бобовое дерево луч света

конечно же, я делаю это под тупака.
в моем архиве еще нет ничего, написанного иначе.
ничто еще не создавалось под что-то другое. например, под  визг реалити-шоу, вываливающихся из экрана  прямо на псевдодуши телеманов, похожих на куски желе.
или под голос телеведущей, которая размеренно-спокойно сообщает о терактах и о войне в сирии. мир – дерьмо. я знаю, спасибо
под крикливые человеческие фальцеты, вплетающиеся в пустые и громкие диалоги.
под жалобное нытье бедняг, не справившихся с очередной эмоциональной катастрофой.
под  сопливые монотонные голоса няшечек, которые прокладывают под дверью 411-ой  телефонные мосты со своими любимыми и единственными.
под грохот строительной бормашины, которая каждый день копошится в земле, щедро удобренной перегнившими душами.
под уведомление о пришедших вконтакте сообщений от кого-то из шести с половиной миллиардов.
ни одна строчка не была написана еще при дневном свете. ни одно слово не рождалось в присутствии этих гребаных жизнеутверждающих лучей солнца, навязывающих мысли от том, что этот мир – прекрасен, а жизнь – радостное приключение. увеселительное путешествие в диснейленд,
только так. только ночью и только с тупаком.
этот мертвый ниггер позволяет мне думать, что в радиусе тысяч световых лет я здесь одна, что все в порядке и что жизнь вечна. этот гребаный черножопый в такие моменты живее всех живых.
пообещай мне, что когда мы умрем, ты достанешь там билеты на его ниггерские проповеди. мы будем слушать его вместе с остальными, кто оказажется с нами. даже спустя тысячи лет после черты, мы будем так же молоды, как сейчас. ты будешь без двенадцати килограмм своего ниггерсокого жира и в истлевающих от времени адидасовских кроссах. а я побрею голову наголо и буду тонуть в своей красной толстовке с белым крестом на груди, словно я гребаная сестра милосердия.
мы и там будем гноить бледнолицых, чувак. забывая, что ты сам только косишь под черного, а мне всего лишь кажется временами, что я старый пропитый ниггер, познавший дзен. забывая, что мы – одни из них, часть этой мерзко пахнущей, прокисшей человеческой биомассы, которая расползлась по планете, как липкая патока на праздничном торте.
но нам будет срать.
мы будем мертвы, вечны и необъятны. мы будем гноить души новоприбывших и сажать деревья в саду  дзен.
я думаю, что бог будет не против.
если честно, мне кажется, он будет только рад.
пообещай мне, что ты найдешь меня там, чувак. потому, что если бы я могла выбирать себе компанию на необитаемый остров, на концерт тупака в раю или  забитое до отказа чистилище – то ты был бы первым в списке.
когда я думаю о тебе сейчас, то начинаю понимать, что на самом деле не знаю тебя. то есть, я многое могу о тебе рассказать, в моей голове есть место, наполненное тем, что я знаю о тебе.
но
мне кажется, что я буду права, если скажу, что все, что я знаю и думаю о тебе – всего лишь то, что ты показываешь. небольшая часть того, что ты есть на самом деле. мне кажется, я буду права, даже если скажу, что не только я, а вообще почти никто не понимает тебя по-настоящему и не знает обо всем до конца.
человека, более одинокого, чем ты, я еще не встречала.
ты кажешься одиноким, даже несмотря на то, что вокруг тебя всегда многолюдно, всегда собираются толпы, чтоб послушать твои истории. несмотря на то, что эти люди, как течение реки, потоками приходят на смену друг другу. несмотря на то, всегда есть желающие провести с тобой время, сходить в сэконд, за колой, в кино, расчленять трупы девочек – куда угодно, лишь бы с тобой. несмотря на то, что бабы срутся из-за тебя, а парни наперебой называют тебя своим лучшим другом. несмотря на то, что все несут к тебе на вытянутых руках свои проблемы и несчастья, изливают тебе душу, как на приеме у доктора фрейда. несмотря на то, что всегда кто-то накормит тебя среди ночи, пустит ночевать, бросится на шею после разлуки, словно самое счастливое и радостное событие в мире – это твое возвращение. даже несмотря на то, что кто-то решительно наглотается таблеток, чтоб доказать тебе свою любовь… срать на эти внешние атрибуты скрашенного дружеской любовью и участием человеческого существования.
срать, потому, что я вижу тебя одиноким, потерявшимся и растерянным. вижу тебя маленьким мальчиком на вокзале, который, раскрыв рот, рассматривает прохожих. и не замечает, как  большая крепкая ладонь, за которую держались его теплые пальцы,  разжимается и теряется в толпе. и он остается один среди  склонившихся к нему с любопытством лиц. он такой славный, такой милый и смышленый. он развлекает собравшихся, рассказывая веселые истории и  стишки. все слушают, умиляются – он кажется всем таким забавным и хорошеньким. а когда надоедает, разворачиваются и, волоча за собой капризных детей и неподъемный багаж, уходят и никогда не оборачиваются.  никто не помогает ему. никто не возвращает его домой. никому не интересно, кто он и почему здесь один. проходят годы. он  все так же здесь. помогает с багажом, приводит потерявшихся собак, дает советы, отвечает на вопросы, успокаивает расстроенных и уставших людей, которые по-прежнему воспринимают его как должное, как само собой разумеющееся дополнение к залу ожидания.
а он до сих пор  не знает, кто он и куда ехал тогда, много лет назад.
 
ты напоминаешь мне древний, брошенный дом из книги «призрак дома на холме»: «хилл-хаус, недремлющий и безумный, стоял на отшибе среди холмов, заключив в себе тьму. он стоял здесь восемьдесят лет и вполне мог простоять еще столько же. его кирпичи плотно прилегали один к одному, доски не скрипели, двери не хлопали. на лестницах и  в галереях лежала незыблемая тишина. и то, что обитало внутри, обитало там в одиночестве»

для многих ты – неотъемлемая часть окружающего. как привычный пейзаж за окном. как постоянная в уравнении. когда тебя, сразу становится некомфортно и неуютно. так, словно ты здесь только для того, чтоб заботиться о нас, выручать из беды, прибивать полки и спасать от скуки и слушать. ты словно волонтер в доме для престарелых, понимаешь? неотложная помощь, направленная вселенной к мелким людишкам с их большими проблемами…
но ты никогда не говоришь, о том, что тревожит тебя. никогда не жалуешься и не ноешь. так, словно, твои нервные окончания атрофировались под действием колы или нечеловеческих усилий воли. так, словно ничто не ранит тебя, ничто не тревожит. так, словно  ты самый счастливый человек во вселенной и будешь жить вечно…
но чак не верит в это дерьмо.
я думаю, все не так. я думаю, что просто не в твоих правилах говорить о своем дерьме и просить о помощи.
когда ты приходил прощаться перед своим отъездом, ты выглядел печальным и брошенным. ты обнял меня так, как описано в одной книге: «казалось, он не столько обнимал меня, сколько сам за меня держался»
мне тогда  захотелось сидеть и тосковать о тебе и о твоей судьбе все то время, пока тебя не было.
если честно, мне и сейчас хочется тосковать о тебе.
мне хотелось бы знать, справляешься ли ты. чувствуешь ли ты себя хорошо. и знаешь ли ты сам, что тебе нужно и куда ты все-таки идешь.
может, когда-то ты и сам расскажешь мне.
я не хочу разбрасываться словами, потому что никому и никогда не приносил пользы этот цирк. я не стану называть тебя своим лучшим другом, признаваться в любви.
но хочу, чтоб ты знал, что я восхищаюсь тобой.
что ты помогаешь мне справляться с собой.
что мне хорошо с тобой. я чувствую себя защищенной и под присмотром.
я рада, что ты есть в моей жизни. без тебя все это вряд ли было бы таким. что ты мне дорог и мне всегда будет не хватать тебя, если наши пути разойдутся и мы никогда не увидимся больше.
потому, что ты именно такой человек, который, словно хорошая книга, подводит к чему-то, помогает многое понять и никогда не забывается.
я еще буду рассказывать о тебе своим детям.
если они у меня будут.
вот увидишь.
спренчан P.S.на самом деле, это далеко не все, что я хотела тебе сказать, но письмо внезапно вышло грустным. так, что я, пожалуй, закончу его так.