комсомольской конференции
посвященной выходу книги Брежнева Л.И. «Целина», вторым пунктом
значилась дискотека. Готовящиеся к ней трое друзей были замече-
ны этим учителем в туалете Дворца молодежи, распивающими что-то
крепленое. Последовало изгнание с экспроприацией двух бутылок.
На следующий день о происшествии доложено директору
школы, а поскольку вторая стеклопосудина извлечена из портфеля
Жеки – он и был объявлен зачинщиком.
И вылет из школы чуть не стал реальностью. От такого развития
событий спас мощный педагогический стаж бабушки в стенах этого
же учебного заведения.
С тех пор чувство горького разочарования на почве той впервые
взрослой любви стойко ассоциировалось у него с группой «Eagles»,
терпко-сладким вкусом портвейна и красным от возмущения лицом
Юрия Семеновича.ОТ ГЛАВНОГО ГЕРОЯ:
«Никогда не будет такого, чего нет вообще –
это как «потом» не рождается «до»
И птицы вскрик упавшей на изломе,
 теперь ее не кружит полет,
Закатила глаза словно в сладкой истоме,
 на асфальте лежит и уже не поет,
Тревога пропала в сердце горячем,
 спешащие ноги обходят ее,
Тут птичья душа стала тельцем незрячим,
И краткостью трель отзвучала свое.
Так и нам полетавших в фантазиях легких,
 с лица не стирается старческий грим,
А мы уступаем место под солнцем
 с кривою улыбкой другим.35
Евгений Борисов в полудреме. Громко чихнув, просыпается
его спутница. На часах, тех, подобранных на перроне, пять утра.
Завтракают «Роллтоном».
В молчании одеваются. На себя он натягивает вполне до-
бротный полутулуп, вязаную шапочку. Она же в кокетливо под-
поясанном пуховике, а голову венчает норковая шляпка с залы-
синами и узкими полями. Ноги у обоих в валенках. Все это из
приношений в ближайшую церковь.
Чуть пригнувшись, преодолевают одиннадцать ступенек
(зачем-то которые каждое утро он в уме пересчитывал), угрюмая
пара выходит через низкую подвальную дверь на улицу.
Здесь еще темно, и в свете редкого освещения не видно
прохожих. Рано. Невдалеке только дворник-таджик животом
толкает фанерный скребок – за ночь прилично нападало снега.
Женя и Света – хорошие знакомые мигранта Курбана. За
триста рублей в месяц он позволяет им пользоваться туалетом и
душевой кабиной в своей двенадцатиметровой конуре на первом
этаже этого же дома, где их подвал обитания. На тех же ведом-
ственных метрах живут еще трое земляков дворника.
Поздоровавшись с работником лопаты и метлы, они спешат
совершить утренние процедуры, а торопиться надо – до восьми
следует обойти шесть негласно закрепленных за ними контей-
нерных точек, пока не приехала «мусорка» и не опередила.
Не считая городской свалки, посещаемой ближе к обеду,
почти ежедневное ковыряние в баках – основное подспорье
бюджету этих людей. Именно на ней от вожака местных бомжей
деда Лени был получен «надел» со строгими координатами. Со-
ваться на чужие территории строго запрещено – в лучшем случае
могут избить, в худшем – изгонят за границу города.36
В нынешнем Женькином «мире» есть практически все, как
в той «большой жизни»: мафия, животная конкуренция. Та же
жестокость, много нелюбви к ближнему и предательства. Раз-
ве что, понятие «грязь» в теперешней его среде звучит более
натуралистично.
Через пару километров – первые мусорные контейнеры.
Холодный и колючий ветер настойчив – так и лезет под полы
одежды. От баков привычно воняет. Рядом копается Светка, что-
то бормоча. Слышно – безматерно жалуется на судьбу, которой
всего-то полтора года. Это обычный словесный «выхлоп» ее
похмельного настроения. Припухшее лицо на свету рассматри-
вает выуженное сосредоточенно. Руки одеты в часто стираемые
белые нитяные рабочие перчатки – в такой «яме» эта женщина
продолжает оставаться брезгливой.
С большими полосатыми сумками, набитыми мусорным
«добром», бредут к пункту приемки вторсырья.
Рассвело, пошел густой снег, и стало не так ветрено. Во
многих окнах домов мелькают тени – утро вкатывается в рабо-
чие будни.
Борисов смотрит в спину впереди идущей соратницы. Хрип-
ло смеется:
 – Светуль, сегодня бы надо выпить.
Та, не оборачиваясь, радостно:
 – Пусть это будет нашим коллективным соцобязательством.
 – Что ты, с другой планеты, знаешь про социализм?
 – Где-то отложилось.
 – А я думал, что у тебя теперь только соль в суставах может
откладываться.
Та только оскорбленно хмыкнула.37
Готовиться к вступительным экзаменам мешало то, что все мыс-
ли его крутятся вокруг Иришки. Мечтается – вот прозвенит проси-
тельный телефонный звонок, и на том конце он услышит ее голос.
Он выстраивал диалоги, где все варианты сводились к одному – она
умоляет простить и очень хочет вернуться к нему, а Жека непрекло-
нен и безжалостен – лишает всех шансов эту вертихвостку.
Телефон продолжает молчать.
То лето выдалось жарким. И сидя у открытого окна, выходящего
во двор, с учебником, не переставал бросать тоскливый взгляд – не
идет ли? Умом понимал – ни в дверь, никак еще, Ирина не позвонит.
Воспоминания об их любви разрывали сердце и мутили душу.
Стал задумываться о суициде. Правда, подобный финал был все-та-
ки оптимистичным – либо чудесным образом, вовремя, промывается
желудок или, едва дышащего, вынимают из петли, а в результате из-
менница осознает – какое сокровище она могла потерять.
Но это были только думы. Молва же, по-прежнему, доносила –
у них с Гришей все о,кей. И даже больше – они вместе поступают
на геологический факультет того же ВУЗа, куда направил свои сто-
пы и Евгений. Сам этот факт уже предполагал возможные встречи в
коридорах выбранного университета. Но сначала надо всем набрать
проходные баллы.
И что интересно, там, до четвертого курса, на геологов, когда-то
давно, учились Жекины родители.
Поступил на первый курс философского Борисов почти без
напряга и излишнего мандража.38
Обычно скуповатая на похвалы Анна Ивановна, даже как-то
по-молодежному, выразила свою радость:
 – А ты у меня молоток!
И была ею куплена недельная путевка на теплоход вверх по
Волге – так отмечен этот его успех.
Вот уже новоиспеченный студент селится в двухместную каюту,
где его соседом оказывается Дима – такой же первокурсник, только
авиационного института. Компанейский парень, энергичный лове-
лас. Они быстро подружились.
Через шесть лет, с отличием закончив ВУЗ, тот самый Дмит-
рий неожиданно для всех уйдет в монастырь, взяв имя Иоанн, так
и не проработав ни дня по специальности. Как такой жизнелюби-
вый, пусть зачастую увлекающийся самокопанием, решился кар-
динально изменить свою жизнь – блага молодости на келью? –
для Жеки того времени осталось загадкой.
Если увлечение движением хиппи или модным тогда «оран-
жевым братством» кришнаитов еще как-то укладывалось в рам-
ки самореализации середины 80-х, то монашеский постриг –
ну никак.
Но это будет позже.
А сейчас – громадный речной лайнер, широкая речная гладь и
двое курящих на корме семнадцатилетних ребят, про себя гордящих-
ся приобретенным ими званием студента.
В путешествии все нравилось – экскурсии по приволжским
городам, увиденные Есенинские места, дискотеки на палубе. Ирину
почти не вспоминал. Лишь иногда, под неюношеский Димкин храп,
когда закрывал глаза, в памяти всплывал ее образ, но нечеткий,
словно заретушированный.39
Многочисленные девицы из пассажиров на протяжении всего
плавания были настойчивы в желании обратить на себя внимание
этих двух молодых людей, поскольку конкуренция, по другим, в их
возрастной категории, практически отсутствовала. В результате, од-
нокаютники оценивали каждое знакомство с представителями жен-
ского пола дурацким высокомерием избалованных повес. В общем,
за такое короткое время и на ограниченной водой площади, они по-
привыкли к своей мужской исключительности.
На пятый день теплоход «Федор Шаляпин» прибыл в Кострому.
Запомнился Ипатьевский монастырь, торговые ряды позапрошлого
века, суровый облик каменного Сусанина. А вечером, вернувшись,
обнаруживают: в соседней каюте, вместо семейной пары пенсио-
неров, разместились новенькие – очаровательные Римма и Роза.
Оказались студентками второго курса техникума легкой про-
мышленности и сейчас едут домой, в небольшой башкирский горо-
док, на каникулы.
Кто эти девушки и откуда, было выпытано за ужином успевшим
стать нагловатым Дмитрием. В это время, сидящий за одним столом
с ними, опустив от смущения глаза, ковырялся в тарелке Жека – уж
очень цепляет эта жгучая брюнетка – Римма, она, как раз, напротив.
Под ее задорным взглядом черных, как южная ночь, глаз вмиг сле-
тела маска благоприобретенной якобы пресыщенности и самоуве-
ренности.
Димон же в ударе – бесперебойно травит анекдоты, отвечает
за двоих. Его товарищ тихо злится, видя, что тот неплохо освоился
в компании – девчонкам было весело. Да еще раздражает, как все
окружающие вперились на чересчур шумливый столик, где солирует
будущий монах.40
После ужина – дежурные танцы. Дима заговорщически, смот-
ря в сторону, где под быстрые ритмы изящно двигаются подружки:
«Кого думаешь закадрить, дружила?» Чувствуется, он запал на Римму.
Все решается само собой. Объявляют, что дамы приглашают
кавалеров, и та, улыбающаяся, подходит к нему – Жеке Борисову.
В висках пулеметно застучало, лоб в испарине. Рядом, в полумраке,
теперь переминаются и Роза с Дмитрием.
Римма что-то спрашивает, но держащий ее за талию односло-
жен в ответах-междометиях.
Какая удивительная девушка, мысленно бубнилось ему.
Оставшиеся два дня до их расставания волшебным образом
разукрасили тот Женин август – у него появилась Римма. Все-таки
счастливым быть замечательно.
В его родном городе девчонки пересаживались на поезд – им
ехать дальше. Слезы прощания стояли в глазах любимой, у Евгения
першило в горле, но терпел, чтобы не появилась на лице предатель-
ская сырость.
На залитом солнцем перроне стояли, обнявшись, и, как-то не
по-взрослому, клялись друг другу в верности и любви.
Около них, к узкой Димкиной груди припала пергидрольная
прическа Розы – тоже, вроде бы, отношения. Только не половые. С пер-
вого дня знакомства ухажерам дали понять – постели не будет. По-ви-
димому, сказалось просто строгое воспитание девочек в татарских се-
мьях. И хотя, один более романтичен, а другой, как оказалось, по его же
словам, был достаточно настойчив в домоганиях – итог тождественен –
обоих продержали на поцелуйно-ласкательной дистанции.
Когда последний вагон совсем скрылся из виду, ребята, не спе-
ша, потянулись к вокзальному выходу. И тогда было решено – в зим-
ние каникулы сделать себе сюрприз – без звонка приехать в Кострому.ОТ ГЛАВНОГО ГЕРОЯ:
«Ощущение нахлынувшего счастья имеет один
существенный недостаток – оно вызывает, как правило,
нечаянные мысли о безвременной смерти»42
В сентябре студенческая жизнь бывших абитуриентов, как пра-
вило, начиналась с сельхозработ. Вот и Борисов едет отбывать тру-
довую повинность.
А перед этим, как-то совсем неожиданно, его назначают старо-
стой группы. Деятельная замдеканша, женщина лет пятидесяти, по-
лучается, усмотрела в нем проблески лидерских задатков. Конечно,
польстило, что выбор пал именно на него – с амбициями все было в
порядке.
Три часа тряски в ПАЗике, и группа Жеки (шестнадцать девчо-
нок и четверо ребят) выгружается в глухой татарской деревне, около
сорока дворов, где старшее поколение почти не говорит по-русски.
Центральная усадьба колхоза-миллионера в двух километрах.
Прикрепленный к ним бригадир Ринат, мужик трудноопределя-
емого возраста и с красным обветренным лицом, разместил прибыв-
ших в казенном бревенчатом доме с двумя отдельными выходами.
Немногословный и в дальнейшем, думается, стеснялся чудовищного
акцента, кратко сообщил, что завтра в восемь приедет трактор с при-
цепом, который и отвезет их в поле.
Так, под нескончаемый моросящий дождь, началось двух-
недельное житие-бытие студенческого десанта. Продукты давал
колхоз. Завтракали оставшимся с вечера, а обед, он же ужин, ма-
стерили две самовыдвиженки с рифмующимися именами – Маша и
Даша. Поварихами они оказались никчемными – вечный пересол и
патологическая забывчивость снять с плиты то, что на нее ставилось.
Получалось угольное мясо и пригорелые каши.
На возмущение едоков отвечали похоже: «Как такое могло
случиться, даже не знаем?». И клятвенно обещали в следующий 43
раз удивить всех чем-то особо вкусным, но продолжали готовить
гастритный корм, то есть «вчерашние щи» неизменно переходили в
завтрашние. На них махнули рукой – все равно других доброволь-
цев не было.
Собирая картофель на раскисшем поле, народ больше отбывал
номер – имели место частые «перекуры». Жека не раз слышал ма-
терное негромкое Рината в адрес городских. Молодежь слабо реа-
гировала на такие призывы ударно поработать – чувствовали – каж-
дую осень, встречая студентов, этот человек давно перестал верить в
бесплатный энтузиазм.
Лишь староста и парень по имени Айдар не вызывают у него
нареканий. Номинальному руководителю группы просто неудобно
перед бригадиром – статусность старшего обязывает – хотя, ино-
гда, и возникало желание бросить облепленный глиной корнеплод
в впереди тарахтевший «Беларусь». Айдар же, сам деревенский,
единственный из всех рабфаковец (успел отслужить в армии и по-
сле подготовительных курсов поступил без экзаменов) – сам по себе
не изнеженный ничем работяга. Его крестьянская основательность,
наверное, надоумила привезти с собой целую дюжину водки. И ве-
черами зычным голосом объявлял:
–Кто не со мной – тот дурак, – выставляя очередные поллитра.
На эти ежедневные предложения составить ему компанию от-
кликались немногие – заточенный на новых любовных переживани-
ях староста да изредка заглядывающий на вечерние посиделки Ринат
со своим самогоном. Пожалуй, и весь состав. Двое «ботаника» –
Саша и Леня, внешне похожих очкариков, и все, без исключения, де-
вушки которые пользовали вскладчину купленное в сельмаге креп-
леное – понятно, не в счет.44
Сидя на воздухе, если дожди заканчивались, на фоне красиво
пропадающего, за горизонтом солнца, наливалось. Спиртное быстро
развязывало язык, и мужские разговоры становились восклицатель-
ными с небрежной к дамам манере. Тот же бригадир, если присут-
ствовал, мог неожиданно выпалить, не соблюдая склонений, что-то
вроде: «Скотину по головам считать, а политбюро надо по членам».
Откуда такая злость на партию? – вряд ли кто мог догадываться.
Было и из надрывного. В русифицированной вариации примерно
такое: «Живу как сорняк, никому ненужный! За что мне это все!? Да
еб… я всех!». Сидящие враз замолкали. И хотя в его тирадах ничего
конкретного – веет мизантропством.
Вбрасывал еще полстакана, и ни на кого не глядя, буркнув:
«Всем пока», – уходил.
Жеку поначалу удивляла такая резкая смена настроения этого,
вполне, в общем-то, добродушного мужика – словно ни хрена себе
переходит в хрен вам.
Спустя дня три, по приезду, Айдар пояснил:
 – Ринат десять лет как вдовец, а сын-подросток утонул два
года назад, и теперь он один.
А еще рассмешило, когда бригадиру указали на отсутствие две-
ри в деревянном туалете:
 – Зачем она? Все равно тут брать нечего.ОТ ГЛАВНОГО ГЕРОЯ:
«Энтузиазм, возможно, признак некоторого слабоумия»46
Подобную неприкаянность бомж Борисов переживает сей-
час. От полного отчаяния спасает, разве что, присутствие Светки.
Незадолго до отъезда большинству явно поднадоело это одно-
образие вечерних застолий – надумали сходить на субботние танцы
в клуб центральной усадьбы. Девчонки попросили Рината отвезти их
туда. С ними же увязались неразлучники Леонид и Александр. Евге-
ний же и Айдар дружно высказали нежелание подергать ногами под
музыку и сели сосредоточенно за последнюю бутылку из запасов
рабфаковца.
– Жень, ты веришь в судьбу? – после очередного рыжеусого
глотка, хрумкая свежим огурцом, вдруг спрашивает он.
Видимо, тишина вечера располагала к таким вопросам. Евге-
ний не любит таких тем – от них пахнет безысходностью и наивом –
даже поперхнулся. Вроде бы, как-то, по-еврейски: «Нет Бога – нече-
го дразнить, а если есть – нечего портить с ним отношения».
– Айдарище, не страдай ерундой! Озадачь себя еще одной глу-
постью – зачем мы живем? Прямо как из газетной передовицы – это,
может быть, уместно на комсомольских собраниях.
Старший товарищ лишь хмыкнул – не стал отвечать на бестакт-
ность собутыльника, который вторую неделю «кушает» его водку.
Нет, Борисов не халявщик, просто заявление, еще за первой бутыл-
кой, поучаствовать деньгами, воспринято как личное оскорбление.
После этого разговор не клеится. Нещадно кусали комары.
Было видно, что сокурсник обиделся: сведя брови, сидел нахмурен-
ный. Остатки молчаливо выпиты – звуковым фоном являлись неосто-
рожные крики деревенских гусей.47
Прошло какое-то время. Стали укладываться. Когда Евгения
почти «обнял» вкрадчивый сон, в царство покоя ворвался запыхав-
шийся Леня. Внешний вид плачевный – разбитое в кровь лицо и
успевший заплыть лилово-розовым глаз.
Разбуженный Жека пытается сосредоточиться, но выпитое
крепко держит его в состоянии глухой задумчивости. С соседней
панцирной кровати бодро так, вскакивает Айдар – армейская закал-
ка дает о себе знать.
Из сбивчивого, на всхлипах, короткого рассказа очкарика вы-
ясняется, что в клубе один из деревенских джигитов попросил у него
закурить и, не дожидаясь ответа, вмял в его переносье пластмассину
оправы. А второй, кто Саша, не стал дожидаться аналогичного вопро-
са и куда-то сделал ноги.
Получается (Ринат уже уехал на тракторе) – девушки остались
без должной защиты, в то же время, никто и не предполагал, что эти
двое могут создать видимость какого-либо противоядия от домога-
тельств местных.
Истеричный вывод Леонида – девушек надо немедленно спа-
сать из сельского вертепа. Это подтверждает и вслед вошедший
Сашок, сохранивший свою прыщавую физиономию нетронутой. Бо-
рисову показалось немного странным, что побитый прибежал пер-
вым, да и дорога одна.
Девчат, должно быть испуганных избиением одного из «бота-
ников» – нет.
Евгений тогда отстраненно подумал: «Видимо продолжают
кружить под голодные взгляды половозрелых задирал и ревнивыми
перешептываниями колхозных соперниц».48
 – Раз остались, значит, все ничего, нечего и дергаться, – еще
сказал он.
Но у бывшего солдата появился повод эмоционально размяться:
 – Всем вперед.
Жека этого мушкетерского энтузиазма не очень понимает. Бли-
зоруко щурясь уцелевшим оком, пострадавший визгливо требует от-
мщения. На что Борисов резонно замечает:
 – Их там целая кодла, а нас, Айдар – ты да я, да мы с тобой.
А этих «несмешных» только в тыл.
 – Не пойдешь, пойду один, – заявляет жаждущий крови.
Все внимательно смотрят на старосту. Тот нехотя натягивает
штаны. В мыслях некомфортно:
 – Ну, на хрена мне это надо?
 Вариантов немного – идти и проявить никому не нужное ге-
ройство.
И вот, потакая романтическому безрассудству рабфаковского
«Робин Гуда», вчетвером идут, широко расставляя ноги над лужами,
вызволять своих девиц из «липких» лап похотливых деревенских
парней.
Не прошли и километр, как на повороте за лесополосой идущая
навстречу толпа. В ней весело переговаривающиеся пресловутые
сексуальные «жертвы» и шесть-семь внешне миролюбивых «насиль-
ников». Провожались – видно, что позорное изгнание Саши и Лени
никак не повлияло на эволюцию женского флирта.
 – Ой, мальчишки, вы пошли нас встречать? А у нас все хорошо, –
несколько удивляется одна из горе-поварих. В свете тусклой луны
рассматривается как ее (это Дарья) за талию приобнял высокий уха-
жер в ярком петушином батнике.49
Облегченно вздохнулось: «Драки не будет». Но по-другому, ви-
димо, рассуждал самовзведенный Айдар: «Ну-ка, девки, отлепитесь
от этих «пупырышей» и марш к себе!» – хрипло выкрикивает он.
Один из них, по-видимому, главный – кривоногий и короткий
вплотную подходит к смелому:
– Командовать в городе будешь, – лайкнул он, ткнув пальцем
Айдару где-то в подбородок, – хочешь в «таблище»! – продолжает
фальцетить этот «окурок».
Со стороны смотрится, конечно, комично – кряжистый, совсем
недлинный, рабфаковец и рядом «тщедушье», смотрящее, ко всему
прочему, снизу вверх, но имеющий ворох претензий к факту присут-
ствия на дороге парней-студентов.
Девки, наперебой, затараторили:
 – Мальчики, сейчас же прекратите! Хватит вам…
Чуть поодаль стоявшему Евгению живо представилось как
его однокурсник через секунду вдарит во взъерошенную черепную
коробку атамана местных и начнется свара – итог которой вполне
предсказуем – не в пользу горожан.
Но неожиданно защитник никем не обиженных и, судя по все-
му, довольных девушек перешел на татарский. Вот только теперь, об-
няв за плечо своего оппонента, кивает в сторону Борисова и что-то
выговаривает негромко. Нескольких девчат из татарок чуть слышные
слова сокурсника почему-то, рассмешили, а в лагере деревенских
повисает пауза.
При ярком полнолунии, одиноко какофонит перепутавшая се-
зон лягушка.
«Цыплячья грудь» разворачивается и идет к своим. Изредка
оглядываясь, недавние «кавалеры» вереницей пошагали обратно. 50
Провокаторши же, в полном составе и без лишних слов прощания –
к месту ночлега.
Жека сразу спросил, что такого сказал Айдар – в результате
чего назревающая банальная «махаловка» вдруг обернулась сми-
ренным отступлением превосходящих сил.
Оказалось, нехило сложенный староста группы всегда носит
с собой нож и представлен как бывший зек, «отмотавший целых
четыре года за драку, в результате которой кто-то на всю жизнь стал
инвалидом».
То, что Борисов вряд ли выглядел старше своих семнадцати,
да и возможность поступления в ВУЗ после отсидки проблематична,
по-видимому, не стало препятствием на пути глубокого уверования,
в этот бред «боевитого» и всей его команды.
Импровизация «хитрого татарина» не могла не понравиться, и
ею явно упрочены позиции неформального вожака их группы. Ев-
гений отнесся, к такой возможности с видимым безразличием, но
самолюбие задето – так рождаются комплексы у мужчин.
Получилось, что его задницей «еж страх» чужой раздавлен.
При этом прикрыв трезвеющую трусость.
Осенние работы закончены. Утром пришел автобус. Провожаю-
щий ребят бригадир в парадной телогрейке и гладко выбрит. Как-то,
несколько невпопад с отъездом, застенчиво предлагает экскурсию
по свинокомплексу, что в пяти километрах – показать племенных
хряков известной заграничной породы. Кажется, что ему немного
грустно расставаться с этой ватагой, в массе своей, нерадивых.
Любопытно, все-таки, было увидеть, как советские мусульмане
средней полосы России отвечают за откорм свиней, которых в этой
глухомани уж точно не употребляют. Любая экономика, если не счи-51
тать ортодоксальных стран, практически без примесей религиозных
догм, является светской – по-другому, наверное, никак. Произ-
водство – агностик атеизма, скрещенного с несправедливостью в
распределении – и это при всяком политическом строе, пусть даже
современного мира.
Гидом по ферме, огромной в размерах, обнаружился тот, с ко-
лесообразными ногами. Молчаливо водящий неожиданных гостей по
территории, смотрел в сторону. Увиденное акцептно комментировал
Ринат. В накинутых, понятно несвежих, халатах студенты наблюдали
гигантских свиноматок, молочно-розовую визжащую молодь.
Наконец, толпа подведена к закутку, где разместилась же-
лезная большая клетка, похожая на пенал. Там, в натуральную ве-
личину деревянный муляж свиньи, который в этот момент покрывает
настоящий колосс – пятнистый самец. Содрогаясь от желания, он
отдавал драгоценное семя. Животное не догадывается, что его нагло
обманывают – время естественного гона подменяют онанистически-
ми телодвижениями, а таинство – публичностью.
Девочки смотрят на такой «опорос» открыв невынужденно рты
и без жеманства. Ринат же, судя по его улыбчивому лицу, был крайне
доволен произведенным на молодых посетителей эффектом.
Жека, в свою очередь, изредка ловя на себе уважительные вз-
гляды так недавно впечатленного его биографией коротышки, чув-
ствовал себя слегка героем уголовных хроник.
Когда окончательно садились в нетерпеливый автобус, куратор
двух недель отозвал Борисова в сторону и, давясь правильной ре-
чью, торопливо изрек:
 – Знаешь, почему везде неурожай? Не из-за плохих погодных
условий – просто забыли посадить. А это тебе, но прочитаешь когда 52
будешь дома. Пообещай! – и сует свернутый в трубку небольшой ли-
сток. Каким-то сгорбленным возвращается на крыльцо конторы, что
при ферме.
С этого самого дня Борисов Евгений в дальнейшем начинает по-
лучать знаки чего-то непонятного, зашифрованного. То послание –
первое.
А на засаленной бумаге пушкинской каллиграфией, с завитками:
– Женя, готовься к трудностям и возможным страданиям, но
земного счастья тебе не избежать. Знаю. (Подпись, состоящая, вроде
бы, из трех букв, сильно размыта, но первая угадывалась как «Б»).
Мистический текст, переданный полуграмотным Ринатом, тогда
не произвел никакого впечатления – и был отправлен в мусорное
ведро.
Вот они заходят в дремотно освещенное помещение, что-
бы сдать набранное: алюминиевые банки, стеклотару, пахнущую
тряпичной прелостью ветошь. Встречает их заросший, непривет-
ливый приемщик Василий Филатович Чебану – сорокалетний
молдаванин в черной бороде, которая, кажется растет прямо
из глаз, а на жирной пятерне волосы достигают ногтей – этакий
снежный человек-брюнет
За три года, что приехал сюда, для селянина-мигранта из-
под Бендер, сделал головокружительную карьеру – от гастар-
байтера-разнорабочего до хозяина пункта скупки вторсырья. Он
как-то сказал Евгению, при этом презрительно сощурившись:
 – У бедных, как ты, всегда будет мало денег, поскольку вас
много, – и клокочуще рассмеялся, показывая гнилые зубы.53
В таком примитивно-диалектическом рассуждении просве-
чивает ненависть к когда-то подобным себе.
А сейчас перед ним, дурно, но с красивым акцентом, гово-
рящему по-русски, суетливыми движениями раскладывают по
кучкам свой помоечный товар двое деклассированных, один из
которых кандидат наук. Гримаса судьбы, вернее ее судороги.
Как, наверное, многим, кто попал из «грязи» в «князи», Че-
бану льстит, что эта пара зависима от его настроения. Сегодня он
не в духе. Пробежав глазами по принесенному, цедит:
– За все ваше – сто рублей
Борисов привычно кивает согласием, но тут Светка пря-
мо-таки заголосила:
– Побойся Бога, Василий, здесь же на все двести! Не будь
мудилой!
Гуцула не пугает возможная кара Всевышнего:
– Забирайте свое дерьмо и быстро вон отсюда! Я не
Господь, чтобы любить всех – крокодил тоже любит человече-
ство, только по-своему, – такая пламенная речь, где вместо «е»
одни «э», действует на нее успокаивающе, – ну хорошо, хорошо,
будь по-твоему.
Обе стороны прекрасно понимают – объективизм в то-
варно-денежных отношениях никогда не будет свойственен ни
покупателю ни продавцу – соглашательская политика прерога-
тива того, кто не хозяин положения. Правда Жека понимает –
этот молдавский «Карл Маркс» в мыслях вряд ли так изощрен
как он.
За ними уже выстроилась небольшая очередь – это завсе-
гдатаи. Их голоса торопят впереди стоящих завершить сделку.54
Постоянные посетители царства утиля, как правило, до-
вольно опрятно одетые старики со среднестатистическими пен-
сиями и «синяки», к категории которых с некоторых пор относит
себя и Борисов. Однажды ночью ему даже придумалось – он, пу-
тешествующий сознанием, что-то вроде пилигрима во времени.
Чебану бросает деньги на грязный кафель – металлические
десятирублевки со звоном подпрыгивают и катятся.
Собирая монеты с полу, Евгения клинит тихой фразой:
– Ничего, сочтемся. Просто жизнь пока мне не «улыбну-
лась».
– Иди, иди, – слегка встревожен хозяин заведения.
Зажав собранное, и ничего не сказав в ответ, выходит за
дверь – там его уже ждет Светлана.
Снег пенопластово хрустит под ногами. Сквозь морозную
дымку окончательно пробилось солнышко. Им предстоит ше-
стикилометровый променад – до свалки. Приходит в голову
дурацкая и совсем парадоксальная мысль, когда он смотрит на
тепло укутанных, идущих навстречу людей: «В этом северном
городе точно два сезона – зима и лето, а их отличие только в
том, что, в одном случае, одежды глухо застегнуты, а в другом –
нараспашку, но одеты его жители, всегда в то же самое», – полу-
чилось вроде некоей словесной несуразицы.
Пока шли – не разговаривали.ОТ ГЛАВНОГО ГЕРОЯ:
«Сродни каламбуру: смерть неотъемлемая часть жизни»56
Октябрь – начало учебного года, первый семестр. Назначен ку-
ратор, и вывешено расписание занятий. Женька Борисов с головой
окунается в студенческую жизнь.
В стенах университета случаются редкие встречи с Ириной, но
они не носят теперь, для него переживательный характер – в мыслях
только далекая Римма, а со своей бывшей лишь привет-привет.
Раз в неделю Жека пишет письмо в Кострому – оттуда полный
нежности ответ.
Еще у них бывает межгород. Когда сквозь помехи доносится
голос любимой, сердце начинает учащенно биться. Разговоры одно-
сложны:
 – Здравствуй. Как ты?
 – Очень скучаю по тебе.
 – Я тоже…
После такого хочется петь. На том конце могут и поплакать, его
голос тоже предательски дрожит. Три-пять минут заказанного вре-
мени проходят быстро.
И так уж получается, что сухие подробности в коротких пись-
мах, а эмоции – в телефонных трубках.
Сорокарублевая стипендия толкает Борисова найти дополни-
тельный приработок в качестве ночного сторожа в детском саду. Ме-
сто для студента поистине золотое – тут тебе дежурство сутки через
двое, к тому же недалеко от дома, и зарплата в семьдесят целковых.
А из обязанностей полная ерунда – в семь вечера закрыть садик, в
пять утра открыть, включив одновременно электроплиту на кухне.
В общем, работа в кайф.
Трудоустроила, «ночным директором» Евгения бабушка, ис-
пользовав свои старые связи в роно.57
Коллегами по охране дошкольного объекта оказались пенсио-
нер Аркадий Николаевич и его внук Аркаша – Жекин ровесник.
В прошлом, дед – дамский парикмахер – шаркающая походка,
трясущаяся голова и крепчающий маразм, делящий мир на отврати-
тельное и еще более гадкое. Мог доверительно пожаловаться Жеке,
когда тот его сменял в выходные, на несовершенство правил игры
в хоккей на траве или яростно негодовать по поводу фонетической
сложности венгерского языка.
Суждения и проводимые им аналогии, подчас, были интерес-
ными – так, например, сказать о своей нынешней работе: «Только
сторожа и проститутки спят за деньги», – а еще добавить: «Нас две
категории – те, которые могут «просрать» вверенное имущество, и те,
что способны украсть это».
Его философия бытия сводилась к одной квинтэссенции:
«Удачно прожить – значит в год начать ходить, а за восемьдесят –
продолжать передвигаться самостоятельно».
Под стать ему и внучок. Внешне замкнутый в себе, по большей
части молчаливый – этот парень, с точеным профилем Жерара Фи-
липпа, при пересменках неизменно, и на полном серьезе, повторял
одно и тоже: «Евгений, сдаю Вам пост. Бди, не щадя живота своего,
за социалистической собственностью. Народ доверяет тебе», – и т.д.,
в том же духе ерничества. Евгения раздражала эта пафосная бели-
берда и как-то было сказано: «Знаешь, Аркаш, когда в твое дежурство
вдруг залезут, что будет? » – и, не дожидаясь ответа: «Воры, возможно,
и сгинут, а вот ты точно под себя сходишь. Не провоняй садик!»
Тогда «странноватый» лишь хмыкнул. Позже узналось, что он
периодически ложился в психиатричку. Проживали они вдвоем с де-
дом (у матери своя семья, отец давно умер). Старый и малый были,
как бы, на одной «волне» словесного хаоса.58
Потом получилось – на свою же голову и «накаркал». Перед
самым Новым годом совершена попытка ночью проникнуть в здание
детсада и это тогда, когда Жека лежал на продавленной раскладушке
в комнате для охраны.
Сквозь чуткий сон услышаны чьи-то осторожные шаги. Ста-
ло как-то не по себе. Привстал. В тягучей тишине громче громкого
заскрипел брезентово-алюминиевый топчан. В кромешной темно-
те нашарил заранее, на всякий случай (он видимо представился),
приготовленную арматурину. Сейчас он будет защищать то, что ему
доверено.
Осторожно открывает дверь и вглядывается в полумрак кори-
дора. Посторонних звуков, вроде, не слышно. Вспыхивает свет. Ни-
кого не видно, только на линолеуме мокрые следы. По ним видно –
здесь один человек. Ладно хоть так, но все равно страшновато, а если
отъявленный рецидивист? Сразу рисуется жуткая картина, как из-за
угла нападают и вот уже темным пятном по серому свитеру расплы-
вается пятно крови – и ни чья-нибудь, а Евгения.
Страхом решено кричать:
 – Выходи гадина! Тебе конец! – и так, с некоторыми вариация-
ми, несколько раз, с истеричными нотками.
Где-то затаился враг. «Может запереться у себя в каморке?» –
малодушием мелькнуло. Но тут, за спиной, раздается шорох и, рез-
ко обернувшись, видит – в конце всегда освещенного музыкального
зала темный силуэт. Сразу сообразил: «Боится меня», – и рванул за
ним. Преследование бежавшего к запасному выходу было парусе-
кундным, и ребристая железяка у самого порога легла между лопа-
ток чужака в ватнике – хорошо, не по башке. Под ней, упав на колени,
заверещали, когда Жека сел ему на спину:59
 – Не трожь меня! Я ничего не взял! – от шапки незнакомца
пахло чем-то неприятным.
Теперь «храбрый» сторож ослабил хватку.
 – Что ты, гнида, здесь делаешь? – поднимая, за шкирку, с пола
доходяжного мужика лет сорока, как можно строже спросил он.
Лицом к нему стоял плохо одетый косматый тип, довольно высокий,
вровень с ним.
Дверь запасного была приоткрыта – значит он проник через
нее. Подталкивая, перед собой неудачливого взломщика Евгений
двинулся в кабинет заведующей – позвонить по «02», но сначала
решил запереть незваного гостя в своей комнатке. Этот тип покорно
позволил закрыть себя.
Но единственный телефон почему-то, не работал, хотя еще
вечером по нему звонил бабушке. «Как быть? Идти до таксофона?
Далековато. Если отпустить – слишком гуманно. Оставлю его до
прихода поваров и, показав «добычу», пинком, под зад, на улицу», –
спускаясь со второго этажа, кумекал Борисов.
Открывая дверь к себе, где недолго томился пленник, в руке
продолжал держать свою железку – мало ли что. Щелкнул переклю-
чателем. От яркого света тот зажмурился и прикрылся ладонью.
Теперь его можно рассмотреть подробней. Заросшее щетиной
лицо с неустойчивой мимикой, серо-голубые глаза, глубокий шрам
через всю левую щеку и продолжающая смердить ушанка.
Кого-то так неуловимо ему он напоминает.
 – Ты кто? – присев на стул, начал допрос человека, годившему-
ся ему не менее чем в отцы.
Тот молчалив, только по-лакейски сдернул головной убор.60
 – Еще раз спрашиваю – откуда и куда? Что тебе здесь надо? –
повышен голос и для убедительности потряхивается железный прут.
Покосившись на орудие своего задержания, чуть слышно:
 – Назвали Женей, бомжую в этом районе, а сюда меня «голос»
позвал.
 – Ну и дела. Сумасшедший, ко всему прочему, еще и тезка, –
придурковато-блаженных Жека побаивался, пусть пока и не встре-
чался с такими воочию.
 – Какой на х… «голос»?
 – Думаю, нашего Создателя.
 – Бредить, Евгений «Батькович», в милиции будешь, понял! –
Евгений весь на восклицаниях.
Маргинал незряче посмотрел на вопрошаемого и вдруг широко
улыбнулся, обнажив неровный ряд испорченных зубов:
 – Точно Вам говорю – Его голос, – произносится с до боли зна-
комой интонацией.
Борисов спохватывается и смущен, уже повежливей:
 – Случайно, не сильно ударил по спине?
Объявившийся одноименный смотрит в потолок, закатив глаза
и нараспев:
 – Уже три дня как Он приказывает мне зайти сюда ночью,
открыть незакрытое и увидеть свое будущее. Я побоялся ослушать-
ся. Поверьте, мне страшно, – он был похож на молящегося.
Жеку передернуло. Повеяло дешевой театральной постанов-
кой:
 – Что мне здесь кино рассказывать! Я сам проверял все двери.
Просто обосрались, когда поняли – сдам ментам. Так?61
Нет, не потому. Мне страшно за Вас, уважаемый. Только и всего.
Отпустите меня, не делайте хуже, – совсем без угрозы.
Спокойный голос ночного собеседника гипнотически действу-
ет на Евгения. Словно в сомнамбулическом сне он провожает того
до выхода – тот неожиданно заперт. Оставив «косматого», Борисов
обратно – за связкой ключей. Когда же вернулся – там никого не
было, а дверь продолжала оставаться закрытой. Открыл ее – снег на
крыльце девственно чист. Почему-то не удивился такому, но обошел
весь первый этаж – все под замком, а на часах четыре утра.
Буквально на следующий день Женька написал про этот случай
в письме Римме, где слегка представил себя героем.
Но вскоре история совсем забылась.ОТ ГЛАВНОГО ГЕРОЯ:
«Мистика, как и чудо – продукт некой хаотичной логики,
которая обязательно присутствует в человеческом сознании»
Колокол малиновым пульсом бил в неизбывность,
Отдаляясь в миноре, созвучье ища,
А в звуках его ощущалась та бренность,
Где «остывает» время, и желтым воском плавится свеча.
Во мраке старой деревенской церкви
Чуть проступают тонкие лики святых,
Подсвечены живым огнем – они не меркли,
И Бога любовь – из истин простых.
Набат сливается со звонкой тишиной,
На тонкой грани грехов и испытаний,
А за спиною блеклой мишурой,
Животный страх как пряно-горькое отчаянье.63
Жизнь на городской свалке суетлива – огромными «утюга-
ми» движется пара рычащих грейдеров, снуют мусоровозы, над
гигантских размеров скошенной пирамидой утиля парят крикли-
вые армады ворон и чаек. Редкими вкраплениями костры бом-
жей. Небо серым.
К одной такой компании подходят Евгений и Светлана. Сидя
на ящиках, греются четверо: баба и трое мужиков. Живут своей
коммуной. У всех лица цвета асфальта – люди без возраста.
Здороваются без рукопожатий, присаживаются рядом.
Жарко горит плотный картон, кружат черные хлопья.
 – Как жизнь ****ская? – подмигнув Никоновой, спраши-
вает один из них – пузатый бородач Сашка (он здесь старший, в
прошлом – юрист, но до сих пор любитель изящной словесности
и меломан). Его любимая поговорка: «Когда родители решили
зачать меня – с этого момента они сделали уже меня несчаст-
ным».
Женщина Борисова, не без ехидства:
 – У кого-то может и такая, а у нас лучше не бывает, – наме-
кает на мужланистую Ираиду, что спит со всеми тремя, при этом
являясь официальной женой Федюни одноглазого, который сей-
час сосредоточенно палкой шуршит в огне.
Оба из одной деревни, приехали когда-то сюда работать на
стройках. Из своих, почти сорока пяти, семь лет как бомжуют.
А таковыми стали, когда случился пожар в их частном доме, и
бездетные любители выпить оказались на улице без докумен-
тов. Бумаги погорельцы выправили, но, поскитавшись по чужим
углам, выбрали для себя быстро и незаметно путь бездомных.
Оправдывая свою любовь к стакану, Ираида однажды, с глубо-
комысленным видом, заметила: 64
 – Выпивая водку, помни – похмелье на 60% дает, не что
иное, как вода.
Третий – самый молодой. Зовут Иннокентий Туголуков.
Хохмач, незнакомым любит представляться Кешей Лукоморо-
вым, придавая фамилии сказочный окрас. Ему еще нет и сорока,
из них маргиналит половину.
По малолетке отсидел три года за квартирную кражу. Когда
же вышел, не вернулся в криминал, а без желания работать до-
рога одна – в бродяги.
Этот квартет обитает в одном из восьмиквартирных, неда-
леко от Жекиного подвала, отведенных под снос деревянных
домов довоенной постройки. Без малого три года это строение,
отключенное от коммуникаций, является крышей этих горемык.
Погревшись, все разбредаются. Самым ценным считается
цветмет, но в серьезных количествах подобная добыча не каждо-
го дня. Вот и сегодня, всего лишь мелочь – баночный алюминий,
а меди, в проволоке, чуть. Сталь и чугун – громоздок или тяжел,
в итоге, не рентабелен точно.
Время обедать – хочется есть, а больше – выпить. Обла-
ками продолжает быть затянуто небо, разыгрывается метель.
Собравшиеся, было у потухшего костра, решают поскорее сдать
собранное, а на вырученные деньги корпоративно откушать.
Шестерка потянулась в город. Присутствие таких же на
свалке тоже заметно уменьшилось.
Дневной Чебану много демократичней утреннего – не так
жаден и беспардонен. Этому есть объяснение – на его столе на-
половину пустая бутылка «Белого аиста» (видимо, проявление
махрового патриотизма) и надкусанная плитка шоколада.65
 – Ха, мне не важно, полон бокал наполовину или пуст.
Главное, что в нем! И все! – такими словами встречает районный
«король» вторсырья вошедших.
Василий Филатович развалился в кресле и сидит к ним спи-
ной – и непонятно, он так сам с собой философствует или изде-
вательский тон адресован им.
В данный момент этих, изрядно промерзших, встречает его
сын-подросток – отец же не встревает в расчеты. Хоть и сейчас
«щедрость» имеет границы – все-таки, нет того беспредела, как
у старшего утром.
Сбрасываются по стольнику и спешат в ближайший мага-
зинчик. Потоптавшись у кассы, покупают стандартный набор: две
бутылки дешевой водки, буханка черного, три банки балтийской
кильки и полбатона вареной колбасы.
Видимо, в предвкушении того, что скоро триста граммов
сорокаградусной будут его, Кеша говорит, радостно потирая руки:
 – Если бы в России вдруг задумали памятник алкашу, то,
из-за нашей массовости, скульптор, наверное, ограничится лишь
постаментом, – все с удивлением посмотрели на него, но никто
не переспросил, – к чему это он?
Продукты несутся к гостеприимным Евгению и Светлане.
Там «пищевая нехитрость» раскладывается на низкий и расша-
танный фанерный столик. Остальная мебель помещения: три
табурета, пара венских стульев и подобие буфета с посудой.
Вешалка – вбитые в стену гвозди. Есть еще подломленный, на
четыре ножки, платяной шкаф с какими-то тряпками.
Светка с Ираидой крупно режут хлеб и колбасу, а кто-то
уже открыл консервы. Еще хозяин достает из загашника просро-
ченную тушенку, в количестве трех банок.66
Присутствующим здесь без исключения побыстрее хочется
заполучить на голодные желудки гипноз алкогольного куража –
чокаются торопливо, без слов. По востребованности, закуска
вторична в этой компании.
Тепло и водка делают свое дело – языки все развязнее.
Закончилась первая бутылка, и окружающий мир для Бо-
рисова становится ясным и гармоничным – все мучащие его во-
просы уходят на второй план.
Сквозь кисею сизого табачного дыма он наблюдает, как
Сашка задирает Туголукова:
– Ты меня уважаешь? – тот, конечно, согласно кивает.
– А думаешь, я себя нет? – и раскатисто смеется, – вот
только тебе, раздолбаю, всю жизнь пребывать вторым номером.
Иннокентий обидчив, мигом среагировал:
– Наш Лександер в одну рожу и работяга, и начальник, и
политик.
– Почему? – насторожился их главный.
– Так все до колен – и руки, и живот, а, особенно, твое «по-
мело».
Одобрительно захихикала Светка, которую в это время
«клеит» Федор. Он что-то веселое рассказывал ей на ухо, возло-
жив широкую пятерню на плечо дамы. Блаженная улыбка «пре-
лестницы» не сходит с ее красного лица.
 – Не зря говорят: «Пьяный мужик забывает все, тогда как
женщина, наоборот, вспоминает, как правило, плохое», – те-
перь, в свою очередь, озлобился бывший адвокат.
Его извечное высокомерие и заносчивость не всем по нраву.67
Сейчас Жека не склонен ни ревновать, ни, тем более, вле-
зать в эту словесную перепалку – боится в себе расплескать по-
ложительные эмоции, и так редко приходящие к нему.
К тому же, с недавних пор, он стал гораздо меньше злоупо-
треблять – с полгода как дает знать поджелудочная. Но сегодня
хочется махнуть рукой на нудную боль, которая обязательно
объявится утром.
Раскупорена вторая 0,7. Кеша выверенными движениями
разливает, неслышно шевеля губами, считает «були» – каждому
строго по три. Вот только по мнению обладательницы редкого
имени Ираида – тот булькнул в свой стакан явно лишку. Затея-
лась нешуточная ругань.
 – Что творишь, обмылок?
 – Ой, да пойдите Вы лесом, подруга! – ощерился он и стал
похож на грызуна, – Федькой лучше займись! А тут, у меня, все
точно – сплошной кибуц!
Тяжелой рукой дамочки шельмецу залепляется звонкая
оплеуха. Тот летит на пол.
– Шалава подноготная! – заскулил ее собутыльник.
«Ну, все, не дадут нормально выпить. Приглашай вас, ско-
тов, после этого», – устало подумалось Евгению.
Намечающаяся свара в еще не пьяной компании может по-
мешать его внутреннему созерцанию той, как будто не своей,
жизни. Но к немалому удивлению – скандал как моментально
разгорелся, так и быстро потух.
Причиной тому – неформальный лидер пришлых. Без лиш-
них слов Сашка размашистым пинком поднимает «Лукоморова»,
затрещиной награждает сутяжницу – Ираиду, а следом, взяв за 68
ворот Федора, растаскивает «сладкую» парочку. После этого
бородатым миротворцем тихо заявлено:
 – И чтобы так у меня всегда! Понятно, срань?
Ключевым словом в его спиче, несомненно, являлось –
«всегда».
Вечеринка закончилась третьей бутылкой, за которой
услужливо сбегал одноглазый Федька – ее оплатили вскладчину
члены коммуны.
 Та зимняя пьянка запомнилась Борисову бредовой меша-
ниной высказываний и диалогов, подчас, с каким-то философ-
ским подтекстом.
Ираида Кеше:
 – Извинись.
 – Прости, Ираидочка.
 – Да пошел ты со своими извинениями.
Александр:
 – Сознание все-таки материально – всегда можно сообра-
зить на троих и более.
 Федор:
 – А я по, своей сути, оптимист и когда сильно захочу – это
сбывается, – Иннокентий ему сразу в ответ, «ребром»:
 – Как-то тоже очень захотел – и, что ты думаешь, обде-
лался.
Им же:
 – Когда, порой, завязывал с выпивкой, появлялось здоро-
вье, даже настроение поднималось. Чувствую, жизнь улучшается
и возникает острое желание купить поллитру. Не парадокс ли,
скажу вам?69
Вкрай удивила своей метафоричностью Светка:
 – А ведь жизнь моя, словно езда на велосипеде – когда
трудно, получается, едешь в гору. На самом деле ощущение та-
кое, что нет седла и все по ухабам.
Но интереснее всех, когда гости стали собираться, удалось,
на Жекин взгляд, неунывающему Туголукову, с заплетающимся
языком:
 – У меня, люди, родилась идея – где-то читал, что мура-
вей поднимает вес в десять раз больше своего, так почему нам не
послать 50 грамм этих насекомых за добавкой – желаю продол-
жения, – и враз вытолкнут Сашкой, наружу, без всяких церемо-
ний. Странно такое слышать от необразованного бомжа о факте
мало-мальского чтения и математических раскладок, да еще с
примесью, в качестве примера, животного мира.
Той ночью всполохи памяти состоялись особенно объем-
ными – в конфигурации былого.ОТ ГЛАВНОГО ГЕРОЯ:
«Три фазы жизни – «утро», «мудренее» и «вечер»71
Первая сессия сдана успешно – без троек. Из последнего Римми-
ного письма следует, что на зимние каникулы они с подругой остаются
в Костроме. В нем же выражала робкую надежду по поводу приезда
Евгения – так и написала: «Очень хочу тебя, Женечка, видеть. Скучаю
до немогу. Ты не приглашаешь, и мне остается только ждать…».
Прочитав это, Борисов бросился заказывать межгород – необ-
ходимо ее успокоить и в то же время, все-таки, сохранить неожидан-
ность своего появления. Вроде – получилось, правда, не обошлось
без женских слез.
А за неделю до этого с Димкой был разговор – как раз об их
каникулярном посещении города камвольных комбинатов.
Тот не выразил такого горячего желания составить компании –
мол финансово он сейчас на мели, да и чувства к Розе за полгода
как-то потихоньку выветрились. Но Жека проявляет здесь настой-
чивость влюбленного упрямца. И вот они уже трясутся на боковой
плацкарте рядом с туалетом.
Решающую роль в совместной поездке сыграло то, что билеты
на весь маршрут туда и обратно обеспечиваются сгорающим от не-
терпения встретиться со своей черноглазой.
До Москвы ехали ночь, беспрестанно хлопала тамбурная дверь
и перло сортиром. Далее следовала пересадка.
Трехчасовое утомительное стояние в билетную кассу, муравей-
ная толкотня, бесцельное фланирование по площади трех вокзалов,
а в девять вечера друзья сидят друг напротив друга за столиком бо-
ковой полки и, опять, у вагонного клозета, но, спешащий на свида-
ние, Евгений почти не обращает внимания на это дежа вю железных
дорог. Дмитрий же капризен и весь изгунделся, просто из аристокра-
тов – и пиво прокисшее у него, и лучше бы ехать в купейном (намек
на жадность Борисова), и на хрена он вообще поперся.72
Шесть часов пути не ложились – выпито по пять бутылок «Жи-
гулевского» и выкурена пачка «Родопи» в холодном тамбуре.
Результатом для Димона от просроченного пива стало его ито-
говое длительное нахождение в туалете, выйдя из которого им было
с раздражением замечено: «Предпочитаю, чтобы меня проносило,
допустим, от черной икры, а не от этого пенного напитка, купленного
в давке».
 Дорогу коротали разговорами на темы, которые всегда интере-
суют пока еще не ставших циничными «прыщавых» молодых людей,
каждый выпячивая свою псевдоопытность: о стервозности женщин, их
порочности и т.д. Оба делают вид – они знают жизнь не понаслышке.
Когда выходили из вагона, пятилетний мальчуган, очень плохо
говорящий для своего возраста, который всю дорогу вертелся около
ребят, идя за матерью, упал, споткнувшись, и удивил всех уверенным
сложнопостроенным матом.
Костромские четыре утра оказались по-февральски метельны-
ми и без звезд и луны на низком небосклоне. Общественный транс-
порт еще не ходит, немногочисленные такси моментально разобрали
другие.
Парни вышли на дорогу, ведущую в центр, и стали голосовать.
Где-то через полчаса из редко проезжающих мимо тормознул ста-
ренький «ЗИЛок. Водитель слегка окая: «И куда ж вам, ребята?».
Хором:
 – В гостиницу.
За десять-пятнадцать минут, по чуть освещенным улицам, дое-
хали до многоэтажного отеля под названием «Волга».
Мятый рубль добрый дядька не взял:
 – Пригодятся самим, студентики, а мне и так было по пути, –
сказал и похлопал Жеку по плечу с неудобной руки.73
В свете одинокой подслеповатой лампочки кабины увидено
отсутствие фаланги на указательном. От рукава бушлата пахнуло ко-
стром и чем-то похожим на свечной запах.
Большой вестибюль в дремотном полумраке. У стойки адми-
нистратора трое солидных мужчин. Встав в очередь, сразу ста-
новится понятным, что мест нет, а у впереди стоящей команды
командировочных, из Ленинграда, бронь. И ими дружно заполняются
анкеты постояльцев.
Просительным голосом спрашивается о возможности заполу-
чить двухместный номер. Только что флиртовавшая с «броненосцами»
работник сервиса, бальзаковского возраста с налаченной прической,
делается неприступной и, поджав ярко крашенные губы, заучено:
 – К сожалению все занято в ближайшие двое суток.
 – Жаль, конечно. А в других гостиницах?
 – Вряд ли. У нас с этим напряженка.
Ее служебная лаконичность убивает всякую надежду. Видимо
молодые лица не относились к интересующему эту мадам контингенту –
ни денег от них и никаких других перспектив личного характера.
Тогда Жека, на ходу, придумывает жалостливую версию о при-
езде двух студентов-заочников местного пединститута на экзамена-
ционную сессию. Рядом с ноги на ногу переминается, вдруг словно
набравший в рот воды, обычно такой словоохотливый, будущий слу-
житель церкви.
Обратные билеты из столицы домой уже взяты с датой через два
дня. И где тогда ночевать? Девчачья общага, короткий съем квартиры
или комнаты – не варианты. У долгожданной так Борисовым встречи
грозит потеря нафантазированного им романтического ореола.
Его бюджет не слишком предусматривал взятку, но в паспорт
приходится аккуратно вложить червонец. Со словами: «Еще раз, 74
пожалуйста, посмотрите, нет ли свободных?» – протягивает серпа-
стый. Холеная рука за барьером берет документ – явно не сверить по
фотографии личность. В холле никого.
 – Подождите до двенадцати. Будет вам номер, – ее тон чуть
потеплел.
Уфф…Отлегло.
До полудня тянули время игрой в «очко» и разгадыванием,
кем-то на столике оставленного, на половину заполненного кросс-
ворда по спортивной тематике.
И, правда, к часу вручаются ключи от довольно приличного
размещения на двоих, что по коридору высокого первого этажа.
Сюда будет не стыдно привести гостей.
Наскоро перекусив в ближайшей пельменной, парни спешат.
На улице называют нужный им адрес, и прохожий указывает направ-
ление. Общежитие недалеко – в пяти остановках.
В битком набитый автобус, изнутри больше похожим на ил-
люстрации из тогда почти подпольной Камасутры, влезла бабуся с
холщовым грязным мешком, в недрах которого истошно визжал и
активно шевелился поросенок. Пронзительные звуки несколько от-
влекали Жеку от картинок предстоящего сюрпризного свидания.
А тут еще одна неприятность. На выходе его встречает здоро-
венный детина-контролер (Димка как-то смог незаметно обогнуть
эту «гору»). В той тесноте, из которой он только что выбрался, понят-
но, не было никакой возможности даже руку засунуть в карман, да и,
честно говоря, не вспомнилось о приобретении билета.
Теперь следует расплата – штраф один рубль. Друг наблюдает,
стоя на приличном отдалении. Но Евгений не так прост. В кошель-
ке у него два отделения – в одном из них мелкие купюры (трешки,
пятерки), а вот в другом три двадцатипятирублевки. Сразу мысль, – 75
если дать такую «сиреневую», то возможно вполне, что у этого двух-
метрового монстра не найдется сдачи и он отпустит с миром.
Но все иначе – в Жекином кулаке двадцать четыре бумажки,
каждая с достоинством в один рубль. Рядом шагает отчего-то пове-
селевший Димон.
На обледеневшем крыльце трехэтажного обиталища студентов
техникума их встретила стайка девчонок, Риммы и Розы среди них
нет. Увидев незнакомых парней, переглядываются. Одна симпатич-
ная, с родинкой на губе и, видимо, самая дерзкая:
 – К кому такие удалые?
Дмитрий, улыбаясь во всю ширь:
 – А есть кого посоветовать?
Захихикали. Борисов называет фамилию Риммы. И тут ошара-
шивают новостью – подруги сегодня утром уехали в Москву.
– Ничего себе разминулись! Какое гадство! – первое, что поду-
малось.
Та же, смелая, глядя на вытянутое лицо любителя делать сюр-
призы, задорно:
– Ребята, не стоит расстраиваться – мы все тут невесты.
В ответ грубость:
– Ага, разве что, без места.
– Ну тогда ждите своих принцесс, – обижается та и начинает
спускаться по ступенькам. Остальные смешливые за ней, оглядываясь.
Ставший игривым, Димка смотрит им вслед и с некоторым со-
жалением:
 – Зря спугнул, я бы с этой замутил. Все равно послезавтра
уезжать. Перебрал ты, лишку, со своей конспирацией, а они тю-тю
и пропали.76
Этого неунывающего, причем приехавшего за его счет, Евгений
посылает куда подальше и заходит вовнутрь – тот продолжает стоять
на морозном воздухе.
Старушка-вахтерша подтверждает, что, правда, Римма и Роза
часа четыре как куда-то с большими сумками отправились. Настрое-
ние, понятно, на нуле. Решает на всякий случай оставить записку
с координатами их пребывания. Бабулька, хоть и ворча, но благо-
склонно обещает передать ее, если, конечно, появятся вовремя.
Вернулись в гостиницу. Разговаривали больше междометиями.
Стали смотреть по «ящику» хоккей. Видно, что Димке скучно. Сказал:
«Пойду-ка, прошвырнусь», – а может снова захотел туда – где девуш-
ка с родинкой, пусть идет. Жека понимает, что страдать в одиноче-
стве, да еще в чужом городе, трижды невесело.
Когда захлопнулась дверь, Жека полез за бутылкой коньяка,
купленного им еще дома для сегодняшней встречи и остатками вок-
зального перекуса: вареные яйца и бутерброды с невнятной колба-
сой и, успевшим загнуться, сыром.
Одному пилось так себе, от частого курения нещадно першило
в горле. По телевизору хоккей сменился неинтересным докумен-
тальным фильмом о физиологе Павлове (работала всего одна про-
грамма) таким же унылым, как и его эмоциональное самочувствие.
За окном, вдалеке, широченный мост через Волгу – по нему игрушеч-
ными размерами снуют автомобили.
Прошло часа три. Рано смеркается. Бутылка практически пуста.
Грубый стук в дверь. Наверное, Димону обломились новые знаком-
ства, Вот он и приперся злым и замерзшим, а вслух громко, подойдя
к замку:
 – Нагулялся, «дон-жуан», так тебе и надо!77
Но вместо товарища – его Риммочка. Поцелуи-торопыги, ее
всхлипы и ямочки на щеках, нетерпеливые губы, а за порогом наблю-
давшие, с хохотом, за их лобзаниями Дима и Роза.
В этот момент друг еще и в меру афористичен:
– Чмокая женщину в лоб, не торопись перескакивать на грудь,
пусть и высокую.
Следует сбивчивый, перебивая друг друга, рассказ вошедших.
Собрались красавицы в град стольный – постоять в многочасо-
вых очередях ГУМа, ЦУМа и Елисеевского гастронома. Инициатор –
Роза. Римма, оправдываясь:
– Женечка, я так не хотела ехать. Что-то меня держало, но под-
далась уговорам.
– Точно, не врет – все отговаривала, – вторит ей подружка.
И тут, с их слов, будто чей-то промысел – на пятидесятом ки-
лометре ломается автобус. Пришлось автостопом, на первом попав-
шемся полуразвалившемся грузовике возвращаться обратно. Подхо-
дят к общаге и на тебе – Дима у входа, оказывается, ждет их. Тот
незаметно подмигивает Жеке, которому предельно понятно, почему
он оказался там.
Из последующего, когда Борисову, вдруг, пришло в голову за-
дать, вроде бы сейчас, совсем несущественный, вопрос о внешности
водилы, подвозившего девчонок – ее описание вполне напоминало
того, утреннего. И он также не взял денег, правда о марке машины
без женской конкретики. И, хотя теория вероятности допускает та-
кого рода совпадения, есть чему озадачиться.
Хозяева номера решаются на скорый поход в ресторан гости-
ницы. Вернее так скомандовал счастливый Евгений – его напарник
же продолжал оставаться безденежным ухажером. Зал кабака был 78
наполовину заполнен и пусть у ребят карта гостя, при входе при-
шлось выложить целковый, их теперь у Жеки аж двадцать четыре.
Неприступный старикан-швейцар в всклокоченных бакенбардах и
униформе просто сослался на ожидаемый здесь банкет, который, по-
нятно являлся лишь предлогом к мелкому вымогательству. Гостинич-
ный сервис продолжает обирать.
Им указали на столик, расположенный ближе к эстраде. Долго
не принимали заказ – мужчины-официанты в своем одеянии напоми-
нающие огромных пингвинов, с какой-то маниакальностью игнориро-
вали Димкину поднятую руку, только кивали – мол, видим-видим.
За ненакрытым столом разговоры не клеились. Девушки ози-
рались, рассматривая интерьер и готовившихся к выступлению му-
зыкантов.
 Снова влюбленный Дмитрий глазами бассета смотрит на Розу
и гладит ее ладонь, а Женя тихо страдает от невозможности сейчас
дать кому-нибудь из этих высокомерных халдеев по морде.
Наконец подходит невысокий черноусый с прямым пробором
приказчика. Записывает: бутылка «Столичной» и «Хванчкары», и
что-то из немудреного горячего. Под грянувшего модного тогда Ан-
тонова несет поднос.
Через час, уже ранее выпившего коньяка, Борисова развезло
окончательно. В быстрых танцах у него сплошные нескромные дви-
жения, но ему кажется, что он прекрасен в них.
Когда к нему подошла рыхлая, качающаяся, сорокалетняя тетка
с наклеенными ресницами, как у мультяшной коровы, со словами:
 – Молодой человек, угостите сигаретой прекрасную даму, –
Женя вынужденно сострил:
 – А что же она сама не обратилась.79
Дальше больше – разбитый фужер и капустный салат на полу и
все это, конечно, нечаянно.
Но после того как, тоже нетрезвый, Димон, невежливо схватив
за рукав проходящего мимо официанта, икая, задал тому нелепый
вопрос-загадку, видимо хотел произвести эффект на Розу:
 – Скажи-ка, милейший, что общего между чудесами и живот-
ными? – и тут же, рассмеявшись, сам и ответил:
 – Они ведь, брат, иногда случаются! – Администратор ресто-
рана, которой пожаловался чем-то уязвленный работник общепита,
попросила их покинуть заведение.
Счет составил почти восемнадцать рублей. По-барски рас-
считались двумя червонцами, и с неоткрытым «Боржоми» четверка
двинула на выход к стеклянным дверям. Старая знакомая, та, что
селила ребят, удивленным взглядом провожает проходящих через
фойе шумливых студентов-заочников, следует думать, в сопрово-
ждении таких же заочниц.
Дежурная по этажу напоминает, что пребывание гостей в но-
мерах строго до одиннадцати. Глядя на нее, ей нельзя возразить.
Поэтому, одевшись, все выходят на улицу.
Морозно. Жека понемногу начинает приходить в себя.
Всех волнует одно – куда податься? Их разрумяненные и неиз-
балованные девушки подсказывают посетить какой-то пафосный ре-
сторан. Потом пары стояли на задней площадке почти пустого дре-
безжащего трамвая и целовались. Так бы Евгений ехал и ехал.
В то заведение советского гламура они не попали – толпа же-
лающих пробраться вовнутрь была внушительна и криклива. Да и
Борисов стал отчетливо понимать, что второе, за сегодняшний день,
посещение мира кабацких сумерек может обернуться крахом его 80
нынешнего финансового состояния, но и допустить расстаться до
утра он не мог.
В такой невеселый паузный момент Димка изрек:
 – А давайте попробуем, к нам, через балкон.
Его идея, на первый взгляд, кажется не очень, но юношеские
страсти толкают на ее реализацию.
Перед гостиницей группа разделяется – придумавший все это
идет в номер, остальные под балкон. Сугробы по колено. Вот свер-
ху подается хлипкий стул, и начинается эквилибристика. Сначала
Розу. Как маленькую, держа на руках, передают перегнувшемуся
через перила Димону. Секунды совместных сопений, и девушка там.
А вот на Римме стул взял и не выдержал – развалился. Хорошо, обо-
шлось без ушибов. Спустили второй казенный экземпляр – теперь
все благополучно, обломки же первого припорошены ботинком.
За стойкой оформления произошла пересменка – там сей-
час другая, помоложе, но, судя по тому, как она взглянула на при-
позднившегося Жеку, из той же серии мегер.
В номере уже царит еле слышная, чтобы не выдать себя, сует-
ливость – накрывался журнальный столик. Оказывается, умные
запасливые девчонки притащили с собой целую сумку, которую и
оставили здесь, перед тем как пригласиться в ресторан. А в ней и
консервы, и колбаса, но самое ценное – это две «гранаты» портвейна
«Три семерки», именуемые в народе, не иначе как, «Три топора».
И так, сидя на кровати, при свете настольной лампы и в интим-
ном шептании, было почти все выпито и съедено. И в какой-то мо-
мент наступает ожидаемое Евгением – только он не предполагал, что
это будет так публично и яростно.81
Еще со стаканом в руках Римма щелкает лампой и тоном, не тер-
пящим возражений:
– Всем спать! – тянет Жеку на вторую кровать, туда, где начина-
ется судорожное расстегивание его рубашки.
Вмиг разгоряченный, он тоже не может справиться с бюст-
гальтером. Катятся и скачут пуговицы по полу – пластмассовый звук.
Что-то подобное творится и у другой пары.
Подробности той ночи как в тумане: жаркие дыхания, не всегда
умелые ласки, а в двух метрах возня и неразборчивые восклицания
Димки.
Зимнее солнце падало пыльными лучами через щелку зана-
вешенного окна, когда Борисов разлепил глаза. Сонно огляделся.
Соседская кровать спала, вот только партнер Розы лежал на уровне
плинтуса, закутавшись в одеяло. В душе шумела вода. На единствен-
ном теперь стуле аккуратно убранная одежда. Промелькнуло:
– Наверное, это дело рук Риммы. А вот у друга что-то не сло-
жилось, раз рядом с ним вывернутые штаны и прикроватное одино-
чество.
Из ванной, на цыпочках, проскальзывает завернутая в полотен-
це Римма с мокрыми волосами. Невольно напрашивалось сравнение
с Ириной – а ведь они совсем разные, но только близость с ними
и станет для Борисова событием в длинной череде других женщин.
Осознание этого придет к нему много позже – сейчас он просто
счастлив.
Его «любовь» ныряет под одеяло и губами так, в висок:
– Посмотри, мы на чем.
Жека медленно приподнимает край покрывала, словно завесу
таинственности. Вот это да! – скомканная простынь в красных пятнах.82
Что ж, честолюбие самца еще никто не отменял и в уме рожда-
ется мальчишеская сообразность: «Конечно, Господь создает деву-
шек, тогда как мы делаем их женщинами». Он крепко обнимает свою
женщину.
Сладко потягиваясь и зевая, просыпается Роза. С плохо скры-
ваемой завистью:
– А вы, я смотрю, молодцы.
Ее подруга прячет лицо в подушку – скромница. Открывает
глаза и Дима – по его недоуменному выражению понятно – он не
помнит, почему оказался на полу. Но, когда что-то про себя видимо
уяснил, то хмуро высказался:
– Всем доброго утра. Теперь я знаю, по какому критерию бабы
делятся на «добрых» и «злых» – одни соглашаются, вторые отказы-
вают.
Интонация четко указывала – ночью доступ к телу не состоял-
ся. И надо думать, что обида отверженного привела «гусара»-повесу
на линолеум.
Роза свешивается с кровати, звонко смеется, гладя взъерошен-
ную Димкину голову и нараспев:
– Только после свадьбы, милый, только после, – тот раздражен-
ный отводит ее руку.
Тогда Женька еще отметил про себя: «Все что ли девчонки та-
кие – бережете, оберегаете свою честь, а сами завидуете небереж-
ливым».
Далее недолгие сборы и подружки тихонечко за дверь, в мо-
мент, когда в коридоре не маячила дежурная. Установлено место
встречи и время – через час у центрального кинотеатра.83
Встает вопрос – как быть с простыней? Усугубляет положение
еще и испачканный матрац, на котором след любовных утех конту-
ром, почти в точности, напоминал карту Бельгии (просто с детства
Борисов хорошо разбирался в атласе мира).
Тот, кто ночью пролетел в своем желании, пробовал пошутить:
– Не бывает революций без крови, – но осекся, увидев перед
носом кулак.
Решили – простынь выбросить, двусторонний матрац пере-
вернуть, стула будто не было. Что там? Обратная сторона отмечена
неидеальным квадратом Пиринейского полуострова ржавого цвета,
но значительно меньшего размера, чем государство со столицей в
Брюсселе.
На случай обнаружения при выселении всех этих отметин
культурного пребывания готовится версия: неожиданно открылась
рана на ноге, за простынь готовы заплатить, второго стула не было –
вроде все гладко получается. И еще оставалась надежда, что при
сдаче номера ничего не заметят.
День прошел замечательно: завтрак в кафешке, последний ряд
кинозала, затем недавно открывшаяся былинно стилизованная пив-
ная «Теремок». К тому же в программе предусмотрена дискотека в
клубе текстильщиков.
Пока девушки, между бокалами пива, пудрили носики, Евгений,
весь истомившийся воспоминаниями прошедшей ночи, не терпящим
возражения тоном излагает другу свой план действий:
– Я с Риммой срываюсь в номер, а ты, в это время, пожалуйста,
развлекай свою. Вот тебе десятка. Выручай. Увидимся на дискаче в
семь, – тот согласен, куда деваться, ведь инициатива, к сожалению,
сегодня, не у него.84
Только вот кувыркание без посторонних глаз и ушей закон-
чилось трескучим выпадением матраца из кроватного каркаса –
сломалась боковая доска, не выдержав высокого накала страстей.
Комичность случившегося Римма тут же с некой грустинкой проком-
ментировала:
– А финал-то громким у нас получился. Интересно, чего нам
ждать?
Потом эту склонность у людей к излишней ассоциативности
и восприятию сиюминутного счастья как кредит, за который всегда
придется расплачиваться, Борисов определил диагнозом – обречен-
ность на беду.
В семь утра поезд. Девчонки будут ждать их на вокзале. Ребя-
тами сдается номер. Его принимает дежурная по этажу, так как гор-
ничные в такой ранний час еще не пришли.
Женщина предпенсионного возраста, не вчерашняя, загляды-
вает в душ, пересчитывает полотенца, осматривает обстановку в ком-
нате и, черт бы ее побрал, зачем-то отворачивает кончик одеяла, под
которым укрыт матрац.
– Парни, а где простынь и стул?
Следует заранее приготовленный ответ. По виду женщины по-
нятно, что не очень-то верит сказанному. Оказалась доброжелатель-
ной – шуметь не стала и лишь приказала:
– Ну-ка, давайте, вытащите матрац, надо будет пригласить
плотника.
С каменными лицами друзья второй раз за эти дни берутся за
«полосатого». Главное, сейчас не показать другую сторону. Но, под-
таскивая к стене, чтобы поставить на «попа», Димка за что-то запи-
нается и, довольно тяжелая, пружинистая гадина являет не слишком
конкретную «карту» страны, населенную валлонами и фламандцами.85
– Ба, да что же это такое? – сплошное недоумение.
Жека пожимает плечами. На лице деланное удивление.
Вольно посчитанный главной по этажу ущерб составил двена-
дцать Борисовских рубликов, и гостиница отпускает «ряженых» ко-
стромских студентов.
Девушки уже ждут их у вокзального буфета. Пока выслушива-
ли упреки за опоздание, поезд ведь стоит, мимо Дмитрия, со спины
незаметно проходит тот, уж больно похожий, кто подвозил ребят
отсюда пару дней назад. В суете прощаний, наверное, только Жека
отметил это, но посчитал, что обознался
Для проводницы достав билеты, громко и скоротечно чмока-
лись. Когда же вагон тронулся, в окно было видно, как Римма пошла,
а потом побежала. Она что-то говорит, на ее лице в свете чередую-
щихся огней смятение и растерянность.
Вдруг она неловко, по-бабьи, раскинув руки, падает. Ей по-
могает встать подоспевшая Роза. Перрон закончился, и быстрее
замелькали столбы. Женька всматривается в зимнюю темень – ему
бесконечно жалко весь мир. ОТ ГЛАВНОГО ГЕРОЯ:
«Мужчина, добиваясь женщину, любит себя,
она же, добиваясь его, если у нее все в порядке
с материнским инстинктом, подсознательно уже любит
будущего ребенка от него»
Зима снежила накреняясь и той весне все не до почек,
Не избежать холодных лет, а осень прогнозирует любовь –
 любовь без точек,
Без точек и тире, без ярких сцен признаний,
Без вотума надежд – здесь кворум покаяний.
Их много накопилось, им стало тесно там,
И боремся с собой, на сердце «тонна-грамм»,
А тяжесть велика, пусть веса тут чуть-чуть,
Любимым быть, с любовью жить – так в этом только суть.87
Борисов смотрит на часы – почти пять утра. Оставленные
самоубийцей на платформе носят не очень-то подходящее их
нынешнему хозяину название – «Восход», с той же непонятной
датой на календаре – «71». Может, это возраст того старика или
годы моего бытия на планете Земля? – как-то пришла мысль, но
сейчас ему не до ребусов – болит башка и сосет поджелудочную.
Пахнет неубранным столом. Из-за шкафа осторожно, ста-
раясь не шуметь, достается давно припрятанная и на две трети
опорожненная бутылка белой. Светка о ней не знает. Прямо из
горлышка запивается таблетка панзинорма. По своему опыту –
боли скоро должны пройти.
Сделанные пара глотков просятся обратно. Бр-р-р. Нет, все
прошло нормально. Да только хруст вскрываемого лекарства бу-
дит его спутницу. Сзади голос:
– Значит, втихаря без меня, козлина!
– Таблетку надо было проглотить, – и становится стыдно,
хотя за вчерашнее ее поведение этой же бутылкой и по затылку.
Ну, да ладно, Бог с ней. Наливаются два, по полстакана. За-
куской служат остатки тушенки.
Ощущение болезненного дискомфорта медленно, но от-
ступает. Настроение становится предпраздничным и неадекват-
ным – это когда жизнь никакая, а тонус на максимуме. Сегодня,
и правда, суббота. В этот день недели они не работали – так
когда-то решил Евгений.
Наступит восемь, и они пойдут в свой магазинчик, чтобы ку-
пить поллитровку выходного дня и что-то из еды. По дороге туда
Светка вдруг неожиданно сделала попытку извиниться:88
– Не дуйся, Жень, хочешь, сегодня выставлю на свои ко-
ньяк.
В ответ прозвучало довольно сурово:
– Ящик.
– Какой ты, оказывается, обидчивый, – она поняла – ее
сердешный друг не сердится. – Теперь буду твоей женщи-
ной-другом, – хитрый прищур глаз.
– И что это такое? – Жека слегка заинтригован.
– Буду бегать за водкой и разрешать тебе спать с прекрас-
ной Ираидой, – смех сыплется ему в лицо перегаром и она кокет-
ливо убегает вперед.
– Тьфу, дура! – все-таки Борисову повезло с ней.
А когда зашли в лавку, продолжала хохмить. На вопрос
знакомой продавщицы:
– Что желаешь, Светлана? – видя ее бегающий взгляд.
– Хочется покушать, но возьму водку, – хохотнула она
хрипотцой и обратила внимание на себя немногих посетителей
в этот ранний час.
Потом они вдвоем сядут за стол, и сожитель, по обыкно-
вению, начнет рассказывать какие-то свои истории из далекого
или вспоминать отрывочные сюжеты увиденных им снов… Еще
не очень выпившая Светка слушает, при этом видно, как одновре-
менно и напряженно пытается что-то наскрести в собственной
зародышевой памяти.
Очередной раз она убеждается – все тщетно – опять то озе-
ро, лес. Ее информационный багаж, до июля 2010-го года, не си-
стематизирован и сформирован с каким-то внутренним безраз-
личием. С момента их встречи в электричке, купленные газеты,
выброшенные книги и найденный на свалке радиоприемник 89
«VEF» с разбитой панелью, являются для Никоновой источником
познания. «Ладно, хотя бы, навыки читать и даже иметь краси-
вый почерк ею не утеряны», – радовалось Евгению.
Пахнет плесневелой сыростью. Когда оприходована выпив-
ка, Света включает трескучий приемник и из угла, где небрежно
свалена литература, ею ожидаемо вытаскивается Ванечка Еро-
феев «Москва-Петушки», 71-го года самиздата – это любимая
из их библиотеки. Такой выбор почему-то понятен. Чуть смешно
наблюдать, со стороны, как, читая, она шевелит губами. По ра-
дио звучит «Полет шмеля».
Он же приступает к субботнему священнодействию – до-
стается общая тетрадь и начинается сочинительство – написание
стихов.
В свое время, Светка, прочитав несколько его стихотворе-
ний, сморщила нос:
– Бредятина. Ни о чем.
Поэт «подземелья» тогда не стал спорить. И что удивитель-
но для него, как автора, считал так же – полная галиматья, но
они ему попросту нравились.
А еще, в плане этого дня он любит пересчитывать свои де-
нежные накопления и фантазировать по теме скорейшей поезд-
ки на родину Борисова, где обязательно ждет его уже взрослая
дочь – Светланка.
Стремление как можно быстрее оказаться дома подсте-
гивалось еще одной необъяснимостью – обладая от природы
феноменальной памятью на телефонные номера, на звонки дру-
зьям (тем же Мастеру и Бобу), в банк, где руководил, на родную
кафедру, немногочисленным родственникам и т.д., неизменно
отвечал один и тот же голос:90
– Вы не туда попали.
На вопрос:
– А кому я звоню, извините, – следовало с той же холод-
ной интонацией:
– Обращайтесь в справочную, пожалуйста.
Но буквально все стационарные номера, полученные там,
были теми же, до единой цифры совпадающими (в 94-ом о мо-
бильных еще мало кто, даже и, слышал).
И следовал снова звонок, и опять будто включился автоот-
ветчик, доводящий до бешенства. Только его домашний телефон
всегда молчал. Ему тогда представлялось, как длинные гудки
взрывают ту далекую тишину. Получался какой-то замкнутый
круг. Город безмолвствовал – словно близко не хотел подпус-
кать к себе.
Та же история, если, по просьбе, звонит Никонова –
единственная, кто посвящен в это.
Вот и сейчас, отложив тетрадку, потерянный во времени и
пространстве, достает сотовый, который на первые заработанные
деньги приобрел у Чебану, и набирает свой домашний – никого.
Такая процедура обзвона еженедельна и, после ничего не
давших запросов в справочную, разве что сократилась до одного
единственного – дочери.
Поглаживая Жеку по голове, Светка заклинанием пригова-
ривает:
– Ничего, ничего, мой дорогой мужчинка. Совсем скоро,
уже, поедем. Господь нас не оставит.
В нынешнем своем существовании он засыпает, когда не
хочется, встает, когда нет желания и вынужден идти туда, куда
не рад.ОТ ГЛАВНОГО ГЕРОЯ:
«Даже такой вопрос: «Почему ведро на пожарном щите
обязательно конусообразное?» – можно для себя сделать
жизненно важным»
Стальным ятаганом Луна смотрит на Землю,
В ее холодном свете не греется ничто,
И хочется забыться, да и уснуть, наверное,
 а все, что не приемлю,
Сложу в «мешок проблем» и выброшу в окно.
Стекло в «окне обид» надтреснуто, со сколом,
Его уже не склеишь и не ликвиден брак,
А то, что ты нажил лишь станет ключом-кодом,
Которым открываются врата – за ними синий мрак.
Там тени иллюзий сбегаются с криками,
Их миражами сгущаются ряды,
Нереально бесплотные и будто бы лишние,
Но все же нужны – от беды до беды.92
Второй семестр первого курса. Февраль, март, апрель в частой
переписке и нередких телефонных разговорах с Риммой. В диалогах
с ней Евгений чувствителен, она, несомненно, тоже. И вдруг обрыв –
Кострома перестала отвечать на письма и приходить на переговор-
ный пункт. Борисов не на шутку встревожен этим внезапным насту-
пившим молчанием.
В разговоре с Димкой, в конце мая, весь изнервничавшись:
– Как думаешь, что могло случиться? Будь другом, позвони Розе
и узнай, пожалуйста, в чем дело.
По всему видно, тому не глядится оказание такой услуги това-
рищу – лишнее напоминание себе о постельной неудаче, свидетелем
которой и был ныне просящий.
Все же нехотя дается согласие. И в означенное время вместе
шагают на заказанный межгород. Недолгое ожидание, и телефо-
нистка приглашает в кабинку. После короткого Диминого привет-
ствия: «Здравствуй», – выхватывается трубка:
– Привет. Это Женя. Куда пропала Римма? – вопрос срывается
на крик.
На том конце эфирные шумы.
– Ну что же ты медлишь!
– Не кричи. Я хорошо тебя слышу.
– Так говори что-нибудь!
– Женечка знала, что придешь, и поэтому моя подруга просит
передать – она полюбила другого. Извини. Все и пока. Диме салют, –
короткие гудки как сигналы бедствия и «свинцовой» неправды.
Мир меркнет и в сознание вползает леденящая душу мысль:
«А ведь это измена. Почему так?»93
Обратную дорогу шли молча. И только прощаясь, Димон, со-
всем не к месту, ляпнул речитативом: «Заботы сняты, дверь пове-
шена и нам не видно дураков». Жека не спросил, о чем он, но фраза
запомнилась.
С этого дня Борисов как бы зарекся любить нараспашку.
– Все, хватит – теперь только секс и без лишних сантиментов, –
злился брошенный про себя. Ему тогда казалось, что такая внутрен-
няя установка позволит избежать в дальнейшем глобальных разоча-
рований на почве отношений.
И здесь понеслось. Детский сад, где он дежурит, вмиг превра-
щается во что-то вроде ночного дома одиноких студенческих сердец.
В Евгении махровым цветом расцвела, как бы сказать, дремавшая до
этого необузданность кобеля, и женский мир поделился для него на
тех, кто сразу «даст» и на таких, что чуть позже.
Многие побывали в гостеприимных стенах дошкольного учре-
ждения, они делились на категории: знакомые ребята со своими, как
тогда говорили, «чиками», то есть пары, которым негде было культу-
ризировать свой интим, и девиц охранника, которые дробились по
подразделениям: случайные и нет, с комплексами и без.
Объясняется предельно просто – у хозяина «приюта» проявил-
ся что-то вроде юношеского декаданса в романтизме полового ци-
ника.
В блудливых фантазиях того времени Жека видел близняшек,
либо, на худой конец, экзотическую мулатку.
Мечта материализовалась. Одна – будущий музыкант-педагог,
другая – художник, иначе говоря – богема. И нереальная внешняя
похожесть с популярнейшей Ириной Понаровской.94
 – Случайно, не ваша старшая сестра? – дурачился тогда, Евге-
ний.
Те дружно захихикали на такое лестное для них сравнение.
Они – двоюродные сестрички Боба, иногородние. Обе этим летом
поступили. Разновекторные по характеру – не в меру активная Ма-
рина и с налетом меланхолии Наталья. Так классно – тождественные
внешний облик и фигуры, с разным во всем остальном, кроме, конеч-
но, их прелестей.
Знакомство с ними состоялось в Вовкиной квартире – на его
дне рождения. Присутствовали: Мастер со своей некрасивой девуш-
кой Аней (утиносая, высокий лоб), мать Боба – Нина Петровна, эти ее
племянницы и Жека.
Смешливая Марина с первых минут начала проявлять инициа-
тиву, несмотря на то, что почти не пила, а к концу вечера ухитрилась
засунуть наманикюренные пальчики в штаны Евгению – там стало
тесно. В общем смелости ей было не занимать.
Вторая сестричка в меру скромна и неулыбчива – в разговоре с
ним интересуется Ницше и Кафкой.
Поскольку Боб являлся родственником, а Анюта, которая жила
с неизбывным заблуждением, что все в ней прекрасно, зорко сле-
дила за Андрюхой, то Борисов на какое-то время почувствовал себя
султаном, правда, в несколько секвестированном гареме. Но засто-
лье начинает утомлять – остро захотелось остаться наедине с этими
симпатичными.
Наконец, настала пора расходиться. Жека галантно целует руку
тете. Та им выговаривает:
– Смотрите у меня, чтобы без выкрутасов! Он правильный маль-
чик, – по-видимому, хорошо представляла, зная их, чем проводы мо-
гут закончиться.95
Получилось, как получилось. Для поднаторевшего в одноразо-
вых ухаживаниях, где цель – постель, сразу, как только вышли за
дверь, не составило особого труда найти понимание у, судя по всему,
уже готовых к утехам.
На пути встает одна неувязка – в эту ночь дежурит Аркаша –
внук цирюльника и может возникнуть стойкое непонимание с его
стороны по поводу Женькиного визита вне графика. Как правило,
тогдашняя половая жизнь Борисова строго совпадала с днями его
ночного бдения в детском саду.
Но сегодня особый случай, и он настроен решительно. В карма-
не бряцают случайно оказавшиеся ключи от входа, а в шкафу камор-
ки сторожей припасен болгарский коньяк «Плиска», какое-то вино и
целый пакет бабушкиных сушеных яблок – все это на случай поздней
внезапности.
Сам открывает калитку и коротко звонит в центральную дверь,
где горит фонарь. Одиннадцать часов вечера – лампочкой подсвечен
только коридор. Никто не появляется. Следует череда длинных звон-
ков – изнутри здания та же реакция – тихо.
– Неужели смылся домой? И частенько он симулирует работу?
Да ладно, мне даже и лучше – не надо будет договариваться с этим
странным, – рассуждает не вслух Евгений, нетерпеливо открывая за-
мок. Негромко окликает стоящих за углом, и ежу теперь понятно, на
все согласных девчонок.
Не включает свет, просит их быть негромкими и подождать на
лестничной площадке, пока он проверит наличие здесь дежурившего.
В запертой комнатке, где лежачее место Аркаши – никого. На
раскладушке – свернутый матрац, а к стене, на видном месте, прикноп-
лен лист бумаги, на котором крупно, наспех красным карандашом: 96
«Женечка, одна из них больная. Мы недалеко. Оставим без под-
писи».
– Что за хрень! Кто это «мы» – дед и сумасшедший внук?
Откуда им известно, что приду сюда? Еще и не один! А это из-
девательское – «Женечка!» – лихорадочно соображает молодой по-
веса.
– Выясню и начищу морду младшему шутнику, – успокаивает
он себя.
Комкает записку в карман и спешит к девушкам. В целлофано-
вом свертке незабытые угощения.
Ничего им не говорит, а те и не спрашивают. Поднимаются на
второй этаж – там под вывеской «Старшая группа» Жека, по обыкно-
вению, размещал гостей.
Все-таки надо еще раз пробежаться по детсаду и посмотреть –
вдруг обнаружится автор строк, которые в брюках. Осмотр занимает
пять минут – тишина абсолютная. Вот только ему показалось, как две
длинные тени проскользнули, уже за оградой, в круге света уличного
одинокого фонарного столба.
Стало жутковато и туда наружу не хотелось выглядывать.
– Может это и не розыгрыш? – а наверху ведь в ожидании две
нимфы.
Сексуальное напряжение постепенно сходит на нет. Без было-
го энтузиазма возвращается к ним. Сестры молча сидели в полной
темноте на крошечных стульях, в руках налитые чашки.
– Как, все в порядке? – это Марина.
– Лучше не бывает.
– Чем они могут болеть? Что-то из венерического? Не чума же? –
уже про себя.97
 – Я мигом, мне надо, – снова вернулся к живой речи он.
И направился в охранницкую, где припрятана упаковка презервати-
вов – заосторожничал.
Пока шел, ругал свою мнительность, но если все так и есть, то
интим в «резине» обратится для него беспроигрышной лотереей.
И принято твердое решение – полностью положится на качествен-
ность изделия №2.
Между торопливыми здравицами в адрес сегодняшнего име-
нинника Боба и по поводу радостного факта их знакомства Женькой
сдвинуты вместе три детские кроватки, и, вот, ложе готово.
Все было на высоте – Марина и Наташа знали дело. Откуда та-
кой профессионализм у девятнадцатилетних девчонок? – оставалось
лишь догадываться. Такая изощренность, слаженность и разнуздан-
ность тел молодому Борисову были неведомы – он и не знал, что так
возможно. Просто какой-то эротосекс – дуэт, «поющий» в унисон.
А еще в этой ночи имели место короткие провалы в забытьи и
разговоры о высоком и не только. Пианистка Марина предпочитала
семейные темы и даже показалась весьма остроумной, когда на его
вопрос: «О чем мечтаешь?» – ответила: «Замуж выйти, но не буду
этого делать, так как боюсь остаться без мечты».
Натали же (так она, почему-то, просила называть себя) склоня-
лась к цитированию девичьи-дневниковых неуместных афоризмов.
В пять утра проснулся от грохота снизу. Гукнулось по лаби-
ринтам сознания: «Аркаша. Вернулся на пост». Тормошит не менее
утомленных сестриц, сам же сбегает, босой и в одних трусах, вниз.
Отодвигает дверной засов, так и есть – испуганного вида сменщик,
перед ним.
 – Ты что здесь делаешь?98
 – Аркадий, совсем рехнулся, сам же вчера просил тебя подме-
нить. Неужели не помнишь? – сблефовал Евгений, уповая на известное
ему от болтуна-деда, наличие психических отклонений у парня.
Сработало. Тот задумчиво:
– Может быть. Точно?
– Еще как.
– Тогда, сегодня, я за тебя получается?
– Несомненно, – Жеку развеселило подобного рода проявле-
ние амнезии. И дверь захлопывается перед носом обескураженного.
– Значит, записка на его рук дело, – неуспокоенно рассуждает
обманщик, поднимаясь к своим цыпам.
Там уже царит порядок: все убрано, постели заправлены и
расставлены, а еще неодетые маневрируют прелестями – не стес-
няться своей наготы по-видимому у них с ясельных лет.
Успокаивает, что все нормально, хотя тем, судя по всему, без-
различно, кто там мог стучать.
– Девки, смотря на вас, я снова готов увлечься.
– Так в чем дело: попытайся не глазами, – слова будущей рисо-
вальщицы.
– Скоро поварихи заявятся. Давайте лучше вас провожу побы-
стрее за территорию.
– Тогда проводи нас взглядом, – недовольно морщится Марина…
Через четыре дня у Борисова закапало – гонорея или, по-дру-
гому, «французский насморк».
Вроде бы испугался, но больше стыдно, когда сидит в очереди
кожно-венерологического диспансера – ощущение такое – видит
свои уши.
Принимал его пожилой врач с очень, даже, уместной фамилией
– Головкин. При этом шутник – сразу с порога:99
 – С наградой пришли, молодой человек? Понимаю, что не ме-
даль, и не орден. Проходите, не стесняйтесь.
Скорее для проформы попытал – откуда и как (выявление ис-
точника, судя по всему, входило в обязанность), но пациент держал-
ся партизаном – сказал почти правду – мол, связь была мимолетной
и случайной, а девушка совершенно незнакомой – ею для него и
осталась.
– А Вы знаете, чем сапожник отличается от венеролога? –
спросил эскулап, осматривая Жекин член, – лишь тем, что профессия
обувщика может, по поговорке, и предполагать отсутствие у него са-
пог, тогда как моя специальность не обходится без наличия у меня
же полового органа, – и нехудые, дряблые щеки задергались в смехе,
противном и тонком.
К тому же, перед уходом, держа рецепт на «трихопол» и «би-
циллин», была услышана скороговорка: «Сифилис – не бенефис, го-
норея – не каприз». Прозвучало многозначительно.
А та записка – предупреждение, теперь, лежит между страни-
цами Большой Советской Энциклопедии.
Потом, где-то в течение месяца, на настойчивые звонки этих
двух наяд отвечалось уклончиво:
– Болею, – и с надрывом кашлял. На дворе лето. В голове кру-
тился вопрос:
– Какая же из них?
Когда приглашения встретиться сошли на нет, Евгений понял –
выяснение «кто?» – совсем не принципиально – здесь что-то другое.
И интересно – тот диспансер, куда в течение двух недель он
ходил на уколы, находился на первом этаже дома, где жил Боб, чей
балкон нависал над входом туда. Пару раз они исподтишка наблюда-
лись. Но Вова молчал, а, уж его друг тем паче.100
В общем, с окончанием первого курса, Жекой приобретена
стойкая апатия к чувству влюбленности и способность затереть в
памяти обиды, нанесенные когда-то любимыми. А в отношениях с
другими женщинами – скрытый маловер.
В его комнате появилась икона. Бабушка на это факт малопо-
нятно заметила:
– Взрослеешь, внук.
Тот лишь пожал плечами – ясен перец.ОТ ГЛАВНОГО ГЕРОЯ:
«Прежде чем судить о чем-то – попробуй попробовать»
Белый лист бумаги, растревожен сон,
За окном все черным, в раме ночи схрон,
И берется ручка, и спешит рука,
Мысли непристрочены, фраза далека.
Как бы сделать просто, чтоб утихла дрожь,
И в борьбе с собою не порезал «нож»,
Тот «клинок сомнений» – острый и прямой,
Ранящий по-тихой тех, кто «не герой».
Он же вырезает даты, имена,
Мелким, неразборчиво грубые слова,
Так прими, бумага, почерк непростой,
Где не будет брани и улыбки злой.102
Сейчас из далеких «нулевых» нынешнего маргинала думы
настойчиво возвращают в молодость. В то время предатель-
ство еще не так ранит. Это потом, с каждым прожитым годом,
подлость воспринимается все острее.
Школа и университет, конечно не как заведения, а то время,
куда чаще всего «пришвартовывается корабль воспоминаний»
Борисова, порой доводя до гипнотического ступора.
Сегодня выпал удачный день – на продуктовой базе он раз-
гружает вагон – это для него серьезные деньги. Удачно подсу-
ропил такую работу, никто иной, а Саша-Борода. Светка будет
обходить помойки одна.
Бригада таскает 50-ти килограммовые мешки с сахарным
песком. Платят по двойному тарифу, так как с погрузчика сгру-
жают еще и на склад. Поэтому разделились: Сашка, Федя-Глаз и
«Лукоморов» на разгрузке с электрокара, а Жека и двое, ранее
ему незнакомых, таких же по-видимому, бездомных, горбатятся
в холодном товарном, к ним придана и мощная Ираида. Фронт
работы определил интеллигентного вида человек средних лет,
похоже, еврей.
На первом этапе интенсивность таскания Федькиной же-
ной ничуть не уступает мужской. При этом она теребит этих двух
своим любопытством:
– Вы откуда и кто?
Те не очень-то и разговорчивы. Евгений пытается по-тихому
ее урезонить:
– Чего пристала к людям. Видишь не хотят контачить с
нами. Все у них хым, да гым.
Ну и, конечно, получил:103
– Иди-ка ты. Тебя не спросили, – видно, как новые мужики
вызывают у нее бабий интерес, и с этим ничего не поделаешь.
Нет никакого смысла одергивать эту кобылу с яйцами.
И услышано, что один из них – Григорий, второго зовут Веней.
Оба неделю назад приехали из такой далекой отсюда Костромы.
Сняли комнату у одинокой бабульки в частном поселковом доме –
 вот и все из скупо рассказанного Вениамином, его товарищ хму-
ро отмалчивался.
Их имена и город, откуда они прибыли, вызвали у Борисо-
ва прямо-таки ассоциативную «дрожь». Но ее заметно поубави-
лось, когда тут же узнал, что Григорий не слышит и не говорит –
тот, другой, не имел тогда подобных проблем. Да и скупой на
слова Веня совсем не напоминает еще одну рожу.
По тому как, кто с голосом, объясняет на руках что-то сво-
ему товарищу становится ясно – он, худосочный, в этом дуэте
главный.
Работают без перекуров – на линии два погрузчика. Из-
редка в слабоосвещенной «переносной» вагона Борисов ловит
на себе взгляды немого. Часа через три, заметно подуставшая,
Ираида требует объявить обед, согласны и остальные, включая
электрокарщиков.
Выйдя на платформу, закуривают. Метет, а порывистый
ветер такой, что, сделав несколько затяжек, спешат обратно.
Вскоре появляется троица, трудившаяся на теплом складе. У Фе-
дора пакет – там заранее приготовленные перекус и выпивка с
комплектом одноразовой посуды.
Своим кругом расселись прямо на мешках. Александр с хит-
рым прищуром почесывает расхристанную бороду, которую он
гордо считает продуктом своей лени, обращается к костромичам:104
– Други, водку будете?
– То есть? – вопросом на вопрос, кто может говорить.
– Да нет, это я, так, в принципе, спрашиваю.
– А мы, в принципе и не пьем. – улыбается Веня.
– Шучу, все у нас найдется, – Сашка оценил его находчи-
вость, – присаживайтесь к нам, – совсем дружелюбно.
Но эти двое почему-то мнутся. Вернее они что-то жестику-
лируют между собой. Вот тут-то Борисов, в плохо и не по-зимне-
му одетом Григории, узнает сильно постаревшего Гошу. Тот тоже
теперь неотрывно смотрит на Жеку – он-то, сто пудов, разглядел
его раньше.
За день перед самой операцией, в 94-ом, была мимолетная
и, наверное, неслучайная, с Гришей Быковым встреча.
С накинутым на плечи больничным халатом он стремитель-
но вошел к нему в одиночную палату, куда никого не пускали.
Сказать, что Жека удивлен – значит, ничего не выразить по
поводу такого посещения.
Бывший муж его покойной жены розовощек и весел. Не-
брежно повязанный дорогой галстук подчеркивает стиль.
– Знаю, не ожидал, – предложением гоготнул он, и суетли-
во выложены на тумбочку апельсины, а в вазу на окне воткнуты
пять желтых роз, где уже стояли хризантемы, переданные вчера
коллегами.
С момента пропадания Гоши в неизвестном направлении
прошло без малого десять лет. И сейчас здесь – словно выпрыг-
нул из небытия.
– Куда тогда пропал? Что послужило причиной? За эти
годы этот тип ничем и никак не обнаруживал себя. А ведь у него 105
живы родители. Странное бегство – зачем и от кого? И сего-
дняшнее появление больше похоже на кладбищенскую пляску.
Через кого навел справки про меня? – вопросы душили, но Евге-
ний решил молчать. Так еще сильно он никого ненавидел.
Перегнувшись через спинку кровати, посетитель больного
смотрит в упор и как-то устало:
– Мне бы сдохнуть как тебе – вот где счастье. Ну, да ладно.
Бывай, моя удача – неудача!
Будто очнувшись от некой восклицательной дремоты, Евге-
нию Петровичу слышна удаляющаяся поступь, словно копытами.
Ему стало как-никогда спокойно.
Засыпая, медленно обводит взглядом помещение – оста-
лось четыре розы и пропали принесенные апельсины. Остро
запахло нашатырем, но сон наступает.
Завтра предстоит операция. Какой «там» мир?ОТ ГЛАВНОГО ГЕРОЯ:
«Любой добрый поступок – это, прежде всего, ради себя»107
– Почему из Костромы? Как этот человек дошел до состо-
яния «бича»? И может ли он пролить свет на то, что случилось со
мной? Кто ему этот Веня? – завихрились мысли наперекос, когда
к Борисову пришло узнавание однокашника.
Наконец, Вениамин выдавливает из себя:
– Ребята, не заморачивайтесь – мы в столовку.
– Идите, раз так, – эгоистичен Федя, доставая бутылку из
принесенного. Неожиданно она вываливается и вдребезги. Тут
же, в возмущенных словах дружных сотоварищей «одноглазый»
противоположно меняет свою половую ориентацию. Но это еще
не все – он удостаивается от Сашки несильного профилактиче-
ского удара в челюсть.
– За что? – неподдельно возмущен растяпа.
– Знаешь, урод, тебе можно и без причины, а ты с водкой
так поступил, – гневается, когда-то, районный прокурор.
Ираида, по обыкновению, не на стороне защиты своего
благоверного – ей больше нравится алкоголь.
Эти, ухмыльнувшись, уходят. Жека в полном замешатель-
стве – пригласить их вечером к себе? Что Гоша может мне ска-
зать, вернее написать?
На данный момент в нем борются два противоречивых чув-
ства: на одном полюсе неприятие и презирание земляка, на дру-
гом – острое желание использовать возникшую возможность
расспросить о своих «провалившихся» куда-то годах – вдруг
ответ и найдется.
– Чего не пьешь? – Туголуков возвращает его в «вагонную»
действительность. Оказывается, пока Борисов раскорячился в
думах, в ход пошла вторая «беленькая».108
– Да, да, – делает крупный глоток. Обжигающе, как от
спирта, поперхнулся и закашлялся. Вокруг засмеялись, а прови-
нившийся Федор участливо постучал по спине, кто-то подал ма-
ринованный огурец.
Продолжая оставаться в некой прострации, Евгений все же
в пол-уха слышит, как фальшиво насвистывает битловскую мело-
дию Сашка, рядом Кеша вдарился в философские рассуждения:
 – Ираида, послушай – если ты съела одну булку, а я только
колбасу, то это совсем не значит, что мы схавали с тобой бутер-
брод. Во, диалектика!
Та, к кому он обращается, слушает невнимательно, озабо-
чена другим – заканчивается первый и до самого вечера, видимо,
последний «пузырь».
А вот и Кострома – тоже отобедали. Вслед за ними появ-
ляется тот, который утром расставлял по местам:
– Хватит водку кушать. Давайте, дорогие мои, работать –
ее еще смотрю много. Вам четыре часа на полную разгрузку.
И кто будет платить за простой вагона, надеюсь, всем понятно?
Когда ушел, Иннокентий продолжал оставаться на своей
«волне»:
– Все таки, это тавтология, если говоришь: «Хитрожопый
семит».
Народ спешно разбредается. Почти трезвую Ираиду Боро-
да берет на склад, заменив ею Федю – наказание того продол-
жается.
Вторая половина дня тянется долго. Цикличное движе-
ние согнувшихся в кряхтениях под тяжестью мешков, силуэтов.
И Быков и Борисов стараются не смотреть друг на друга. Только109
Веня начинает отпускать односложные командные реплики в
адрес одноглазого, который, видно нешуточно, вымотан. Жеке
активно не нравится ни тон Вениамина, ни тот, кто задолго до
окончания работы в конец обессилел.
Уже хотевший было встрянуть в эту ситуацию, он, с удивле-
нием, видит как увесистый Гошин кулак поочередно появляется
у этих перед носом. Выразительный жест, как ни странно, тотчас
возымел действие – тщедушный прикусил язык, а второй, не по-
симулянтски, стал попадать в трудовой ритм.
Наконец, отвезен последний поддон. И через какое-то вре-
мя Саша-бригадир раздает заработанное. Почти не обманывает,
лишь сотни три в свою пользу вычитает у номинального супруга
Ираиды.
Незадачливый пробует оспорить подобный алгоритм рас-
пределения. Но услышав от предводителя их коммуны демокра-
тично-вразумляющее:
– А не сосал ли ты у мертвого орангутана, – разом успока-
ивается и заходит за спину Ираиды.
Григорий вопросительно смотрит на Евгения – пора расхо-
диться по домам. Тогда вытаскивается всегда носимая с собой,
шариковая ручка и на, только что полученной, тысячерублевке
пишется: «Приглашаю тебя в гости».
Пробежав глазами, глухонемой кивает в сторону Вени. По-
нятно, хочет идти с ним. Жека, безусловно, согласен на него –
будет переводчиком.
Им замечено – с какой ревностью остальными воспринято
такое проявление его радушия по отношению к новеньким.
– А тебе это надо? – пробурчал Борода, судя по всему,
планирующий побывать со всей честной компанией у него.110
Дошкольное детство Женечки Борисова, если не считать смерти
родителей, нельзя отметить, какими-либо, особыми переживаниями.
Помнится разве что робкое ухаживание за девочкой из группы –
Лилей Гариповой. Так, на прогулке эта, вся в кудряшках, наступила
на собачью (может кошачью) какашку – он, под смех ребятни, па-
лочкой отдирает с ее сандалии пластилиновое зловоние. Вот только
девчушка не оценила по достоинству его рыцарский поступок – на
следующий день в колонне она шла за руку с другим мальчиком, об-
ладателем сказочного имени – Емеля.
А ведь незадолго до того этот «плохиш» был бит за шантаж и
вымогательство, правда, таких слов Женя, естественно, знать не мог.
Просто-напросто мальчуган Емельян услышал, как простояв-
ший недолго в углу, за какую-то провинность, в общем-то, дисципли-
нированный Женька храбро заявил детворе, что воспитательница –
дура. И вот в сей момент маленький негодяй потребовал за свое мол-
чание пластмассового всадника-чапаевца из набора, что был пода-
рен бабушкой.
Поначалу пятилетний Борисов струсил и безропотно отдал тре-
буемое. Но когда вскоре заявилось о претензиях на второго подоб-
ного игрушечного персонажа (их всего двенадцать – словно апо-
столов), то Емеля смог хлестко получить в скулу. А ведь свидетелем
всего этого являлась несравненная Лилечка.
В результате: узнавшая о себе разгневанная воспиталка, заре-
ванный Емельян в шортах, и его сердитый высоченный папа, вернув-
шийся в стойло «конник», и бабуля, заявившая потерпевшим сторо-
нам примерно так:111
 – Мой внучек, считаю, молодец, но за язык будет наказан, – что
обернулось для него вечерним запретом на просмотр «Спокойной
ночи, малыши», который, совсем и не расстроил.
Уже в то время ему не по-детски задумалось:
– И что надо этим девочкам, чтобы им полюбиться?
Евгений Петрович помнит – потом долго грустилось.ОТ ГЛАВНОГО ГЕРОЯ:
«Красота, возможно, и спасает мир,
но у комплексующих людей, зачастую,
вызывает только пессимизм»113
Учеба от первого до последнего звонка прошла в стенах одной
школы.
Первое сентября – короткостриженый первоклассник Женя
гордо и с замирающим сердцем вышагивает с огромным букетом
гладиолусов. Позади еще молодая Анна Ивановна – о чем-то разго-
варивает со своей коллегой.
Школьный двор – торжественное построение и все такие на-
рядные. Яркий солнечный свет вовсю брызжет в глаза – приходится
щуриться. Вот звонит колокольчик, и первоклашки, толкаясь ранца-
ми, входят в пахнущий краской вестибюль.
С этого дня Жека – ученик 1-ого «А», а соседом по парте ста-
новится пухлощекий мальчик Вова. В том же классе где-то сейчас
сидят Андрюша (он же потом Мастер) и Гоша Быков.
Семилетний Борисов взволнован – до сих пор не приходилось
ощущать себя таким большим и взрослым.
Активный по натуре, у которого, по выражению бабушки – шило
в одном месте, он сторонился участия в общественной школьной
жизни. Не верилось, что все эти председатели советов пионерских
отрядов, редакторы стенгазет, комсомольские вожаки, в большинстве
своем, занимаются такой нудятиной от чистого сердца – всего лишь
выскочки самовлюбленные. В особенности это касалось ребят. К дев-
чонкам-активисткам относился более снисходительно – их желание
выделиться не так раздражало.
Григорий был из таких – всюду и везде много, а, как-то сразу
подружившиеся Боб, Мастер и Жека – полные антиподы такому, во
всем навязчивому.
Тройка друзей умеет сподвигнуть класс, например, как на срыв
урока, так и на победу среди параллели по сбору металлолома. 114
А когда, в пятом, классная руководительница тоном, не терпя-
щим возражения, объявила, что в инсценировке на смотре художе-
ственной самодеятельности к 7-му ноября примет участие «сплочен-
ная троица» – четвертая, причем девчоночья роль, на глазах у всех,
была выпрошена этим самым Гришей Быковым.
Предполагалось играть сценку из кинофильма «Неуловимые
мстители», где на фоне восходящего солнца квартет красноармей-
цев: Валерка, Данька, Яшка-цыган и девушка Ксанка поют известную
песню и произносят патриотические речи. Проходит пара репети-
ций, и Женю-Даньку охватывает мандраж – он начинает бояться
будущих зрителей, путать слова и понимает, что лицедейство на пуб-
лике уж точно не его. Тогда как и Вовчику и Андрейке, не говоря о
Гоше, подобное кривляние очень даже по душе. Мальчик Быков же,
вообще, входит в артистический раж – в парике, с кукольным лицом,
деланно фальцетит, а имитируя поступь коня, чья голова на палке
между ног, призывно виляет задницей.
Начало самого выступления сопровождается смешками зала,
которые переросли в гогот, когда Жека, размахивая фанерной саб-
лей, на заключительном круге спотыкается о муляжный пень (пре-
дательски на глаза сползла буденовка), оставшийся от предыдущего
номера. Скакавшие за ним, как домино, повалились на него.
Другими словами, вхождение в актерство обернулось позором.
Классная потом посчитала, что упал он специально, чтобы пове-
селить народ, но подобное клоунство никогда не было присуще ему.
И в дальнейшем, взрослому Борисову нередко в различных си-
туациях ставили в упрек некую нарочитость, этакую искусственность
и даже позерство в действиях-поступках.
А в школе победитель городских олимпиад и комсорг Григо-
рий продолжал оставаться нечленом Жекиной команды. Только 115
с приходом в их класс Ирки Быковой он, видимо, перестал нуждаться
в таком товариществе.
Невооруженным взглядом наблюдается, что она нравится
Гоше, но беда в том что Евгений здесь перешел дорогу. Наверное, с
этого момента, в общем-то безобидный парень пытается по-мелкому
гадить более удачливому сопернику. То донесет директору о факте
фарцовки в стенах школы западными пластинками, то Ирине что-то
нашепчет через других, выставив Женьку в невыгодном свете (тут
она смеялась, рассказывая об этом своему молодому человеку).
Если на Гошину болтовню и сплетни внимание не обращалось
(удел слабых), то за донос, выяснив откуда ветер дует, Борисов на-
градил его подсиненным глазом и некрасиво свернутым носом.
Шуму случилось много, и на горизонте забрезжила колония. Слава
Богу, обошлось как-то. Хотя Анна Ивановна долго не могла придти
после этого в себя.
Гриша же в результате того битья заметно сник – стал незаметен.
Вот только летом, после девятого класса, Жека так и не разобрал –
как могло случится, что его обожаемая Иришка втихую скурвилась и
легла под этого гнуса.
Позже судьба снова сведет их близко, но ни у Жени, ни, тем бо-
лее, у нее не возникло почему-то желание выяснять. Правда, следует
отметить, здесь он сам себе до сих пор удивляется.
И сейчас, у заросшего седой щетиной, пятидесятилетнего
мужика нет такого вопроса к шагающему рядом Григорию Быко-
ву. Пытать на эту тему не собирается – важнее, теперь, для него,
узнать про другое.ОТ ГЛАВНОГО ГЕРОЯ:
«Иррациональность – всего лишь рациональность
собственного разума плюс кажущаяся
логичность поступков»
Октябрь. Лес. Задумчивое небо прохудилось.
 На ветках дрожь осеннего листа.
В такую пору птицы замолкают,
 набег тоски и мыслей простота,
И руки в теплоте карманов, а пальцы сжаты в кулаки,
Бредешь кривой «тропой обмана»,
 ее давным-давно топтали дураки.
Она кончается оврагом, на дне которого ручей,
А по нему плывет кораблик, кораблик «снов-мечтаний»,
 и он теперь ничей,
Вот крутит его и бросает на берег,
 где вряд ли найдется ночлег,
Мир красок весны слегка угасает
 и не предвидется «Ноев ковчег».117
В сегодняшних, не всегда трезвых снах и воспоминаниях наяву
годы студенчества, уже во многом заретушированы дымкой време-
ни, и где-то краски совсем поблекли, но что-то еще достаточно ярко,
рельефно.
Третий курс – зимняя сессия, суббота. Жека спешит на экзамен –
предстоит сдавать «научный атеизм» и, кроме того, раздать стипен-
дии, что входит в обязанности старосты группы.
Улица дышит (не меньше минус тридцати) трескучим морозом.
А одет, любящий внешний шик, явно не по погоде: демисезонная
польская кожаная куртка, под ней шестьсот, с небольшим, чужих ру-
блей, холодные ботинки производства армянских цеховиков, а голо-
ву венчает дефицитнейшая, так называемая, «москвичка», из серой
нерпы, размерами и формой больше похожая на ведро.
День не задался с самого начала. Полчаса ожидания на оста-
новке, и только тогда вдалеке появляется троллейбус. За это время
почти перестают чувствоваться уши и нос. Не очень-то и помогает
интенсивное массирование проблемных участков.
Не доехав метров сто, рогатая машина останавливается. За-
мерзшая толпа аккумулировано ринулась к ней. Общий выдох разо-
чарования – нет тока. Возникшая проблема усугубляется и тем, что
автобусный маршрут в километрах двух отсюда, а время экзаменов
неумолимо приближается. Опоздание грозит недопуском.
Придерживая головной убор, чтобы не свалился, Борисов
перешел на рысцу. В том же направлении метнулись и другие.
Через двадцать минут его лицо плотно уперто в филейную
часть высокой женщины, стоящей на верхней ступеньке задней пло-
щадки теплого «Львовца». Из района новостроек ехать девять оста-118
новок. По пути следования, пропуская выходящих, кто-то ненарочно
сбивает с него меховую красоту – та летит за закрывающиеся двери.
Пока Евгений докричался до водителя, автобус успел проехать
порядочное расстояние. Вывалившись из него, побежал подбирать
потерю. Никто его не стал ждать – набитый салон поехал дальше.
Когда до шапки оставалось совсем немного, случилось страш-
ное – она попала под колеса следом проезжающего «КАМАЗа».
Вид ее был ужасен – грязноватый, прямоугольный блин. До нельзя
расстроенный хозяин пытается придать былую форму и хоть немного
очистить снегом. Но все тщетно – неустранимые складки теперь при-
дали ей похожесть на папаху, а мазутное пятно размером с кулак
легло черной кокардой.
Водрузив «это» на голову, по смешкам, доносившимся с оста-
новки, объяснилось очевидное, что не такая «красота» спасает мир.
В такой момент стужа не сбавляла градус.
Безнадежно опаздывающий, через каких-то минут пятнадцать
вновь в автобусе, где, не упрекая друг друга ни в чем, пассажиры
сосредоточено толкаются.
Вот здесь ему повезло сразу вдвойне – он снова не мерзнет –
раз, и прижат к нему, ни кто иной, как молодой доцент Нужин – тот,
кто будет принимать сегодня экзамен, теперь два.
Сдержанно здороваются. Хорошо видно – тому не очень здо-
рово от того, что студент является свидетелем его непунктуальности.
Смотрит чем накрыт рост старосты:
– Городской транспорт – просто беда.
– Да еще какая, – вторит обладатель когда-то последнего писка
моды. Из-за тесноты стащить с головы «то самое» не представляется
возможным. 119
Наконец, им выходить. Ускоренным шагом, молча (Жека специ-
ально чуть отстает) доходят до дверей здания факультета.
Непопадание ко времени составило сорок минут. Первым, по-
казав студенческий билет, «вертушку» проходит вскоре экзаменуе-
мый и останавливается дожидаться. А там, на вахте, творится недо-
разумение – экзаменующего не пропускают.
Объяснение такому казусу крайне простое – недавно работа-
ющий вахтер-старик и забытый преподавателем пропуск. Далее со-
всем весело. Доцент со значительностью в голосе:
– Уважаемый, я же Нужин!
Полуглухой страж сварливой интонацией:
– Ась? Да, все вы тут нужны! Отойди в сторонку, – тыкает он.
У обоих красные лица.
Попытавшийся вступиться, Жека получает:
– Ты, студентик, топай, не мешай службе, – дедок рьяно продол-
жает исполнять церберовские обязанности.
Замечено, дневные охранники любого заведения, независимо
от пола и возраста, уж очень часто упиваются своим положением
и мнят себя не меньше, чем «генералами», а люди без надлежащих
документов с нескрываемым удовольствием приравниваются ими к
«нулям».
С такими псевдосоциальными конфликтами разных уровней в
течении жизни сталкиваются все без исключения – вот только один
и тот же человек, в зависимости от ситуации, может менять сторону
баррикады.
Но тут, на доцентское счастье, вошла в здание та, которая когда-
то назначила Борисова старостой. И упертый старикан срочно раз-
жалован в «рядовые». Видно, как обе стороны недовольны: одна – 120
так и несостоявшимся нагоняем от лица замдекана за нарушение
документально не доказанной субординации, другая – что не дали
подольше поизмываться, охраняя «секретный» объект, над этим
«наглецом» – так был выкриком назван в спину и так перенервни-
чавший Нужин.
У аудитории уже вся группа в сборе, и сейчас не до раздачи
стипендий. Разобраны билеты, и быстро проходит час подготовки.
Не изменяя своей всегдашней тактике, первым идет отвечать,
когда-то рабфаковец, Айдар, за два с лишним года учебы не вылеза-
ющий из «троек», да еще с кучей «хвостов». Зачастую, не хватающе-
му звезд с неба такой прием приносит успех – ставить вполне объек-
тивный «неуд» рвущемуся вперед у многих рука не поднималась.
Вот и в этот день, совершенно не попадая в ноты «вопрос-от-
вет» получает нехитрозаслуженный «тройбан». Выставляется оцен-
ка, и довольная улыбка не сползает с его усатого круглоличья.
У Евгения, изредка посещающего церковь, данная дисципли-
на вызывает тихое неприятие. Такое объяснимо – когда со страниц
учебника по научному атеизму утверждается неверие в высшие силы,
возникает безотчетный страх, что грядет тебе наказание. В то совет-
ское время безальтернативного материалистического мракобесия он,
будущий философ, страдает невнятным идеализмом. Но выбор отсут-
ствует, и обязательный предмет приходится все-таки сдавать, и вслед
Айдару садится отвечать – хочется побыстрее отбрехаться и забыть.
Его сегодняшний попутчик в меру лоялен и желает записать в
зачетке «отлично», но она, оказывается, впопыхах, оставлена дома.
– Езжайте, молодой человек, за ней. С завтрашнего дня я в
отпуске, поэтому будьте добры позволить мне, пока здесь, поставить
отметку. Давайте соответствовать установленным порядкам, – вче-
рашний аспирант желает казаться строгим. 121
Как бы ни хотелось, придется идти, ради соблюдения кем-то
придуманных формальностей. Стоящего в коридоре хронического
нестепендиата Айдара информирует:
– Пусть никто не расходится. Вернусь и выдам народу деньги.
Несмотря на более чем успешный экзаменационный итог, на
вешалке без настроения получен замятый колпак.
Мороз все не отпускает. Нырок в стужу отмечен возобновив-
шимся покалыванием ушей.
Чтобы кратчайшим путем попасть на остановку, следует миновать
проходной двор через сквозной подъезд старого трехэтажного жило-
го дома. В его чреве пахнуло запахами ветхости и пищевыми отхода-
ми. Поспешая мимо деревянной лестницы, ведущей на второй этаж,
боковым зрением зацепляет чьи-то недвижимые ноги в стоптаных
на задниках летних ботинках и краешек серых брючин с манжетами.
Тут же послышались шаги спускающегося, а потом удар по го-
лове чем-то тупым и тяжелым.
Очнулся Жека от тормошения. Над ним, стоя на коленях, скло-
нилась женщина сорока с небольшим лет, в повязанной крест-на-
крест белой шали, поверх старомодной цигейки. Больше никого.
– Кто тебя так, мой мальчик, Женя? – голос полон неподдель-
ной тревоги.
Размыто подумалось: «Откуда ей известно мое имя и дано пра-
во меня называть своим?»
Незнакомка помогает ему подняться. Затылок, который в кро-
ви, нестерпимо саднит, в висках бухает молотом. Тошнит и шатает
так, что пол уходит. Шокированный нападением озирается вокруг
себя – в углу многострадальная «москвичка», а сзади сердобольная
в причитаниях-междометиях, промакивающая чем-то рану.122
Все ли цело из вещей? Часы на месте и «молния» на куртке
наглухо застегнута. Уже машинально хлопает себя по груди – там, в
пиджаке, должны быть рубли под резинкой, но карман пуст.
Перед глазами поплыли радуги и тело обмякло.
Сильное сотрясение мозга – таков был диагноз врачей. Только
он не вспомнит как попал в больницу, когда вечером открыл глаза,
лежа в палате на койке с перевязанным «горшком» черепом, а под
подбородком большой марлевый бант.
На слабый голос: «Как я попал сюда?» – симпатичная ровесница-
сестричка, пришедшая сделать ему укол, пожав худыми плечиками:
«Кто-то вызвал «скорую», тебя и привезли».
Время недельной лежки в травматологическом отделении про-
ведено в компании шестерых разновозрастных соседей по палате.
Ленивые разговоры с ними или полусонное выслушиванье чьих-то
рассуждений, подчас бесконечных, могли прерваться процедурами,
приемами пищи и посещениями к потерпевшему.
Среди травмированных наиболее интересным собеседником
Евгению показался мужик, где-то до сорока, со сломанными в авто-
аварии ногой и ключицей. Именовался Михаилом и косил так, что
создавалось полное впечатление – глаза смотрят друг на друга и
уморительным такой дефект вряд ли назовешь.
Он, который по профессии строитель-снабженец, представлял
собой этакого афористичного философствующего сибарита и часто
почему-то именно к Борисову обращал свое навязчивое внимание.
Из того, что запомнилось:
– Хоть убей, не всегда понимаю собственные решения и по-
ступки. Но, если вдруг представиться идиотом, то все нормально.
И это мне помогает…, – или:123
– Вот все-таки странно. У меня сейчас жена беременная – так,
кто не попадя, ее гладят по животу, лезут с поздравлениями, а мне
не поглаживают ни яйца, ни остальное, и никто даже не вякнул, что
молодец.
Шкала его неухоженных мыслей отмечена была широтой – от
секса до теории о «черных дырах», вычитанной в журнале «Наука
и жизнь» за 1978 год. А эта дурацкая шутка, относящаяся ко всем,
невнимающим ему: «Будь добр, не строй из себя, если ты, к тому же,
не строитель, – и каждый раз такой низкопробный каламбур не вы-
зывает смеха.
На вопросы этого Миши Жека научился отвечать. Что-то при-
мерно так:
– Ты чего не бреешься по утрам?
– Некому оценить.
– Ну, хотя бы для себя.
– Тогда, лучше водки замахнуть.
– У тебя и правда нет девчонки?
– Точно.
– Почему?
– Знаешь, жена против. А еще, колют не только уколы, но и дро-
ва, – но с ним было не скучно, и он, как ни удивительно, меньше всех
раздражал.
Первой, конечно, тогда навестила перепуганная до смерти ба-
бушка:
– Я тебе, Женя, тапки принесла.
– Надеюсь, не белые, – ерничает внук.
Приходили и Боб с Мастером и совсем неожидаемые – Айдар с
Дарьей (та – одна из колхозных поварих). Появился и следователь, 124
снявший показания, под чью диктовку написано заявление о напа-
дении. От него и выяснилось – по приезду «Скорой помощи» рядом с
распластанным Борисовым никого не оказалось.
В больничной бессоннице, на скрипучей кровати, постоянно
думалось о той женщине, что пыталась ему помочь. Затуманенный
таблетками, разум пикал – он знает ее давно.
Перед выпиской сняли повязку, названную в честь какого-то
Спасокукоцкого (есть такой термин в медицине), а зеркало показало,
что уши обморожены и по-чебурашьи оттопырились. Кожа с них об-
лезла лоскутами, а потом три года они пощипыванием реагировали
на малейший температурный минус.
Анна Ивановна, со скорбным видом, отдает внуку деньги, сня-
тые со сберкнижки, чтобы тот, наконец, раздал – прошло без малого
две недели, как люди сидят без стипендии.
– Ба, я знаю, что это «гробовые». Да ты еще у меня такая моло-
дая и полгода, пока долг возвращаю, жить будешь, – пытается пошу-
тить Жека.
– Да ладно тебе, может найдут негодяя, – бабушка источает
сдержанный оптимизм.
А сегодня он вызван повесткой в районный следственный
отдел. Этот же капитан, который приходил к нему в больницу. Сразу
начал:
– Проанализировал, молодой человек, тобою рассказанное
и написанное и пришел к выводу – сплошные нестыковки. Кто мог
знать, что у тебя такие деньги? Почему ничего другого не взяли? Ту
же, например, шапку, вот и часы, смотрю, у тебя неплохие.125
Евгений удрученно молчит – не ожидал подобного поворота.
Эту паузу пузатый следак с кобурой на ширинке видимо, расценил
почти как признательное согласие с его версией произошедшего.
И он, уже в открытую:
– Ну, точно «самострел»! Вводишь, парень, следствие в заблу-
ждение. Куда дел чужие «бабки»? – в голосе предвкушение раскры-
того дела.
До соплей становится обидно за эти слова «держиморды», зву-
чавшие дикой несправдливостью.
– Вообще-то, я все деньги вернул. И тогда зачем мне весь этот
«камуфляж»?
– Сей факт еще ни о чем не говорит, – но замечается – капитан,
явно не знал об этом и потому слегка обескуражен, даже закашлялся.
– Если Вам, товарищ офицер, теперь стало понятно, я, пожалуй,
пойду, – Борисов привстает со стула.
Зрачки дознавателя по-рачьи вываливаются из орбит. Сквозь
зубы цедит:
 – Сидеть. Сейчас, по очереди, будут приглашенные двое «би-
чей», живущих поблизости того самого подъезда. Было бы нелишним
узнать кого-нибудь из них. Деньги ты, вряд ли, вернешь, а посадить
эту шваль, безусловно, можно, – цепкий взгляд бесцветных глаз.
– Повторяю, видел только ботинки – и то мельком. Да и обувь,
все-таки, не лицо.
– Ничего, укажешь и на рожу.
– И не подумаю, – разозлился потерпевший, и с неожидаемой
смелостью, от себя, – у вас, по-моему, в заведении руководствуются
не принципом: найти, доказать и в суд, а наоборот: засадить, собрать
улики и, потом, убедиться, что не тот виноват. Здорово. 126
Лоб и щеки человека в форме пошли красными пятнами:
– Молчать! – вскрикивает он, – не будь дураком, – препира-
тельство студента, видимо, взбесило. Заглядывает в коридор.
Заходит первый: неопределенных лет, кулаки синие от наколок,
на ногах полуразрушенные валенки, еще и с юмором:
– Гражданин начальник, скажите, пожалуйста, я обвиняемый,
подозреваемый или свидетель?
– Сам-то как думаешь?
– Конечно, свидетель, а кем же? Хотя предпочитаю быть им на
свадьбе – это много лучше, чем в ментовке, – обращаясь теперь к
Евгению.
– Наверное.
Выполняющий, по-видимому, с особым рвением план по раскры-
тию преступлений в своем районе, торопит вопросом: «Знакома ли
Борисову внешность или что-то из предметов одежды вошедшего?»
– Обязательно нет, – заявлено с нескрываемым злорадством.
– Свободен и позови другого, – приказным порядком будучи
сказано.
Оба! Кого же лицезреет Жека – никто иной, перед ним «Косма-
тый». Прошло два с лишним года с той гоголевской ночи в детском
саду, а он совсем не изменился: та же ушанка, не везде целая тело-
грейка с кое-где вылезшей ватой, эти, в светло-серое, глаза, харак-
терный запах, от которого милиционер морщит нос, и грубо зашитая
борозда на левой части лица. Про тогдашнюю обувку своего тезки
не помнит – сейчас этот субъект тоже стоит в валенках, на которых
новенькие калоши. И еще тогда не было замечено им отсутствие фа-
ланги на левом указательном пальце руки, которой он вытирает шмы-
гающий нос – впервые пришла мысль о сравнительности обликов 127
костромского водилы грузовика и этого, сейчас, с совершенно схо-
жим недостатком.
– Ну, и как тебе типаж? – капитан продолжает быть напори-
стым.
– А где нашли такого? – Следует встречный вопрос, чтобы спря-
тать удивление.
– Меня никто и не искал. Сам пришел, – вдруг встрял «Косма-
тый».
– Не понял, – озадачился Евгений и посмотрел в роскошные
усы мента.
Носитель живота-«бетономешалки» грозен и не стесняется в
выражениях:
– Что несешь, морда немытая? Участковый вызвал тебя, гнида
ты тоскливая!
Неприглашенный присесть опускает голову и начинает тере-
бить снятую шапку. Голос спокоен:
– Евгений Петрович, час назад я зашел в райотдел и сказал то-
варищу офицеру, что мне ведомо, где украденные деньги, и я готов
сообщить, но только Вам и наедине, – при этом скользнув по обоим
выразительным взглядом.
Немая сцена. Затем удар кулаком по столу, аж что-то со звоном
упало с него, – так разнервничался хозяин кабинета:
– Хватит бредить! Борисов, он или нет? Откуда ему известно
как тебя зовут и что с тобой случилось?
Кого спрашивают – нем. Непонятно почему следователь вконец
изоврался и зачем этому, в блестящих калошах, второй раз заявиться
перед ним, да еще предстать неким благодетелем. Если поведение
жопного служаки как-то объясняется, то тоже Женя больше похож 128
на сумасшедшего, причем, много знающего о Жекиной жизни. Стано-
вится не по себе и остается сказать:
– Не ведаю, – и это правда.
– Оба, убиратесь-ка вон! – капитан явно раздосадован и злость
кипит в нем, – хотя ты погоди, «обворованный друг», на пару слов.
– Евгений, я подожду Вас, пожалуй, на улице, а остальным –
прощайте, – и человек, обозначенный им как «Косматый», выскольз-
нул за дверь.
– Удивляешь. Зачем затеяли этот спектакль? Дурака из меня
делаете? А знаешь, что это мне напоминает: когда шутник, заполняя
графу в анкете «судимость», пишет, да еще поясняя – «нет, потому
что пока не поймали». Но вас я за вымя возьму, не сомневайся! – мо-
нолог любящего сравнительные параллели, к тому же, с ассоциатив-
ным смыслом, закончился угрозой.
Озадаченному Борисову остается лишь пожать плечами – ему
самому не терпится получить многие разъяснения на этот счет, а
главное – где деньги?
– Проваливай, сегодня без протокола, – охранник правопоряд-
ка как-то сдулся.
Но ни в стенах райуправы, ни на крыльце лицо со шрамом не
обнаружено.
– Мать вашу! – вырывается ненароком.
Его окликают:
– Уважаемый.
Оборачивается – перед ним тот первый – в наколках.
– Просили передать, – и протягивает листок.
Зеленым карандашом, крупно печатно выведено: «Найдешь в
почтовом ящике». 129
– А где он сам?
– Куда-то ушел, – был ответ, – я с ним не знаком, первый раз
вижу, – хотя об этом никто и не спрашивал.
Через короткое время запыхавшийся Жека вместе с газетами
вынимает пухлый самодельный конверт, на котором тем же зеленым
адресовано: «Лично Борисову Е.П.» – там пропавшая сумма, только
другой купюрности.
Когда в тот день вернул бабуле деньги, она, конечно, была по-
ражена. Успокоил, соврав, без подробностей, чтобы не вызвать лиш-
них расспросов – мол, деканат благожелательно решил возместить
из какого-то своего фонда.ОТ ГЛАВНОГО ГЕРОЯ:
«К понятию «классика» следует относиться проще –
как к предыдущей ступени модного»131
К середине четвертого курса Борисов скоропостижно «женит-
ся». И гражданской женой становится никто иная как, Ирина Быко-
ва. А ведь еще за какой-то месяц и предположить не мог, что судьба
выкинет подобный фортель.
Кем-то сказано: «По прошествии лет женская измена из безо-
бразного пятна на «зеркале памяти» может запросто превратиться
в царапину на «теле прошлого», правда, которую мужчина с маниа-
кальным желанием постоянно расчесывает».
Так, наверное, и есть. Любовные истории с Ирой и Риммой, в
какой-то степени, тому подтверждение. А что они сами думают о тех
своих поступках – кто бы ему рассказал?
Уже с год как до него доходили слухи – живут Быковы плохо:
скандалы на людях и детей все нет. Злорадства не было, но самолю-
бие страдало, все-таки, меньше.
Утро вьюжного января, каникулы, университетская лыжная
база. Пятнадцать минут на электричке, и приехавшие могут получить
ключи от неотапливаемого фанерного домика, где планируется без-
заботно провести целый день.
Их пятеро: Мастер с, теперь женой, Нюрой (так ее любит назы-
вать молодой супруг), Боб – самый спортивный и инициатор подоб-
ных вылазок и Жека с Милкой – та, которая была найдена в постели
внука-старшеклассника Анной Ивановной и с позором изгнана.
Людочка на данный момент учится в медицинском на терапевта
и пользуется успехом у парней, коим на сегодня является Евгений Бо-
рисов. И ее, и его, вполне все устраивает – она хорошо умеет снимать
половое напряжение, а он, ею утверждалось, ой как не безразличен
(типичное бабье лукавство не стеснительной ни в чем девицы –
так считал Жека).132
Из большой сумки компании слышен звук стекла – это демо-
кратичная в цене «Зубровка». Забрасываются вещи в заиндевевший
изнутри дом-«скворечник», и группа встает на лыжню. Людей на
трассе немного – надо думать, что основная масса любителей актив-
ного отдыха подтянется следующим пригородным поездом.
Глазам даже слегка больно от негреющего солнца и сверкаю-
щего снега. Все растянулись по лыжне, которая заводит в смешан-
ный лесок, а там, на поляне, в красно-розовых жилетках снегири,
совсем неиспуганно, стайкой спорхнувшие.
Женькино настроение в оптимальной форме – сессия позади,
в спину дышит добрая во всех отношениях девушка, а впереди еще
ждет дружеское застолье.
Первым, красивым классическим ходом, к порогу прибежал
разрядник Володя. Остальные дошли двумя плотными тандемами.
Разрумяненные девчонки мечут принесенное на низкий, хлип-
кий столик, стоящий посередине единственной комнатушки. Все го-
тово, и народ рассаживается на панцирных сетках пары голых коек.
Мастер плотоядно потирает руки:
– Ух, как хавать хочу!
Его ворчливая Аннушка:
– Андрюш, а ну-ка бросай свои мужланские выражения, – по-
мимо красавицы, она мнила из себя еще и утонченную натуру – яр-
кий образчик владелицы незаслуженных понтов:
– Дорогая, кушать я хотел до пробежки, а сейчас только жрать!
Сидящая рядом Милка щекочет губами ухо Жеки:
– Скажи мне что-нибудь приятное.
– Давай, лучше, сделаю, – ими задумано, что через некото-
рое время они вдвоем углубятся в густые ели, в ста метрах стоящие133
отсюда. Охота пуще неволи и минусовая температура никак не может
стать помехой.
Ее любимая поговорка: «У вас, мужиков, организм не всегда
требует секса, а вот мой не часто отказывает в нем», – в этом она вся.
Боб возится с кассетником «Весна», при этом бормочет:
– Взял в привычку слушать курс английского перед сном и те-
перь странности, когда звучит этот язык – хочется спать.
Напротив молодая чета. Борисову, вообще, непонятно, что их
объединяет. Злюкистая и блеклая Анна и Мастер – веселый сим-
патяга, с ликом печальным раннего Маккартни, ко всему прочему,
небесталанный, в будущем, как оказалось, радиофизик.
Впоследствии, Евгению встречались такие пары, когда в итоге
крепкий брак и полная идиллия, где муж – заядлый подкаблучник
и однолюб. Такой на рыбалку или на футбол ходит, если не с дра-
жайшей, то с подобными себе. Уже тогда это угадывалось.
Из магнитофона похрипывает Род Стюарт. Людмила требова-
тельно тянет за рукав. Вспомнилось, она как-то довольно тонко под-
метила:
– Чтобы прослыть шалавой, достаточно пару-тройку раз не по-
здороваться с бабульками у своего подъезда.
Жене мало льстит это показушное для присутствующих прояв-
ление нетерпения:
– Ну, идем.
Сделав лицо бесстрастным, он, с паром воздуха:
– Мы ненадолго. Не скучайте без нас.
И Мастер и Боб понимающе кивают. Разве что быстро набрав-
шаяся Нюра, с ехидством:
– Можно подумать, для этого другого места и времени не найти. 134
Людка Барышева (такую она носила фамилию) аж подпрыгнула:
– Подруга, мы не требуем подождать вас в сенях, которых нет, а
яд свой накапай Андрюхе, – дальше уж совсем мстительно, – помнит-
ся, ты мечтаешь о большой груди, так вот мой тебе совет – посмотри
на нее в лупу.
Назревала бабская ссора. Но до этого не дошло. Владимир,
тряхнув кудрями, поспешил по-пасторски и миротворчески выра-
зиться:
– Ступайте, дети мои, и размножайтесь. И попрошу на этом – стоп.
Анна обиженно фыркает, Мастер якобы увлечен закуской, у
Милки победоносный вид, а Евгений натягивает шапку-«петушок».
По неглубокому снегу двинули к недалекому ельнику. Кругом
чудесно зимним обыкновением. Медленной раскадровкой, взявшись
за руки, они дошли до небольшой, периметром заросшей, опушке.
Где-то, что удивительно, едва слышимые голоса – там, за деревья-
ми, колхозное поле и не проходит лыжная трасса. Покрутив голо-
вой, осматриваясь, источник звуков не был обнаружен. Только в
центре девственного, утыканного редкими пнями, заснеженного
пространства, что-то крупно выложено, вроде букв. Идти метров
тридцать.
На, нетронутом вокруг следами насте из набросанного лапни-
ка пять слов: «Женя, не будь идиотом. Твои», – даже с соблюдением
пунктуации, и коротко подстриженные ветки лежали ровно. Будто
кто-то бестелесный и обладающий искусством левитации побывал
здесь.
В утепленных штанах Борисова разом наступил ноль. Милка
восклицает, прошептав прочитанное и посмотрев в небо: 135
– Как такое может быть? Словно Карлсон прилетел. Это тебе?
Состояние прострации. Опять странное послание ему. О чем
оно предупреждает? Какие еще «твои»? Что все-таки происходит?
Садик, Кострома, колхоз, сейчас! Необъяснимая череда мистических
событий и назревающая паранойя. Грань яви и сна.
Сильно заболела голова, просто невозможно, а в глазах заряби-
ло черными точками.
Барышева трогает оцепеневшего кавалера:
– Пойдем отсюда куда-нибудь в другое место. Пока домики не
все заняты, давай попросим ключи.
Милка такая – несмотря на всю удивительность увиденного,
градус ее женского пыла ничуть не изменился – она по-прежнему,
хочет его. Вот только теперь Жека не слишком высокого мнения о
своих мужских возможностях:
– Отменяется, пошагали обратно. Сегодня обойдемся без «те-
рок». Настроение пропало почему-то, – оправдывается он, развора-
чиваясь.
Студентка-медик смолчала, но видно, что недовольна, с оскорб-
ленной невинностью поджав губы.
Зло разметав ногами хвою, Евгений идет следом за ней. Раз-
мышления на тему: что это значит и кто это делает? – совсем не
умозрительны. А еще, про себя, читает единственную выученную в
детстве молитву: «Отче наш…»
Проходя мимо окон своей арендованной избушки, странно не
услышать музыку, которая каких-то десять минут назад децибелила
через стекла. Не звучит и компания. Может куда-то ушли?
Но дверь оказалась незапертой и, скрипуче ее открыв, была
увидена спина в ярко-желтом пуховике. Резкий поворот короткой 136
прически и на него смотрят бутылочного цвета Иркины глаза. Взгля-
ды их встретились – полный смущения Быковой и, не скрывающий
свою столбнячность, Жекин.
– Ты? Почему здесь? – с трудом, теперь глядя в пол, выдавлива-
ется. Прозвучало так, словно давно ожидаемое ими свидание было
назначено в другом месте.
– Я, здравствуй, Женя, – тихо, но внятно.
Позади нее Мастер с Бобом подают ему какие-то знаки. Но Ев-
гению в сей момент, не до расшифровки их пассов.
– Знаешь, милый, дай-ка мне пройти! – это уже сердитый тон
Людмилы. Понять можно – мало того, что «личная жизнь» на дан-
ный момент не складывается, так еще неожиданно приперлась быв-
шая подруга ее нынешнего, а она, и это допускается, сама станет его
прошлым. Милка должна хорошо помнить Женькин школьный роман.
– «Не будь идиотом», – отдробилось в мозгах, – не с этим ли
визитом связано предостережение, оставленное там, на снегу.
Он вдруг ощущает: ее появление – очередной факт крутого для
него замеса нелогичности, тревоги и мистификации, – что этой за-
мужней и когда-то нечужой ему женщине надо?
Робкое стояние в тесноте очередной раз прервано бесцере-
монностью Барышевой:
– И долго вы будете любоваться друг другом?
На эти слова, наконец, реагируют:
– Давай уйдем отсюда, – зелень Ириных зрачков полна слез.
Такая просьба подталкивает Борисова к давно выстраданной
иронии:
– И куда же и зачем?137
– Пожалуйста.
– А как мои друзья? Я с ними приехал и у меня нет от них секре-
тов, – почти издевательской интонацией.
– Умоляю тебя – в голосе истерия.
Пропуская Милу, которая чуть не сбивает с ног прижавшуюся к
стене возможную соперницу, Евгений бросает:
– Пацаны, скоро вернусь.
– Что за срочность и как узнала, где я? – первым делом спросил
он, стараясь смотреть мимо, туда, откуда гуськом шли, получившие
лыжи, вновь прибывшие.
– Позвонила домой, и твоя бабушка, хоть и не сразу, но сказа-
ла. А вот почему я тебя искала, – из кармана извлекается вчетверо
сложенный листок.
На нем Гошиным убористым почерком: «Я уезжаю. Ты свобод-
на. Беги к своему Борисову – этот простит. Не вижу смысла подни-
мать шум из-за меня. В конце концов, стану для всех никем. Видимо,
на мне чье-то проклятье. Решено – избавлюсь от прошлого. Теперь
навсегда не твой – Григорий Быков».
Сумбур текста только усиливал бред излагаемого.
– Писал сумасшедший, – холодно констатирует Жека, возвра-
щая записку, – и теперь ты следуешь его завету, раз пришла сюда? –
уже не без доли ехидства.
– Когда «это» обнаружила? – он про прочитанный текст.
– Вчера. Днем была у мамы, а вечером дома увидела на столе.
Собака всю ночь скулила, – вид у Иры потерянный.
Смотря на нее, Евгений даже рассердился на себя: «А ведь я
начинаю прощать. Гоша прав».
– Да просто твой благоверный на что-то психанул. Найдется, –
старается быть суровым, что сложно. 138
– Нет, вряд ли, вернется. Мы давно стали чужими. Гриша ни-
когда не верил – смогу ли я забыть тебя? Здесь его правда и будет
лучше, если мы окончательно с ним расстанемся, – проговорено че-
рез всхлипывания, закрыв лицо варежками.
И все – Борисов спекся. Целует ее заплаканные глаза:
– А ну, долой слезы. Разберемся. ОТ ГЛАВНОГО ГЕРОЯ:
«Расхожее выражение – «стриптиз души»,
иногда вполне заменяется словом «покаяние»
Сбор «травы» немнущейся и не виден след,
Висками боль пульсирует, в рассужденьях – бред,
Смелостью бравируем, в голове же крах,
Что-то нам не можется, а время – впопыхах.
Лебедем небелым сознанье уплыло,
«Травы» те задуманы наркотиком давно,
Страхом исчезает граница в небесах,
Тело рассыпается, превращаясь в прах.
Там «трава» не стелется зеленью ковра,
В поиске отчаянном не найдешь добра,
Как не будет значиться жалости размах,
Раззудится немощью откровенный враг.140
Но ни в родительском доме, нигде либо еще Григорий Быков
так и не обнаружился, и в университете его больше не видели.
Со слов Ирины, из квартиры им был взят паспорт, двести ру-
блей и чемодан с одеждой. На заявление в милицию о пропаже чело-
века отреагировано прочтением оставленной записки, формальным
опросом близких, и куда-то разосланы ориентировки с нечетко отпе-
чатанным обликов в анфас.
Гошины отец и мать безутешны – сын уже как месяц не дает о
себе знать – и во всем винят невестку.
– Лишь бы не наложил на себя руки, дурак, – тревожится она в
свою очередь, – а в остальном – пусть живет, лишь бы на расстоянии
от нас (это «нас» немного пугало Борисова, да и не думалось, что ее
мужем, помимо личных вещей, прихвачены дополнительно веревка и
мыло, чтобы повеситься).
Такая скоротечность возобновления их отношений не делала
любовные Жекины переживания комфортными и триумфальными.
Исчезновение Быкова он стал считать не подарком судьбы, а чем-то
вроде негласного призыва к новым испытаниям – словно этот Гриш-
ка передал ему некую «эстафету» (не зря о каком-то «проклятье»
писалось). А эти елочные строки на снегу? О чем они?
В дальнейшем, в первое время, на Женькины неназойливые
расспросы: «Что же все-таки явилось причиной бегства ее супруга?» –
от соломенной вдовы (вздумалось Ирке себя так называть) неизмен-
но и односложно, как бы по заученному, следовало: «Давай, забудем
о нем. Любила всегда тебя, а изменить, мол, может даже самая лю-
бящая. И виноваты мы, как ни странно, оба. Я и детей от него ни-
когда не хотела. В «избавление от прошлого», упомянутое в письме,
итоговая реакция Гоши на мою нелюбовь к нему. Тогда соблазнил – 141
теперь получил», – всегда звучало, примерно, так. И каждый раз Бо-
рисов чувствовал лицемерие в таком ответе, сердитость и нежелание
обсуждать эту тему – то есть, давала понять, что между Быковым и ею
поставлена жирная точка.
В скором времени Жека перестал возвращаться к этому, но оса-
док остался: и от мгновенного сведения к минимуму Ириной своей
вины перед ним, и от резких, не совсем аргументированных на его
взгляд, высказываний по поводу Гошиного поступка. ОТ ГЛАВНОГО ГЕРОЯ:
«Всепрощенчество – прямой путь к регрессу»
Когда, куда, да и зачем? Пусть сразу же и в масть,
Но чаще, все-таки, читаются молитвы,
 что не дают пропасть,
Непопаданием фатальным мы бередим забытость драм,
Склонивши голову и преклонив колени,
 тот в поиске дороги, ведущую нас в Храм.
А он темнеет вдалеке и не наполнен теплыми огнями,
Стоит заброшен, без креста,
 а вход завален грязными камнями,
Своды в плесени там, и разрушен алтарь,
Мрак освоился здесь, да осклизлая хмарь.
И тут истекаются слезы, и пальцы в горячке дрожат,
Разбужены страхами грезы, которых нельзя отрицать,
Когда оттревожимся и враз отболеем
 и станем немного мудрей,
Забудется гнев наш и слабая сила,
 а прошлое станет светлей.143
Потом, через десять лет, в канун операции, перед ним, как
привидение, возникает тот самый Гриша, а спустя еще почти сем-
надцать лет они вместе разгружают вагон с сахарным песком.
И вот, сейчас, в далеком 2012 году, эти двое направляются
в подвал к одному из них, где с нетерпением ждет обещанную
водку Светка Никонова.
Анна Ивановна, когда узнала о реанимировании «love story»
внука с Ириной, сразу же заявила:
– Ты это прекращай. Мало других? Я ли не видела твоих пере-
живаний. Что, решил подобрать «объедки» с чужого стола?
А чуткие Боб и Мастер в унисон:
– Не повторяй ошибок. Мы не верим ей.
Милка, с колючим прищуром:
– Я-то думала – ты чуть умнее.
Получалось: бабушка – по-родственному, товарищи – по-дру-
жески, а остальные – от бабьего эгоизма – все они проявляют в об-
щем-то заботу о нем. Выводы сводились к одному – ему надо бежать
от этой женщины.
И сам вроде бы он понимал, и даже снилось: будто входит он в
длинный туннель с высоким сводом, освещенный небесным светом,
но, через некоторое время, вокруг начинает темнеть, а под ногами
что-то чавкать и уже приходится идти пригнувшись. Сон был тяже-
лым, липким.
Вот только, какие бы сомнения не роились в его растревожен-
ной душе, желание вновь быть с ней – много сильней.
В марте Жека переезжает к Ирине в двухкомнатную квартиру,
доставшуюся ей от деда-фронтовика. 144
Собираются вещи под укорительным взглядом бабули. В сторо-
ну виновато пробубнил:
– Не волнуйся за меня. Буду навещать тебя и не дам скучать.
– Да просто нехорошие предчувствия у меня от вашего союза.
Уж, лучше бы ты с этой Людмилой подушку мял, хотя на дух и ее не
переношу. Твоя мать-покойница наверняка осуждает оттуда – мол,
не углядела за сыном старая, – в печальной интонации.
– Ба, ну может, хватит, – обнимает ее за худенькие ключицы и
выскальзывает за дверь – к своей девушке-наваждению.
Их совместная жизнь поначалу протекает по лекалу медового
месяца: эмоциональный секс и долгие разговоры о прекрасном бу-
дущем – о детях, о карьере.
Единственное неудобство – в идиллию постельных сцен гром-
ким лаем неизменно бесцеремонно вмешивается молодой кобель
породы ризеншнауцер по кличке Рокки. И каждый раз одна и та же
картина – хозяйка запирает упирающуюся псину на кухне (сам Ев-
гений не участвует в этом – побаивается). Там же резко перестают
гавкать, но зато животина начинает бросать свою огромную тушу на
дверь, и здесь не помогают никакие команды.
Если Борисова такое поведение пса только раздражает, то
Ирку, как ни странно, заводило.
Однозначно, ненависть собаки и нового жильца была взаимной
и они вынужденно терпели друг друга. Иногда кажется, что из под
косматых бровей животного на него недобро смотрит Гоша. Прав-
да, Рокки мог быть с ним и высокомерно снисходителен, скупо давая
себя погладить, когда с ним гуляли или кормили.
Другими словами, про такой злобный нрав, к тому же плохо
управляемого клыкастого, следует сказать: «Щенок вырос и теперь в
квартире гадил не он, а те, кого начинал обнюхивать».145
Друзья, так, по-видимому, и не одобрили скорую Женькину
«рокировку» на место Гоши, но больше не делали попыток вслух при
встречах обсуждать этот шаг. Лишь раз Боб как-то туманно заметил:
– В школе когда-то вы были красивой парой, а сейчас смотри-
тесь совсем по-разному. Поверь мне – ты, Жека, откусил от чужого
«пирога».
Отвечено не было. «Просто ребята не знают Ирину, как я!» –
оправдывал про себя их «близорукость» счастливый, как никогда,
Борисов.
А в начале мая, под аккомпанемент первой грозы за окном,
услышано негромкое за спиной:
– У нас будет ребенок.
Сначала оторопь. Вслед – набегающая громада восклицаний –
он станет отцом! Даже представить не мог, что такая новость, до та-
кой степени, оглушает вселенской радостью. Значит, его готовность
стать родителем давно запрограммирована.
– Вот это да! Ай да мы с тобой! – раздакался Евгений, закружив
на руках на тесной кухонке будущую маму, – теперь мы настоящая
семья!
И через месяц ее стал бить сильнейший токсикоз. Пришлось
лечь на сохранение.
Бабушка на факт беременности отреагировала вопросом:
– От тебя ли? Да и рано, думаю, студентам рожать.
Внук растерялся в крик:
– Дите мое и так не говори больше!
– Мне-то что, но нянчить хочу своих. 146
Голос Анны Ивановны беспристрастно сух. Но, кажется, ей с
трудом дается подобная отстраненность и жесткость суждения.
Гипертрофированное чувство ответственности за происходя-
щее, на сегодня, в его личной жизни и возрожденная вера в самое
лучшее, позволяют Жеке набраться фантазий добропорядочного се-
мьянина и еще крепче жить сердцем.
Тогда как Ирина запланировала с сентября уйти в академку, Ев-
гений нашел еще одну подработку – грузчиком на меховой фабрике.
Стало нелегко все совмещать, но статус главы семьи теперь должен
быть финансово убедителен – так ему разумелось.
В те дни или часы, пока Ирка в больнице, Рокки может и повыть,
а ест из миски, только когда этот «подселенец» выходит в другую
комнату. К этому еще добавляется – если вечерний выгул пса по ка-
ким-то причинам не состоялся до восьми, то номинального хозяина
будет обязательно, ожидать солидная пирамидка дерьма на ковре.
Такое поведение лохматой дряни не могло радовать. А орга-
низованный впервые как-то на квартире мальчиковый сбор друзей-
товарищей закончился, не начавшись, разодранной на ляжке шта-
ниной Боба и прокушенным Жекиным левым указательным пальцем,
который попал под зубы, когда псину всем миром пытались оттащить
от Вовиной ноги.
Приступ агрессии случился прямо в прихожей – только ребята
вошли. В результате совместных усилий рычащего кабеля затолкали
в спальню и через секунду услышали тяжелые глухие удары о косяк.
Не на шутку перепуганные подобным «гостеприимством» собаки,
переступившие было порог ребята отреагировали каждый по-своему.
Боб, рассматривая испорченные брюки:
– Жень, сейчас мне больше всего хочется, чтобы ты подержал
за пасть эту тварь, а я буду кусать в это время.147
Нетронутый же Мастер, заикаясь:
– Ну и мастодонтище. А ведь точно – он не желает жить с тобой
под одной крышей.
Евгений не счел нужным развивать тему и тем более говорить о
своих ассоциациях, связанных с Рокки и Гошей.
А ту выпивку по общей инициативе они перенесли к Бобу до-
мой – и вся недолга.
Палец заживал долго, остался глубокий рубец.
За серым неброским забором таится в кустах тишина,
Там скрыто короткое лето
 и царство тревожного сна,
И бродит без лая собака – она языка лишена,
Разорвано ухо и зубы сточились,
 в зрачках ее жуткая тьма.
«Статистка в массовке», без речи собачьей
 и вряд лм кому-то нужна,
Здесь сложно кого-то растрогать –
 ведь ролью совсем не важна,
Но псине никак не поймется –
 забор перед ней навсегда.
В июле предстоит пройти полуторамесячную службу в военных
лагерях. Этому событию предшествовали три года еженедельного
шестичасового посещения военной кафедры при университете. 148
Борисову, не терпящего даже намека на казарменность в дис-
циплине, эти вторники никак не нравились. Выданная к обязатель-
ному ношению в этот день форма защитного цвета (дебильноватый,
приталенный френч «а-ля Керенский» с погонами, где трафаретом
сокращенное название вуза, галстук «селедка» на резинке, узкие га-
лифе с простроченными стрелками), короткая стрижка, надуманная
секретность и нередкое самодурство офицеров-преподавателей –
делает нахождение в этих стенах тоскливым.
На кафедре, разместившейся на двух этажах здания, где на пер-
вом краеведческий музей, студентам старались внушить, что здесь
и только – центр мироздания, а их будущую специальность следует
рассматривать больше как хобби.
Учась в той же альма-матер, только на физическом факультете,
Андрей и Володя также осваивают тонкости военного дела. И если
Жека будет пехотным офицером запаса, то они могут смело относить
себя к ракетчикам.
И вот еще – он удостоился довольно лакейской должности «се-
кретчика» своего курса. «Помогло» ему в этом тогда, по-видимому,
годовой опыт исполнения обязанностей старосты группы.
В ритуальные функции входило: к началу занятий дойти до се-
кретной части и получить обтрепанный чемоданчик, с каким ходить
любили управдомовские водопроводчики, в котором клеенчатые
конспекты, раздать их под роспись, а в конце учебного дня так же
собрать и вернуть.
Если такие общие тетрадки студентов-физиков, куда схема-
тично срисовывалось устройство тактических ракет послевоенной
поры и представляли сомнительный интерес для империалистиче-
ских разведок, то вариативность атак и обороны сухопутных войск,
записываемая гуманитариями, уж никак не могла стать вожделенной 149
добычей вражеской агентуры. В общем, взрослые игры в шпионов.
Правда, было и немало веселого на лекциях. Помнится, майор
Курилкин объясняет принцип работы гиромагнита и почему-то для
пущей доходчивости сравнивал колебания маятника Фуко с траек-
торией яиц быка при беге. При этом сосед по парте и человек с во-
енным билетом Айдар виртуозно рисует в конспекте вялое мужское
«хозяйство» натуральных размеров.
А перлы, которые порой выдавали военные мужи... Как-то не
забылось, например:
– Ты передо мной, студент, свой норов лучше не показывай, не
женская грудь, чтобы я любовался, – или такое:
– Нам, советским людям, должно быть стыдно жаловаться на
сегодняшнюю жизнь. Вон осьминог – и руки из задницы растут, и
башка там же – и ничего, не скулит.
Еще Евгению вспоминается удивительная метаморфоза,
произошедшая с Айдаром по прибытию в военные лагеря, где его,
как уже побывавшего в армии, назначат командиром роты – и из
«своего» парня, чуть дотягивающего до диплома, он чудным образом
перевоплотится…
Но, где-то за год до этого с «секретчиком» Борисовым случает-
ся серьезная неприятность.
Конец занятий. Он спускается этажом ниже, чтобы в комнате за
железной дверью ему опечатали дермантиновый чемодан.
Дежурный сегодня капитан Шулин деловито начинает сверять
количество конспектов и подписантов. Вопросительно поднимает
глаза – не хватает одной тетради. Чьей же?
Пересчитали и пересмотрели. Выясняется – Айдариной. Но
этого не может быть! Ведь десять минут назад она передавалась из
рук в руки, да и вот подпись стоит. 150
За спиной высказывает тихое недовольство подошедшая позже
пара таких же носильщиков военных тайн – всем быстрее домой.
Капитан звонит по внутреннему телефону. Видимо, на вахту –
требует закрыть кафедру и никого не выпускать, так как произошло
грубейшее нарушение внутреннего распорядка. Но поздно, «улов»
ничтожен – несколько замешкавшихся студентов и офицеров, не-
спеша запирающих кабинеты. Айдара среди них, по всем правилам
интриги, не оказывается.
В аудитории, где недавно Жека паковался, организован штаб и
под руководством старшего по званию начат поиск пропажи. Все в
ожидании, когда Евгений закончит заглядывать в столы и повторе-
ние своего маршрута по коридору и лестнице. Результат этой бес-
толковщины – недоеденный пирожок с луком и яйцом и канцеляр-
ский мусор.
Первый, обнаруживший недостачу, делится с коллегами:
– Это, товарищи офицеры, очень похоже на раздолбая губа-
стого Юсупова (фамилия Айдара), впрочем, чего скрывать, и студент
Борисов из той же серии.
Можно и обидеться на такое сравнение и ответить нелишним
будет, но Жека сейчас благоразумен – как-нибудь потом.
– А Вы, капитан, диверсию ему припишите, может и внеочеред-
ное дадут, – сострил один из них, подмигнув провинившемуся. А тот
нервно кусал губы – когда он проходил инструктаж, его предупреди-
ли – потеря по его головотяпству «секретных» записей вполне до-
пускает исключение из университета.
– Они пока присягу не давали. Лучше-ка, капитан, отправляй-
тесь с ним к этому Юсупову. Думаю конспект все-таки по каким-то
причинам у него. И не стучите преждевременно по ляжкам, – это 151
резюмирует и немного успокаивает проштрафовавшегося развалив-
шийся на стуле, подполковник Биденко.
Будучи иногородним, Айдар обитал в общежитии. Поехали на
трамвае. Всю дорогу, заняв край свободного сиденья, в почти пустом
вагоне, Шулин не переставал нудеть на тему – как из-за таких нера-
дивых, кто сейчас стоит перед ним, он вынужден тратить свое личное
время.
Застали, не постучавшись, только соседа Юсупова по комнате,
того колхозного Леню-«ботаника».
Даже не сняв форму, он жадно что-то, похожее на клейстер, ел
прямо из кастрюли. Когда поднял глаза, поперхнулся и закашлялся.
– А где другой? – с порога спросил капитан.
– Не знаю.
– Разве с занятий не вместе возвращались?
– Неа. У него какие-то дела обнаружились. А что случилось?
– ****ь такая! Ночевать-то он придет? – лаконизм у офицера
превалировал, – Тетрадь не сдал в «секретку», говнюк! – было руб-
ленной фразой отвечено. А на рыхловатом лице Леонида смятение.
Вдруг на спинке стула, с которого привстал одногруппник, Бо-
рисов узревает аккуратно сложенные, и такие знакомые сероватые
брюки с отвернутыми краями и внизу пару стоптанных башмаков с
оббитыми носами.
«Чьи они?» – но сейчас подобный вопрос явно не уместен. Ни
на Айдаре, ни на этом очкарике он никогда не видел этих вещей (с
того инцидента в проходном подъезде прошло более двух месяцев).
– Я знаю, где может быть, – вслух догадывается Жека. А уж
Ленчик, само собой, в курсе.
– Ну?152
Спускаются этажом ниже – на женскую половину. У пробега-
ющей мимо девушки спрашивается – где комната Дарьи Чирковой
(колхозная горе-повариха). Та указывает на дверь рядом с кухней,
откуда густо тянет жареной картошкой. У Шулина, судя по кадыку,
сглатывается голодная слюна.
Теперь он галантно стучится. Внутри слышен шорох. Далее гру-
боватый Юсуповский голос:
– Что надо?
– Открывай и узнаешь, товарищ студент!
Ответ, по-видимому, накрыл. Там пауза затянулась. Наконец,
извинительный тон Даши:
– Секундочку.
Недолгое перешептывание и щелкают замок. В проеме слегка
растрепанная хозяйка в ромашковом халате и с выдающимся задом.
За ней, застегнутый на все пуговицы кителя-френча, Айдар с красной
рожей. Глаза его бегают.
– Сношаетесь?! – офицер больше утвердителен.
– Никак нет, – гренадерски выпятив грудь, следует ответ того,
кого трудно застать врасплох.
– Вольно. Куда делся твой конспект?
Изображается немое удивление.
– Я как обычно сдал под роспись. Разве не так, Жень?
– Да, было дело, – вынужденно соглашается тот.
– Он у него не обнаружен. Идем к тебе, Юсупов, будем разби-
раться, – приказывает капитан.
Леня успел куда-то смыться. И пока открывается дверь:
– Вы, обалдуи, похоже не осознаете всю меру ответственности, –
закипает отец-командир, – думайте, куда тетрадь могла деться?153
Евгений опять бросает взгляд на те штаны и ботинки. В одном
из них торчит кусок бумаги, а ведь пять минут назад его там не было.
Наклоняется, брезгливо достает пожелтевший листок. Разборчиво
читалось: «Что ищете – теперь в чемодане».
На него вопросительно смотрят рядом стоящие. Протягивает
капитану это безадресное послание.
– Ерунда какая-то. О чем? О нас? – до Шулина начинает что-то
доходить.
– Лучше спросите студента Юсупова об этом, – сказано с сар-
казмом и немалым облегчением. Но Айдар, взглянув в записку, впя-
лился на стул.
– Первый раз вижу. И не Ленькино такое старье, точно говорю, –
с очумелым видом прикасаясь к незнакомым шмоткам, бормочет он.
И в своем удивлении убедителен.
Вконец обескураженный тайным смыслом происходящего,
офицер проявляет проницательность:
– Возвращаемся все на кафедру.
Там, в «секретке», снимается сигнализация. Неопечатанный
саквояж ждет. Затаив дыхание, ребята смотрят, как капитан откиды-
вает крышку – поверх лежит треклятая Юсуповская тетрадь.
Механически перелистнутая, она, почему-то, не вызвала каких
либо замечаний за многочисленность скабрезных рисунков любов-
но выведенные рукой хозяина между такими «страшно секретными»
записями. Наверное, мысли его были заняты другим.
А для Борисова появилась еще одна, очередная, необъясни-
мость. ОТ ГЛАВНОГО ГЕРОЯ:
«В некоторых случаях «одиночество» и «свобода»
являются синонимами»155
В военный лагерь Жека ехал в команде квартирьеров. Зада-
ча этого передового отряда, десантированного на неделю раньше
остальных, разбить палаточный городок к прибытию курса.
У этих людей есть одно неоспоримое преимущество – так
рассказывали старшекурсники – существенно меньше, чем у других,
полевых занятий. Но это оказалось полуправдой.
В детском саду берется накопившейся за два года отпуск, це-
луется бледная от нескончаемой тошноты Ирина, нежно обнимается
бабушка и берется направление в оренбургские степи.
Почти двое суток будет проведено в поезде. Экономия такого
передвижения за государственный счет запихивает в два плацкарт-
ных отсека, ни много ни мало, шестнадцать человек – пятнадцать
будущих офицеров и один настоящий – он же сопровождающий. Во-
лею судьбы им оказался сам Шулин.
Странно, конечно, но видимо история с пропавшей тетрадью
сподвигнула капитана назначить Борисова своим замом. И как ре-
зультат – на правах старшего он не принимает участия в справедли-
вом розыгрыше – «не доставайся же ты мне, третья полка». Позже,
после одного случая, ко всякого рода лотереям у него сложится до-
вольно предвзятое отношение.
Ехалось в стойкой тоске. Играли в карты, втихаря от командира,
попивали водку. А наутро, спросонья, первым, перед самым прибы-
тием, он обнаруживает заблеванную собственную бейсболку, лежа-
щую на грязном полу, в проходе. Автора сделанного Евгений выяс-
нять не стал, запнув, пока еще все спали, этот «аромат» незаметно
под сиденье.
Палатки ставились в небольшом перелеске – рядом воинская
часть, на чьей территории, в казарме, живут квартирьеры. 156
Пять дней напряженного труда, и лагерь готов к приемке высо-
кой комиссии. В нее входят: начальник кафедры полковник Царапин,
его зам Гнездилов в чине подполковника и, конечно, командующий
строителями брезентового лагеря Шулин.
Помимо палаточных пирамид, каждая на четыре лежака, в во-
енно-студенческий комплекс входят: открытая столовая-веранда,
несколько летних беседок для теоретических занятий, кирпичная
каптерка и просторный деревянный туалет на восемь персон с ну-
трянкой унылых дырок в настиле.
Инспекционный обход начали именно с него. Можно было это-
го и не делать, так как заново построенный в прошлом году сортир
стоял законсервированным до сего момента.
Висячий замок открывает капитан. Первым вовнутрь заходит
Царапин. И Жека, единственный представитель от студенчества, за-
мыкавший процессию, слышит громкий мат полковника. Последним
заглядывает туда – что могло вызвать такую реакцию? Там, на на-
струганных досках стены крупно, похоже дерьмом, размазано: «Ца-
рапа – пидр», – а чуть ниже, помельче, тщательно вырезано готиче-
ским шрифтом: «А. Юсупов».
– Кому это понадобилось сделать? Да еще таким образом. Чья-
то более чем странная выходка, – завертелось в голове.
На Шулина жалко смотреть.
– Ничего не понимаю, товарищ полковник. Буквально поза-
вчера контролировал студента Борисова, когда он сыпал хлорку.
Я и лично закрывал. Все было в полном порядке! До приезда основ-
ной группы, согласно же Вашему приказу, никто не пользуется. Для
квартирьеров туалет в казарме, а ключи только у меня, – зачастил
капитан. Начальник кафедры хмур:157
– Кто такой Юсупов? Напомните.
Теперь уже Евгений:
– Мой одногруппник, но его здесь нет, прибудет завтра со всеми.
Начальник кафедры начинает носовым платком протирать лы-
сину:
– Немедленно убрать «это», – и повернул к палаткам. Свита за
ним, только без Жеки – остался тут, один.
Осмотр места, где так изощренно, по непонятным причинам,
стебанулись над полковником ничего вразумительного не дал. А вот
фекальный след никак не хотел стираться с занозистых деревяшек.
А дальше, на следующий день, из семи крытых грузовиков в
пыль дороги выпрыгивают вновь прибывшие.
Борисов сразу к Айдару – рассказать. Тот выслушивает, че-
му-то загадочно улыбаясь широким лицом.
– Может, и вправду, это я.
– Ты задолбал своей таинственность, клоун татарский! – свире-
пеет Евгений – мало ему той, тетрадной фантасмагории.
Объявляется общее построение. Ладно, он потом выяснит, стоит
ли вмазать по рыжим усам этому «псевдокудеснику необычностей».
После команды «разойтись», в историю с надписями посвяща-
ются в автоколонне приехавшие Мастер и Боб. Подтвердив, что Юсу-
пов всю дорогу ехал с ними в одном поезде, оба очередной раз не
захотели увидеть мистики в услышанном.
С тех пор, как Жека недавно проговорился друзьям о цепоч-
ке периодически случающихся с ним странностей, не поддающихся
какому либо объяснению и высказал мысль их обобщить, те недву-
смысленно, пусть и шуткой, намекнули – ему необходимо побывать
у психиатра. 158
Вот и теперь Вовчик, стараясь не обидеть, похлопав по плечу:
– Жень, думаю это кто-то из ваших квартирьеров. Хотя кому
надо было подобной ерундистикой заниматься? Наплюй и забудь.
Давай лучше ночью водяры махнем – мы привезли.
После таких слов их товарищ как-то уже совсем с оправдатель-
ными нотками рассуждает вслух:
– Все-таки, Айдар. И эти буквы готические – его рука.
– Ну и? А если это массовая визуальная галлюцинация и просто
всем привиделось? – так Андрюха ищет какое-нибудь объяснение
этому.
– Да, конечно, сразу у четверых. А отмывал и оттирал я мираж.
Впрочем, идемте, покажу – как ни крути, следы-то от ножа остались, –
только сказал, как грянул ливень…
Все дни пребывания здесь ни одной дождинки, а тут вода сте-
ной и молнии. Понятно, стало не до военно-полевого клозета. Все, с
рюкзаками, повзводно, побежали по палаткам или под навесы.
– Жека, обязательно сходим на твою экскурсию, – нужда все
равно заставит, – хохотнул Боб и они, с Мастером, тоже заторопи-
лись.
Евгений, вытирая ладонью мокрое лицо, не спеша бредет к
себе.
Есть обида на их пофигизм. Ирка – вот основная причина тихо-
го раздражения ребят, вновь влезшая в общение друзей, – грустные
размышления.
Под брезентовым потолком у него в гостях сидел Айдар, больше
никого. В легких порывах ветра слабеющий дождь выбивает нерит-
мичную дробь, и раскаты грома уже вдали.
– А ты чего вдруг заявился? Решил поговорить?159
– Хочу кое-что уточнить, – почти торжественно.
– Попробуй, – присев напротив.
– Тебя какие-нибудь видения в последнее время посещали?
Жеке бы рассмеяться – как-то непривычно от этого человека
слышать такое – но не получилось, поскольку вопрос настораживает.
– Что ты имеешь ввиду?
– Позавчера во сне тот самый сортир видел. Вот так-то. И еще
скажу – те случаи с конспектом и когда тебе дали по башке, тоже, за
два дня до них приснились во всех подробностях.
Борисова, конечно, сразило такое откровение, только расспра-
шивать почему-то не желалось. Все же:
– И записка в ботинке? И чем надпись в туалете сделана?
– Нет, лишь где, что и время. Теперь зато знаю одно – если уж в
третий раз угадалось, а это, как ты понимаешь, неспроста, получает-
ся какой-то я особенный, – в полумраке слепого света от слюдяных
окошек «провидец» излучает довольство собой.
– Кстати, про последний сон – там, ко всему прочему, был фей-
ерверк из чего-то непонятного, – прозвучало, довольно, символично.
Как произнес – громкий хлопок, сродни взрыв-пакету. За поло-
гом палатки слышится отдаленный, но от этого не потерявший силу
восклицательности, мат.
– Что-то произошло, – утвердителен выбегающий Айдар.
В сотне метрах Шулин без фуражки и чем-то измазанный. За
ним туалет с настежь распахнутой дверью, из проема которой валит
густой белый дым.
С некоторой опаской любопытный народ приближается к месту
происшествия. Внешний вид капитана нерадостный – расстегнутая
ширинки, красная физиономия, и от сапог до самой макушки густая 160
усеянность темных пятен, о природе которых нетрудно догадыва-
лось. Дополняли картину взбешенные глаза, вылезшие из орбит и
мелкая дрожь рук. Похоже контужен. Сел на траву.
Первый подошедший из офицеров, майор Курилкин, скомандо-
вал давящимся про себя смехом парням:
– Всем немедленно убраться! – но никто и не думал выполнять.
Частности произошедшего Борисов узнал сразу. Он сейчас на-
ходился ближе других к эпицентру взрыва и, не по своей воле, вошел
в команду по устранению последствий. А вот Айдар, тут же стоявший,
за его спиной, даже и не думал попадать в майорский устный список
трех избранных. По-видимому, в Жекиной жизни, как должное, при-
сутствует некая обреченность на отдраивание этого отхожего места.
Внутри несильный миазм прошлогодних фекалий, столбом
выброшенных из ближайшего к двери очка, смешанный с запахом
хлорки и еще какой-то химической дряни в рассеивающихся клубах
задымленности.
И без пояснений удалившегося с громкими словами: «Найду
****атов...», – отмываться, сообразилось как все было.
Получается – пошел снимать замок, а заодно и справил малую
нужду – вроде бы как собой открыл сезон эксплуатации сортира. Ну
и подложенное «что-то» в отверстие клозетного подиума при со-
прикосновении с капитанской струей отреагировало оглушающим
фонтаном туалетных недр.
Кроме того, Евгений ясно понимает – в ряду подозреваемых он
у Шулина – самый-самый.
Все только с любопытством заглядывали в дверной проем – по-
нятно, никто не решался ступить на обгаженный пол. Когда скрылся
из виду обхезанный пострадавший, майор и подполковник Биденко 161
в голос, не обращая внимания на студентов, расхохотались до икоты.
Те же, среди которых и подтянувшиеся сюда Мастер с Бобом, друж-
ным ржаньем, поддержали смеявшихся над своим сослуживцем.
Ощущение такое, что этих офицеров не особо-то и волнуют во-
просы – Что же там взорвалось? Кто так пошутил? И адресно или нет,
все-таки, досталось капитану?
Наконец, Биденко, как старший по званию «разминает» свой
полководческий дар, отдавая короткие команды тройке отобранных
Курилкиным для приведения в порядок «царства экскрементов»,
еще продолжающего дымить:
– Бегом марш на склад за костюмами химзащиты, взять фона-
рик и ведра. Прольете все дырки, а потом отдраите помещение. Вы-
полнять!
Под смешки и дурацкие комментарии освобожденных от ас-
сенизаторских работ натягиваются прорезиненные балахоны. По
совету майора, чтобы не сильно глушануло от возможного взрыва,
«ликвидаторы» бредут в туалет с открытыми ртами, а оставшиеся вне
отходят на порядочное расстояние.
Впереди Борисов. Ему, похоже, как главному квартирьеру, под-
полковником дана «привилегия» войти туда под номером один и
плеснуть по полведра в «очко».
Идет к дальним. Страшновато, а вдруг возьмет и бабахнет. В од-
ной руке вода, в другой подсветка. Роль экстремала-недобровольца
никак не вдохновляет.
Кружок света в чреве деревянной проруби – на насыпанной
не жалея, им же, белизне хлорки ничего постороннего. Когда льет,
отворачивает вспотевшее от напряжения раззявленное лицо в про-
тивогазе. 162
Слава Богу – ниоткуда отклика не последовало. У двух других,
последовавших за ним, та же история – без фонтанных реакций.
И очередная загадка – на том месте, где было чем-то острым,
аккуратно с углублением выведено – «А. Юсупов», теперь ровная,
как и везде, немного шершавая поверхность.
Пока додраили, подоспело время ужина. Сегодня впервые прием
пищи проходит в лагерной столовой. Когда там появился Жека, все сто-
лы на четверых уже заняты и только Мастер призывно машет рукой –
мол, здесь свободный зарезервированный для него стул. В компании с
Андреем работает ложкой Боб, и, что немного странно, Айдар.
– И как дела у нашего «сапера»? – язвит «обладатель дара
предсказания», не поднимая глаза и жующий сейчас перловку с
рыбными, давно просроченными, консервами из армейских страте-
гических запасов.
– Да кто ты такой, чтобы знать про меня больше, чем я? – нави-
сает над ним Жека, – тень с футурологическими мозгами, ангел-хра-
нитель или хрен с горы? – свирепеет он.
Ничего не понимающие Андрей и Вова переглядываются – о
чем это их товарищ? За соседними столиками некоторые повернули
головы.
– Тебе все сказано там – в палатке. Разве что обещаю по воз-
можности предупреждать, если, конечно, захочешь, – на его физио-
номии ухмылка, смотрит в упор.
Секундно глядя на это по-азиатски широкоскулое лицо, пришло
ощущение собственной подопытности, над которым ставятся идиот-
ские эксперименты.
– Ты напрашиваешься, тварь, быть урытым! – ненависть к этому
человеку начинает зашкаливать. 163
Дело не дошло до драки – Боб с Мастером дружно, стеной, вста-
ли между ними.
– Устанешь, староста, зарывать. И знай, чудак, непростую жизнь
ты проживешь, – выкрикивает вскочивший со стула такой непонят-
ный, и оттого раздражающий, ему Айдар. Вообще, необычно от него
услышать подобную, довольно пафосную, расстановку слов.
Остаток солдатского ужина прошел без Женькиного одно-
группника – тот негромко матерясь и толкнув его плечом, покинул
столовку, оставив свой компот нетронутым.
– Потом обо всем поговорим, – оборвал Жека вопросы друзей
и придвинул к себе тарелку.
Дождавшись отбоя, они встречаются в условленном месте, в
километре от лагеря. Луна помогает им разложить на валуне в гу-
стом кустарнике привезенную колбасно-сырную снедь и выпивку.
Чувствуется по молчанию, что ребята уже не так категоричны в оцен-
ке бредовости историй, время от времени случающихся с их другом.
– Все более чем странно, – проглатывая водку, наконец-то вы-
дыхает Боб, – есть тут, конечно, какая-то связь – этот Айдар, кстати,
он сегодня сам к нам подсел. Теперь твоя Ирина с пропажей Гоши.
– Да при чем здесь она, – закипятился было Евгений, а в душе
полный раздрай.
– Ты, Жень, успокойся и не шуми – мы же желаем только до-
бра, – Мастер искренне хочет казаться внимательным к проблемам
товарища.
– Вы оба сейчас напоминаете родственников, которые сидят у
моего смертного одра и я прошу водки, а вы мне – нельзя, это на твои
поминки бережем, – итожит «участливость» пацанов Жека.
– Все-таки не стоит забывать старую поговорку: «Старый друг
лучше новых двух», – вдруг стал угрожающе назидателен Вован. 164
– Согласен, если это не касается пары новых подруг, – зло па-
рирует тот, с кем пытаются спекульнуть их дружбой.
– Хватит собачится, давайте лучше выпьем и не стоит нам
ссориться, – это всегда примирительный Андрюха.
Дальше больше молчали или говорили на отвлеченные темы.
О чудесном исчезновении в сортире вырезанной фамилии Айдара,
Борисов даже не упомянул. И еще в памяти почему-то навязчиво,
всплывает Гришино упоминание о каком-то проклятье, а алкоголь
упрямо, «паззлом», вставляет его в череду мистического.
В дальнейшем, это лагерное лето запомнилось не таким уж
многим.
Тем, что принял присягу.
Тем, что безоговорочно выиграв турнир по настольному тенни-
су и принимая приз – трехлитровую банку томатного сока – из рук
Шулина, выронил, разбив ее, и сапоги каждого усеялись алыми под-
теками.
Тем, что тот же капитан сохранил полную убежденность в
Женькином участии относительно «клозетного теракта» и этот не-
факт стал огульным поводом не уехать ему домой, как квартирьеру,
на неделю раньше.
Тем, что он получил посылку от неизвестного Заверткина Г.,
с обратным адресом с несуществующей улицей из родного города,
куда была вложена книжка в мягком переплете с интересным назва-
нием – «Уроки коневодства». Где на одной из страниц фломастером
выделено: «… при эрекции половой орган взрослого коня, порой,
может достигать одного метра», – а на титульном листе, наискосок:
«Чтоб ты не родился – сволочь!» – буквами с завитушками. «По-
лезная» брошюра никому не показана и выброшена. 165
Тем, что Айдар, определенный в командиры студенческой роты,
к удивлению однокурсников, но только теперь не для Борисова,
превратился в заносчивого самодура. Правда, это не имело отноше-
ние к Жеке – здесь соблюдался «холодный» паритет – будто и не
замечали друг друга.
Тем, что подполковник Биденко самолично навесил на него,
уезжающего, сам он отбывал позже, тридцатикилограммовый вещме-
шок со сгущенкой (понятно из чьего рациона). Это так и осталось
неясным – за какие прегрешения, именно ему досталось тащить не-
малый груз до квартиры офицера.
И, конечно, тем, что за все почти два месяца службы не было
ни единого ответа на его письма Ирине. Это, несомненно, не могло
не напрягать.
Горячее желание быстрее оказаться дома подвигает, теперь
офицера запаса, на последние деньги лететь самолетом, а не тря-
стись со всеми, хоть и в бесплатном, плотно набитом вагоне. На би-
летном контроле чужую поклажу с радостью сдал в багаж.
По прилету сразу звонит Ириным родителям, так как в ее де-
душкиной квартире телефона не было. Трубку взяла мамаша.
– Галина Андреевна, здравствуйте. Это я. А где Ирина, не зна-
ете?
На том конце небольшая пауза. Потом:
– Добрый день, Женечка. Приехал что ли? – вроде и не рада,
голос какой-то тусклый, его запоздалому появлению.
– Да, да! С ней-то все в порядке? – торопит он.
– В больнице или, может, дома, а Рокки у нас (слышен лай). 166
Такая неосведомленность, где ее единственная дочь, к тому же
в положении, пугает и одновременно бесит.
– Мне нет никакого дела до пса! Почему Ирина не писала?! – на
повышенный тон срывается будущий отец.
У аппарата пересменка – это супруг, прапорщик внутренних
войск, Сергей Денисович.
– Алло, привет Евгений, тут такое, как бы сказать… , – недолгий
интервал тишины эфирного потрескивания, – наша дура месяц назад
сделала аборт и пропала. Пожалуйста, срочно приходи к нам – пого-
ворим, – совсем упавший голос и короткие гудки.
В глазах помутилось, закололо под левой лопаткой. Мысли та-
кие:
– Как она могла и куда подевалась? Почему, так подло, втихаря,
и ведь ни слова с ним об этом? – горечь негодования перемешана с
чувством страха за нее.
– Пока ехал, злость на весь белый свет, без частностей, душила
Женьку. Виноваты все кругом: родственники, друзья, враги, знако-
мые и незнакомые. Еще никогда в его душе мизантропство не зани-
мало так много места.
Дребезжащий звонок к Быковым. В двери появляется запла-
канное лицо Галины Андреевны, облаченной в японский халат с
жар-птицами. Сгорбившись от вверенной заплечной ноши и своих
вещей, Борисов в прихожей целуется с гражданской тещей. В уз-
ком коридоре под ногами «волнорезом» крутится Рокки, но без ра-
достного скулежа – видимо не того гостя ждал.
– Быстро ты добрался, – первые слова отца Ирины.
В отличии от своей жены выглядит бодрячком – старается улы-
баться. Тонкие ноги вяло облегают вытянутые на коленях треники, 167
а неспортивный живот обтянут вискозной майкой в мелкую сетку –
этакий дачник-отставник.
Разговор на кухне. «Поляна» уже накрыта. Вокруг бутылки
«Столичной», вкусноты: шпроты, два вида колбасы, югославская вет-
чина, тарелка борща и даже какой-то сложный салат. Жека втиски-
вается, садясь на табурет между столом и холодильником.
– С возвращением тебя, – торопится поднять рюмку Сергей Де-
нисович.
Его дражайшая половина подкладывает закуску. На полпу-
ти водки ко рту – противный звук дверного звонка. Пока мужчины
переглядываются, Галина Андреевна уже открывает. Через мгнове-
ние радостный вскрик:
– Батюшки мои!
Оба сидящих успевают замахнуть.
Так и есть – Ирка. Выглядит неплохо – стерва. Всхлипы обни-
мающей матери, затем звонкая пощечина отца и разворот Евгения в
большую комнату.
Теперь она с пунцовой щекой и виноватым взглядом побитой
собаки рыдает за столом – просит ее за все простить.
Сумбурное слезное изложение было кратким и мало что про-
ясняющим.
В один прекрасный день вдруг синтуичила, что вынашиваемый
ею ребенок – Гошин. И она не хочет его.
Дальше шла не очень убедительная ссылка на такое ужасное
«просветление» – в результате которого решилась на аборт, а потом
и исчезнуть, как оказалось, почти на месяц. Видите ли, не хотела слу-
шать ничьих нотаций.168
– Где же ты, дочка, была так долго? Мы всех, кого могли, обзво-
нили. Заявили в милицию. А о нас совсем ведь не подумала? Чего мы
только не пережили, с папой твоим, за это время! – скорбно промо-
кает лицо салфеткой хозяйка.
– Гадина и эгоистка! – отец по-военному прямолинеен. Но и
он, судя по всему, готов понять и извинить – раз гладит по голове
свою дочь.
Вот только Женькино мнение насчет всего этого, как ему ви-
дится, мало кого интересует – больше похоже на встречу блудной
дочери с родителями.
Правда, вскинув на него крыжовного цвета глаза, еще полные
слез, на вопрос о своем длительном месте пребывания умоляет:
– Даже тебе, дорогой, мне не сказать никогда, где я скрывалась!
– в широко распахнутых зрачках что-то граничащее с отчаянием.
От подобных слов у Борисова все внутри переворачивается. Кто
он для этой женщины – любимый, неудачная подмена, или просто ни-
кто и никак? Кажется, что перечисленное здесь объединилось и туго
переплелось. А в нем осталось лишь страхов разнообразных маета.
Тогда примирение между ними вроде и состоялось. Но Ири-
нино стойкое нежелание быть искренней, с Жекой, мучило его.
А любая попытка напоминания, что ей следует все-таки объясниться,
неизменно наталкивалась на истеричные ноты:
– Мы же договаривались не затрагивать эту тему!
– Такого не было, Ира…
В лучшем случае подобные диалоги заканчивались сердитым
хлопаньем дверей, а в разговорах надолго наступала тишина. И с
новой силой подступала «душевная изжога» – борьба двух чувств –
это ревность и любовь.169
Еще этот извечный бабушкин скептицизм по поводу семейной
будущности внука с «хищницей» (так, с недавних пор, ею именова-
лась Ирка) начал потихоньку «выгрызать» Борисовский оптимизм в
перспективности их безоблачных отношений.
Проходит каких-то чуть больше двух месяцев невнятной жизни
под одной крышей, которую он бы охарактеризовал как состояние
«почти «холодной» войны в постели». И тут осенним вечером совсем
тихое за ужином:
– Я снова беременна, – три слова каких-то, а прозвучали они
будто приговором.
И заметно в полумраке кухни, как нелегко Ирине это дается –
неожиданно осипший голос, затравленный взгляд. Вроде сказано
то же, что и в апреле, но теперь всепоглощающая радость того дня
заменена некой настороженностью к повторной за полгода новости.
А вот сонливо лежащий у батареи Рокки, словно поняв значе-
ние произнесенного хозяйкой, отреагировал раскатистым лаем, за-
ставив вздрогнуть Евгения.
Уже привычно задается себе вопрос: «Не является ли сейчас
услышанное им очередной фантасмагорией, с такой ненормально-
стью случающейся с ним?»
Ира сидит на его коленях, прижавшись виском к щеке – смотрят
в окно, где в облаках плывет ущербная луна. Внешне – идиллическая
картина, а в нем почему-то рождается опустошенность старика. В эти
минуты он, как никогда остро, чувствует свое одиночество. ОТ ГЛАВНОГО ГЕРОЯ:
«Таинством нельзя считать суицид и истину, которая
по своей природе, все же, не абсолютна»
За скрипучей «дверью» вечных снов,
Не передернется «затвор» пустых событий,
А в мешанине «дряблых» слов запрятан помыслов обитель,
Картинок смысл не угадать, проявится совсем не то,
Холодный пот немых раскаяний наутро окропит лицо.
Тревогой дергается веко, а в горле камнем крик застрял,
Нет, сон не складывается в «лего», он весь рассыпан и пропал.
От нас отлученная тайна, что божий промысел таит,
Скользит по кромке подсознанья, отгадки ждет и тихо спит.171
Дальнейшее пятикурсника Борисова запротоколировано памя-
тью, как у многих, по графам хронологии и значимости.
В этот отрезок времени уместились: Ирина инициатива в пода-
че заявления о заочном разводе с Гошей, их свадьба со всей пола-
гающейся мишурой, рождение весной дочки Светланки, его защита
диплома и успешное поступление в аспирантуру.
А вот былые сердечные отношения внука и бабушки постепен-
но сошли вовсе на нет. Анна Ивановна никак не может смириться,
особенно после того, как от него узнала о выходках Быковой, с те-
лячьим поведением Жеки и еще больше укрепилась в своей точке
зрения, что они не пара.
Неприязнь к невесте внука сама она объясняет ****ской нату-
рой этой «особы» и изначальной нелюбовью будущей родственницы
к нему. И, ставшие редкими, встречи его с бабулей тяготили обоих
взаимными упреками в непонимании друг друга.
Ко всему прочему, на таком нервическом фоне, за три дня до
бракосочетания с Ириной случается припадок.
Все произошло так неожиданно, что, никогда не видавший
наяву страшных конвульсий, Евгений растерялся и, чуть было, сам
не потерял сознание, когда длинными секундами наблюдал ее рас-
пластанную на полу квартиры, закатившиеся зрачки и пену из пере-
кошенного рта.
В то февральское засветло он пораньше вернулся с занятий.
Буквально минут через пятнадцать своими ключами открывает вход-
ную дверь Ира. Дубленка уже не скрывает заметно округлившийся
живот.
– Ты уже пришел? – вслух почему-то удивилась она, увидев вы-
глянувшего из кухни жениха, жарившего яичницу.172
 – Просто не было одной пары, – словно в чем-то виноватый
объясняет тот свое появление дома.
В протяжном: «М-м-м», – слышится некое разочарование.
– Я тебе в чем-то помешал? – такая бессмысленная их малораз-
говорчивость в последнее время стала частой.
И ему бы понять – нужна ли вообще эта свадьба? Но каждая
сторона, по-видимому, придерживается одного правила: «потом, мо-
жет, и разберемся, что у нас не так».
Борисов где-то тогда начал осознавать, что ключевое слово
здесь – «может». Вот разве что потенциал этого глагола неказист и
даже убог, так как максимально приближен к союзу «или», который
во многом, ассоциировался у него, вдруг, если материализовать это
построение букв, с одновременным забегом двух, только в разных
направлениях.
Не сняв в прихожей сапоги, что на нее, чистюлю, было совсем
не похоже, Ирка проходит в большую комнату. Следом, виляя хво-
статым обрубком, верный Рокки. Предельно ясно – Жеку не хотят
сейчас видеть. Ну и ладно, его место там, где скворчит маслом ско-
вородка на огне.
От вскрика, а потом и холодящего душу воя собаки яйцо разби-
вается на кафеле. Не выпуская ножа, он выбегает из кухни.
Ее затылок и запрокинутые руки, со скрюченными пальцами
крупной дрожью бились о паркет. Негромко стонет. Пес перешел на
лай, как бы в чем-то осуждающий того, кто поднимает на диван об-
мякшую хозяйку и повторяет лихорадочно лишь одно:
 – Подожди, подожди…
Первое, что, наконец, приходит на ум – дать понюхать наша-
тыря, а затем вызвать скорую. Из домашней аптечки, что в ванной, 173
и представляющей собой старый солдатский «сидор», оставшийся
еще от умершего два года назад деда, высыпается внушительная горка
давно просроченных медикаментов. Нашатырный спирт не обнару-
жен, зато в массовом количестве присутствовали различные виды сла-
бительного и упаковки с таблетками активированного угля (дедушка,
судя по всему, любил поэкспериментировать со своим стулом).
В конце судорожного перебирания многочисленных пузырьков
за спиной раздается уж очень спокойное для только что пережившей
падучую:
 – Не ищи, мне стало лучше.
Бледное лицо, носовым платком вытирает губы. Даже и не
услышал, как подошла.
Ему протягивается листок в косую клетку, небрежно вырван-
ный из тетради, а там по-ученически угловато: «Ирина, оставь Евге-
ния в покое! Вам этот брак не принесет счастья. Сознайся во всем и
отпусти его от себя».
От кого же написанное? Только что пережитый ужас сменяется
неприятным ощущением – за ним кто-то постоянно следит, еще и ле-
зет с советами (правда следует, все-таки, признать – все послания –
сигналы как бы в помощь ему). Долго ли это будет продолжаться?
А потом она подает серебристый брелок без ключей – на нем
мелко каллиграфической номограммой: «Найдешь в 1-м томе Пуш-
кина».
– Это Гошина вещь, час назад, нашла у себя в сумочке. Вот при-
бежала домой и к книге. Кажется, я упала? – при этом ее блуждаю-
щий взгляд как-то заметно выцветших глаз.
– Сама-то ты дашь объяснение всему происходящему?! – сры-
вается на крик Жека. 174
Ира начинает медленно по стене сползать на пол. Рокки с усер-
дием лижет ей руки, а она, словно с собою:
– Я так устала отмалчиваться. Больше не могу…
Он помогает ей подняться.
Рассказанное ровным сомнамбулитическим голосом получи-
лось недлинным и без лишних эмоций (почти дословно):
– Тем июльским днем, отпущенная на выходные из больницы,
решила зайти к родителям. Дома их не оказалось – только оставлен-
ный пес носился по квартире. Сами же они, как потом выяснилось,
уехали на дачу.
Не успела снять обувь, раздался телефонный звонок. Подумала
еще – наверное, мама хочет дать знать о себе. Но это был Григорий
Быков.
– Ты?
– Узнала. Не сомневался.
– Дальше что?
– А ребенок-то мой.
– Вот это, уж точно, нет. И откуда тебе знать о нем? Не вздумай
возвращаться сюда.
– И не собираюсь. Ни к чему.
– Скажи, твои мать с отцом хоть знают где ты?
– Мне сейчас не до них.
– Но они же не заслуживают такого отношения?
– Придется повторить – человечество меня перестало интере-
совать, а близкие в их числе! – проговорено было с исступлением
очень громко и, как сказала Ирина, она даже отдернула трубку.
 – Ты попал в какую-то секту?175
Недолгое молчание.
– Нет. Там где я – намного лучше.
– Все-таки позвони, пожалуйста, родителям.
В ответ же:
– Не рожай – родишь боль, – и короткие гудки.
Какое-то время приходила в себя, потом набрала домашний
бывших свекра и свекрови. Сообщается, что их сын жив и, возможно,
здоров. А все вопросы его плачущей матери остаются без ответа –
сказать нечего.
И тогда она возвращается в клинику. Ее внезапное решение о
прерывании беременности вызывает у узнавших об этом Галины Ан-
дреевны и Сергея Денисовича настоящий шок, но она не сочла нуж-
ным объяснить им причину.
Когда все осталось позади, Ирина спросила: «кто?» и пожилая
акушерка буркнула, что мог быть мальчишка.
Назавтра, к вечеру, вернулась к себе домой. В одиночку напи-
лась. А ночью сон – благообразный старичок с бородкой в белом,
похожем на рясу, одеянии кладет ей руку на плечо:
– Зря, все зря.
Она же хочет узнать – о чем это он? Но будто онемела. Рот
открывает – оттуда ни звука. Дедушка, видя Ирины старания, лишь
печально улыбнулся и пропал, растворившись в сизой дымке.
Проснулась, сидя в незнакомой комнате, одетой в то, что вче-
ра, перед тем как лечь, снимала. За единственным окном с решеткой
светло, и хлопьями шел снег. Подорванной ринулась к железной две-
ри – заперта. Долго стучалась, бесполезно, никто не откликался.
Вид за стеклом первого этажа – белая заснеженная пустошь,
небом, до самого горизонта, окаймленная. Прямо-таки арктическая
картина – одна краска и ни одного пятна, даже у неба. 176
Этот плен неизвестного пространства, и в другом времени года,
убивает. А спартанская вокруг обстановка, до боли звенящая в ушах
тишина вызывают у нее животный страх – где же она и каким об-
разом попала сюда? Часы, календарь да и другие маломальские ис-
точники информации, не говоря уже о телевизоре или радио, в этих
стенах отсутствовали. Прошли минуты тягостного ожидания чего-то.
Резко, без шума открывания, распахивается дверь, появляется
фигура парня – узкое лицо, на вид – одногодок.
 – Ну, здравствуй, любовь моя, – бегающие, близко посажен-
ные, черные глаза.
 – Вы кто?
 – Разве не узнаешь? Судьба твоя и неизбывность. Имя мне –
Вениамин.
Дальнейшее повествование не изобилует подробностями: не-
смотря на ее крики и сопротивление, делается заранее приготов-
ленный укол и Ирина вырубается. Помнит только как мерзко пахло
у него изо рта.
Очнулась с больной головой в собственной квартире на кро-
вати. Работал телеприемник. Утренние новости дали знать, что с мо-
мента телефонного разговора с Гошей прошел месяц с небольшим.
Спешно подойдя к зеркалу, закричала – в углу спальни стоя-
ло отражение того, из сна, теперь хмурого старца с насупленными
седыми бровями. Зажмурилась, боясь обернуться. Через считанные
секунды открыла глаза – за спиной никого. И, стараясь не смотреть
по сторонам, скорым шагом на выход.
Полулетаргическому состоянию наступил конец, когда пере-
ступила порог родительского дома и получает отцовскую пощечину. ОТ ГЛАВНОГО ГЕРОЯ:
«Гордость, думается, не лишнее качество,
если только она не замешана на гордыне,
поскольку это от глупости»
Он, незаласканный судьбою,
И не сказать какая цель,
Его преследует тобою –
где слову «да» есть слово «нет».
И не вернуть былых признаний,
На «полке памяти» тома,
В них пропечатаны желания,
Вне строгой записи года.
Вопросный ряд забытых правил
Расписан на «страницах» дней,
Сонм там нелепых оправданий,
И для тебя, и для людей.
Они не встретились с любовью,
Так и ни в одной «главе»,
Лишь в «эпилоге» прозвучало –
я не в себе, ты не в себе!178
 – И смог ли ты поверить всему этому, если бы не брелок и за-
писка в книге? – Ирина всхлипывая, подытоживает свое признание,
больше напоминающее бред психонеурановешенной. Ему так каза-
лось.
Потом еще этот припадок. Кого угодно может убедить в серьез-
ности ее переживаний. Только вот что за ними – проблемы с голо-
вой или может другое? Если играть такой спектакль – додуматься
надо. Впрочем, зачем его было затевать? Жека принял бы, наверное,
и менее навороченные оправдания. У него самого и так достаточ-
но жизненных эпизодов, сделавших Борисова рефлексирующим по
каждому поводу.
И, конечно, представилось совершенно глупым посвящать кого-
либо в подобные коллизии их семьи, чтобы постараться найти ответы
всему этому.
Где-то отсюда стало очевидным, что существует некая запро-
граммированность и взаимосвязь в череде подаваемых ему та-
инственных знаков. Они ниспосланы свыше, но кем, какими силами?
Случившийся в момент регистрации брака непредупрежден-
ный, и поэтому неожиданный, Иринин отказ взять фамилию мужа
чувствительно ударил по самолюбию жениха и вконец расстроил его
бабушку. Да так, что Анна Ивановна после загса не поехала в кафе, в
котором собирались приглашенные.
– Гуляйте без меня! – обгоняя спускающихся по мраморной
лестнице молодых и праздничную толпу, сердито бросает она.
Быковы-старшие и внук попробовали было дружно уговорить
не делать этого – все напрасно. Ирка же, держа букет невесты, с от-
страненным видом стоит невдалеке – ожидает развитие скандала. 179
Евгений, потянув ее к себя:
– Ты же сама хотела стать Борисовой! Спасибо, жена, за сюр-
приз – он удался, – негромко, но многие слышат, а он только начина-
ет осознавать, что его в который раз предали.
– Милый, я все позже тебе объясню. А Вы, Анна Ивановна,
все-таки постарайтесь не портить нам сегодняшнее торжество.
Родственные контакты между ними продолжают не склады-
ваться.
Неловкая пауза.
– Хватит, со старухи довольно! Хочу откланяться! – голос ба-
бушки негодующе дрожит и картинно отвешивается поклон…
Жека с горечью наблюдает за семенящей походкой самого для
него родного человека и как присутствующие прячут глаза – неудоб-
но быть свидетелем таких сцен.
Свадебное застолье уже без бабушки, и настроение жениха
сходни тому, будто ему одному из главных героев отведена роль вто-
рого плана. Невеста тоже задумчива, и поздравления принимаются
как-то невпопад. И сейчас сидящие в центре стола виновники празд-
ника имеют рассеянный вид – каждый думает о чем-то своем.
На Жекину набыченность в течение всего времени Ирина отре-
агировала лишь раз:
– Заканчивай кукситься. Давай не при людях выяснять.
Эта ее лаконичность не могла не бесить, и поцелуи на «горько»
для быстро напивающегося молодожена превращаются в формаль-
ные чмоки, едва касаемые.
Смотря на жующих, прилично осоловевшему молодому мужу
вспомнились чьи-то фразы: «На свадьбах и на днях рождениях сле-
дует ждать искренности только от приглашенных – они приходят
вкусно пожрать и выпить», – и еще (вроде бабулина): «Если мужчина 180
по-настоящему любит – он все сделает ради женщины, а если она –
значит, скорее всего это та, кто его родила…», – и тут покосился на
разрумяненную от танцев, теперь, уже, законную супругу. Она отве-
тила взглядом, а затем вслух, с прищуром изумруден глаз:
– Женя, может я и обязана тебе чем-то, но только не тем, что
любима тобой, – словно считывает мысли.
У изрядно же выпившей публики традиционные тосты и здра-
вицы стали перемежаться с явной двусмысленной словесной ерун-
дистикой типа:
– … есть народная примета: если ваш ребенок не похож на
мужа или жену – будьте уверены – он тогда копия своего отца, – ска-
зано было какой-то теткой из Быковской родни, которую теща без
лишних церемоний сразу увела куда-то.
Да и свидетельница, Иркина сокурсница, отличилась, когда,
икая, ляпнула развязно:
– Дорогой Евгений, рога служат украшением не только всяких
там, оленей или лосей, но и для супруги… – и тут на нее зашикала
Ирина, а перевязанный красной лентой Боб громко перебил коллегу
по свадебному ритуалу, привстав с рюмкой:
– Слушай, если так рассуждать, подруга, это как у автомоби-
листа, запросто может бросить «руль», отпустить «тормоза» и его
передок занесет «налево». Поняла?, – та лишь скривила губы – мол,
не оценили ее шутку.
Почему-то Борисова в тот вечер, мало задевали подобного
рода пьяные выпады гостей – ему что-то мешало нагрубить в ответ, и
это было нехарактерно.
Запомнилось еще как в самый разгар свадьбы, невесть откуда,
в зал символом залетел белый голубь, наделавший много веселого
переполоха и отметивший увесистой каплей помета пиджак жениха.181
А в одном из частых курений на крыльце кафе Жекой был под-
слушан разговор двух смешных бальзаковских дам, сослуживиц Га-
лины Андреевны:
– Нин, посадили меня между какими-то облезлыми Сергеями, и
вот оба наперегонки клеятся ко мне – загадывайте, дама, желание, а
я – мужа бы. – Вы не замужем? – нет, мужики и спят со мной, и хвалят
потом, а не берут…
– Чувствую, исполню сегодня только их желания, – под тихий
хохот второй они убегают в тепло.
Нагруженные подарками и остатками еды, молодые со всеми
выходят на морозный воздух к ожидавшему их такси. На ступень-
ках Евгений спотыкается и летит вниз. Руки не успевают вытянуться,
поскольку в руках тяжелые сетки, он в позе пингвина, на животе и
подбородке, почти доскользил до задней дверцы машины.
В общем, о праздничной атмосфере, какую должен был ощутить
новоявленный муж на таком грандиозном для себя событии, гово-
рить даже и не стоило.
Первая брачная ночь прошла с минимумом слов и спина к спи-
не, а наутро из зеркала на него смотрела опухшая и ассиметричная, от
выпитого и падения, лиловатого цвета физиономия. Ира, взглянув на
такое безобразие, что-то юморнула про настоящую русскую свадьбу.
Следующий день гуляний в квартире Быковых мало чем отме-
чен. За столами: переночевавшие у них иногородние (других нет)
родственники, количество которых здесь компактно могла уложить
только водка, и Боб с Мастером, на этот раз без своей Нюры, со сто-
роны жениха, а близких у него никого, кроме бабки, и у той телефон
безмолвствует.
Застолье пыталось всячески расшевелить молодую пару. И
жених с невестой, в свою очередь, старались соблюсти внешнее 182
приличие гостеприимства. Наверное, это удалось раз тесть закалам-
бурил, в своем стиле, что не было с ним вчера:
– Дети мои, хочу выпить за себя лично, как организатора сего-
дняшнего мероприятия, а ведь это сплошные нервы и здоровье –
сначала нервничаешь от острого желания замахнуть, а затем здоро-
вье вынужден поправлять, – и довольный рассмеялся, опрокидывая
в золотозубый рот рюмку.
Видимо почувствовав, что муж помягчел, Ирина ему вкрадчиво
на ухо:
– Женечка, не сердись, пожалуйста. Я так виновата перед то-
бой, но в ночь перед свадьбой мне привиделся тот Вениамин и при-
казал не брать твою фамилию, а я не могла его ослушаться. Пойми,
это не блажь – если поступлю иначе, он грозится наказать нас.
Борисов резко одергивает голову.
– Слушай, перестаю верить во всю эту галиматью. Хватит,
нажрался твоих бешеных фантазий, – наступает какое-то бессилие
перед ее враньем.
И по Ирке не скажешь сейчас, будто она горит желанием что-то
ему доказывать.
– С твоего разрешения, жена, пойду лучше бабушку проведаю и
все объясню ей, а то зря обижается на тебя.
Ирония понята.
– Как хочешь.
Друзья не захотели оставаться без него. А Андрюха, шагающий
рядом и как уже год женатый, резюмирует:
– Все мужики, перед «окольцеванием», наверное, думают – моя
самая прекрасная, а когда разводятся – ну она и мегера. То есть, вся-
кий раз дикий невпопад. 183
Анна Ивановна была дома. Увидев внука, всплеснула руками,
распереживалась:
– Что случилось? Кто же тебя так? Поссорился что ли с кем? –
и сразу, как она это умеет, – раны ко мне пришел зализывать?
– Ба, прекращай. Поскользнуться нельзя, – осторожно ощупы-
вая свезенное под губой.
Он решился, все-таки, на откровенный разговор. Сумбурно, но
стараясь соблюсти хронологию начинает торопливо излагать о та-
инственных в самом простом понимании, событий – загадок, вклю-
чая, конечно, Иринины «легенды», и о недавнем случившимся с ней,
припадке.
Как ни покажется странным, слушала бабушка словно чужую
историю, все время отвлекаясь на какие-то мелкие дела – то ей вдруг
что-то понадобилось в другой комнате, то возникла срочная необ-
ходимость забежать к соседке – занять муки. А уж когда позвонила
по телефону знакомая и они битых полчаса говорили обо всем и ни
о чем, Жека неожиданно для себя осознал: почему его бабуля ника-
кого практически не выказывает удивления, – она, очевидно, знает
такое, что пока неведомо ему. А если это так, то зачем ей скрывать от
родного и единственного внучка?
Наконец, «Зубило» кладет трубку, мелким смехом закончив
женскую трепотню, чем выявляет свое хорошее настроение.
– Ну, и? – вопросом прозвучало, когда он все-таки договорил.
– Что ты думаешь сама про такое?
– Раньше следовало бы спрашивать, – в ней заговорил педагог, –
мне кажется ты с какого-то времени стал проживать жизнь другого
человека, параллельно живя своей. Впервые подумала об этом, когда
так быстро вернул мне деньги. Признаюсь, я давно боюсь за тебя. 184
И твоя разлюбезная Ирина, похоже, не обманывает. А сейчас возвра-
щайся к гостям – будет правильней.
– Гонишь?
– Нет. Просто у меня, вряд ли, спрячешься от дьявольщины, – в
голосе минор.
– Бабуль, как быть дальше?
– Думаю, молиться и верить, что Всевышний нас не оставит, – и
целует, небывалый случай, его в лоб.
Бомжу Борисову Евгению Петровичу особенно запомнилось
это.ОТ ГЛАВНОГО ГЕРОЯ:
«Успокаивает одно – все стареют одновременно»186
Светланка родилась в конце апреля. В коридоре роддома, дер-
жа в руках большой сверток, накрест перепоясанный розовой лен-
той, счастливый отец рассматривает личико дочки. Из-за спины не
терпящий возражения вывод тестя:
– Ты только подумай – ведь твоя копия, Жень.
– Точно, точно – надо же. Ириного, кроме глаз, ничего, – подда-
кивает Галина Андреевна.
На Жеку из конверта, не мигая, смотрят. Какую-либо схожесть
с собой не разглядеть. Да это и неважно – главное, что она родилась
и здорова.
У Иры уставший вид – с полуулыбкой сбоку наблюдает, как
папа и дочь знакомятся.
Имя ребенку не выбирали – его предложила Анна Ивановна, а
Ирина, которая очень хотела назвать девочку Александрой, на удив-
ление, легко согласилась. Вообще после свадьбы отношения между
ними как-то заметно потеплели.
Появлением на свет правнучки она встретила лаконичным и
пространным поздравлением:
– Рада за вас. Только бы нашей Светочке в будущем не оказать-
ся в каком-нибудь «зазеркалье», – от этих слов повеяло нехорошим
пророчеством. Молодые родители сочли удобным для себя промол-
чать.
А на тещин риторический вопрос – на кого же похож ребенок?
– лишь сухо ответила:
– К чему, Галина Андреевна, спрашивать? Я вижу Вам хочется,
чтобы на Евгения. Пусть и будет так.
Удивительное случилось, когда Борисов пошел получать свиде-
тельство о рождении дочери. Открыв зеленые корочки обалдевает – 187
вместо Борисовой Светланы Евгеньевны красиво вписано «Борисов
Александр Вениаминович».
Пожилая работница районного отделения ЗАГСа не меньше
шокирована такой нелепой ошибкой – ничего близкого. Слегка за-
икаясь:
– Тысячу извинений. Не понимаю, почему так получилось. При-
ходите завтра – заменим, не беспокойтесь.
 – Ладно, фамилию не перепутали, – пытается сыронизировать
папаша, который записан в графе отца совершенно правильно, впро-
чем, как и мать.
Когда же он показал супруге перечеркнутое, где внизу красо-
вались вторая печать и строка: «Исправленному верить» (даже не
удосужились выдать новый документ), та только задумчиво произ-
несла:
 – Проклятье какое-то.
Ирина все же не стала брать академку, поскольку до диплома
геолога было уже рукой подать. И она его блестяще защитила, без
обязательного распределения. Теперь все ее внимание сосредото-
чено на маленькой дочке.
Жека с головой уходит в подготовку к поступлению в аспиран-
туру. Его и Дашу Чиркову (с недавних пор стала Юсуповой) из всей
группы как лучших рекомендует деканат факультета.
И вот, экзамены позади – путь в большую науку можно считать
открытым.
На аспирантскую сторублевую стипендию тяжеловато финан-
сово тащить семью, поэтому Борисов продолжает работать сторожем
в детсаде, да еще при случае не чурается разгружать вагоны. 188
В этот период его ночные часы охраны вновь иногда скраши-
вает барышня – Милка Барышева. Здесь голимый секс – ему с ней
много проще.
Вспоминая отрезок времени аспирантской жизни, из калей-
доскопа событий почему-то выхватывается немногое: наивняцкое
участие в розыгрыше иномарки, совсем неожидаемый вызов в во-
енкомат, «счастливый» угон машины тестя, гибель Рокки и, конечно,
сама защита кандидатской. Они, вроде, такие разные по своей зна-
чимости для Евгения и ничем не связаны между собой. Хотя как на
это посмотреть…
I. В ту недолгую постперестроечную эпоху средства информа-
ции запестрели условиями всякого рода негосударственных лотерей.
И вот любитель футбольной статистики Жека, вычитывает в «Совет-
ском спорте», что у угадавшего десять результатов одного из этапов
матчей кубка европейских чемпионов появляется стопроцентный
шанс заполучить роскошь и диковинку того повального социального
равенства – автомобиль «Тойота» (было даже размещено фото).
Не позже, чем за день до начала игр, которые пройдут одновре-
менно, следует отправить десять ценных писем – в каждом по одному
исходу и вложенному рублю. Таким образом, входной билет на этот
праздник «колеса фортуны» – червонец.
Предполагалось также какое-то количество утешительных при-
зов в виде дефицитной импортной бытовой техники для непервых
мест (как поступят устроители из Кемерово, если все угадают несколь-
ко человек – газета видимо разъяснить посчитала излишним).
Счастье привалило – все, без исключения вписанное им, попа-
ло в самое что ни на есть «яблочко». Интуиция не подвела, и семей-189
ному ликованию не было предела – ведь, в теории вероятности, ука-
зать правильный счет в десяти случаях – это один верный вариант на
полтора миллиона.
Потом без малого три месяца ждали опубликования итогов
такого замечательного конкурса. А чтобы не спугнуть удачу, победа
никоим образом не афишировалась, но давалось молчание обоим с
огромным трудом, так как уже мысленно представляли себя сидящи-
ми в собственном шикарном авто.
Победителями, помимо Быкова, оказались аж семеро. Мелким
шрифтом сообщалось: такого-то числа, в далеком сибирском городе,
слепым жребием неизвестного ему алгоритма, был разыгран глав-
ный приз. Женина фамилия, теперь очень даже предсказуемо, не во-
шла и в список владельцев второстепенного (пятому, последнему из
плеяды счастливчиков, якобы, из Калининграда, досталась швейная
машинка).
Вконец расстроенная таким фиаско мужа Ирина решила пора-
довать себя, купив с рук втридорога элегантный утюг производства
Австрии. Когда же он узнал цену этой красоты с тефлоновым покры-
тием, только и осталось сказать:
– За подобные «бабки» тебе есть смысл теперь на полную ка-
тушку потешить свое тщеславие – либо гладить, когда у нас гости,
либо электроприбором не пользоваться, а поставить его в сервант
за стекло.
Публичность имеет две стороны – одна, за которую бывает
стыдно, и другая, коей можно гордиться. Но в любом случае при-
рода у нее одна – человеческая зависть и честолюбие, а различие
лишь в масштабности и в долевом (оно есть) соотношении этих
двух понятий.190
II. В почтовом ящике лежала повестка в военкомат. Какая ар-
мия – он же аспирант третьего года? Но текст требовательно указы-
вает явиться в назначенное время с вещами. Терзаемый недобрым,
как прочитал, сразу и отправился туда.
Майор, с нездоровым цветом лица и чем-то неуловимо напо-
минающий постаревшего Гошу, сообщает, что лейтенанта запаса
Борисова Е.П. Родина призывают два года послужить офицером
(в армии именуемые «пиджаками»).
– Это какая-то ошибка. У меня через год защита диссертации и
я по закону имею бронь.
– Мы серьезное учреждение, свои права знаем и не тычьте мне
свои аспирантские корки. Отслужите положенное и на здоровье по-
лучай свою степень, – компромиссен работник военкомата.
– Моя научная тема за два года перестанет быть актуальной.
Неужели непонятно, что все коту под хвост! – начинает заводиться
Жека, но чувствует – говорит в вату.
– Нет, дорогой, не надейся, армия никогда не будет во вторую
очередь, – в свою очередь раздражается старший по званию.
Становится понятным, сейчас этого никакими доводами не про-
бьешь.
– Давайте, я принесу справку из ректората, а вы мне предоста-
вите годичную отсрочку (правда майор не может не знать, что канди-
датская освобождает от армейских будней).
Реакция кадрового офицера немало удивила.
– Хорошо, товарищ Борисов, понял – не надо ничего, так и быть,
подтверждающего – год у Вас есть, – и даже улыбнулся.
– Спасибо за понимание и что вошли в мое положение, – на
душе стало исключительно радостно.
– Идите, делайте свою науку, – сказано, вроде без издевки.191
А через пять дней, когда истек официальный срок его появ-
ления в рекрутской организации, ночью требовательный звонок в
дверь. На пороге стоял военный патруль – пришли за ним, как злост-
но уклоняющимся от исполнения воинского долга.
– Развел меня, майоришка, и я отмазку, дурак, не подготовил –
затоскливилось в мыслях, – но хрен ему в обе руки, а не мое значи-
мое участие в усилении военной мощи страны. Не дамся, – партиза-
нилось про себя.
Встревоженная Ирина не дает зайти непрошенным ночным ви-
зитерам:
– Вон отсюда, он никуда с вами не пойдет! Законы надо знать! –
такой гнев ей идет.
– Вот приказ о препровождении вашего мужа на призывной
пункт, – молоденький старший лейтенант старается казаться суровым.
– Да пошел ты, старлей, со своей бумагой! – звенит Иркин го-
лос по лестничной площадке.
И дверь с силой захлопывается – секундами позже слышен
спускающийся топот сапог – там явно обескуражены.
– Забудь, больше теребить не посмеют. Пошли спать, – уверен-
ная интонация, что все будет хорошо.
И еще два факта: обычно брехастый и злюкастый Рокки тогда
даже не вышел в коридор, а военкомат, и вправду, замолчал навсегда.
III. История, произошедшая с Борисовым и его тестем, не вы-
звала у Жеки, в то время, каких-либо ассоциативных сопоставлений.
Сейчас же, четверть века спустя, тот случай представляется ему сво-
его рода одной из предтечей будущих мытарств.
Преддверие Иркиного дня рождения. Спиртное, как и многое
другое, – по талонам. Объединяются продуктовые квитки системного 192
дефицита двух семей и он с Сергеем Денисовичем идет в гастроном,
к которому прикреплены по месту жительства.
Перед винно-водочной пристройкой субботняя плотная оче-
редь – метров двести. При таком раскладе добраться до заветного
зарешеченного арматурой прилавка, если нужный ассортимент не за-
кончится, предстоит не раньше пары часов. Из самого помещения, где
видна давка, доносится многоголосье ядреной ругани, а отоваривши-
еся выбираются оттуда с красными, от душной тесноты, ликами.
Проходит какое-то время перетаптывания и к ним неожидан-
но сзади выныривает низенький мужичок в синем рабочем халате.
Тогда Евгению было, конечно, невдомек как этот тип – просто копия
бомжа Кеши Туголукова – та же улыбка блаженного гуляет по коно-
патой физиономии.
– Ребята, я здесь грузчиком. Что вам стоять на жаре? Всего-то
попрошу полтинник, – заговорщически шепчет он, отведя Борисова
в сторонку.
Почему из кучи народа, услуга предложена именно их компа-
нии? – в тот момент не подумалось.
Тесть несколько на распутье и смущен – явно жалко пятьдесят
копеек, но и перспектива толкаться в очереди мало прельщает. Видя
некоторое колебание старшего товарища, псевдо-Иннокентий спе-
шит произнести:
– Друг, не сомневайся, все будет тип-топ. Подержите мою сум-
ку, кстати, там две поллитры – я мигом. Давайте деньги, талоны и
тару. Ждите у входу, – ему не занимать деловитости.
Прапорщик Быков вручает предприимчивому незнакомцу два-
дцатипятирублевую купюру, что хватит, как раз, на шесть бутылок
«Экстра» (комиссионные договорились выплатить после вручения
товара). 193
И под всеобщее возмущение:
– Куда прешь?! – активно, не огрызаясь, заработал локтями,
ввинчиваясь вовнутрь.
Больше они того не видели. Терпеливое ожидание у входа в
двадцать минут не зафиксировано возвращение. Стало понятным –
их, напросто, обманули.
Эта несложная догадка подтвердилась, когда Жека со словами:
– У нас занимали, – с оторванными пуговицами на рубашке,
все-таки подобрался к окну выдачи – за спиной тучной продавщи-
цы чуть приоткрытая дверь в подсобку, а через нее виден выход с
кусочком улицы.
Итог доверчивости неутешителен – приобретение двух «чебу-
рашек» «Московской» за 12 руб. 50 коп.вместо магазинной цены –
3 руб. 80 копеек и кража шести водочных талонов.
Тесть сплевывает горечь досады:
– Встречу, оторву ему все, что висит.
Евгений мало верит в поисковый успех, да и в решительных
действиях Сергея Денисовича приходится сомневаться. Человек
он осторожный, хотя и служит в колонии, или, наоборот, благодаря
этому таковым является. Вообще, его рассуждения-лекала зачастую
подбешивали зятя своим самодовольством и незаслуженным мен-
торским тоном.
Так, про кого-то:
– С подобной зарплатой позволяется хорошо жить, разве что,
первую неделю.
Или еще, например, очередное, о своем непосредственном мо-
лодом начальнике:
– У нашей «тупизны болотной» горизонтом должен быть
максимум диван, а «дубина», ко всем прочему, жить собирается, 194
по-видимому, вечно – минимум движений и в башке и так – ну чисто
крокодил.
Решено идти в гараж за тестиной старенькой «шестеркой», что-
бы съездить на другой конец города в единственный, на тот момент,
коммерческий продуктовый магазин с заоблачными расценками,
зато без уничижительной карточной системы.
А выходя из этого мира широкого ассортимента и покупатель-
ской несуетливости, не увидели оставленную машину.
На старшего Быкова больно смотреть – вид прединфарктный –
вытаращенные глаза, вмиг посиневшими губами по-рыбьи начинает
ловить воздух. Становится страшно за него.
Недаром теща часто любила повторять, и для нее это не было
чем-то смешным:
 – Ведь мы пять лет откладывали на «Жигули» – одними мака-
ронами питались и ими же ходили.
Из рядом стоящей телефонной будки Жека звонит «02». Там
принимают сбивчатую информацию об угоне, но надо в ближайшем
милицейском пункте написать заявление.
За хозяина авто, которого бьет непрерывная дрожь, это делает
зять, а тому лишь подписать. Гарантий по нахождению совсем поте-
рявшемуся Сергею Денисовичу никто давать не собирается.
Проходят четыре дня односложных ответов на звонки обворо-
ванного: «Ищем, не беспокойтесь», – когда, вдруг, объявили: «Нашли
ваш автомобиль. Срочно приезжайте на опознание».
«Железного красного коня» обнаружили в пригородном лесу
с двумя трупами молодых парней в салоне. У одного из них, что за
рулем, опухшее синее лицо, зажатая в руке бутылка с наполовину
выпитой водкой (вторая так и осталась лежать на заднем сиденье,
нераскупоренной).195
Партийный Быков, увидев это, при всех пал коленями в траву и
истово трижды перекрестился, подняв глаза к небу. Кто-то из ментов
на его горячее бормотание даже подхихикнул, правда, отвернувшись.
А экспертиза содержимого под бело-зеленой этикеткой обна-
ружила смертельную дозу метилового спирта.
IV. Собака сдохла неожиданно. Ничто не предвещало такой
скоропостижный конец, в общем-то, нестарого пса, но, главное, уди-
вила причина.
Выводили Рокки всегда на поводке и наморднике – агрес-
сивный и туповатый ризеншнауцер хозяйке-то мало подчинялся и
запросто мог натворить бед или убежать.
К подобным строгостям, еще при Гоше, подтолкнули задранный
кошак и недельное пропадание (найти дурака помогли развешанные
по всему району объявления). Тогда и решили больше судьбу не ис-
пытывать и свести контакты с животным миром и чужими к минимуму.
В тот зимний вечер Ирина с дочкой гуляли. Евгений при на-
стольном свете и полной тишине что-то читал. Рядом Рокки положил
голову на вытянутые лапы и глазами из-под косматых бровей реаги-
рует на звук переворачивания страниц.
Продолжительный звонок в дверь – жена так не звонит. Пси-
на, с лаем, срывается в прихожую – он за ней. В дверном «глазке»
пустота.
– Кто там?
Молчание. Вопрос повторяется. Собака, прижав уши, неиствует
как никогда. На лестничной площадке, даже сквозь громкое гавка-
нье, им услышаны чьи-то движения.
– Ир, ты что ли прикалываешься? – щелкает замком. Но там
никого.196
– А кому-то по шее! – вслух выражает свое недовольство, – на-
верное, пацаны хулиганят, – это уже про себя. В холодном подъезде
царит тишина.
И тут псина почему-то заскулила, на полусогнутых побежав
вглубь квартиры. При этом его хвост-обрубок, наличием которого
Жека шуткой оправдывал так раздражающее Ирину вечное собствен-
ное шарканье тапками – мол, боюсь наступить на эту условность –
стоек и недвижим.
Борисов из кухни выглянул в окно – на слабо освещенном
заснеженном дворе супруга, отвернувшись, качает коляску и разго-
варивает с какой-то, точно не из их дома, женщиной в светлой шали
поверх мутоновой шубы – что-то знакомое.
Пока всматривался, из комнаты донеслись хрипы – словно ду-
шат. Что с собакой?
Лежащий на боку пес бился в конвульсиях, из пасти шла густая
пена. Попытка погладить оборачивается до кости прокусанным, как
и год назад, пальцем, который левый указательный. Даже в момент,
судя по всему, смертельного недуга Рокки продолжает проявлять не-
любовь.
Раскрыв форточку, срывающимся голосом кричит Ире, чтобы
она бежала домой (собеседницы ее уже не было). А когда та, запы-
хавшаяся, поднялась в охапке со Светланкой – кобель успел скон-
чаться.
Много слез и рыданий, да и у него комок в горле стоит – все-та-
ки успел привязаться к этой, не всегда дружелюбной, животине.
Еще ошарашило, когда вызванный ветеринар, бегло осмотрев
Рокки, диагностировал все признаки бешенства, поскольку к этому
добавился страх после укуса недворовой собаки оказаться зара-
женным. 197
Но почему смерть случилась в секунды? – «айболит» вразуми-
тельного ответа не дал.
Таинственность этой внезапной кончине придало и то, что тут
же Ирине вспомнился уличный диалог с незнакомкой, как бы нена-
роком прикрывающая лицо варежкой.
– Добрый вечер. Вы супруга Жени Борисова? В коляске его
дочь?
– Здравствуйте, а вам зачем? Откуда нас знаете?
– Неважно. Через минуту-другую он позовет – ждет какая-то не-
приятность, к моему величайшему сожалению. Прощайте, милочка –
кажется, Ира?
Пока молодая мать приходила в себя от таких телепатических
словесных пассов, дама поспешно скрылась в ближайшей подворот-
не. И сразу зовущий голос мужа.
В дальнейшем Евгений выдержал длительный курс уколов –
его здоровье, к счастью, не пострадало. Наступило время очередных
догадок.
V. К марту диссертация была готова. Она уместилась на двустах
страницах ротапринтного издания в бордовом переплете – своего
рода материализованный итог научной кропотливости, немалого
усердия и, по самомнению автора, не без доли талантливости.
На 14 число назначена защита. Мандраж хоть и не посещал –
присутствовала уверенность, что работа во всех отношениях достой-
на кандидатской степени, но легкое волнение все же имело место,
если честно.
За месяц до этого, на предзащите, заведующий кафедрой – Юрий
Иванович дал высокую оценку аспирантскому труду Борисова, отме-
тив также и большую заслугу в этом его научной руководительницы – 198
Зои Афанасьевны (та самая, с легкой руки которой он стал старостой
группы). Правда, некоторую сумятицу в веру положительного исхода
внес один из официальных оппонентов…
Стол Жеки в том же кабинете, где помимо других двух сотруд-
ников, разместила свой широкий зад Дарья Юсупова. Ее защита от-
кладывается на неопределенный срок – недавно она родила. И пусть
сам Юрий Иванович, являющийся, с некоторых пор, пятидесятилет-
ним любовником, принимает деятельное участие в написании Даши-
ной диссертации, до финиша еще далековато.
По разумению Евгения, муж Айдар не мог не догадываться о
таком адюльтере, но раз о скандалах в их семье не слышно, значит
«провидца», а теперь и «рогоносца» подобное положение дел впол-
не устраивало.
И он как-то сказал один на один бывшему однокурснику, кото-
рый ни о чем не спрашивал, когда в отсутствии жены, зачем-то забе-
жал на кафедру:
– Ты можешь не верить, но дома у нас все отлично, – словно
оправдываясь, а у самого на усатой физии испытующий взгляд –
ждет реакции.
– Не сомневаюсь, – соглашается Жека. Его ничуть и не беспо-
коит чужое «счастье», в особенности этой пары. После всех странно-
стей, где тем или иным образом засвидетельствовался Юсупов, ныне
преподаватель истории в железнодорожном техникуме, от него луч-
ше держаться в стороне.
В тесноватом факультетском лекционном зале собралось до-
статочно народу. Это и оппоненты, и члены специализированного со-
вета, коллеги, и, конечно, приглашенные сегодняшним соискателем
степени: Ирина, бабушка, Боб с Мастером. 199
Борисов уже плохо помнит подробности тех часов. Из немного-
го, что осталось в памяти – академическая обстановка вокруг, чуть
суетливый доклад, излишне придирчивые вопросы хромого оппо-
нента из Киева и такое гордое за внука лицо Анны Ивановны.
Огласили результат голосования – пятнадцать «белых шаров»
и ни одного «черного». Все поздравляют новоиспеченного кандида-
та наук.
А вечером в ресторане, где он будет отмечать успешную защиту,
официанты сдвигают столы. Среди сидящих за ними: обязательные
Зоя Афанасьевна, зав. кафедры (он еще входил в число голосующих),
киевлянин Владимир Васильевич, в конечном счете представивший
замечательный отзыв, второй оппонент и официально необязатель-
ные – родственники, сокафедренники.
Когда закончились тосты старших, немало удивила явно зара-
нее подготовленной речью Дарья, нескромно разместившаяся рядом
со своим седовласым полюбовником:
– Дорогой Жека, свет Петрович, как и все присутствующие здесь,
хочу порадоваться за тебя. Ведь даже невыдающаяся работа может
считаться достаточно крепкой, а потому ты вполне заслужил этот
праздник, на котором мы находимся. Ура! – издевка и не скрывалась.
Евгений увидел, после сказанного ею, и встревоженную мину
Владимира Васильевича, и ухмылку Юрия Ивановича, и дружное от-
ставление бокалов остальными. Ему же этот выпад не показался чем-
то из ряда вон – он, сегодня, снисходителен к зависти честолюбивой
и, в общем-то, следует признать небесталанной аспирантки.
Возмущению Зои Афанасьевны нет предела:
– Да ты кто такая, чтобы судить о значимости его диссертации!
Продолжай делать свою науку через постель и не вякай! – побелела 200
ненапомаженными губами она. А вот такого от своего научного руко-
водителя, вроде бы мягкой женщины, Борисов ожидал. В поддержку
ей презрительно фыркнула и бабушка.
И тут, чтобы разрядить обстановку, миротворчески влезает зав.
кафедры:
– Что такое, Зоя, ты говоришь? Сработал замечательно Евге-
ний! От души еще раз пью за твой успех. Молодец! – все смотрят, как
движется кадык у Юрия Ивановича, а Юсупова куда-то в пол. Стали
шумливо чокаться, а минут через десять, скомкано попрощавшись,
эти двое покинули банкет.
Проходит месяц, и Евгением сформирован увесистый пакет
для отправки в Высшую аттестационную комиссию – от нее остается
ждать получение диплома.
В это приятное время предвкушения документального под-
тверждения своего нового научного статуса, в университетской
библиотеке он сталкивается со знакомым парнем – аспирантом-
историком, который любил, к месту и нет, повторять: «Гениальность
всех политических деятелей заключается в их способности убеди-
тельно оправдывать свою тупость».
Увидев Борисова, приветственно кивает головой и снова скло-
няется над книгой. Но не проходит и десяти минут – подходит к нему
и полушепотом, чтобы не нарушить тишину зала:
– Выйдем, покурим.
Заглянув в курилку, таинственно замечает:
– Лучше на улице, здесь народ, – появляется интрига.
На скамейке, в сквере, глубоко затягивается:
– Слушай, вот сейчас с тобой встретился и не хочется молчать.
Дело такое: за день до твоей защиты к моему шефу (тот писал рецен-201
зию на Женькин автореферат), по старой памяти зашел этот Влади-
мир Васильевич и стал жаловаться (я случайно подслушал): на него
давят – дать отрицательный отзыв на диссертацию – мол, кандидат-
ская слабенькая и ее стоит зарубить, да и Ученый совет к этому скло-
няется. А в конце дословно: «Не будь белой вороной».
Конечно, столбняк – то-то колченогий, приехав, сразу стал до-
пытываться:
– Ты по всем выводам уверен? Как прошла предзащита?
Еще тогда у Евгения появляется ненужная взвинченность:
– Почему за сутки задаются подобные наводящие вопросы? Вы
же в курсе всего!
И киевлянин смутился и как-то неловко попытался отшутиться:
– Знаешь, уважаемый соискатель степени, это зануды любят го-
ворить о себе, сплетники – о других, а вот хорошие оппоненты – толь-
ко о рецензируемой ими диссертации, – и неубедительно рассмеялся.
Вырисовывается картина, дающая основание поверить в
рассказанное.
Два года тому назад Юрий Иванович занял место заведующего
кафедрой, прервав собой десятилетнее пребывание Зои Афанасьевны
в этой должности. И, по-видимому, новый масштаб кафедральной вла-
сти позволил ему поступить так непорядочно – раз свои неприязнен-
ные отношения к одному человеку (в их коллективе известный факт) он
спокойно проецирует на другого, только потому, что тот является уче-
ником Зои Афанасьевны. Можно еще как-то понять, если бы здесь при-
чиной был, ну например, антагонизм, каких-либо, научных школ. Нет,
наверное, все объяснялось просто мелочной мстительностью бывшего
подчиненного за какие-то личные неурядицы на работе. В общем –
подлость в высшем своем проявлении и самой низкой пробы. 202
Но надо сначала убедиться, что ход собственных мрачных мыс-
лей безальтернативен.
Чтобы ничем преждевременно не выдать себя, он сегодня не
появится на кафедре. А ближе к вечеру следует звонок в столицу
Украины – слышно как коллега громко зовет Владимира Васильеви-
ча к телефону.
– Да, я слушаю.
– Здравствуйте, Борисов беспокоит.
Там вынужденно молчат.
– Извините, но вопрос тогда в лоб: «Кто же Вас убеждал хрено-
во прорезюмировать меня?
Покашливание.
– Может, все-таки ответите? Будьте добры, проявите принци-
пиальность, как Вы в целом это сделали, написав положительный
отзыв!
Жеке не хватает воздуха.
За две тысячи километров чувствуется мучительное раздумье.
Затем глуховатым голосом:
– Скажу только одно – это дама, – и звуковым пунктиром по-
следовали гудки.
Наступает предельная ясность, кого он имел ввиду – Дарья
Юсупова. И по времени все совпадает – месяца два назад она ездила
на конференцию, как раз в Киев. И быстро додумывается: вот упол-
номоченная тем, кто ее начальник, и не только, с особым рвением
выполняет деликатное поручение, а потом, в постели с ним, докла-
дывает подробности. А сам Юрий Иванович, это ясно, и не считает
нужным для себя бросать «черный шар», поскольку легко определя-
ем – он здесь, уж точно, против всякой публичности. 203
От этих вполне реальных фантазий тошно и противно. А велись
ли такого рода переговоры с кем-то из Ученого совета теперь и не
важно. Ночь та для Евгения прошла бессонницей.
Так удачно совпало, что на следующий день состоялось давно
назначенное заседание кафедры. Чуть дотерпелось до прилюдного
разоблачения. И когда повестка собрания была исчерпана, он по-
просил слова – и все обозначил своими именами. При этом от низа
живота до самого горла прыгает сердце, но подготовлен спич и голос
не выдает волнение.
Присутствующие прямо-таки оторопели – вчерашним аспиран-
том выдвинуты серьезные обвинения, да еще с базарным уклоном,
когда прямым текстом бывшая одногруппница названа «подстил-
кой», а глава кафедры «старым козлом».
Вслед за выбежавшей в полной тишине заплаканной Дарье Зоя
Афанасьевна под локоть выводит перешедшего было в конце на мат
оратора, а в спину ему несется визгливое:
– Во-о-о-о-он! – будто очнувшегося Юрия Ивановича.
На этом научная стезя Борисова завершена – следующим днем
пишется заявление по собственному, получено негласное одобре-
ние коллектива за выплеснутые им вчера эмоции и слушаются слова
сожаления от Зои Афанасьевны, что он, увольняясь, совершает не-
проходимую глупость. Но продолжать трудиться под началом тако-
го «урода», да еще с перспективой ежедневно сталкиваться с его
толстозадой пассией, Евгений не счел возможным.
Пока в пустующем кабинете собирал свои вещи, в проеме две-
ри нарисовалась рожа Айдара. Конструктивного диалога, это когда
разговаривающие не пытаются ударить друг друга, не получилось –
асфальт заднего двора окропился небольшим количеством крови, а
лица обоих украсило синее подглазье.204
Жена, тесть и теща тоже дружно не поняли и не оценили такой
Жекин разворот «окончательно оставить науку» (было заявлено).
Сергей Денисович даже обозвал это решение «маразмом дешевого
максималиста» – правда, высказано не прямо, а через дочь.
Лишь Анна Ивановна одобрила поступок внука:
– Ничего страшного не произошло – не пристало еще тебе ужи-
ваться в «банке с пауками».ОТ ГЛАВНОГО ГЕРОЯ:
«Депозит – это когда время – деньги»
Покой неживых мы тревожим печалью,
Не выплюнув злость, не подводим итог,
Разбился стакан с неналитою водкой,
И снято пальто с грязью вешних дорог.
Устало садимся в немягкое кресло,
И взгляды отводим от строгих икон,
Убитая воля, забыто то место,
Где обретается прошлого клон.
Нам ли роптать – такова объективность,
Разбег и полет, а потом пустота,
Нас только спасает любимых наивность,
Раздумья о вечном и Его доброта.206
Неделю Жека пролежал дома на диване. Настроение муторное.
От пессимистических сожалений отвлекает неугомонная Светланка –
дочка температурит и в садик не ходит. Ирина же на работе – вышла
из декретного и теперь трудится лаборанткой на факультете, кото-
рый закончила. Ее сто двадцать рэ и его семьдесят сторожа вроде и
позволяют не спешить с трудоустройством, но он жаждет всем и вся
поскорее доказать на какие свершения способен Борисов, а чужая
подлость только укрепила веру в себя.
Самый конец восьмидесятых – время зарождения кооператив-
ного движения и надо пробовать – итожит свои диванные размыш-
ления Евгений.
Есть друзья, и вскоре с ними обсуждается возможность их
участия в задуманном. Боб с Мастером вместе просиживают штаны
в одном из НИИ с инженерными зарплатами и постперестроечной
бесперспективностью, но на предложение затеять свой бизнес отне-
слись одинаково отрицательно – пугает финансовая неизвестность
и уже входящий в моду рэкет, а в стенах института все-таки гаранти-
рованная государством социалка. В общем, товарищи не решились,
хотя идею друга, на словах, признали неплохой. Про таких говорят:
«Они были пунктуальны, осторожны и обязательны, вот только из
осторожности никогда, ничего и никому не обещали». Видите ли за-
хотели пока понаблюдать за Женькиными успехами, а потом, если
все у него будет складываться, с удовольствием, присоединиться.
На что им было тотчас заявлено:
– Я тоже побаиваюсь, но вы уже заранее сходили под себя, а с
засранцами мне не стоит иметь дело, – прозвучало обидой и одино-
чеством – наверное, от них он вправе мог ожидать не только мораль-
ной поддержки. 207
А задумка, еще не коммерсанта, довольно проста – выращива-
ние шампиньонов, потребителем коих являются немногочисленные
тогда кооперативные кафе, которые полюбили посещать городская
фарца, партийные и комсомольские вожаки районного масштаба и
всякого рода блатные.
О факте, что эти грибы востребованы, Борисов узнал из меню,
когда впервые посетил с Ириной переделанную в элитный «дом
еды», с опереточным названием «Летучая мышь», бывшую безымян-
ную «стекляшку». Когда они заказали эту диковинку по немалой
цене, официантка с чувством искреннего сожаления, молвила:
– Это блюдо у нас бывает не часто. Могу предложить …
На удивление здорово помог тесть – по собственной инициати-
ве дал в долг серьезные для него две тысячи рублей и договорился
со знакомым домуправом об аренде за символическую плату угла в
подвале – целых 150 квадратов. Вручая деньги, со вздохом высказы-
вает, по-видимому, сакраментальную мысль:
– Сам всегда мечтал заработать миллион, но никогда не думал как.
А вот теща и ее дочь настроены однозначно скептически. Видя
с каким энтузиазмом Евгений углубился в книги по микологии (это
наука о грибах) и даже пару раз съездил в Подмосковье к известному
специалисту, жена лишь предупредительно заметила:
– Ты уж постарайся, пожалуйста, не профукать папины сбере-
жения.
Его злит такое отношение, но одновременно и подстегивает.
А внутри очередной раз вопросом – умеет ли любить эта женщина?
Позади полтора месяца кажущейся бесконечной беготни по раз-
решительным инстанциям и, наконец, все документы выправлены, а
нанятой бригадой оборудован цех, где круглосуточно поддерживается 208
необходимая влажность и температура. Также сохраняется тенден-
ция уверенного «таяния» начального капитала.
Первыми работниками кооператива под солидной вывеской
«Союз» стали два Аркадия – старый и малый, те, которые по садику
давние коллеги-сторожа. Штатное расписание того времени сфор-
мировано Жекой, исходя из двух принципов: это согласие на фикси-
рованный минимум по зарплате до наступления самоокупаемости и
безоговорочная вера в его гений бизнес-руководителя.
Дед, несмотря на свой солидный возраст, продолжал оставать-
ся мечтателем-космополитом, который несказанно рад, что дожил
до капитализма и теперь-то он уж точно пнет финансовую удачу по
«заднице» и она повернется к нему наконец «личиком». А его внук,
обладатель многих странностей и фобий – к примеру, периодически
впадал в неэмоциональное описание якобы виденных им иноплане-
тян или испытывал панические страхи перед собственными прогно-
зами – мог вдруг сказать:
– Утром умывался и не увидел себя в зеркале, вместо меня там
была красивая женщина. Страшновато. Наверное, это мое будущее.
А один раз, Аркаша, не терпящий спиртного, почему-то напился
и не вышел на работу и так объяснил свой прогул, пряча глаза:
– Шеф, ты, конечно, извини, вечером неожиданно «замахнул»,
а когда проснулся, осознал, что идти-то на службу некому.
Но подобное поведение никак не характеризует этого, в целом,
исполнительного парня. В самое трудное время становления и рас-
крутки эти родственники показали себя далеко не худшим образом,
несмотря на некоторые проблемы у Аркадия Николаевича, в связи
с нередким проявлением у него признаков старческих капризов и
элементов небуйной вялотекущей шизофрении внучка. 209
Их трудовые книжки продолжают лежать в сейфе заведую-
щей детского сада, а в кооперативе Борисова выполняются совсем
необременительные функции курьерства, контроля за климатиче-
ским режимом подвальной плантации и перетаскивания ящиков с
грибницами и коробок, где выращенный урожай.
Индивидуально коммерческая деятельность директора вы-
глядит многогранней – тут и снабжение, переговоры с оптовиками,
примитивная бухгалтерия и отчетность, развозка и привозка чего-то
на тестиной «шестерке» и многое другое, то, что уже через год позво-
лило кандидату философских наук завоевать или, правильнее, сфор-
мировать грибной рынок в городе.
Теперь он хозяин четырех цехов, еще налажена скупка у мест-
ных охотников мяса, дичи. На сегодня Жеку знают администрации
множества ресторанов и продуктовых комиссионок. Младопредпри-
ниматель ездит на личной «девятке» и по его началом аж тридцать
подчиненных, а вот кредитов, само собой, нет.
За такой короткий срок им усвоены несколько, тогда ему казав-
шихся правильных и крутых, принципов-поговорок типа:
– Достигаю – когда сам, а добиваюсь – когда отнимаю;
– Если хочется ничего не делать, надо как можно выше сидеть;
– Как правило, под понятием «скидка» следует понимать «ки-
далово»; и т.д. (сейчас бомж категорически не согласен ни с одним
из них – какая-то дурь и понтярство).
А в то время Евгений излучает самодовольство – произошло
полное угадывание себя – так ему представлялось.
В своем нынешнем положении прошлое коверкается иным,
начни Борисов жить сначала, но годы вспять не направишь и про-
звучавший «бой часов» отмеренного тебе, должен приниматься как
данность – без уныния, а в чем-то, «при навсегда окончательном»,
любому необходима хотя бы малая толика внутреннего восторга. ОТ ГЛАВНОГО ГЕРОЯ:
«Все те, кто считает себя финансово состоявшимися,
могут заблуждаться: заработанный ими уровень комфорта
того же качества, как и у остальных – дело в привыкании»211
Дальше все развивалось еще стремительней – Жека становится
основным акционером и руководителем небольшого асфальтового
завода, расположенного в пригородной зоне.
Заря возможностей ельцинской эпохи, помноженная на его
рисковую вдумчивость, дает результат, которым несомненно можно
гордиться. Но почувствован вкус к масштабированию коммерческих
удач и побед, когда тактические, как правило, рутинные задачи начи-
нают гармонично подменяться все больше стратегическими. Подоб-
ная метаморфоза очень даже по нутру Евгению Петровичу.
И 92-ой лишь послужил дополнительным подтверждением это-
го процесса бизнес-эволюции. Все далее разрастающийся многопро-
фильный кооператив «Союз» и встающий с колен, когда-то государ-
ственный, завод объединяются в одно юридическое лицо закрытой
формой собственности. Таким образом, происходит финансовое
укрупнение Борисова, а это необходимо, чтобы наконец-то заполу-
чить банковскую лицензию и соблюсти правила игры, открывающие
ему дорогу к серьезному единоначалию.
Создание собственного банка стала Жекиной провиденческой
идеей-фикс – это будет хорошая «подушка» от возможных потрясе-
ний будущих капиталов, что является залогом карьерной устойчиво-
сти – когда число уволенных и наказанных тобой всегда значительно
превышает число способных и желающих «сковырнуть» тебя. На то
время казалось – оседлай он эту «вершину» и мир у ног.
На цель брошены все силы – грамотно розданы взятки, для
формирования уставника заняты недостающие средства, скрупу-
лезно и тщательно организованы требования Центрального Банка, а
инициативная группа давно работает без выходных. 212
И наступает долгожданный день – в просторном кабинете Пре-
зидента банка Борисова Е.П. проводится первое совещание. Сидя-
щему сейчас в высоком кожаном кресле остается только упиваться
своим нынешним положением и про себя кичиться достигнутым. Так
хочется встать из-за стола и «сбацать» джигу (она когда-то в одиноч-
ку была любительски разучена перед зеркалом), но статус не позво-
ляет, пусть в Правлении все свои.
Вот коллеги разошлись, и есть момент дать волю эмоциям – та-
нец состоялся. А заглянувшая без стука в дверь с папкой докумен-
тов, секретарша Людмила (да, да – терапевт Барышева) усматривает
однокашника, который ритмично, что-то мурлыча под нос, отбивает
ирландский стэп.
– Я тоже не меньше рада, – улыбается до сих пор незамужняя
неостановившемуся постукивать каблуками начальнику.
Крайне доволен и он сам… Его предел мечтаний грозится
превращением в полный беспредел.
Теперь, в городе, фамилия Борисова очень даже узнаваема, а
реклама собственного бизнеса повсеместна в СМИ.
Ирина бросила работу и занимается дочкой – Светланка пошла
в первый класс. Жекин же быт приобрел некоторые олигархические
черты того времени – две иномарки, правда, чуть поддержанные,
большая квартира в центре, достраивается загородный дом, появи-
лись отпуска за границей и пейджер на поясе брюк.
Когда случайно пересекался с кем-то из коллег по кафедре,
покинутая наука, безусловно, вспоминалась, но без щемящих нот –
взаимность просто потонула в деловых заботах. 213
С Мастером и Бобом все усложнилось – в одном, из ставших
редких общений кто-то из них зло ляпнул длинную тираду:
– Жень, не обольщайся в своих ожиданиях – есть такой закон
сохранения: если ты начинаешь считать других придурками или неда-
лекими, с точностью до наоборот они также думают о тебе. И таковых
абсолютное большинство, поверь. Особенно когда, по-видимому, счи-
таешь, что лучшее печатное издание – это денежные купюры.
Та встреча почему-то «замылилась» авторством слов, но запо-
мнилась смыслом, который не был им принят – товарищество трех
друзей сузилось до точки.
А апофеозом удовлетворения собственного «ЭГО» стал зво-
нок Юрия Ивановича попросившего, как бы между прочим, оказать
родной кафедре спонсорскую помощь, в виде трех компьютеров.
С большим удовольствием, но вежливо было отказано.
Вообще, тот период вместил много разного – и мелкие преда-
тельства подчиненных, и участившиеся семейные неурядицы и нело-
гика жизненных ситуаций – а их, подчас, продолжает преследовать
флер необъяснимого. ОТ ГЛАВНОГО ГЕРОЯ:
«Есть мнение, что разве только полный дурак много ждет
от жизни и верит в свою исключительность»215
Клиент банка – директор крупного домостроительного комбина-
та приглашает Борисова на майскую глухариную охоту – таким спосо-
бом хочет поблагодарить за без лишней волокиты выданный кредит.
Еще не совсем привыкший за такой короткий срок руководства
кредитным учреждением к подобного рода знакам внимания за, в
общем-то стандартную, услугу, которая к тому же приносит прибыль,
пытается вежливо отказаться. Это придет чуть позже, когда каждый
свой шаг навстречу кому-то, он в совершенстве научится замыкать
на личную заинтересованность.
Не зря Евгений так стремился создать банк. В его тогдашнем
понимании подобная структура позволит и поможет не только льго-
тировать развитие финансовой деятельности собственного бизне-
са, но и, применительно к себе, иметь возможность вникать в дела
проблемных клиентов, чтобы, при удобном случае, постараться, осо-
бо не выставляясь, обанкротить их в свою пользу.
Почти три года деятельности в этой сфере подтвердили, а где-
то и нет, жизненность Жекиных схематичных гладких рассуждений,
в плане экономического инструментария, способного создать се-
рьезные деньги.
Как бы то ни было, но есть одно несомненно общее между тем
Борисовым, кому немногим за тридцать и им же, пятидесятилетним
бомжом – допустим, они смотрят на какой-нибудь ценник и обоим со-
вершенно «фиолетово» в долларах там или в рублях. А вот принципы
более молодого, с годами, которые так и не прожиты, в большинстве
претерпели существенные изменения – некоторые вплоть до проти-
воположной сути.
Время катится к экватору 90-х, и у Жеки сформировано чет-
кое представление о будущем. Вот только как-то Анна Ивановна
сказала ему:216
– Ты, безусловно, умница, но качество твоей жизни мне, ой как,
не нравится. Подумай на досуге и пересмотри, что не так. Когда-то
надо остановится.
В тот раз он опять отмолчался на очередное пространное заяв-
ление-недовольство бабушки, лишь отнес его к старческому брюз-
жанию.
Итак, если вернуться назад, Евгений все-таки дает согласие
сходить на охоту.
В пятницу после работы тот директор заезжает за ним. Во вто-
рой машине ждут еще кто-то.
Николай, так зовут пригласившего, поясняет – там его знако-
мые. Пятеро мужиков выходят из авто поздороваться.
Ха, среди них, соответствующе для леса экипированных, совсем
Борисовым неожидаемые Айдар (слышал – развелся с Дашкой) и
Шулин, теперь, наверное, уже не капитан.
– Откуда здесь эти? Явно Юсупов знал, кого увидит! – пожи-
мая руки, восклицалось у Жеки, – может мне не ехать. Тогда будет
неудобно перед Николаем. Но неспроста все это, – еще подумалось
ему, видя их преувеличенную радость от встречи. И таким образом
любопытство берет верх.
Только теперь выходящий в данный момент из банка главный
бухгалтер Андрей (не Мастер) в приказном порядке усажен в слу-
жебный «Мерседес» – меньше с ними разговаривать придется. И
кавалькада из трех машин отправляется в путь за сотню километров.
Когда приехали, уже смеркалось и в домике егеря накрыт
обильный стол. За выпивкой знакомятся поподробней. Кроме замов
директора ДСК, Шулин представлен как родственник (жены – род-
ные сестры), а Айдар – товарищем, приглашенный шурином. Нико-
лай знает об их университетском прошлом. 217
В ходе угощения говорили мало, поскольку слушали одного
только Женькиного сокурсника, который непрерывно травил анек-
доты. Рассказывал смешно, но, в отличии от всех, Борисов даже не
улыбался. Он подчеркнуто сосредоточен на еде и чтении найденной
на подоконнике старой газеты – обида помнилась.
– Что может связывать теперешнего майора и этого – не в меру,
сейчас, словесно темпераментного? – задавался Евгений вопросом.
Шулин тоже пытается юморить, вспоминая на публике истории
с секретной тетрадью и туалетным взрывом в военном лагере, где
выставляет себя каким-то клоуном – видно как хочет понравится мо-
лодому банкиру – значит что-то надо. Народ же смеется. Особенно
усердствует Айдар – его, беднягу, аж заколотило, словно тогда и не
было никакой мистической загадочности.
На токовище пойдут в три утра, а пока решено постоять на тяге.
Жеку с бухгалтером подобающе переодевают и вручают одно ружье
на двоих (на Андрея не рассчитывали).
Стоя в длинной цепочке на просеке, он вглядывается в темнею-
щее небо. Сегодняшняя встреча случайность или нет? – не отпускает
его. Поднялся сильный ветер, и вокруг зашумело лесом. Полчаса
ожидания – ни одной пролетающей птицы.
Тогда пошли соревноваться – стрелять по банкам. Шулин про-
явил отменную меткость. Удивил подчиненный Борисова – за ним
второе место. Тройку призеров замкнул Николай. Евгению, послед-
нему в списке стрелков и нелюбящему проигрывать, быстро надо-
едает это занятие. Кивает в сторону избушки – все молча соглаша-
ются продолжить выпить.
Пара часов пьяного сна, и егерь, в полной темноте, по чавкаю-
щей под ногами почве ведет их на заранее разведенный глухариный 218
ток. На Женькиной голове, как и у других, кепка – не по-майски душ-
но и пот упрямо заливает глаза, но следует бояться клещей.
Впереди маячит спина коллеги с выданной им винтовкой. И в
памяти, зачем-то, всплыла рассказанная тещей, почти байка, про сво-
его Сергея Денисовича, заядлого охотника:
– Как-то вернулся мой с утиной охоты, совершенно пустой, к
тому же пьяненький и с порога заявляет, что его компаньон подстре-
лил еще меньше. Я ничего понять не могу – оказывается, тот, ко все-
му прочему, ружье с лодки утопил.
Вместо обещанных охотоведом трех километров, кажется, от-
махали все шесть, а то и семь. А такое несоответствие в ощущениях
расстояния он объяснил сбитым, от алкоголя у них, глазомером. Мо-
жет и так.
Начало светать. Само токовище представляло собой небольшой
редкий сосняк в окружении болотин. Негромкий инструктаж для тех,
кто впервые на глухаря – реликтовую птицу надо уметь слушать.
Та памятная охота возвращается к бомжу в мельчайших
деталях – вот только почему-то стерлась внешность егеря, а
осталось всего лишь стойкое подозрение, что этот человек, за
пятьдесят, сильно на кого-то похож. Но тогда этих мыслей у него
даже и не возникало.ОТ ГЛАВНОГО ГЕРОЯ:
«Теряя зрение приобретается острый слух – компенсация
налицо – это как одеть очки, чтобы лучше слышать»
К стене непонимания пригвождены чужою болью,
Не выбираем выражения, когда тоскою мутит,
Мы словно натираем раны солью,
А оппонент удачи уже сто лет не шутит.
Вот так смыкаем берега
Любви и ненависти с коварством злого духа,
И лезется нам снова в никуда,
Не испросив согласия у собственного слуха.
Твои «тату» на коже лет морщинят старые обиды,
И перекошено лицо, и смирен взгляд, а вот уже без свиты.220
Народ по одиночке разбредается по периметру лесной опушки.
Борисов с Андреем составляют пару, так как у них одна двустволка.
Метров через триста-четыреста усаживаются на огромное по-
валенное дерево, закуривают и начинают вслушиваться в окружаю-
щие звуки, оглядывая свой сектор. Воздух наполнен птичьим много-
голосьем, но глухарь не проявляется. Пахнет весенней прелью.
Проходит минут двадцать и в зоне, где предположительно на-
ходился Шулин, раздается выстрел, сразу еще.
Евгению хочется узнать результат, но наказ приведшего их
сюда – общий сбор спустя час – лучше соблюдать.
А теперь кто-то из замов бабахнул. Жека бесцеремонно заби-
рает у своего бухгалтера ружье – он верит, сейчас наступит его оче-
редь – вдруг охвативший азарт заставляет дрожать руки.
И точно, где-то довольно близко противно, но так желаемо,
точильным металлическим скрипом, будто ножом о стекло, зазвуча-
ло. Сделав жест – «я пошел», владелец оружия, все-таки с шорохом
переступая, стал приближаться к тому месту, откуда такое могло до-
носиться…
С паузой в секунду за спиной два эха раскатывающейся аку-
стики и незадачливый охотник ничком падает на ржавые сосновые
иголки – срабатывает инстинкт самосохранения, когда левую щеку
окатывает горячая волна. Начинается сильное жжение и на скуле им
нащупывается кровь, а за пятками истошный крик какой-то непопра-
вимости. Нет сил подняться и оглянуться.
Подбегает Андрей и, осторожно касаясь лежащего, хрипит от
волнения:
– Евгений Петрович, Вы живы?
Этот голос возвращает в реальность: 221
– Наверное, Андрюша, могло быть и хуже.
И трагический итог того утра – гибель Юсупова – он был убит
наповал, а смерть – это навсегда.
Кричал Николай, который первый увидел, как вдалеке рухнул
Айдар. Затылок его представлял аккуратную дырку и что-то там крас-
ным еще пульсировало.
К царапине Борисова добавляются тяжелое шоковое состоя-
ние и всеобщий ступор, когда тело перевернули и наблюдали разво-
роченный лоб.
Дальше, как в сомнамбулическом забытье – вызов поселковой
милиции, их нескорый приход, изъятие ружей, допросы на месте.
К обеду приехали следователи из города и понеслось по новому – на
кого кто думает?
Где-то месяц длилось дело. Примерно два раза в неделю – дача
свидетельских показаний. С маниакальной скрупулезностью спра-
шивали и не раз, буквально обо всем: в каких отношениях находился
с убитым? Место, где стоял в момент выстрела? Кого знал до этого?
Были ли с кем конфликты? и т.д.
Жека прекрасно понимал, что менты выполняют свою работу,
но, осознавая собственную невиновность, невынужденно мог сиро-
низировать. Было такое на их, уже вконец, заформализованные во-
просы:
– Что вы делали в то время, когда случилось убийство? – дер-
жал в руках календарик и не отрывал глаз от наручных часов.
Или как-то так:
– Ваша дата рождения?
– 20-го февраля
– Какого года? 222
– Каждого.
Но допрашивающий капитан старался никак не реагировать и
гнул свое.
Следствие зашло в тупик – пули, установлено экспертизой, ко-
торыми стреляли в Юсупова и Борисова выпущены из одного ору-
жия, но его не оказалось в том арсенале команды охотников.
Сами же участники охоты пару-тройку раз пересекались в ко-
ридорах милицейского горотдела, но говорить им особо не о чем –
у всех по-видимому свои версии и… выводы.
А собрались они вместе, один раз еще, на похоронах. Увидев
там экс-жену Айдара, Шулин проявил недюжую и злую иносказа-
тельность:
– Теперь вдова, пусть даже ныне и бывшего, четко будет знать,
где он, – похоже, майор знал что-то большее.
На поминки из них никто не пошел.ОТ ГЛАВНОГО ГЕРОЯ:
«Лишь немота никогда не ошибается»224
Вообще тот недолгий период Женькиной «банкирщины», на-
верное, следует охарактеризовать как временной отрезок упоения
работой и невозможностью избавиться от постоянной какой-то тре-
воги – вот-вот с ним должно что-то случиться такое – из ряда вон.
И оказалось, это тягостное предчувствие не подвело его.
Региональный Центробанк в лице начальника главного управ-
ления перед самым получением Борисовым банковской лицензии,
вызывает Евгения к себе.
Дядька предпенсионного возраста встречает радушно и за
чашкой кофе берет сразу быка за рога – весьма дипломатично тре-
бует трудоустроить его племянника вторым лицом в создаваемой
иерархии. Бывший инструктор горкома напорист в своем желании,
но Жека не намерен менять что-либо в штатном расписании руко-
водства, которое уже почти согласовано с надлежащими инстанция-
ми. Тем более ему стоило огромного труда переманить на должность
заместителя, этого сорокалетнего мужчину с серьезным опытом ра-
боты в банковской сфере.
Конечно, последнее слово за ЦБ – захотят, могут и не пропу-
стить человека – найдут кучу причин – к тому же прямым текстом
обещаны определенная лояльность в надзоре и содействие, первое
время, в межбанковских субвенциях.
Евгений Петрович задумался – звучит заманчиво, но поступить
как предлагают – некрасиво и непорядочно.
Глава управления продолжает в таком торге «наклонять» со-
беседника:
– Ну, поставь ты своего, например, над кредитным или ва-
лютным отделом и вся недолга. А то, вдруг, придется доказывать, 225
допустим, налоговой, откуда деньги на налоги, – вроде как пошутил,
в тоже время близко посаженные глаза излучают уверенность, что
вопрос решится по его сценарию.
– Может и вправду – потеряет он немного в зарплате, а через
год подрасширимся и сделаю вторым замом. Пусть чуток потерпит
ради общего дела, – строится компромиссный вывод.
Трудно, когда начинаешь новый бизнес, быть негибким –
подобным оправданием, тогда Борисов разруливал множество своих
внутренних противоречий, когда они касались категорий понятия
совести.
На утро следующего дня в папке «На подпись» лежало заявле-
нии об уходе по собственному от так и несостоявшегося заместителя.
– Ведь все объяснил ему вчера – и карьерную перспективу и
временность назначения, и согласился же с моими доводами. Ну, а
если уж такой гордый – пусть убирается, – с досадой, на себя, рассу-
дил Жека, чиркнув увольнение.
Племянником оказался выпускник финансово-экономического
института, под тридцать лет. Кареглазый, улыбчивый, с припухшей
физиономией, внешне неплохо напоминал дядю. Зовут несколько
необычно и вычурно – Платоном, с фамилией Козлов.
При личном знакомстве на вопрос – на каких участках в пре-
дыдущем банке приходилось трудиться? – неожиданно нагловато
забалагурил:
– Практически на всех, но еще, вдобавок, имею большие навы-
ки копать землю, собирать грибы, так же мыть посуду, – и довольный
сказанным скривил губы – мол, знайте наших.
Евгению активно не понравился этот панибратский тон, но он
сдержался, не ответив на такую фамильярность. 226
Все-таки первое впечатление оказалось не совсем верным. Ме-
сяц их совместной работы показал, что парень, взятый по блату, непло-
хой специалист в банковском деле. Инициативен (пусть и не всегда
разумно), требователен к подчиненным (хотя не везде объективен),
отлично знает бухучет и кассу – другими словами – универсал.
Единственное, по первости, настораживало в нем лишь то, что
человек любит выпить, но с кем не бывает – особенно на Руси. Зато
есть его определенная заслуга в увеличении клиентской базы, даже
если частично и с помощью своего высоко сидящего родственника, а
это, для Борисова, существенно нивелирует незапойный грех Платона.
Да и сам Жека, в какой-то мере, подвержен этому увлечению –
только никогда не позволяет себе, в отличие от Козлова, набучивать-
ся в одиночку, еще и на рабочем месте.
Таким образом, оба примыкали к большинству – любителям
излишеств, а с меньшинством, состоящему из аскетов, мало кому по
пути.ОТ ГЛАВНОГО ГЕРОЯ:
«Когда кто-то говорит, что мысль должна быть
все-таки впереди слова, не всегда верно – эмоции,
в большинстве своем, еще первичней»228
«Протуберанец времени», вбросивший Евгения в другой
пласт хроник, враз привил ему привычку злоупотреблять, будучи
не всегда в хорошем настроении и желательно, когда остается
один.
Посетителей банка Борисов делил на нечеткие три подотряда:
1) никому не верящие вкладчики – это, как правило, пожилые,
склонные к скандалам, чья психика надломлена Павловской рефор-
мой, индексацией, проведенной Сбербанком, и уже начинающимся
крушением «финансовых пирамид»;
2) потом коммерсанты разнополюсных формаций – от махро-
вых заведомо мошенников до упертых бизнесменов, которые мень-
ше всего уповают на удачу крупного «хапка», а больше на пошаговое
развитие своего дела и, наконец;
3) директора бывших государственных, а ныне приватизиро-
ванных предприятий – эти тоже делятся на два русла – тех, кто попа-
дая под банкротство, жаждет побыстрее распродать активы и насто-
ящих хозяйственников – коим дороги не только деньги, но важен и
сам процесс их зарабатывания в перспективе развития.
Конечно, такое деление весьма условное, но с каждой группой
клиентов у Жеки была своя философия переговоров и разный подход.
Еженедельный кредитный комитет нередко выявлял, уж очень
необычные области бизнес-деятельности потенциальных заемщиков.
Так у одного откуда-то возникла идея стать первопроходцем
по разведению страусов в то время, когда подавляющее количество
населения страны вряд ли догадывалось, что мясо этой птицы можно
употреблять, то есть – есть. 229
Второй задумал в просто неимоверных масштабах выращивать
белых мышей, крыс и кроликов каких-то генетических чистых линий
для поставки в лаборатории по онкоисследованиям.
Другая деятельная дама спала и видела, как в будущем за био-
гумусом, вырабатываемым её калифорнийскими червями, выстроят-
ся круглосуточные очереди…
Их пионерские фантазии по выбору применения своих дело-
вых качеств зачастую диктовались наличием коммерческих «ниш»,
свободных от конкуренции, но подобная «экзотика» хоть и была
симпатична Евгению своей оригинальностью, к такого рода проектам
он, как кредитор, относился с предельной осторожностью, так как
в массе своей этими людьми движет не холодный расчет честного
бизнесмена, а авантюризм, рожденный либо финансовой безысход-
ностью, либо первоначальной недооценкой суровых правил цивили-
зованной коммерции, а правильнее сказать – отсутствие в те годы
таковых. И финансовый рынок, веление времени, примитивит опера-
циями – «купи-продай».
Конечно, когда старые рамки ограничений уже рухнули, а но-
вые еще в полной мере в головах людей не заработали – место есть
любым крайностям в проявлении человеческой натуры. И в бизнесе
это наблюдалось как нигде – и «брат на брата», а «враг за свата».ОТ ГЛАВНОГО ГЕРОЯ:
«Гандикап в желаниях – пусто прожитое время»231
Размышления, сейчас 49-летнего, когда-то Президента
банка, о той его жизни как бы окутаны мифической дымкой, за
которой бледные контуры словно не своего прошлого. Остаток
же будущего видится ему никчемным.
Банки ельцинской России в то «пестрое» время не представля-
ли особого интереса для тупого рэкета, который больше интересо-
вали так называемые «ларечники». Это позже «обложение данью»
стали чаще замещать раэйдорством – необразованные бандиты на
глазах умнели, а «белые воротнички», наоборот, берут в чем-то на
вооружение приемы «лихих».
Помнится, пришли к Борисову такие вот сердитые и широкопле-
чие, у которых из под кожаных курток выпирают бицепсы. Несколько
дней назад «грибной король» города получил эксклюзивный подряд на
поставку асфальта для реконструкции сорокакилометровой трассы –
аэропорт-центр.
Без лишних политесов и элементов дипломатии они излагают
свое хотение. А в конце короткой беседы старший из них раздражен,
почувствовав у Евгения иронию, когда тот сказал:
– Ребята, вы рискуете попасть со мной на принцип – это как
ограбить, допустим, казино и тут же в другом спустить награбленное.
Надеюсь, понятно выразился?
Аллегория не производит впечатления.
– Последний раз спрашиваю – идешь на наши условия?
– А точно последний раз – продолжает валять дурака Жека, –
требуете от меня денег? То есть получается, я уже вашим решением
должник? Рассмешили. 232
Коротко стриженные вымогатели дают ему неделю, чтобы со-
брать заявленную ими сумму, пообещав взамен, конечно, благоде-
тельское «крышевание».
Такое поведение на кого «наезжали», обусловлено не бесша-
башной смелостью или принципиальностью, а добрым знакомством
тестя с авторитетными сидельцами. Сергей Денисович, как всегда
проницателен, и предвидел подобную возможность бандитских ини-
циатив и потому заранее заручился поддержкой серьезной братвы.
Дня эдак через три объявился тот главный, за кем было послед-
нее слово.
– Извините, обратились не по адресу, – пробормотал он, глядя
на ноги. Борисову совсем не трудно было проявить великодушие.
Здесь все просто. А вот в случае с банком сплошная чертов-
щина.
Сначала на его имя пришло письмо, где не был указан отпра-
витель. Напечатанный текст лаконичен: «Если Вам дорого имя Ва-
шей жены, просьба – сегодня, к 18.00, прийти в ресторан «Летучая
мышь».
Первая мысль – что за шантаж? Евгений звонит домой. Ири-
на ничего не понимает или делает вид. На вопросы мужа – причем
здесь она и кто же хочет с ним встретиться? – следует спокойным
голосом односложные ответы – не знаю, даже не догадываюсь, и она
не видит смысла ему куда-то вообще ходить.
Но Жека уже завелся. Он обязательно будет там.
Преднамеренно приехал с получасовым опозданием. Угадать,
кто назначил встречу, просто – чьей-то мужской спиной занят всего
один столик, а на входной двери висит ограничивающая посещение
табличка – «спецобслуживание». 233
Знакомый, еще со времен начала поставок шампиньонов в это
заведение, пожилой администратор как-то не по-халдейски строг:
– А Вас, Евгений Петрович, заждались, – его лоснящееся и
обычно приветливое лицо выражает некоторую укоризну.
– Вздумали, что ли, меня отчитывать? С чего бы такое? –
несколько удивлен завсегдатай этого ресторана, а теперь и непо-
следний человек в городе.
Работник общепита, состроив загадочную улыбку, лишь пожи-
мает плечами. А на встречу уже спешит тот – тридцать с небольшим,
дорогой костюм, тонкогубый рот, глаза скученные у переносья.
– Здравствуйте, господин Борисов! Спасибо, что откликнулись
на наше приглашение, – при рукопожатии от него густо пахнуло ла-
даном.
– Кто же это «мы»? – холодным тоном спрашивает Жека, подхо-
дя к богато сервированному столу.
– Давайте сначала выпьем коньяка, уважаемый, и затем я спол-
на удовлетворю Ваше любопытство. Договорились?
– Простите, как Вас? Я не употребляю. – попытался было ди-
станцироваться Евгений.
– Прекращай, замахнем, раз налито и не будем строить из себя
трезвенника, – вдруг неожиданно незнакомец переходит на «ты»
Смотрят друг на друга в упор. Первым не выдерживает Борисов –
отводит взгляд и глотком опрокидывает на треть заполненный бо-
кал. Не закусывает – «Арарат» сам по себе хорош.
 – Может, все-таки представишься, и что тебе до моей жены? –
он тоже решил не церемониться с этим, немного косеньким.
 – Именуй меня, дружище, Вениамином, – запанибратил тот, –
а сейчас я представляю интересы... , – им называются две фамилии – 234
обе очень знакомые в криминальном мире города. Пришлось насто-
рожиться – тесть тут не помощник.
– Про твою супругу чуть погодя, ладно? – и тотчас вспомина-
ется Иркин рассказ-фантастика про старичка и пленителя Веню (то
ее описание его внешности, вполне возможно, напоминало сидящего
напротив).
– И что надо этим людям от меня? – такое вслух, а предчувствие
нехорошего так и заколотилось внутри.
– Если говорить о сухом остатке, то деньги. Давай, президент,
еще по одной, – мрачно предлагает порученец.
– Ну, раз пригласил, наливай, – выдвигает вперед фужер Жека –
ему хочется показать спокойствие.
Хищно, неприятно ощерившись, остромордый набулькивает.
– Каким образом?
– Все просто – переписать на меня половину твоих акций. Вот
от них доверенность.
Буквы прыгают перед глазами, но документа оформлен по всем
надлежащим правилам (кстати, фамилия у этого «пня» говорящая –
Безымянный).
– А если откажу?
– Тогда, теперь о твоей даме сердца. Наверняка, что-то расска-
зывала обо мне? Ведь так? – сплошная издевка.
– Слушай, говнюк, не боишься, что прямо сейчас тебя положу, –
Евгений рывком ухватил узел галстука собеседника, при этом сбивая
посуду.
Сухая и крепкая Венина ладонь вцепляется, в свою очередь, в
запястье напавшего – лица обоих от натуги стали красными. Не на
шутку встревоженный и, видимо, наблюдающий за ними, подбежал
администратор:235
– Пожалуйста, господа, выясняйте свои отношения в другом
месте! – но увидев, что руки они опустили, тотчас отошел.
– Значит так, люди дают сутки на раздумье и предупреждают –
соскочить не получиться. А про Ирину, считай, я пошутил. Скажу
только одно – она как любая баба тебе никогда не сообщит о любов-
нике, другим о своем возрасте, а для себя старается реже взвеши-
ваться. Понимай, как знаешь, – деланно рассмеялся Безымянный, –
впрочем, мне пора. Завтра в это время позвоню – надеюсь на твое
благоразумное «да», – наглец продолжает провоцировать.
– И ты запомни, в свою очередь, ненавижу, когда подаешь ми-
лостыню, а за спиной кричат: «За меня тоже». В общем, сними, муди-
ла, ногу с педали. И передай работодателям – мое они не получат.
Теперь можешь ходить отсюда, Веня.
Но видно, что красиво построенный ответ не произвел никако-
го впечатления на него. Он продолжает кривить улыбку, оставляет
мятые купюры и, резко встав, разворачивается к выходу. Борисов
замечает, как правое плечо этого парня значительнее ниже левого.
Дверь из стекла за ним захлопывается и начинается понимание –
эта история имеет все шансы плохо закончиться, и страх предатель-
ски сдавливает горло. Тех двух, чьи имена озвучены, следует боять-
ся. Еще эти туманные намеки на Ирку. Нет, надо идти до конца, и будь
что будет – хотя лучше было вести себя погибче – потянул бы время,
сориентировался – возможно тогда бы и «отскочил» без потерь.
Жека плеснул в фужер пахучего армянского и залпом осушил его.
Стало, почему-то жалко всех, как-то по-глобальному, не конкретно.
Снова подходит хозяин зала (никто из официантов так и не по-
явился) и уже, теперь, с поклоном, заискивающе:
– Евгений Петрович, не обессудьте, но мужчина, когда вче-
ра снимал все наше заведение, специально меня предупредил 236
выговорить Вам за возможное опоздание и денег не пожалел. Так
что задним числом хочу извиниться за подобный маскарад. И такая
непонятная прихоть, чтобы вокруг ни единой души?
Борисов упирается, еще не пьяными глазами, в подбородок
администратора и как-то не в тему:
– А ведь мужская финансовая независимость в любом воз-
расте, является сексуальной привлекательностью. Согласитесь?
Кому адресовано пространное обращение, часто заморгал:
– Конечно, вне всякого сомнения, – поддакивает он, вот только
на лице недоумение. Жека же рывком поднимается и, не прощаясь,
покидает ресторан.
На вопрос жены – все-таки встречался он вечером с кем-то? От-
ветил просто – мол, не посчитал нужным реагировать на всякую херню.
Ни завтра, ни далее Венечка не позвонил. А криминальных ре-
бят, как сообщалось в газетах, через полгода убили на какой-то сто-
личной разборке. Но, даже после этого жилось в ожидании чего-то
нехорошего.
И сейчас, зимой 2012 года, ведя метельным вечером гостей
в свой подвал, ему еще подумалось, – а ведь Гошин кореш чем-
то, почти неуловимо, напоминает того – и дисбаланс в плечах и
эти мелкие черты физии, если сделать сдвиг по возрасту. Нет,
совершенно случайное совпадение внешности и тезкости ресто-
ранного и сегодняшнего. Одного Быкова ему вполне достаточно,
чтобы наудивляться, а тут, вдобавок, Вениамин – какая-то ерун-
дистика с «тенью на плетень». ОТ ГЛАВНОГО ГЕРОЯ:
«Заработанные тобой деньги и оставленные после смерти
быстро забудутся – общечеловеческая память в другом»238
Некоторые странности в поведении и поступках Платона Коз-
лова порой вызывали вопросы – часто о женщинах отзывался ци-
нично, а когда не очень трезвый, мог быть излишне парадоксальным
в словах. Но все это выглядело достаточно безобидно, поскольку в
основном, до поры до времени, не касалось личностей.
Как-то за месяц до рождения своего первенца он высказал:
 – Жена с ума сошла – просто до слез хочет видеть меня при
родах, как стало модным у ее подруг. Хватит и того, что был на виду
при зачатии.
Или такое, тоном старого ловеласа:
 – Спросите меня, какое вино больше люблю? – и отвечу – зави-
сит от года выпуска. Так же, у меня, и с женщинами.
Мог вслух задуматься о сюрреалистической картинке:
 – Чтобы, интересно, попросила добрая фея из «Золушки», слу-
чись ей поймать золотую рыбку? Похоже исстрадаться им, наверное,
немотой.
А, однажды, после домашнего скандала:
– По-видимому, все тещи мира словно подарки на день рожде-
ния, так и хочется их кому-то передарить.
Борисову был почему-то симпатичен этот парень.
Годовщину банка отмечали с размахом – так захотел Евгений.
Снят банкетный зал, приглашены местные артисты. Стол пропорцио-
нален валюте баланса «именинника».
Гости – крупные клиенты, трое представителей ЦБ во главе с
руководителем, работники (семейным разрешено прийти со второй
половиной) и, наконец, Быковы – старшие и Ирина. Анна Ивановна,
сославшись на нездоровье, решила лучше посидеть со Светланкой. 239
Жека почти доволен – в свои тридцать два все для него не-
плохо складывается – здоров, отец, без явных врагов, теперь еще и
вполне состоятелен, что еще пожелать себе дорогому? Вот, правда,
друзья подрастерялись, а были ли они ими?
Но праздник как-то сразу не задался. После первых здравиц,
сидящему во главе стола Борисову передают записку. В ней округ-
лыми буквами: «Радуешься? Недолго осталось».
Принесший бумажку официант конкретику не внес:
– Импозантный мужчина, брюнет, лет тридцати пяти.
Настроение заметно падает. Листок мнется в кармане брюк –
чье око за ним наблюдает? Перед кем, в чем, да и главное, когда, он
провинился?
Находившиеся по правую и левую руку, дядя Платона и Ирка,
видят его стеклянные глаза и сразу – что и как? Поочередно, одному
вежливо, второй злясь, но грамматически идентично, – мол, хорошо
и замечательно. Не стоит слишком беспокоится.
А чуть позже, на пике вечера, секретарша в лице Барышевой
Людмилы имеет связь (понятно какую) с Платошей – и происходит
сие в незапертом туалете – об этом на ухо сообщается главбухом Ан-
дреем. Супруга с подозрением косится на шепчущихся – по ее глазам
видно, она догадывается о ком речь – ведь мужу была устроена на-
стоящая головомойка, когда узналось о трудоустройстве этой ****и
(так, по старой женской памяти, обозначена Мила).
В общем-то, Ирина права – эта особа умеет нравиться Евгению.
К тому же жена, с собственными загадками, давно заметно поубави-
ла к себе его мужской интерес.
В зал, с интервалом в несколько минут, входит сначала рас-
красневшаяся Людмила, а за ней пошатывающийся Козлов. Эти двое
даже не заметили, что за их отсутствием кем-то наблюдалось.240
Жека пальцем подзывает зама и лишь негромко замечает на-
клонившемуся:
– Застегни штаны, дурила – «хозяйство» потеряешь.
Нимало не смутившись, тот тянет руку к ширинке:
– Есть, начальник, – злые, почему-то, глаза буравят. Таким его
еще Борисов не видел.
– Кстати, прочитали? И как? – голос насмешлив.
– Ты о чем, Платон Владимирович?
– Надеюсь, она потревожила Ваш покой? – уже громко, и с
нескрываемой ненавистью.
Резко привстав, следует удар в широкое переносье дерзкого.
Да непростой – после него, рухнув подкошенным, тот теряет созна-
ние, у бившего аж немеет кулак. И все это на публике.
Заикающийся глава ЦБ, поднимая племянника:
– Ты что с-себе п-позволяешь? Под суд захотел?
Народ сгрудился у оглушенного. Из носа почти очнувшегося
тонкими струйками кровь, ляпающая белую рубашку, зрачки блужда-
ют, а на роже мерцающая улыбка:
– Теперь господину шефу точно хана! – слышится нескрывае-
мое торжество.
– Прикуси язык! – это, пока не понимающий причину произо-
шедшего, Сергей Денисович (молодец, тесть!).
– Откуда у вполне до этого скромного Козлова взялась такая
неожиданная наглость? Что им движет, говоря угрозы? Какую пре-
следует цель? Не думаю, что выпивка тому виной. Почему ему из-
вестно о записке? С ним же никогда не было особых конфликтов.
Уж не знаком ли он с тем Безымянным? – вопросы, не находя ответа,
пророились секундою. Ум тяготился. 241
Банкет вконец испорчен. Ударенного уводит под руки дядя, а
за ним потянулись подчиненные. Оставшиеся вроде и пытаются сде-
лать вид, что ничего особенно не случилось, но праздничный градус
существенно спал – разговаривать стали тише и незаметно посмат-
ривать на хозяина вечера.
Сам же он вдруг обращает внимание, как супруга, так и не полу-
чившая от него вразумительного: «За что вмазано заму?» – подсела
к ненавистной когда-то однокашнице Людмиле и что-то весело заго-
ворила, даже по-дружески приобняв.
– Ни больше, ни меньше – театр абсурда – это сегодняшнее за-
столье, – еще сообразилось Евгению.
А по всему видно, как Барышева рада новой компаньонке – вся
в образе вроде бы довольной суки.
Желание дальнейшего участия в банкете совершенно про-
падает, и тогда, поручив главному бухгалтеру окружить заботой
приглашенных и быть с ними до победного, и, стараясь остаться
незамеченным, вышел к ожидавшей машине. На улице, как и на душе –
слякотно.
Приехал домой – бабушка удивлена – почему вернулся один и
так рано? Отговорился тем, что неожиданно заболел живот, а Ирину
попросил догулять. Анна Ивановна вряд ли поверила, но не стала
лишний раз допытываться, только обиженно поджала губы, и вскоре
ушла. Борисов же весь вечер, с дочерью, провел у телевизора. Теле-
фон отключил.
Жена появилась глубоко за полночь.
– Спишь? – тихо задается вопрос в спину лежащему в темноте
на диване.
– Еще как, – раздражен Жека, но не ее поздним приходом,
а тем, что сон не шел и виной тому не громкая музыка за стеной у 242
соседей – просто он знал слова многих песен Ободзинского и мыс-
ленно подпевал.
Вспыхивает свет и начинаются упреки – видите ли вел себя
неадекватно, машину за ней не прислал и вообще оставил одну, не
предупредив. И приходит осознание, что поступил, в общем-то, по-
свински и в ссору с ней, где никто и ничто не будет забыт, ему совсем
не хочется ввязываться. А вот когда она, не думая, бросает с истерией:
– Я раньше считала – как все-таки мне с тобой повезло, а в
итоге убеждаюсь – ты не мой человек-карнавал.
Аж взвивается:
– Слушай, тоже не утренник в детсаде, достала меня! Давай уж
не будем ругаться, а сразу подеремся. И фальшивость тебе к лицу, –
парирует, который супруг.
– Все за Гошу не можешь простить? – с интонацией мщения.
– Мертвую прощу! – выкрикнул он и тут же испугался.
В детской, в голос, заплакала разбуженная Светланка.
– И как только даются такие слова! Это моральному уроду, разве
что от какой-то дури суждено страдать. Я ж, в отличии от других, живу
истиной! – и побежала к дочке – намек был более чем прозрачен.
А потом, остаток ночи, его, одинокого в комнате, продолжают
теребить унылые мысли с сопоставлением неких и таких постоянных
случайностей, когда собственный эгоцентризм, не по своей вине,
подменяется чьей-то чужой волей.
В понедельник Платон Козлов не вышел на работу и через три
дня, которому отослана по почте трудовая книжка, а дядя-цэбэшник
мобилизует свой нехилый административный ресурс и по-мелкому
начинает пакостить. Борисов как будто не замечает эти потуги –
только азарта, в бизнесе, ему прибавляет. ОТ ГЛАВНОГО ГЕРОЯ:
«Есть действительности, которые Богу вряд ли стоит
продлевать… Хотя, не нам судить»
Необходимость в неудачах – как вторая чаша весов,
На которой уложена мрачность и проклятье немых
 подлецов,
А на первой складируем радость и успехи отложенных дел,
Здесть и есть твое равновесие – раз ты счастьем
 уже отболел.
Так и выдана справка с согласья иных,
Где решением красно: «Не годен!»
Вот и все – ты уже в разряде «больных»,
И никому не угоден.
И сразу немыслимый бег напотом,
Пусть фанатизм и потух,
На гнев злых людей накарячилась вера в «богов»,
Вот только от жизни вселенский остался испуг.244
Проходит немного времени и случается то, чего он из этой се-
рии мог ожидать – гибель жены и бабушки.
Смерть обеих, не очень-то понимающих и любящих друг дру-
га, настигла в одном месте и в один час. Совершенно случайная но-
чевка в наконец-то построенном коттедже (с легкой руки местных
обозванный – «Замок Короля Страха»), представилась пожаром. Хо-
ронили кости.
На траурной процессии Евгений в глубокой прострации – по-
мнится, видимо за символичность, только дорожный знак «односто-
роннее движение», криво висящий на столбе ворот кладбища и еще
в голове почему-то засел навязчиво никчемный эпизод из их с Ири-
ной жизни – когда первый раз собирались на южный курорт:
– Хочу купить туда что-нибудь сногсшибательное, из обуви.
– Рекомендую коньки, – пошутил тогда он. А она же вдруг
неожиданно расплакалась.
И лишь теперь, будучи бомжом, избирательность воспомина-
ний кажется, без сомнений, логичной.
А далее снежным комом – по прошествию почти года объявил-
ся рак. Затуманилось сознание в ожидании своего конца, и страх
перед смертью загнан в тупик. Все становится невыносимым, но сто-
ит бороться – у него дочь – ее существование перемалывает любое
упадничество и уныние и гонит прочь греховность суицида.
Случилось – с операционного стола совершен прыжок в буду-
щее – аж, длиной в пятнадцать лет. 245
ОТ ГЛАВНОГО ГЕРОЯ:
«Завистливым проще держаться вместе –
не так будет скучно»246
Сегодня же он вплотную унижен обстоятельствами и гнус-
ным бытом настоящего.
Но сейчас, возможно, грядут всему этому хоть какие-то
разъяснения, и пусть бьет мелкая дрожь – Жека полон терпения,
пока люди идут к нему в гости – туда, где подвал и Светка.
По дороге в ночном магазине покупаются три поллитра бе-
лой, какие-то рыбные консервы. Им с негодованием отвергается
немая попытка Гоши финансово поучаствовать в покупках. Вени-
амин, наоборот, неактивен – отвернулся от прилавка и внима-
тельно изучает план эвакуации из помещения при пожаре.
От этой торговой точки до Борисовского пристанища со-
всем немного, и несколько минут ходьбы проходят под воскли-
цательные междометия Вени – он весь в предвкушении халявно-
го стола.
– А ты, случаем, не Безымянный? – оглянувшись, таки не
удерживается впереди идущий.
Тот оторопело встал:
– Откуда тебе такое известно, мил человек? – на морозце
голос звучит гулко и механически, словно у робота.
– От мертвого верблюда, – как-то и успокоился Евгений,
утвердившись в догадке. Дальше шли молча.
Вот только реакция Венечки при виде Светланы оказалась
такой, что уж никак не ожидалась – это падение на колени, хрип-
лый вскрик удивления и самое главное – она названа Риммой.
Пакет выпадает из Женькиных рук, и что-то там разбилось,
похоже на водку, а припухшее нездоровой синевой лицо Никоно-
вой Светкии также выказывает немалую степень шока, рассмат-
ривая мужика, который явно путает ее с кем-то. С паузами выдав-
ливает из себя:247
– Ну ты, хрен с горы, зовут меня Светой, и тебя и вот этого
(показывает на Гошу), я не знаю, – с укоризной смотрит на при-
ведшего гостей.
Безымянный встает в полный рост, пытливо всматривается.
 – Я же когда-то тебе мужем был, а наш сын, а Кострома!
Не узнаешь или притворяешься?! Так ты, значит, жива?! – почти
кричит он.
У Светы-Риммы глаза помешанной. Она отступает на пару
шагов. А про Евгения и говорить нечего – какая-то грань сума-
сшествия. В этот момент его тихонько хлопают по плечу. Это
Григорий, стоявший за спиной. Бывший супруг Ирины Быковой
мычанием дает понять, что тоже в шоке.
Секунды звенящей тишины, и приходит время обернуться
Вене к стоящим позади:
– Осенью 94-го моя жена, очень похожая на эту женщину, –
палец в сторону отошедшей в темный угол, – по словам сына,
гуляя с ним у озера, утонула, но труп так и не нашли. Остался
отпрыск четырнадцати лет, – голос его дрожит.
– Ничего такого я не помню! А вижу только твои претензии
к Богу! – последняя фраза Никоновой прозвучала так, будто она,
все-таки, что-то знает.
И Борисова словно ослепило – ведь Светлана, и вправду,
никто иная, как Римма – та его юношеская любовь из Костромы.
Конечно, трудно узнать ту молодую и красивую в этой, потеряв-
шую память и взявшую себе имя и фамилию, накарябанные на
обнаруженном, ею же, листке, тогда в электричке. А теперь им
увидены, каким-то другим взглядом, ямочки на щеках, этот разрез
черных глаз, волосы цвета вороного крыла, пусть и значительно 248
тронутые сединой, и, главное, интонация, которая полтора года
так мучительно напоминавшая ему чью-то, могла принадлежать
лишь одной – той далекой, в пространстве и времени, девушке.
Фантасмагория сегодняшнего дня продолжается. Чему еще
придется удивиться?
Веня безвольно опустился на шатающийся стул – вид об-
реченного. На Гошиной роже зачем-то мерцает улыбка. Римма-
Светка тоже безмолвна.
Наступившую тишину вскрывает громкой скрип входной
двери – это Сашка-Борода со всей компанией – по-видимому за-
интригованы Женькиным гостеприимством этих двоих и хочется
полюбопытствовать подробностями.
– Извиняйте, но вот и мы, причем со своим, – и позвенелось
бутылками. Кеша по обыкновению нахален.
В свою очередь, Ираида деловито, не обращая внимание на
все еще остолбеневших, стала на стол выгружать принесенное.
Чуть отомкнуло, и на правах хозяина Борисов рассуетился.
Близость спиртного снимает оцепенение и у Вени со Свет-
ланой – они вместе подсаживаются. Незваными гостями явно
замечается – здесь до них что-то произошло, но, до первого ста-
кана, никому пока до этого нет дела.
Евгений очень не хочет при всей шобле о чем-то говорить,
особенно когда Никонова, украдкой утирая глаза, начинает шеп-
таться с Безымянным, изредка виновато посматривая на Жеку,
который поначалу выглядит отрешенным, но выпивка заставляет
заговорить:
– Может, расскажешь мне, Света, кто же ты такая? – в го-
лосе мрачная хрипотца, уставился в пол. 249
Все застыли, а она закашлялась. Вениамин участливо по-
стучал ей по спине. Видно, как подернулись алкогольной пеле-
ной глаза этой особы, а дальше следуют злые выкрики:
– Да! Сейчас немного вспомнила – и тебя и тот теплоход, а
также то, что когда-то любила и была любима тобой!
На горбоносом лице Вени гамма чувств, а затем последо-
вавший вопрос:
– Не понял?!
Все вокруг становится восклицательным и совершенно за-
гадочным. Сашкина бригада переглядывается – для них полная
непонятка. И только Гошин профиль выражает теперь вселен-
ское спокойствие – он будто над ситуацией и, видимо, у него есть
свои секреты.
Подвальный мир поплыл, и Жека заваливается на бок, те-
ряя сознание. Проваливаясь в бездну, успел подумать – как бы
Быков с Безымянным не ушли. Они теперь, правда, конечно, и
Римма – возможные объяснители несуразицы всего прошедше-
го и продолжающегося с ним.
Тревожность обморочного состояния наотмашь бьет по
обидам и неуспехам. Подняв веки им лицезрелась склонившаяся
компания голов – чья-то рука треплет его по щетине – это Римма
или все еще Светка.
Сколько времени он пробыл в таком состоянии? Помогли
подняться, Гриша, с ухмылкой, втискивает ему в руку стакан. От
запаха водки подкатила тошнота и снова все померкло. ОТ ГЛАВНОГО ГЕРОЯ:
«Карьера без тщеславия, в общем-то, редкость,
а вот наоборот – хватает»251
Больничной палатой оказался заставленный аккуратно заправ-
ленными койками и залитый солнцем какой-то коридор. Рядом
капельница. Воняло щами из кислой капустой и лекарствами. На кра-
ешке стула сидит Григорий Быков в накинутом на плечи белом халате –
внимательно наблюдает, как начинает озираться Борисов. Запроки-
нув глаза, тот видит над собой чью-то окладистую седоватую бороду.
Его прошибает пот – ба, да это же Димон – только постаревший и в
шапочке священника, а на ней серебром вышитый крестик – вроде он.
– Откуда он взялся? Ведь не виделись лет тридцать, с того мо-
мента как ушел в монастырь и стал отцом Иоанном, – мысли путают-
ся, – они и с Гошей никогда не были знакомы. Или их встреча тоже
не случайность – на грани наваждения?
– Узнаешь меня? – бархатный голос, чуть прищуренный взгляд.
– По-моему, Дмитрий, – почти не слыша себя, шевелит губами
Жека – ему очень хочется пить.
– Всю ночь дежурили. Слава Богу, оклемался.
– Куда меня привезли? – язык шершав и неповоротлив.
Гриша, приложив палец к губам, подает кружку воды. А друг
студенческой юности обходит кровать, на нем ряса, и так с неспеш-
ностью:
– Все скоро поймешь. Приходи в себя, а нам надо уже идти.
Он трижды крестит Евгения. Они удаляются, не оглядываясь, и
будто растворяются в ярком оконном свете. Делается попытка крик-
нуть, чтобы остались, но из горла ни звука.
Откинувшись, в изнеможении, на подушку Борисов впадает в
забытье, и только мелькнуло, когда кружка выпала из рук, – и боль-
ничный антураж и эти двое – не более чем мираж.
То, что приснилось, окончательно все запутывает. А привидел-
ся ему отец Иоанн, в своем нынешнем обличье, стоящий на коленях, 252
в небольшой комнате, похожей на молельную, перед иконой Казан-
ской Божьей Матери.
Речь его размеренна, голос негромкий:
– Пресвятая Богородица! Освободи раба твоего, Евгения, от
раздвоения души, верни грешнику человеческую цельность, пусть
грехопадение для него не станет роковым и да случится с ним твое
прощение. Избавь от темных сил. Доброта твоя безгранична. Аминь, –
осеняет он себя крестами и кажется, что каждое слово, словно кли-
нопись на каменных скрижалях – так, по-религиозному, торжествен-
на интонация.
Тут он поднимается и поворачивает лицо, как бы к Борисову:
– А теперь слушай. Мне понимается, что жизнь у тебя склады-
вается далеко от канонов, данных нам Всевышним. Рядом с тобой
Сатана. Ты Им выбран и оболган.
– Что же я такого страшного, богопротивного сделал? Почему
так? – полная растерянность у спящего.
Назидательно и даже где-то раздраженно:
– Это определяется не мной. Не мы пишем свою судьбу. Все
в предначертаниях Божьих. Вера и только глубокая вера способна
спасать, а она должна быть слепой – без всякой логики. Все от серд-
ца, а оно алогично – и в этом сила веры.
Еще знай, кровати, там, где ты лежишь, подобны местам сосре-
доточения духовной лени и совершенных грехов. За каждым таким –
люди. Тем, которым определено вносить в бытие раба Божьего Евге-
ния странности, препоны и трудности – все, что может коряжить ум,
рождая неверие в любовь Бога. В Его промысле всегда будут присут-
ствовать испытания.
Последнее было произнесено очень уставшим человеком. Те-
перь он снова смотрит на икону – ее лик печален… ОТ ГЛАВНОГО ГЕРОЯ:
«Получать назидания и упреки – не всегда следствие
совершенного тобой греха»254
Жеку будит посторонний шум. Приподнялся на локте – все
тот же бесконечный коридор, только уже в слабом закатном
освещении, а людскую пустоту заполнили силуэты, по одиночке,
сколько хватало зрения, сидящих на койках и каждый из них что-
то бормочет –этот гул и заставил его открыть глаза.
И не удивился, когда в ближайшем соседе, в метрах пяти у
противоположной стены, разглядел Веню, а далее, с той же сто-
роны, прислонившись к спинке, профиль Риммы, еще недавно
Светы. Оба укатаны во что-то длинное и серое, схожее с халата-
ми. Да и сам Евгений в чьей-то хламиде, из мешковины, с проре-
зями для рук и до пят.
Подробности остальных скрывала душная полутемнота.
Сунув плохо гнущиеся ноги в какие-то тапки, шаркающими
шагами задвигал вдоль этого паноптикума. Все тело ломит.
Ни Вениамин, ни его когда-то жена даже никак не реагиру-
ют на проходящего мимо – головы их опущены.
– Только такому дураку как я позволительно быть гор-
дым.., – сначала донеслось до слуха.
У Риммы скорбно сложены руки на груди и будто заклина-
нием:
– Когда тебе выдвигают условия – это намек на твое несо-
вершенство…
Следующим оказался Гоша – он, естественно, молчал, зато
на шее висела картонка, где можно было явственно разобрать кри-
во написанное тушью: «Одиночество вместе!» (с жирным воскли-
цательным знаком), – на его лице плотная тень от занавески.
Становится не по себе – что за намеки? Кто устроил такой
дикий маскарад? 255
А впереди, уже в безоконном пенале, в два ряда, по диа-
гонали, проглядываются еще несколько сидящих в застывших
позах фигур. В этом конце коридора, почти во мраке, другая то-
нальность – словно читается молитва.
Продолжая оглядываться на Быкова, он упирается в оче-
редную кровать, и песнопение, напоминающее церковное, в раз
обрывается.
Вскрик – перед ним старик в плаще и облаке густого запаха
воска, тот самый, что бросился под товарняк. Есть от чего закри-
чать даже много пережившему. У него строгий взгляд, а позади
Борисова продолжается монотонный бубнеж.
– Вы?
– Да, Женя. Присядем, дорогой, – кровать жалобно
заскрипела панцирной сеткой.
– А как же тогда поезд? – застревающий в горле вопрос.
– Ты давно должен был догадаться – кто я. И тот «косма-
тый», как ты меня назвал, и костромской водила, и егерь, в конце
концов – все это твой отец – пусть и давно покойный, – он вни-
мательно следит за тем, какое впечатление произвели его слова.
Евгений давно ожидал что-то подобное, но пока сообража-
лось, этот человек указательным левым пальцем, и без фаланги,
тычет в сумеречность:
– Тут и твоя мама.
Куда показал – сгорбилась женщина, смотрящая перед со-
бой – возраст и черты лица не разобрать.
– Выходит и я умер? – убитым голосов Борисов.
– Как тебе не покажется странным, все-таки, больше живой,
чем нет. И здесь далеко не преисподняя. Тут, сейчас, собраны 256
люди из твоего прошлого и настоящего, но не будущего – его ты
проживешь другим персонажем, – говорится стариком в проро-
ческой манере.
Хорошо разыгранный спектакль, не более, – не унимается
в Жекиной башке, – но почему именно со мной? В то же время
все слишком натурально, да и знает дед много про меня. Может,
просто я еще не проснулся?
– Не спишь ты. И нет ничего здесь подстроенного, – вслух
сканирует чужие мысли человек, под щетиной которого просту-
пает шрам.
Неожиданно, что-то похожее на птицу, откуда-то бесшум-
но подлетев, цепляется за волосы. Евгений, по-бабьи, громко
ойкнул, быстрым движением смахивая севшее на голову. Это
оказалось летучей мышью, которая, упав на пол, пронзительно
заверещала и стремительно полетела туда, где свет еще ввали-
вался в окна. Испарина покрыла лоб.
Да, не сон, – холодит мозг случившееся и тяжелым камнем
гранитит душу.
– А вот теперь подойди к матери, – легонько подталкива-
ют его в спину. Судя по всему, там ждет следующее испытание
памятью.
Медленными шагами он приблизился к привставшей ему
навстречу.
– Здравствуй, сынок, давай обнимемся, – к груди прижима-
ется старушка, одетая, несмотря на жару в помещении, в шубу с
накинутой поверх шалью.
– Говорил с отцом? – ее шершавая ладошка гладит небри-
тость пятидесятилетнего мужчины.257
Перед ним та, которая когда-то зимой поднимала старосту
Борисова с заплеванного пола в проходном подъезде.
– А Вы разве не видели?
 – Женечка, сейчас мы с ним не можем узреть друг друга, –
назидательна она.
И опять мрачные, вопросительные догадки, – что за «тун-
нель времени» этот коридор? Полигон для реинкарнации с на-
вязчивым каскадом галлюцинаций или какая-то новая форма бы-
тия, данная Евгению свыше? Почему же именно на нем ставятся
подобные жуткие эксперименты по поиску, против воли, разного
мироощущения.
– Хватит врать! Как Вам не видеть того старика!? – подка-
тило возмущение, но тут же обмирает, когда боковым зрением
выхватывает глухую стену – теперь здесь начало коридора, но
кромешная тьма не наступает, так как на другом конце, вдалеке,
забрезжило красноватым светом и четко проступила череда не-
подвижно сидящих.
На просматриваемом пространстве царит беззвучие, а ис-
точник освещения скрыт. Жека в большом убеждении – это ре-
жиссура темных сил. Наполненный животным страхом, он чув-
ствует приближающееся сумасшествие.
А потом яркая вспышка, до слепоты, и сознание уже пони-
маемо проваливается. ОТ ГЛАВНОГО ГЕРОЯ:
«Привычка – есть поведение
в каждом конкретном случае»
Другой моя любовь не может быть,
И радость не наполнена слезами,
А мне совсем с тобой не устается плыть
До кромки лет великого молчанья.
Пусть разное случилось на маршрутах наших,
Друг друга не понять иль дури маета,
В «колоде» дней мы не найдем пропавших,
«Бокалы» с горечью обид уже осушены до дна.
И просим избавленья от лукавого,
Да, мечемся в заботах бытия,
А в спорах не всегда находим правого,
Но пусть в твоей любви немного буду я.259
Кабинет Президента банка Борисова Е.П. Сам он в кресле –
черный квадратик настенного календаря застыл на 19 июня и
крупно – 1992 год – день первого, после получения лицензии, со-
вещания актива.
Заходит секретарша – Милка Барышева и так официально:
– Евгений Петрович, созывать народ?
Дежа вю – она в той же строгой блузке и юбке, на нем бель-
гийский костюм, купленный Ириной, специально по случаю тор-
жественности сегодняшнего дня. Мебель вокруг в точности та,
которую самолично подбирал.
Подошел к зеркалу платяного шкафа – шрам на щеке чуть
виден. Бросил взгляд на палец – след от укуса Рокки присутствует.
Продолжает в себя всматриваться – от временного возвра-
щения вспять даже бровь не надломилась. Людмила в ожидании.
Сны, безусловно, имеют свойство маятником метаться от
одного сюжета к другому – и в данный момент это так.
Продолжаем спать:
– Приглашай, но прежде закрой на ключ дверь изнутри…
Здесь сутки прошли в абсолютном повторе, до мельчайших
подробностей, тех, когда-то реально прожитых.
И с этой самой даты вновь продолжается Жекина жизнь,
но уже не по лекалам прошлого, по каким-то своим правилам,
явно никак не укладывающихся в «прокрустово ложе» ночных
иллюзий.
Все пошло по-другому – совсем не так, как было тогда, по-
чти двадцать лет назад.ОТ ГЛАВНОГО ГЕРОЯ:
«Радоваться чужому счастью или достижению –
благое дело, только мало кому такое удается искренне,
а снисходительны те, у кого масштабы успехов поболе»261
Изменилось многое. Ирина совсем не та – куда только по-
девалось то поведение, которое порой раздражало и ставило в
тупик Евгения? Теперь все иначе – она идеальная жена. И полная
гармония семейной жизни налицо, а с дочкой все хорошо.
Что самое интересное – хронология событий не повторяется.
Некоторые примеры: на его горизонте не появился Платон (выяс-
нял – у шефа ЦБ нет такого племянника), не случилась глухариная
охота (домостроительный комбинат значился в клиентах банка, но
директором там был не Николай – другой), а стало быть, трагедии
с Айдаром, и Веня Безымянный никак не проявил себя. Единствен-
ное, что странным образом совпало – дела его бизнеса, когда-то и
сейчас, до цифры идентичны в координатах «время-деньги».
Борисов так и не определился где же настоящее, а где при-
снилось – это мучило, но поделиться этим, с кем-то, невозможно –
сочли бы сумасшедшим, страдающим типичным раздвоением
личности. А такая слава ему была однозначно не нужна. Успокаи-
вался мыслью, – одна-то уж точно является или имела место быть
реальной – и лучше, конечно, нынешняя, только без прыжков в
будущее и того пожара, в котором сгорели и бабушка, и жена.
Но тот день неумолимо приближается, а ведь за ним рукой
подать и до собственной операции. Вот только что потом? Опять
замкнется круг хроники? В каком же виде?
Что он делает: спешно, как место трагедии, продается за-
городный дом. Родные, особенно тесть с тещей, его не поняли,
лишь Ирина, когда давала свое согласие на сделку, будто что-то
заранее знала, коротко обронила:
– Не поможет, – но Жека не склонен переспрашивать, он
решил действовать согласно собственным ощущениям, что беды
могут надвигаться.262
В ближайших планах стоит поездка в Кострому – надо разы-
скать Римму, чтобы встретиться с ней, да и отца Иоанна необхо-
димо увидеть и расспросить.
А на утро, сразу после вывоза личных вещей из коттеджа,
он не смог встать с постели – наступил паралич (работающими
остаются только голова и язык), загадочная и скоропостижная
болезнь, в прямом смысле, подкашивает.
Диагноз местными светилами медицины никак не ставится.
Москва тоже не помогает и боится лечить. И вот, в итоге, Борисов
летит в Германию – с ним неотлучно супруга.
Западная стерильность, бесконечные анализы, консилиумы
молчащих немецких врачей и несмываемое чувство полной бес-
помощности – да, вторая жизнь его ничем не лучше той,– так
думалось ему.
Ставший извечным Иринин скорбный взгляд укреплял в вы-
воде – на этой планете он – персона нон грата. И стало предель-
но ясно – чего-то старого снова не избежать.
Такое произошло в один вечер по календарю, тот, который
памятен случившимся пожаром. Ира по дороге в гостиницу поги-
бает под колесами автомобиля, а из далекой России телеграмма –
бабушка Анна Ивановна умерла. Подробности узнаны по теле-
фону – во сне. Шел ей 71 год.
И снова похороны, но теперь без него – доктора категори-
чески не рекомендуют ехать Евгению. Мир ограничен стенами
клиники и прогулками в инвалидной коляске по парку, а мозг
сверлит одно, – скоро наступит и его срок.
Нет, как такого-то отчаяния не было – лишь набатом би-
лось, – будет ли второе путешествие во времени или все оконча-
тельно – в небытие, и тогда дочь – сирота?263
Проходит почти год – в горьких размышлениях о бестолко-
вости своего существования. Болезнь вроде и не прогрессиро-
вала (куда уж дальше?), но и скольких-нибудь улучшений не на-
блюдалось. Неэффективное лечение все равно стоит больших
денег и это не может длиться бесконечно. Уже потерявший вся-
кую надежду, Борисов решает вернуться домой.
За ним прилетает тесть Сергей Денисович, и на завтра куп-
лены билеты обратно. Последняя ночь в больнице.
Октябрьское германское солнце через багрянец клена за-
глядывает в палату, заходит медсестра – пациенту предстоит
утренний туалет и пора готовить в дорогу.
Увиденное заставляет ее замереть в дверях – больной, све-
сив ноги, сидит на кровати и растерянно улыбается, а у фрау из
рук вываливается полотенце.
Чудесное, разом, выздоровление произошло за минуту до
того, как она вошла. А было так – когда проснулся, сразу каж-
дой клеткой почувствовал – жизнь в него вернулась и он совер-
шенно здоров! Осталось лишь с иронией прошептать:
– Когда много платишь, ты вынужден тщательно выполнять
все указания врачей, а это, видимо, залог такого, по здоровью,
успеха.
Не было пределу удивлению, конечно, и у лечащего докто-
ра – профессора Нойнера. И у Евгения, за полтора года до-
вольно сносно поднаторевшего в немецком, сложилось стойкое
впечатление, когда началось паломничество к нему медиков, что
этот, в общем-то, известный эскулап бессовестно выдает исце-
ление подопечного за исключительно свою заслугу. Да и пусть.
А потом он еще попросил неожиданно выздоровевше-
го остаться в клинике, хотя бы на несколько дней (даже за его 264
собственный счет), чтобы понаблюдать за ним, но тот ни в какую.
Ему, тем более сейчас, надо немедленно ехать.
Самолет выруливает на взлетную полосу. Рядом вжался
в кресло резко сдавший тесть – он панически боится летать,
поэтому в руке уже раскупоренная пластмассина виски. Прямо
из горлышка пьет за здоровье зятя, вперемешку с поминанием
дочери.
Борисов, тоже с бутылкой, составляет компанию. И в кото-
рый раз задает себе одни и те же вопросы: «А ведь отец хоронил
ее дважды? Какие же из похорон настоящие?» Потом в голове не
по-хорошему «щелкает» – сегодняшний день совпадает с датой
той операции, непонятным образом приведшей его, со Светкой
Никоновой, в сырой подвал чужого города.ОТ ГЛАВНОГО ГЕРОЯ:
«Мечта аскета – ограничить себя во всем, кроме денег»
Вот день в заботах скатывается с плеч,
Взращенные ростки сомнений под твоей подушкой,
Но в голове долбится чья-то замусоленная речь,
А по углам в ночи запрятались проблемы-кошки.
И за стеною прошлого не слышится гроза,
Хоть молнии воспоминаний и сверкают беспрерывно,
Пропало все, что не поют слова,
Грозою ляжет то, что прожил безобидно.
Раденьем о других не искупить грехи-прорехи,
Открытием законов не избежать утраты,
И мечется душа, где по «полу судьбы» рассыпаны
 мечты-орехи,
А наступив на них, мы делаем фальстарты.266
Малая родина встречает негостеприимно – у банка новые
хозяева.
Об этом еще в самолете, потупив глаза, сообщил заметно
захмелевший Сергей Денисович.
Из короткого рассказа следует, что незадолго до кончины
Ирина, не ставя никого в известность, каким-то образом, само-
лично выправляет справку о полной недееспособности мужа и од-
ним чохом продает весь Жекин бизнес, и не только банковский.
Тесть крайне смущен, выглядит потерянным и жалким – ка-
жется, он совсем не оправдывает такой поступок дочери, но, в то
же время, ее смерть не позволяет вслух осуждать.
Вот только после этой новости у Евгения внутри даже не ек-
нуло – ну продала и ладно. С момента как заболел, работа пере-
стала интересовать – есть кому грамотно вести дела, а Ирина,
хотя больше и номинально, по его доверенности осуществляла
общее руководство, да и то сидя, постоянно, в Германии. Когда
ему звонили, лишь словесно отмахивался – пусть жена и гово-
рит, даже не вслушивался, так как апатия раздавливала.
– Не переживай, Денисыч, не бесплатно же она это сдела-
ла, наверное, – пытается поднять себе настроение Борисов, хло-
пая по плечу поникшего было прапорщика запаса.
– Ты понимаешь, Жень, в чем тут штука – мы с женой не
знаем, где деньги и вообще сколько их. Дочка нам так ничего то-
гда и не сказала, а у мертвой уже и не спросишь, – голос дрожит,
тесть смахивает одинокую набежавшую слезу.
– Да, брось убиваться! Будем пока считать, что это за мое
выздоровление, а бабки я постараюсь разыскать. Давай еще по
глотку лучше, – старается выглядеть бодрым Борисов, но полу-267
чается не очень убедительно. Почему-то неверие в благоприят-
ный исход поиска денег превалирует над оптимизмом, а такого
рода сомнения – результат, случаемых с покойной, страннейших
выкрутасов.
С учетом того, что львиная доля заработанного им ушло на
лечение – он теперь смело во многом может считаться человеком
с ограниченными возможностями и горько осознавалось – из ин-
валида по здоровью, неведомой рокировкой, вмиг стал финансо-
вым. И тут же испугался – нет, здоровье, несомненно дороже и не
стоит подобными размышлениями гневить Всевышнего. ОТ ГЛАВНОГО ГЕРОЯ:
«Заметьте, своей формой стульчак унитаза
напоминает нимб, а только вот венчающий задницу –
и так в жизни часто – не то украшается»269
О новых владельцах Женькиного бизнеса узналось на сле-
дующий день по прилету (с настойчивым тестем все это время
никто информацией об акционерах так и не поделился – делали
вид, что не знают – мол, кто-то из столицы).
Оказалось, их двое, а зовут Григорий Быков и Вениамин
Безымянный. Борисов уже ничему не удивляется.
Эту пару назвал и дал московский телефон главбух Андрей,
до которого дозвонился, ныне первый заместитель в банке, где
нанятый в качестве Президента, не кто иной, как Платон Козлов.
Решил сначала позвонить теперешним хозяевам. Без вся-
ких секретарей трубку берет Веня и сразу, даже не успевшему
представиться, Борисову:
– Незачем нам с Вами, Евгений Петрович, встречаться.
И, вообще, пока просьба, постарайтесь не появляться в банке и
там, где когда-то рулили, – прозвучало неприкрытой угрозой.
Плевать он хотел на такие предупреждения и сейчас же пой-
дет туда, где его не хотят видеть.
Хорошо бы внезапности, и во многом это получилось – не-
знакомой ему охране, на входе, сказал, что идет в операционный
зал, а сам на второй этаж, никого не встретив на лестнице.
Из полуприкрытой двери приемной видно как Милка Бары-
шева в короткой юбке, туго обтягивающей аккуратные бедра, го-
товит кофе и, прижав плечом к уху трубку, кому-то тихо смеясь,
дает совет:
– Верунчик, если уж очень желаешь секса по телефону –
можешь по этому вопросу звякнуть нашему шефу, но очень не
рекомендую…., – судя по всему, настроение у нее на высоте. 270
Почему-то, именно сейчас, он остро захотел, по старой па-
мяти, подойти сзади и, задрав на пояс облегающий кусок ткани –
вот только шепнуть другое: «Какая же ты тварь». Но вместо это-
го, переступив порог произносит: «Людочка, а годы тебя не бе-
рут! Здравствуй, милая».
Резкий, от неожиданности, поворот головы, широко рас-
крытые глаза и пролитая на стол чашка.
– Объяви своему начальнику, что я приперся, – Жека кив-
нул на дверную табличку.
Вся в смятении, она мигом, ни слова не говоря, впорхнула в
кабинет. Минута ожидания и следует приглашение. А в затылок
звучит шипящее ненавистью:
– Я, Евгений Петрович, всегда буду с теми, кто решает
проблемы, а не создает их.
Не обернулся даже – зачем?
Восседал Платон Владимирович в кресле этаким барином,
видимо заранее подобрав подобающую позу. Пригласил при-
сесть. По тому, с каким любопытством рассматривает Борисова,
непонятно – ведома ли ему самому прошлая работа в этом же
банке в качестве зама? Не поздоровавшись:
– Чем обязан? Вы, я так понимаю, мой предшественник.
Хочу сразу предупредить – хозяева настрого запретили мне об-
щаться с вами, хотя лично против Вас ничего не имею, но обязан
подчиниться их указаниям. Сделка совершена по закону. Так что
прощайте и чаю не предложу, – ровный и уверенный тон, само-
довольный вид.
 – Ни тебе о том рассуждать, «прилипала» – и, по-военному
развернувшись, вышел. Вслед тишина. Здесь больше делать не-271
чего и документы по купле-продаже когда-то собственных акций
спрашивать бессмысленно.
В приемной, явно узнав от Милки, напряженное лицо Ан-
дрея – переживает – не рассказал ли чего лишнего бывший ру-
ководитель?
 – Не дергайся, Дюша, я был нем, – успокаивает его Борисов.
– А про таких как ты, Людмила, говорят: она из тех, кто
чужие секреты выдает все поодиночке и при этом уверена, что
тайна навсегда осталась за семью печатями, – по ней не видно –
поняла ли такую иносказательность, – кстати, не забывай и
дальше ублажать начальство, у тебя классно получается, – уже
не громко.
Сбегая по мраморным ступеням, замечает как из закрытых
отделов начали выглядывать сотрудники – кто еще из недавних
коллег, но больше новеньких – и все в молчании.
Смысл особый, объезжать те структуры, входившие в биз-
нес Жеки, не наблюдался – ограничился звонком Аркаше – вну-
ку Аркадия Николаевича (сам дед пару лет назад умер), тому,
которому, не побоясь некоторой болезненной деструктивности
в работе головного мозга, было доверено возглавить цех по вы-
ращиванию грибов.
А тот, по-видимому, совсем не готов был услышать голос
того, с кем еще работалось сторожами в детсаде, раззаикался.
– Ккка-ак? Неужели выздоровел (как и все, наверняка, дав-
но поставил на нем крест, а тыкать ему дозволялось всегда).
И выясняется – во главе всего небанковского холдинга по-
ставлен Айдар Юсупов. Вот так да! Ни более, ни менее! Ни шире,
ни уже!272
Говорить уже не о чем. Предельно стало понятно – в жизни
Евгения появилось что-то похожее на цикличность, отмеренная
датируемой возвратностью к чему-то, пусть и без абсолютного
совпадения и сходства со своим прошлым, где подонок навсе-
гда остается ссученным, в порядочность не может потерять ак-
туальности.
Следующим днем, в субботу, они со Светланкой собрались
на кладбище – с ними тесть и теща.
Дорожный знак «одностороннее движение» на входе в оби-
тель покоя и вечного сна уже не висел, зато, войдя за ворота, он
обернулся и, оба-на, красуется гаишный красно-белый «кирпич» –
подобная символика помешательна. Как будто чья-то злая воля
перенесла эту круглую железку-предупреждение сюда.
Так случилось, что могилы Анны Ивановны и Ирины в
разных концах центрального городского кладбища – бабушка
рядом с родителями Жеки, а мама Светы лежит, где много све-
жих захоронений. Красивый памятник в ажурной ограде – это
постарались Сергей Денисович с Галиной Андреевной. Точно
такие же, и там же, и с теми же датами рождения и смерти, вот
только теперь дочь, прижавшаяся к нему, на год старше, а еще
«тогда» ее отец присутствовал на похоронах.
Собственная жизнь напоминает Борисову скверный спек-
такль, в котором несколько составов актеров одновременно
играют одно и то же, но на разных, рядом стоящих, сценах.
А главный герой, с похоронным венком в руках, будто с букетом
невесты, стоит спиной к ним и вынужден бросать его – весь в ди-
лемме – на какую он упадет?
Этим же вечером пригласил к себе домой Мастера и Боба,
еще вчера, одними из первых, узнавших, что их товарищ вернулся.273
Евгению стоит признать – последние годы отдалили друзей.
Оставаясь работать в разваливающемся НИИ за символическую
зарплату, они все реже собирались вместе, так как общие темы
сошли на нет. Сейчас, в ожидании гостей, осознается, что виноват
в этом, наверное, сам – уйдя в бизнес, уверился в некоторой своей
исключительности, а это внесло определенное неравенство в их
взаимоотношения, которое настоящая дружба не терпит.
Как он понял, ребята в курсе, в общих чертах, о продаже
Ириной его бизнеса, но им неведом факт наступившего его без-
денежья.
Вот только не свое финансовое положение Жека собирает-
ся с ними обсудить, а попробовать еще раз коснуться вопроса о
странностях собственного бытия в завесе какой-то дикой мисти-
ки, которая продолжает преследовать, вынося мозг.
Встреча не сложилась сколь-нибудь откровенной – при-
шли, словно к больному на свидание. Конечно, радость по поводу
возвращения живым и здоровым, была разумно-неподдельной, а
вот несмелые попытки намекнуть о некой личной вторичности в
шкале времени лишь натолкнулись на едкую тираду Боба:
– Это большие деньги твою голову смущают. Вот ты гово-
ришь, что Ирина с Анной Ивановной погибали дважды, причем
каждый раз по-разному. Сразу скажу – бред несешь. И я, и Ма-
стер присутствовали без тебя только на одних похоронах, когда
твою жену из Германии привезли. Мы уже как-то говорили, еще
в военных лагерях – сходи к психиатру, давно не помешало бы.
Лучше скажи – сколько «бабла» Ирина выручила? «Они» верну-
ли нашему дружиле здоровье, а теперь запросто позволят тебе
мыслить реалиями. Не устал пребывать в заумностях, Жень? –
сквозит подвыпившей иронией. 274
– Пойми нас правильно – мы стократно соболезнуем твоему
горю, но поверь – не лучше ли не истязать себя мыслительными
упражнениями в области паранормального. Просьба – обратись
к врачам. Могу даже посоветовать к кому – это уже, более дипло-
матичный Мастер, а во взгляде то же непонимание, что и у Боба.
После такого Борисову оставалось лишь свернуть пустую
дискуссию словами:
– Так и сделаю. Наливайте.
Через пару часов никчемных, для него, разговоров – они
ушли. А он еще долго сидит за неприбранным столом, онанируя
себя вопросами на которые так ответов и нет.
Правда еще остается Кострома и отец Иоанн.
Монастырь где-то под Хабаровском, поэтому первым куп-
лен билет через Москву до Костромы.
Дочь, как всегда, на попечении бабушки и дедушки Бы-
ковых – им свой спешный отъезд объяснил предложением рабо-
ты от давнего знакомого – и, мол, хочу поинтересоваться прямо
на месте.
Прибыв, в горсправке узнает, что ни Римма Безымянная
или она же с девичьей фамилией в жителях города не значится.
Нет там и Вениамина. Этого, возможно, следовало ожидать, но,
все-таки, растерянность присутствует. Получается, что эти люди
сродни фантомам?
Приходит мысль у окошка, спросить про Розу, но она на-
верняка вышла замуж, а значит сменила фамилию. Безвыход-
ность спасает ее редкое для русского города татарское отчество,
которое довольно трудно забыть.275
Внешне милая девушка с немыслимыми «вавилонами» на
голове, приветливо выдает листок – и на тебе, теперь она Роза
Быкова. Жека давно перестал верить в простые совпадения.
Берет такси и едет по указанному адресу (как оказалось
на окраину) – желание поскорей разобраться, хоть в чем-то,
перехлестывает – приходится всю дорогу поторапливать разго-
ворчивого водителя, у которого, когда раскрывал рот, машина
почему-то склонна резко сбрасывать скорость.
– Только бы она проживала там, – заклинанием стучало
под бейсболкой.
Когда выехали на мост через Волгу, взору открылась одно-
именная гостиница на левом берегу. Там, где у них с Риммой была
никогда не забытая им ночь. Вспомнилось, как он с Димкой затас-
кивал девчонок на балкон и в горле предательски запершило.
Тормознули у роскошного особняка, находящегося в элит-
ном поселке из двух десятков домов (пришлось миновать даже
шлагбаум с будкой охранников). Из видеодомофона высокого
глухого забора голосом подростка вежливо спросили:
– Вам кого?
– Здесь живет Роза?
– А Вы кто?
– Старинный ее знакомый, мальчик.
Слышно, как он с кем-то переговаривается. Наконец, щел-
кает замок на калитке. Из-за стеклянной входной двери на него
смотрит та самая Роза. Всплескивает руками – узнала. Все та-
кой же крашенной блондинкой стремительно сбегает с крыльца
и повисает на шеи Евгения. Вслед за ней трусит ризеншнауцер,
который ревниво начинает поскуливать, видя хозяйку, обнимаю-
щуюся с чужим. 276
– Как ты разыскал меня? А ведь я тебя вчера во сне видела.
Получается, сон оказался вещим? – и она, вдруг, разрыдалась, –
ну чего стоим, пойдем в дом. Рокки, за мной – сказано было на
ступенчатом всхлипе.
Мало того, что она стала Быковой, так еще этот ризен с до
боли знакомой кличкой.
На пороге их встречает рослый светловолосый парнишка
четырнадцати-пятнадцати лет. Представляется, первым протянув
узкую ладонь: «Евгений».
 – Значит, тезка. А я – Евгений Петрович.
Роза, будто их сравнивая,переводит взгляд с одного на дру-
гого.
– Как я понимаю, твой сын?
– Нет, Риммин, – следует, едва слышный ответ.
Борисова стопорит – в подростке увидено что-то знакомое.
– Проходи, что стоять в дверях.
Быстро, но без лишней суеты накрывается стол в большой
комнате с камином. Паренек по имени Женя, у которого печаль-
ный взгляд, ушел куда-то сразу к себе наверх. Сидя на диване
Жека молча наблюдает за Розой – годы мало что в ней измени-
ли, разве чуть ссутулилась и похудела.
– Ну, давай, что ли, выпьем за встречу! – поднимает она
бокал с янтарным виски. Оба делают по крупному глотку и не за-
кусывают.
– А теперь мне скажи – где же Римма? В городе или уехала
куда? В горсправке не нашли ее адреса.
– С ней, Женя беда случилась – девять дней назад как уто-
пилась и тело до сих пор не нашли. Кошмар еще в том, что на 277
глазах у сына. И мне, сейчас, страшно за его психику, – в глазах
заблестели слезы, – давай помянем мою подружку. Не чокаясь.
Новость, конечно, трагична, но подсознательно он был го-
тов к подобному, если вспомнить ту электричку, в 2010 году, со
Светкой Никоновой или первую реакцию Вени, когда в подвале
они встретились. Но, чтобы то ни было, такую догадку сразу и не
расскажешь, а Роза, просто-напросто, сочтет за выжившего из
ума, который запросто путешествует во времени.
– Так это самоубийство или все же нет?
– Оно самое.
– Погоди, ты говоришь – девять дней?
Получается, что именно тогда он улетал из Германии –
опять очередное совпадалово по датам – та неудачная операция
на мозг, счастливое обретение им движения и, наконец, это.
– Что ее подвигло к этому шагу? Ты, может быть, в курсе?
И где отец парня?
Роза, круто наклонив бутылку, разливает – прищур карих
глаз, смотрящих на него.
– А Женя-то твой сын и ничей другой. Неужели не понял?
Одно лицо, – выдыхаются слова, и снова следует большой глоток.
У названного отцом в башке самая настоящая революция и
саднящее душу чувство непонятной, ему самому, вины – только
перед кем?
Чтобы разбить окаянное «зазеркалье» Евгений нелотерей-
но пытается угадать:
– Верно, что мужем Риммы был некто Вениамин Безымян-
ный, а твоим, думаю, является Быков Гриша?
Виски вываливаются из ее дрогнувшей руки. Резковатый
запах пролитой кентуккийской самогонки бьет в ноздри.278
Слегка расконцентрированная выпитым, продолжает узить
зрачки.
– Не смей! Откуда ты только взялся на мою голову?! Ведь
с момента, когда мы, тогда, на теплоходе, впервые увиделись, ты
все перевернул – и Римма, как считаю, перестала жить своей жиз-
нью, а что касается меня, то наступила полная безнадега. Всякое
изранил, что можно, и испепелил. А по-настоящему любила тебя
только я! – голос надрывен и, утопив лицо в ладонях, она плачет.
Евгений-младший так и не появляется. Может, догадывает-
ся, что тут какие-то тайны взрослых.
Борисов дает ей выплакаться – сидел в прострации. А по-
том, когда она немного пришла в себя, упавшим голосом попро-
сил чаю. Роза, не взглянув на него, идет выполнять просьбу к
барной стойке. Пока, отвернувшись, готовила, Жека, поглядывая
на нее, лихорадочно думает о том, что эта женщина оказалась
одним из «звеньев» той «цепи», одетой ему как строгий поводок,
который кто-то удушающе затягивает до хрипоты и черных то-
чек перед глазами. С некоторых пор гостю, ждущему чая, стали
близки словесные кружева в собственных рассуждениях.
Перед ним дымящаяся чашка, у Розы новая порция алкого-
ля – она почти спокойна, но говорить ей тяжело.
Изложение прожитых ею пятнадцати лет было где-то с
длинными паузами, а где как заученное. Между тем, немногочис-
ленные попытки Евгения задать наводящие вопросы натыкались
на односложное, с ее стороны: «Подожди, узнаешь», – и все это
в сопровождении поднятия бокала, но от этого будто больше
трезвела, чем наоборот.
Из услышанного окончательно стало понятно, что главные
роли антигероев в этом «театре теней» распределены между Го-279
шей, ныне покойной Ириной, Айдаром и тем же Платоном Коз-
ловым, а режиссером дьяволиады здесь выступает Безымянный.
И, как оказалось, даже появление в этом доме одноименного пса
породы ризеншнауцер поразительным образом совпало с гибе-
лью того, якобы от бешенства.
Но, будем по порядку.
Вениамин появился на горизонте где-то месяца через три как
первокурсники Жека и Дима уехали к себе из зимней Костромы.
Худосочный, с загнутым вниз носом и угольным сверлящим
взглядом на чуть конопатом лице, на Розу произвел не самое
благоприятное впечатление – да еще этот вечный запах изо рта
погребом. А вот Римму как сглазили – Евгений напросто забыт.
Их, тогда казавшееся случайным, знакомство случилось в
том же кинотеатре, где не так давно сидели вчетвером. Венино
место оказалось рядом с Риммой – весь сеанс они о чем-то шеп-
тались. Не было предела удивлению Розы, когда в зале включил-
ся свет, и подруга представила его: «Это Вениамин – теперь он
мой парень».
Все последующие девичьи увещевания – прийти в себя, ни
к чему не приводят – та глуха, словно зомбирована. Стали ре-
гулярными неночёвки в общаге и появилась несвойственная ей
ранее скрытность.
Вскоре случился звонок по межгороду от Димы и разговор
Розы с Евгением, а вечером того же дня подружкино приглаше-
ние на свадьбу и объявление ею о своей беременности. Розалия
(это полное имя) шокирована Римминой скоропалительностью,
пусть даже и понятно, что будущий ребенок не от новоявленного
жениха. 280
Со слов этого Вени – он студент, учится в Москве на гео-
лога. А в Кострому тогда приехал на похороны родной бабки,
в чьей квартире и остановился на тот момент. Родители же его
умерли рано от какой-то нераспознанной болезни, и он их со-
всем не помнил.
Как таковой свадьбы не было – молодые ограничились по-
ходом в ЗАГС и вечером в ресторане с единственной приглашен-
ной, она же и свидетельница, Розой. Никого из родственников и
друзей – таковых у Вени почему-то не оказалось. А по поводу
родителей невесты, сама она заявила, что не хочет их извещать –
и это любящая дочь – похоже она чего-то стеснялась.
Вообще ее с того киношного знакомства, как подменили –
замкнулась и превратилась в человека, потерявшего улыбку. Но,
когда смотрела на своего невзрачного молодца, взор туманился
собачьей преданностью. Розе еще думалось – чем он взял? Ин-
теллектом не блещет, может секс у них какой-то бешеный?
Бабские расспросы ничего не прояснили. Римма лишь отма-
хивалась фразой: «Пожалуйста, не любопытствуй, и скажу тебе
одно – я от своего мужа без ума и моя просьба – не говорить о
нем ничего плохого, а Женя был как сон».
А этот хлыщ, так его назвала Роза, жил странной жизнью.
Часто уезжал (кстати, сразу после женитьбы, он, второкурсник
перевелся на заочный), то на сессию, то случались срочные дела
с очень широкой географией (от Хабаровска до родного города
Борисова). И всегда при деньгах, и всегда скрытен. Многим Ве-
ниамин удивлял Розу.
По происшествии бракосочетания, через полгода, рождает-
ся Женечка. На данном имени, так, по крайней мере, утверждала
роженица, настоял не кто иной, как сам Вениамин, при этом дав 281
свою фамилию. После такого наименования новорожденного у
подруги Риммы возникает куча ассоциаций.
Во время своего негромкого повествования Роза, изредка,
пристально и пытливо всматривается в него исподлобья – следит
за реакцией. А в какую-то паузу ею сказалось:
– Как же я все эти годы смогла без тебя? – с глубоким
вздохом.
Жеке оставалось лишь великодушно кивнуть и включиться
в режим некоего умолчания.
Молодая семья Безымянных не водила в дом компаний, да
и сама никуда не выбиралась – разве что по воскресеньям, на
местный ипподром – Веня, оказывается, заядлый игрок. А супру-
гу тащит туда, как сам говорил, в качестве талисмана – мол, ему
приносит удачу, что было правдой – выигрывал почти неизменно.
В общем, когда муж в городе, молодожены жили довольно
замкнуто. А Роза, наверное, одна была вхожа в их дом, но ста-
ралась все-таки навестить подружку, когда мужа ее не было –
борьба с антипатией к нему давалась ей с трудом.
Говорить наедине могли обо всем – не разрешалось только
про него – здесь определенное табу.
Римма, вся в воспитании маленького, взяла академку, хотя,
наверняка, и могла продолжить учебу, так как ее мать, узнав от
Розы о свадьбе и о будущем рождении ребенка, решилась прие-
хать из далекой Башкирии, чтобы понянчиться, но получила до-
черний отказ. Родители смертельно обижены, а сообщившая им
получает истерику в свой адрес от ближайшей подруги. Потом,
почти два месяца, не разговаривали.282
Все же ее мама, не предупредив, спустя полгода после ро-
дов нажимает дверной звонок нового жилья непутевой (так было
сказано) дочки (туда проводила Роза).
– А на следующий день мамаша садится на поезд и укаты-
вает. Не выдержала меня, значит, – так потом, смеясь, проком-
ментировал отъезд своей тещи тонкогубый зять.
Вплоть до самого самоубийства Риммины отношения с ро-
даками ограничивались поздравительными открытками и фото-
графиями внука и крайне редкими телефонными переговорами,
как правило, по их же инициативе.
Где-то в начале февраля 83-го Безымянный возвращается
из очередной не афишируемой поездки не один, а с симпатич-
ным высоким парнем Григорием и фамилия ему – Быков.
С этим молодым человеком Роза познакомилась, придя в
гости к подруге. Причем, для этого Римма вечером специально
забежала в общежитие техникума, чтобы пригласить к себе, и так
интригуя:
– Есть повод сейчас у нас увидеться. Веня и еще кто-то ждут
тебя.
К приходу девушек стол уже готовился – вокруг него суе-
тились ранее не замеченный в домовитости Вениамин, аж в фар-
туке, и тот, кто оказался Гошей (так он впервые представился).
В течение всего времени посиделок хозяин дома прямо-та-
ки излучал хорошее настроение, сыпал уместными шутками и
анекдотами, был в меру галантен – таким его Роза видела мало.
Да и Римма удивляла – куда только делся, ставший привычным в
последнее время, ее озабоченный вид.
Григорий показался Розалии несколько замкнутым и чуть
отстраненным, но если говорил, то умно и старался быть очевид-
ным в комплементах к ней.283
Из его рассказа о себе и Вениными вставками, как бы
вскользь, следовало, что Гоша – бывший однокурсник Безымян-
ного, когда тот учился на дневном, сам родом из Москвы, не женат.
– Короче, у нас закрутился роман. Да такой безбашенный,
что я просто потеряла голову. Поняла – вот он мой принц, кого
так долго ждала, а скрываемая любовь к тебе, даже от себя, как-
то незаметно, отступила, – ее кареглазость туманится слезой.
– Хочешь сказать, замылился, – пытается вроде пошутить
Евгений, но Роза на такую реплику никак не реагирует – будто и
не слышит.
Дальнейшее изложение без особых подробностей: переезд
Быкова, перешедшего на заочное в Кострому, их скорая свадьба.
Правда, укололи ее два момента: им, круглой сиротой, не обсу-
див с ней, срочно продана московская двушка и куплена комна-
та в коммуналке провинциального города, и, наконец его, более
чем странное, условие – чтобы в день бракосочетания никаких
родственников.
Уже тогда напрашивалась тревожная аналогия с этим Ве-
ней. И все-таки любовь слепа – обиды проглочены, несмотря на
то, что ушла Розина мечта стать москвичкой по адресу, как сей-
час помнит по штампу, в Гошином паспорте, о снятии с регистра-
ционного учета: Скорняжный переулок, дом 66, квартира 6.
В какой-то степени, с ней, произошло уподобление Римме –
она с легким сердцем приняла все, к чему, совсем недавно про-
являла активное неприятие. Как и там сотворилась доброволь-
ная изоляция от родных и, напросто, домостроевские правила в
семье.
Потом, пусть много позже, стало что-то пониматься и пеле-
на бабьей одурманенности (опять ее определение) постепенно
спадала, хоть и не быстро.284
Житье Быковых в пятнадцатиметровой комнате оказалось
недолгим – буквально года через полтора вчерашнему студенту
Гоше удается вступить в жилищный кооператив (с его слов ре-
шающую роль в приобретении изолированной квартиры сыграли
связи и финансы Безымянного). А на риторический по этому по-
воду вопрос жены – где же деньги от продажи столичного жи-
лья? Ведь даже разницы, оставшейся после покупки квадратных
метров в занюханной коммуналке, вполне хватило бы на само-
стоятельное приобретение куда лучшего варианта, – раздражен-
но было отвечено в обычной хозяйской манере, которая стала
привычна для него, – Розочка, не лезь, куда тебе не следует.
Я знаю, что делаю и постарайся поменьше любопытничать.
Примерно так он всегда реагировал на ее нечастые и не-
смелые попытки заглянуть в подкорку мужу. Но по-своему лю-
бит – неожиданные подарки, без дат, чуткая внимательность к
настроению супруги…
На той же лестничной площадке, дверь в дверь, теперь со-
седями с ними Римма с сыном и Веня – лишь метраж, у которых
значительно побольше.
Еще одна непонятка – друзья, получившие красные дипло-
мы геологов, ни дня не работают по специальности. На дворе
андроповско-черненковский исход, а эти, забросив трудовые
книжки, все в каких-то совместных и длительных отъездах.
В разговорах-перешептываниях промелькивают запоминающие-
ся обрывки фраз: делить будем потом…, однозначно, накажем
по-черному…, – а к ним неизменно прилепляются незнакомые
имена и фамилии – некая Ирина, в связке – Боб и Мастер, смеш-
ное – Платон или какие-то Шулин и Юсупов. У той же Розы сло-
жилось стойкое впечатление, что ребята умышленно свои тайны 285
делали публичными для жен, где ключевое слово у Безымянного
многозначительное – «запомни…»
Борисов ничем не выдал неудивление таким перечислени-
ем, понятно – эта «сладкая парочка» умела, и как, планировать
будущее, причем его. Картинка почти сложилась. Смутило одно –
почему Роза поделилась с ним именно такими, казалось бы, со-
всем незначительными для Жекиного слуха, фактами.
Сама она по окончанию техникума, устроилась началь-
ником участка на ткацкой фабрике. Но ее трудовая биография
была скоротечной – муж стал приносить в семью серьезный «ба-
блос» – в лихолетье «новой России» – это чудовищные деньги.
Их поток стал измеряться валютой, тогда еще запрещенной в
легальном хождении. По мужниному приказному указанию она
стала домохозяйкой, как и Римма.
Будучи ею, женских пожеланий не прибавилось – она ни-
как не может родить, а девичьи сплетни с подругой Риммой дав-
но дали трещину – каждая в себе. От былой их дружбы осталась
одна приветливость.
В отсутствии Григория львиную долю времени проводила
с псом, которого, уже взрослого, из очередной командировки
он привез в новую квартиру, прямо с порога пояснив, что собака
прибилась к нему на какой-то железнодорожной станции, и бу-
дет зваться Рокки.
И вот такая черная лохматая махина сейчас крутится у сто-
ла, стараясь очередной раз пристроить свою голову на колени
Борисова.
– А он тебя принял, Женя – кивает на псину Розалия, тот
только преданно водит глазами – черносливами.286
Следуют небольшие прихлебывания из бокала. Она неви-
дящим взглядом смотрит в окно, там где сад, продолжает:
– Наша семейная жизнь с Быковым стала во многом копи-
ровать Безымянных – такая же искусственно создаваемая изо-
лированность от людей и никаких гостей или в гости. Круг обще-
ния сужен, практически, до масштаба их соседского проживания.
– Может, однако, представишь моего сына настоящему
отцу? – Жека высказывает терпеливое хотение в таком каче-
стве познакомиться с парнишкой, словно растворившемся в про-
странстве большого дома.
– Когда все по порядку доскажу, – звучит жестко – по-ви-
димому у этой женщины свой регламент изложения и интрига.
– Через некоторое время ко мне пришло отчетливое понима-
ние, что я живу как бы по чьей-то указке в мире чужих дьявольских
фантазий, а ты все чаще стал появляться в моих снах. Однажды
Гоша даже спросил, – какого такого Евгения выкрикивала ночью?
– и назвал твою фамилию, да еще с вопросом: «Угадал?»
– Будучи стопроцентно уверенной, что Римка не могла, ни
при каких условиях, ни Вене, ни кому-либо еще, открыть имя отца
ребенка, так как до свадьбы при мне клятвенно запретила жениху, а
он легко согласился расспрашивать о тебе, то я совсем запуталась.
Какая-то задуманная провокация! – голос ее опять нервничает.
– Но потом проинтуичила – а ведь нашим мужьям отку-
да-то ты известен? И поняла, так и не задав этот вопрос никому –
они своего рода посланцы каких-то темных сил и даны нам с Рим-
мой в испытания, – последнее проговорено с горькой интонацией.
– Укрепилась в такой мысли после того, как три года назад
все мы переехали в этот коттедж и стали жить в свальном грехе – 287
можно сказать квартетом. И это для меня оказалось невыноси-
мым и одновременно прекрасным – с одной стороны восставала
мораль, а с другой, во мне уживалось вселенское смирение перед
этим фактом и физическая радость от участия в подобном содоме.
В общем, чувство отчаяния мирилось с кайфом, – речь получилось
со страдательными нотками, но в то же время гладко и без пауз.
Борисов аж закашлялся, он усиленно трет горячий лоб –
в девчонках ему совсем не представляются свингеры.
– Разреши пару-тройку вопросов?
– Попробуй.
– Чем эти ваши ребята зарабатывали и где они сейчас? Поче-
му, по-твоему, они чьи-то засланцы? – самому себе он уже ответил.
Роза заговорила как-то отстраненно:
– С появлением Гоши я постепенно стала совсем другой –
будто проживаю не свою судьбу, – она замолчала и в очередной
раз набулькала обоим виски.
– Ты не ответила по существу, – пробует Жека повернуть
разговор в русло конкретики.
Поджала губы – видимо обиделась.
– Да пошел ты! Я то подумала, что сегодняшний твой при-
езд – это знак свыше, а сидишь словно сверяешь что-то.
Евгению стыдно за свою несдержанность:
– Извини меня, дурака.
Вот только Роза теперь вполоборота, отвернувшись от
него, сухо и уже без прежней эмоциональности продолжает не-
веселый монолог.
И вскоре уяснилось немногое.
Еще до получения диплома, Быковым было заявлено, что он
обречен стать богатым, и попросил ее больше эту тему не трогать, 288
а Вениамина считать их шефом по жизни, кому нельзя никогда
перечить. И она как-то сразу с этим согласилась, хотя себе и уди-
вилась – это так на нее, все-таки, не похоже.
– Впоследствии легко привыкла жить с постоянным чув-
ством собственной зряшности и ненужности, и даже научилась
испытывать от этого немалое удовольствие, – правда сказано
совсем неуверенно, и продолжает не смотреть на Жеку.
До сих пор ей непонятно – как такое могло случиться, что
вчетвером, отмечая новоселье, на Венин тост-приказ: «Пришло
время, дорогие мои, из двух семей под общей крышей составить
одну. Голосуем рюмкой», – взяла вместе со всеми, и выпила, что
стало отправной точкой «вне туда» (так и выразилась). «И стало
бытие в этом доме напоминать нечто от коммуны, где все стало
общим и стерты грани личностного», – если дословно.
– А с этой первой совместно проведенной ночи мир точно
перевернулся – в сознание вползло неопрятной мыслью – я та,
кто искала подчиненности, но только не знала, что внутри себя
всегда лелеяла такое свое желание. И прочувствовала – дву-
личие, по своей природе не сострадательно и поэтому порочно, а
моя интимная жизнь заиграла новыми красками…
Опять эта женщина начала скатываться на пафосный, не к
месту, тон и никому здесь ненужную заумность трактовок, – раз-
драженно подумалось Борисову, но он не счел уместным пере-
бивать.
– Так вот, Женечка, – невесело резюмирует Розалия, –
моя никем, в том числе и тобою, незамеченная любовь к тебе, в
итоге выливается в образы на горизонте этих двух, о которых ты
спросил – мол, где они?
В окне промелькнула парочка играющих в воздухе сорок. 289
– Да, был такой вопрос, но сначала ответь – мой сын мог
догадываться о творящемся в доме? – вдруг безадресная злость
захлестнула его.
– Прекрати! – и тут почти на визге, – Римма являлась хо-
рошей матерью – не сомневайся! А уж Вениамин, несмотря, что
не родной, просто души не чаял и всячески баловал мальчишку.
И не волнуйся – весь наш сексуальный бедлам, однозначно, не
для глаз и слуха твоего чада.
– Почему ты о Безымянном в прошедшем времени?
Роза тяжело вздыхает и идет к буфету, выдвигается ящик –
в руках сложенный листок.
Евгений читает написанное, похоже торопясь, Быкова Гоши
почерком: «Милая моя! Пришло время оставить тебя. Делаю это
с глубоким сожалением и массой извинений. Я нешуточно по-
любил свою жену, но наступает новый этап и сюда мне больше
не вернуться, Вене тоже. Не всегда искренний, твой Григорий.
P.S. Коттедж, машину и определенные сбережения (которые мы
перевели на твой счет) оставляем вам с Женей. А скоро вас наве-
стит тот, по кому ты всю жизнь сохла, так что не расстраивайся и
не кляни меня. И еще – береги собаку».
– Этой записке три дня. Нашла во входной двери, когда
приехала из школы с маленьким Безымянным. Ему тогда совра-
ла, что отец с дядей Гошей уехали в командировку, но он, по-мо-
ему, догадывается, что не так – читала при нем. Из личного взя-
ли, как посмотрела, лишь свои документы. Вот и вся история.
В общем, испарились – будто и не было. А Быков твое объявле-
ние здесь, оказывается, правильно предвидел.
Свет закатного солнца сумеречно скользит по стенам ком-
наты. Жека наблюдает – она роняет голову на руки, лежащие на 290
столе, и уже не сдерживает рыдания – плечи ее вздрагивают. Не
сразу замеченным вошел его сын и сзади приобнял плачущую:
– Тетя Роза, не надо.
– Не буду, не буду, – целует она внешне аккуратненького
парнишку в лоб, – Женечка, а ведь это твой родной папа, – пере-
водит взгляд на Борисова.
Видно, как очевидцу гибели матери и исчезновения того,
кого он считал отцом, не дано так сразу переварить подобную но-
вость. Впивается серо-синими глазами в смущенного взрослого.
– Что ты такое говоришь? Не пей, пожалуйста, больше.
– Да, мой мальчик, именно. Я потом тебе все объясню, а
сейчас нам надо еще договорить, – выпроваживая Евгения-млад-
шего.
Подросток ошеломлен – сначала несколько шагов пятится
и, резко развернувшись, в полной тишине выбегает в коридор. За
ним потрусил и Рокки.
– Зря так с ним. Ведь на него много навалилось.
– Пусть знает, что не сирота, а то вчера сказал: «Теперь у
меня ни отца, ни мамы», – а мне пришлось смолчать.
– Ну тогда, досказывай, – это уже Жека через недолгую
паузу.
Но пронзительный мальчишеский крик, донесшийся свер-
ху, срывает с мест. По главной широкой лестнице взбежали в ка-
кие-то три секунды. Женина комната, оказывается, находится в
противоположном крыле. Первой у распахнутой двери запыхав-
шаяся Роза.
Что увидено – на ковре лежит пес и похоже мертвый – с
открытой пастью в желтоватой пене, остекленевшие глаза. Ря-
дом, на коленях, дергающийся всем телом, пацан. 291
На удивление – что это с собакой? – резко отскочил и про-
бормотал: «Только зашел, а он взял и упал, вот», – видно как ему
страшно, хотя слез нет.
– Думаю, бешенство, – вслух констатирует Борисов, скло-
няясь над Рокки, который еще минутами раньше приветливо ви-
лял гостю обрубком хвоста. Внезапная смерть псины и ее симпто-
мы навязывают ему полную аналогию с летальным исходом того,
у него дома. И не малейших сомнений, что Гоша когда-то привез
в Кострому «симметрию» прошлого в виде этого ризеншнауцера.
– Откуда могла взяться эта болезнь? Он никогда не гулял
без поводка! – Роза не хочет верить в случившееся.
– Я знаю, что говорю. И вспомни про «береги собаку» в
оставленной записке, – ему совсем не хочется вдаваться в какие-
либо подробности.
Взгляд его случайно падает на светящийся монитор компью-
тера, стоящего на письменном столе – там крупно набрано: «Ев-
гений Петрович, с приездом. Безусловно, все идет по плану и с
сегодняшнего дня я нем. Поздравляю!
– Что это? – кивает он в сторону экрана.
– Ннн-е понимаю. Был выключен, – в конец растерян пар-
нишка.
– Вот твой Григорий и показался.
Розе с трудом даются слова:
– Все-таки, что-то вас связывает. Подскажи мне, теперь, –
снова можно любить тебя или, наоборот, бояться?
– Самому бы кто ответил, – Жека упорно не желает быть в
этой теме.
Подросток крутит головой – наверняка, диалог взрослых
его озадачивает.292
Втроем, на Розиной машине, отвезли кобеля в ближайший
лесок, где Борисов и закопал труп, при выразительном молчании
присутствующих. Практически освободившееся от листвы бере-
зы «плакальщицами» шумели на осеннем сильном ветру.
Встревоженные люди, разлит холодный свет,
А на столе «съедобное», и снят любой запрет,
В фужерах самогонка – осадок мутный есть,
Разбросаны приборы – командует здесь спесь.
Гордыней озабочены, не прячутся в тени,
И вкушенные гадости теперь хранятся в них,
Тут тракт под перистальтику и вечный геморрой,
И пусть не пьешь спиртного – ты тоже негерой.
Твой героизм нечаянный, а значит никакой,
Глазами осовелыми следят все за тобой,
С надуманной причиною отказываешься пить,
А эти заставляют и требуют дружить.
И жрутся нечистоты, доели без остатка,
Ой, как с души воротит и делается гадко,
Тут гости не замучены отрадою ленивой,
Дерьма пробег короткий – кишечник шаловливый.293
Утро следующего дня Евгений встретил под одним одеялом
с Розалией.
В длинных ночных перерывах «между» он уже ни о чем не
спрашивал – лишь курил и, отхлебывая виски, как-то слушал ее.
В понимании этой лежащей с ним женщины, Риммино ду-
шевное состояние последних лет можно охарактеризовать как
поведение человека, находящегося немного не в себе, а само-
убийство на озере – следствие нежелания дальше жить с какой-то
страшной тайной, которая только ей и была ведома. К тому
же долгое время, вплоть до этого самого дня, общение подруг
происходило на фоне тотальной замкнутости Риммы.
И еще, по разумению Розы, взяла она сына на треклятый
загородный водоем, кажется ей, потому, чтобы он стал свиде-
телем материнского крика о прощании и прощении, когда тот
в трехстах метрах кормил диких уток. А вот куда в стоячей хо-
лодной воде могло унести тело – стоит только догадываться.
И раз хоронить некого, то Веня категорически запрещает ставить
в известность Римкиных родителей, и Роза, до сих пор, не реши-
лась сделать это.
На ее вопросы про себя ограничился сухой, почти справоч-
ной информацией: с недавнего времени вдовец, воспитывает
дочку, кандидат наук, был в бизнесе (сейчас его продал), в Ко-
строме случайным проездом и решил попытаться найти Римму,
а тут такое.
– Поностальгировать о юности, значит, захотелось, – про-
звучало зло и первый глагол синонимом – «поонанировать».
Про знакомого ей Дмитрия коротко – тот, теперь, никто
иной, как отец Иоанн (у Розы лишь восклицательность поднятых
бровей).294
Но испытующее: «Что скажешь о встрече с сыном?» – за-
водит, несколько, в тупик. Просто на данный момент у него нет
сколь-нибудь честного ответа – потому и промолчал, заменив
слова поцелуем. В полумраке спальни гуляли тени-великаны от
качающихся за окном деревьев.
Собственную факирскую отгадку фамилий и имен, пропав-
ших из этого дома мужчин, объяснил тем, что информацию о них
он выпытал у охранника при въезде в их поселок (похоже пове-
рила).
Таким образом, Борисов никак не желал ввергать Розу в во-
доворот своих зашифрованных проблем. Ему кажется – расска-
жи всю правду – и она, ненароком может повторить подобные
«скачки» в кривом временном пространстве.
Конечно, наиболее любопытствовалось о дочери и смерти
супруги. В лаконичном откровении об Ирине Жека вздумал вы-
брать второй вариант ее ухода из жизни – так ему посчиталось
убедительней, прежде всего для себя, с упоминанием о лежке в
немецкой клинике и чудесном своем выздоровлении.
А когда сказал: «Пора бы нам спать», – увидел, что ныне
Безымянная уже уснула – легкое дыхание и, в унисон ему, чуть
вздрагивающие ресницы под лампой ночника.
Поздний завтрак прошел хмуро – Женя-маленький молча
кусал бутерброд с сыром, изредка поглядывая то на Борисова,
то на Розу. В его глазах читается неверие в свое родство по отно-
шению к этому дядьке, сидящему напротив, и, явно угадывается
– про себя осуждает новоявленного отца за нарушение атмо-
сферы нравственности их дома (ведь видел, как гостю нигде не 295
нашлось места для ночёвки, кроме Розиной спальни). Немного
было странно наблюдать, что этого мальчика сейчас может вол-
новать вопрос морального облика двоих взрослых. Это стало
несекретным, когда он, вылезая из-за стола, смерил обоих не-
любезным взглядом и пробурчал:
– Спасибо. Так вот, Евгений Петрович, никаким папой я Вас
не считаю и не собираюсь. А тебе, тетя Розочка, скажу – гони ты
дядю взашей. Не нужен нам такой, – повернулся и пошел, вжав
голову в плечи, словно боялся удара сзади. Вслед ему ни слова.
Когда шаги перестали быть слышными, Розалия, наконец,
решилась сказать:
– Жень, не стоит обращать внимание. Это у него пройдет,
дай мальчишке попривыкнуть. К тому же переходный возраст, да
еще с собакой вчера и, конечно, потеря матери.
Жека ее ладонь накрывает своей, пробует казаться участ-
ливым:
 – Не переживай, все понимаю. У парня, мне видится, хоро-
ший иммунитет к возможным проблемам в будущем, и он очень
неплохо предчувствует их. Это меня радует. Молю Бога, чтобы у
него все сложилось замечательно в дальнейшем.
 – О чем ты?
 – Сразу не объяснишь. Давай, постараемся не заморачи-
ваться на эту тему раньше времени. А теперь случилась необхо-
димость мне съездить к одному человеку, а когда же вернусь к
вам, уже с дочкой – это и будет моим ответом на твой вчераш-
ний вопрос – быть нам вместе или нет? – Борисов, как может,
старается минимизировать, перед ней, собственные сомнения и
нечеткость мыслей.296
Роза взрывается:
 – Никуда не отпущу! Я почему-то предчувствую, что ты
здесь больше никогда не появишься. И сложится у нас все гадко.
От последнего ее предложения повеяло могилой. Но Евге-
ний, вынужденно, спокойным тоном:
 – Не могу остаться. Надеюсь еду за отгадкой – откуда в
моей жизни появилась двуликая фатальность и так много нере-
ального? Ведь что-то подобное мучает и тебя?
 – К кому же, и куда ты, все-таки, собрался?
 – Пока лучше не спрашивать, – почти просительно, – еще
вызови, пожалуйста, такси и прошу не провожать, – здесь его
голос выдает волнение.
Через пятнадцать минут подъехала машина. На прощание в
прихожей холодный поцелуй в лоб, как покойника, и вялое руко-
пожатие так и не признавшего Жеку отцом. Никто, даже натяну-
то, не улыбался.
За закрывшейся дверью пасмурный день и похожая пара
сорок, противно вереща, выписывает кульбиты над крышей,
когда он обернулся – в окнах дома ни одного лица.
Чтобы попасть в Хабаровск, надо сначала доехать до Моск-
вы, а далее лететь самолетом.
Нынешнее место монастырской службы отца Иоанна не из-
вестно – единственная ориентировка, полученная Борисовым,
перед Костромой, от бывшего Диминого однокурсника, что из Оп-
тиной пустыни его, вроде, перевели куда-то в Хабаровский край.
Так далеко Жека еще не забирался. Город встретил насто-
ящим бабьим летом. В аэропорту справочный телефон выдал 297
адрес Хабаровской и Приамурской епархии – туда он и направ-
лялся.
Там, в епархиальном управлении, им получены подробно-
сти – иеромонах Иоанн служит настоятелем в Свято-Успенском
монастыре, что находится в десяти километрах отсюда, недале-
ко от совхоза «Краснореченский».
На улице Ленинградской стал голосовать, но останавлива-
ющиеся водители машин, почему-то, все находили причины не
ехать туда, ссылаясь на незнание дороги. Так прошло с полчаса,
пока перед ним не тормознула старенькая забрызганная грязью
«шестерка» (еще подумалось – точь в точь как была у тестя). Вз-
глянул в стекло – за рулем сидел мужик, лет ближе к шестиде-
сяти.
 – Вам, молодой человек, наверное, в Успенскую обитель? –
спросил он, открывая окно.
Евгений резко отпрянул – на него вопросительно смотрел
собирательный образ всех тех, кто встречался ему со шрамом на
левой щеке и без фаланги на указательном. А это предвиденье –
куда ехать.
 – Вы поедете или нет? – голос тоже навязчиво узнаваем.
Легкая щетина, серый плащ.
Пассажир в смятении, но усаживается на заднее продав-
ленное сиденье. Становится плохо – затошнило и кружится го-
лова, хватает ртом воздух. В зеркале заднего вида внимательно
наблюдающие глаза хозяина автомобиля. В салоне устойчивый
запах воска, а на торпеде пачка «Родопи».
 – Значит, вперед, – звучит утвердительно и, чувствуется, с
явным облегчением.298
Весь недлинный путь промолчали. И у Борисова наступило
отчетливое понимание того, что диалектика высших сил продол-
жает ставить на нем эксперименты – где «конец» рано или позд-
но превращается в «начало».
Сам знакомый незнакомец, крутящий «баранку», так ни
разу и не повернул голову в его сторону.
Показались белые стены монастыря.
 – Приехали, уважаемый, – это, по-прежнему, испытываю-
щему дискомфорт, Жеке. Тот за кошелек.
Увидев такое:
 – Не в коем случае, мне же все равно было дальше, так что
не стоит беспокоиться (тут же вспомнилась зимняя Кострома).
Но тот, кого привезли, бросает стодолларовую купюру на
переднее кресло.
 – Зря обижаете, – даже с озвученной печалью.
Ответом – хлопнувшая дверца. Не успел Борисов отойти и
десяти метров, как в спину громкий автосигнал. Оглянулся. Вла-
делец «Жигулей» выходит из нее и почти выкрикивает:
 – Хочу сказать, Евгений Петрович, сегодня Вам будет
откровение!
 – Догадываюсь, – поникшим голосом (еще садясь в ма-
шину была уверенность, что «этот человек должен знать о нем
многое).
«Шестерка» по газам, с разворотом, чтобы следовать в
обратном направлении. 299
Не от Бога вина – есть убогие души,
Их кладут на «распятье», тут рождаются муки,
Как дается таким «мягкий ворс» откровений,
Броская ложь, и нелепость суждений?
Истекается «желчь», кто больной неудачей,
Для кого-то такое вечной станет задачей,
И гложет тех зависть, где у меня без проблем,
А сердце частит – в снах мне видится плен.
В том плену обездвижен, да и просто немой,
А слова оправданий заменяет здесь вой,
Он звучит непотребно – в диссонанс тишине,
И проснешься с надеждой, что подлец не в тебе.
Ведь стыд и упрек как «брат и сестра»,
«Роднею» доставшись нам до конца,
Но стоит ли быть им такими извечными?
Когда родились не во всем бессердечными.
При входе на территорию монастыря представилось – как
сейчас он увидится с Димкой, как они обнимутся. Нет, он припа-
дет к руке отца Иоанна – так правильней. И потом, после долгой
душевной беседы, слова священника станут для него чем-то вро-
де спасения и объясняющие необъяснимое. Евгений надеется –
совсем скоро их встреча должна положить конец его помеша-
тельству.300
По ухоженному монастырскому двору сновали немного-
численные монахи в черных одеяниях. Остановив первого,
проходившего мимо, получает лаконичное от мужчины сред-
них лет:
 – Настоятель, не далее вчерашнего, отбыл в Сергиев По-
сад, по церковным делам, через неделю будет.
Ясный перец, что не по мирским за такой горизонт лететь.
К плохому самочувствию теперь добавилось немалое уныние и
злость на себя – когда же поставлю жирную точку в определе-
нии того сбоя в хронологии событий, произошедшего с ним.
 – Жаль, но почему мне в епархии об этом не сказали? –
размышляется вслух.
 – Мне неведомо, – пожимает плечами обладатель рыже-
ватой бородки и торопится уйти – он как будто смущен – прячет
взгляд. Нос горбинкой на тонкогубом веснушчатом лице делает
его похожим на хищную птицу.
Вынужденная параноидальность выискивать внешнее и
не только сходство между встречающимися в жизни Борисова
людьми подталкивает сравнить этого служителя церкви с Ве-
ней Безымянным. Смотря вслед быстро удаляющейся и заметно
перекошенной влево фигуре, задается вопросом, – так ли дол-
жен ему мерещиться демон в рясе? – но ответа не нашел.
На попутке добирается обратно в аэропорт, где покупает
билет на прямой ночной рейс до родного города.
В полупустом ИЛ-76 всеобщая дремота. Где-то, через час
полета, их начинает сильно трясти и гаснет свет. Всеобщая пани-
ка – стало видно, как с Жекиной стороны загорелся двигатель. 301
Командир воздушного судна загробным голосом объявляет экс-
тренную посадку.
Начало резкого снижения запоминается неистовым пере-
крещиванием себя соседа, щегольски одетого молодого парня,
плачем проснувшихся немногих здесь детей, женскими криками,
чьим-то мужским трубным стоном, похожим на звук, который
издает самец-марал в период гона, и клацканьем застегиваемых
ремней безопасности. А еще стали выпадать сверху кислород-
ные маски, и стюардесса рухнула на Евгения.
В эти минуты падения, прожитые им длинными, у него все и
сложилось…
Оказывается, чье-то человеческое бытие может «брониро-
ваться» другой жизнью – вот только у каждого с разными точка-
ми отправления во времени.
Взрыва ему не довелось услышать – сознание отключи-
лось до.ОТ ГЛАВНОГО ГЕРОЯ:
«Как правило, проблемы набегают «тараканами»,
а вот расползаются «черепахами»303
Дата 19 июня 2010-го обозначена на билете пригородной
электрички, который у Борисова скомкан в руке. В нем указан
тот же конечный пункт, где прошлый раз он обосновался в под-
вале и бомжевал.
Неожиданного, в очередной трансформации, для него по-
чти нет – в течение стремительного пике это было им предуга-
дано.
Сейчас детали, окружающие его, в чем-то повторяются:
одежда, похоже, на нем та же – клетчатая рубашка и эти, видав-
шие виды, брюки. Осторожно трогает щеку и нащупывает паль-
цем без фаланги предполагаемый неаккуратно зашитый шрам.
Людей в вагоне мало, и какая-то древняя бабка сердито разго-
варивает по мобильному (в 95-ом, откуда Жека вернулся, такая
повсеместность сотовых была нежизненна).
Но в главном отличие – напротив сидит, свесив набок го-
лову, спящий – тот, что крестился в самолете, только, конечно,
постаревший на пятнадцать лет.
Из нагрудного кармана достается листок, там напечатан из-
девательский текст: «Предсказание будет другим и смысл всего
происходящего вряд ли останется для тебя прежним».
Продолжает осматриваться и взгляд упирается в присло-
ненный к спинке его скамьи одинокий кожаный кейс – в преды-
дущем варианте такой не наблюдался. И тут обращается внима-
ние на замки – память ассоциирует – на левом код из четырех
цифр – число и месяц рождения Ирины Быковой, а на правом –
ее безвременной смерти.
Чуть слышно щелкает железками. Знакомый по полету
сопит во сне. Евгений осторожно заглядывает вовнутрь – там 304
полная заполняемость банковскими упаковками «зеленых», еще
старого образца – с маленьким портретом Франклина. Поверх
их – развернутая тетрадная страница в косую клетку, где по-
черком погибшей: «Мой навсегда! Прости, что была не часто той,
которую ты любил. Твоя замечательность делает меня виноватой
во многом. Знаю одно – наше обоюдное лицемерие друг по от-
ношению другу стало серьезным испытанием для обоих и, видит
Бог, мы не выдержали его.
P.S. Это деньги тебе. Должен догадаться, откуда они. Что в
будущем случится с тобой – не знаю, но надеюсь, что вернула –
поможет. Прощай Ира».
Как и тогда с собой нет никаких признаков документов,
зато теперь валюта сделает Борисова неуязвимым и без них, а
паспорт он найдет или заново выправит, вернувшись домой. То,
что окажется там у него никаких сомнений. Вот только в какое
время и в каком качестве?
А этот все еще спит – он также ниспослан ему из прошлого
и вроде является неким аналогом той Светки Никоновой, напрочь
потерявшей память. Узнает ли соседа, когда проснется?
Словно пьяный, на кого сейчас смотрит Евгений, начинает,
вдруг трясти головой и глядит перед собой мутными глазами.
Становится понятным, что прошлое для него – чистый лист.
И приходит сумасшедшая по своей тривиальности, мысль –
дать каким-то образом этому человеку, вряд ли счастливому,
свою фамилию и инициалы. Но приобретет он что-то от такого
вранья или больше потеряет? Никто не ответит… В любом случае
их расставание предопределено. ОТ ГЛАВНОГО ГЕРОЯ:
«Течение времени – это движение к старению, а все, что
не касаемо его – память твоего будущего»
Забытая публичность, усталые заботы,
Неслышное дыханье и дробность бытия,
Ты не спешишь во всем, проделана работа,
Давно сменился век, и не звонят друзья.
Пусть жалость не успешна, и суть оскорблена
Чужими неудачами встревожены сполна,
И станет мягким камень, а пластилином лед,
Тогда в твоих желаниях вкус счастья пропадет.
Так разбежались мысли – их трудно зацепить,
Побег здесь не пунктирен, и сложно уяснить,
Что ты себе не верен, раз подличал всегда,
Когда мечта кивала и к радости звала.Эпилог
Позже Евгением Петровичем Борисовым из интернета узна-
ется – Свято-Успенский монастырь, тот, что под Хабаровском,
создан лишь в 2012 году.
 
Диево-Городище – Ярославль
2012-2014 г.