Акт 4. Глава 24

  Крест был не до конца рад той иронии, которую припасла ему судьба.
  В свое время ему удалось посидеть в камере временного содержания аж пять дней к ряду, пока за него не внесли залог. Это было десять лет назад, и воспоминания казались ему несколько отдалившимися.
  Теперь же Ганз устроился по другую сторону решеток.
  Будучи, де-факто, главным врачом штрафбатальона, он получил своего рода подарок от генерала Меркиша по прибытию в Смирпон: личный кабинет, находящийся под госпиталем.
  Все бы ничего, но местная больница была разрушена коалиционными войсками. Освободившая город регулярная армия не стала его отстраивать по соображениям безопасности, просто перенеся госпиталь чуть южнее.
  В милицейский участок города Смирпона.
  А кабинет Креста располагался в подвальном помещении. Так называемом «Обезьяннике».
  Крест не знал, сколько побывало людей в этой КПЗ. Учитывая, что это небольшой город, да и Вирлак называл его спокойным, то не очень много.
  Хотя, если вспомнить, что Смирпон — важный торговый узел Серьена, то вряд ли все три камеры сразу пустовали хоть когда-то.
  Разбираясь с бумагами, которые ему честно подсунули доктора регулярных войск, Ганз заметно нервничал.
  Взвинчен он был уже с утра.
  Если даже забыть про длительный марш бросок и ощущения Первой от него, ее состояние могло ухудшиться от нахождения в самом городе. И не столько физически, сколько морально.
  Пока штрафники не мешались с регулярной армией, открытого презрительного отношения друг к другу никто не проявлял. Даже 10-я рота вела себя спокойно, явно не желая нарушать установившийся порядок. Да и Меркиш бы не позволил.
  Сейчас же ситуация кардинально изменилась.
  В городе находятся регулярные войска, большинство из них — мужчины. Большинство  - это значит, что почти все они являются мужчинами. И они не упустят шанс как минимум поприставать к Первой. И если раньше таких ухажеров можно было отгонять авторитетом, теперь отгонять уже будут Креста. Его жизнь не так ценна, как жизнь любого регулярного солдата, а значит и церемониться с ним не будут.
  Как не будут и с братьями Первой.
  Пару раз они ее защитят, может быть вступится Бригет и Вирлак, но не более.
  Иными словами, сейчас они не в меньшей опасности, — а то и в большей, — чем раньше.
  Старясь отогнать от себя дурные мысли, Крест углубился в чтенье.
 
  «Дело 3. 6129.041.К.»
  Ганз заметил, что маркировка этих историй болезни несколько иначе, чем штрафбатальонская. Эти начинались на цифру «3», вторая часть имела четырехзначную основу, закрывающая третья — трехзначную. К тому же буква, которая стояла в конце, на штрафбатальонских делах не печаталась.
  Оно и понятно.
  Регулярная армия была намного больше армии штрафной. Их дела занимали первые цифры с единицы до пяти. Ополчению достались шестерка и семерка с однозначной третьей частью и без буквы.
  Самая же короткая была у штрафников. В начале всегда стоит «8» и достаточно краткое обозначение нумерацией.
  «Теодин Апунахт».
  Дальше шли дата рождения и подробные характеристики, к которым Крест не приглядывался. Его больше интересовала причина заболевания.
  «Отек дыхательных путей…»
  -И их гноение.- Он улыбнулся.
  Вспомнил, как недавно читал историю смерти одного из штрафников. У того тоже был отек легких с их последующим гноением. Смерть очень мучительная.
  Что не говори, но не все наркотики полезны.
  Хотя, если сравнивать то, что курил тот, с травой Дефолта, то становится боязно за последнего. Если его легкие еще не превратились в противную сгнившую массу, а горло не истекает гноем, то он просто везунчик.
  Но что бы то ни было с Дефолтом, назначать лечение не ему, а Теодину Апунахту.
  Крест предпочел небольшие дозы лекарства, не содержащие наркотической основы. Чтобы наверняка не вызвать побочных действий, лучше подстраховаться.
  Ганз отложил дело №3. 6129.041.К. и растянулся в выданном кресле.
  Первая осталась с братьями и Бригет. Ван Дер Вальв хотела испечь чего-то там, — названия Крест не запомнил, — и попросила Первую помочь. Та согласилась. За ней тут же увязался Второй, ну а Третий не устоял.
  Крест никогда не спрашивал ни у одного из них, что же произошло с Третьим. Его раны, из-за которых он стал инвалидом, в лучшем случае нанесены не человеком. Такие следы на его теле могли оставить либо раскаленные листы металла, толщиной в два миллиметра, либо когти кого-то хищника. Но по расположению шрамов определить это было невозможно. Ясно было лишь одно — чтобы их нанести, пришлось бы приложить немалую силу.
  Он решил не беспокоить Первую расспросами о брате, чтобы лишний раз не теребить возможные раны.
  Она так любит этих двух,- Крест ухмыльнулся.
  Действительно, любовь Первой к братьям была непогрешима.
  Уже два года прошло с тех пор, как их родителей не стало. Понятное дело, эти двое приняли на себя весь удар судьбы, когда они оказались на улице. Их дом, как имущество военных преступников, арестовали, оставив детей умирать.
  Тогда война только начиналась, жить сложно было всем. Многие были приговорены к расстрелу за шпионаж в пользу коалиции. Как и родители Первой.
  Второй и Третий заботились о ней, вероятно даже напрямую спасали от смерти.
  Да, скорее всего за это она их и полюбила. Как и они ее.
  Но Кресту это было не понять.
  Какая на хрен любовь к семье?- он зажмурился.
  Ему вспомнилось все, что происходило с его семьей.
  И смерть матери от сифилиса, когда ему было семь.
  И смерть отца от ножа шлюхи через год.
  Не в силах оплачивать жилье, ему пришлось уйти на улицу.
  Тут наши истории схожи,- подметил Крест.
  В двенадцать лет он угодил в руки стареющей даме. Она была падка на молодых, поэтому согласилась приютить Креста. Он рос в семье, где женщина была страшной от природы, ничуть не скрашенной возрастом, а муж — нескрываемым гомосексуалистом.
  Единственное, что радовало Ганза — отчим никогда не приставал к нему.
  Ненависть к геям у него развилась позже, когда отчим умер, а мачеха стала проклинать гомосексуализм. У нее не было ребенка от этого брака, да и сама она давно вышла из родильного возраста.
  В тот момент Ганзу было пятнадцать. Она вынудила его стать ее любовником.
  Через год он поступил в училище, где эта женщина была «самой главной», как она выражалась. И не врала, ведь именно она была директоральным деканом.
  Крест выучился на медика именно под ее крылом, хоть и собственными знаниями. Он погружался с учебой с головой, лишь бы не приближаться к этой старой грымзе.
  Следует ли говорить, что едва он поднакопил денег, его мачеха совершенно случайно выпила вместо слабительного лошадиную дозу наркотического яда.
  Судьба и тут сыронизировала, хоть и не без помощи Ганза.
  Она думала, что пила слабительное, и слабительный эффект оказался.
  Вряд ли полицейским, нашедшим ее в луже крови и фекалий, было приятно убирать тело.
  Крест встал со стула, закурил.
  -Черт. Одно дерьмо вспоминается.
 
  Когда сигарета подходила к концу, а мысли, словно книги, вернулись на свои эфемерные полки, в дверь постучались. Стук был единичным, снаружи явно не пытались тарабанить кулаками.
  -Войдите,- громко крикнул Ганз и бросил сигареты под ноги, на песочный пол.
  Дверь не открылась. Через несколько секунд стук повторился, на этот раз более сильный и глухой. Для толстой железной двери глухой стук был необычным. Если не сказать «невозможный».
  В сознании Креста начали появляться возможные варианты, кто это мог быть.
  Пока он шел к двери, отбросил больше половины. Когда дотронулся до ручки — остался лишь один. И он был, мягко говоря, не самым желанным.
  Вернее, Кресту хотелось, чтобы это был кто угодно, но только не она.
  Когда он сам открыл дверь, на секунду его глаза зажмурились. Неосознанно, это был лишь рефлекс.
  Стоящая перед ним девушка, сгорбленная, со спадающими на лицо волосами и капающей из полураскрытого щетинившегося рта слюной, вызывала лишь страх.
  Ганз видел ее раньше. И враньем было бы сказать, что испугался он. Его сознание — да, но лишь машинально, увидев образ, отличающийся от ее привычного. Он стоял в дверях, его тело отказывалось шевелиться, хоть Крест и пытался убраться у нее с дороги. Лишь когда девушка издала краткий рык, он отошел на несколько шагов назад и впустил ее в КПЗ.
  Она вошла медленно, еле плетя ноги.
  Как она прошла сюда незамеченной и как узнала, что Крест находится именно здесь, он не знал.
  Закрыв за ней дверь, он прошел чуть вперед, встал напротив нее. Девушка не издавала ни звука.
  -Ты говорить можешь?
  Она чуть слышно засопела.
  Видимо, это было отрицательным ответом.
  Крест коснулся своей переносицы пальцами. Он потер закрытые веки, неожиданно запотевшие.
  Если вспомнить, она вчера приходила к нему. Тогда эта ненормальная была более-менее адекватной, хоть и подавленной. Она просила перевязать запястье. Где-то глубоко поранилась. Крест промыл рану и наложил бинт.
  Девушка его не снимала.
  -Хм, ясно.- Прокомментировал Ганз.- Значит, твоя память не повреждается при изменении состояния. Только сознание.
  И, если я правильно понял,- добавил он про себя,- тебе нужен чей-то мозг.
  Эти слова он не решился говорить вслух. Она вполне могла его понимать, хоть и без возможности ответить.
  Про то, что трупов поблизости нет, Крест так же решил умолчать. В конце концов, его мозг тоже вполне подойдет.
  -Придется тебе подождать,- сухо констатировал он.- У меня нет лишних трупов (а сам я помирать не хочу), поэтому надо потерпеть.
  Измененная девичья сущность, все еще носящая прежнюю оболочку Имен, коротко кивнула. Она явно понимала сказанные слова, а значит, их подбор должен быть особенно осторожным.
  Кресту не очень-то хотелось становиться охотником. Единственное, что подталкивает его на это безумство — желание жить. Умирать здесь и сейчас было бы, по меньшей мере, глупо. Он предпочел бы умереть от пули, чем от клыков сумасшедшего гуля.
  -Заходи туда,- Крест указал на одну из открытых камер; ключ лежал у него на столе и он тут же взял его.- Не хотелось бы, чтобы ты сцапала кого-нибудь, пока я череп не вскрою.
  Легким рыком Имен будто пыталась воспротивиться воле Ганза, но быстро эти попытки прекратила.
  Она взглянула на потолок. Будто провожая взглядом кого-то, она повернула шею на Креста. Тот стоял спокойным, хоть от него и несло страхом.
  Девушка чуть слышно зашипела, но в камеру зашла.
  Крест закрыл клетку, и лишь тогда гуль села на пол. На колени, как однажды сидел Шамер.

 ***

  Покинув подвал, Крест решил не испытывать судьбу и рассказать обо всем Вирлаку.
  Естественно, он не собирался скармливать его мозг Имен. Хотел уговорить либо в помощи в убийстве кого-нибудь, либо в убийстве конкретно Имен.
  Штрафбатальон дислоцировался за городом, ближе к лесу. Прогулка обещала быть долгой, благо КПЗ был закрыт на ключ, который имелся лишь в единственном экземпляре. Шанс того, что Имен обнаружат, стремился к нулю.
  Пока Крест шел, его мысли совершенно случайно вернулись к разговору по душам с Шамером незадолго до его ареста. Всего разговора Ганз не помнил, хоть и его короткость удивила еще тогда.
  По правде говоря, он запомнил лишь две фразы: «В прошлой жизни ее звали Валлия» и «…я когда-то сторожил королеву в ее тюрьме».
  Тогда Крест обратил внимание на фантасмагоричность самих слов Шамера, на их видимый смысл, но не присмотрелся к деталям. Позже этот разговор старался не вспоминать.
  И вот сейчас, когда раздумья вновь захлестнули Ганза, он заметил это слово.
  «…королеву».
  Он сторожил «Королеву» Валлию в ее темнице.
  Если предположить, что слова «В прошлой жизни…» не являются бредом, то на ум приходила лишь одна «Королева» Валлия.
  Сестра Орахина Гюля, Валлия Гюль.
  Они были близки друг к другу, больше чем брат и сестра. Из-за инцеста они же стали последними представителями Гюлей.
  Их семья взошла на престол в 1342 году, года свергла правящих монархов Священного Римскго Королевства. И хотя название претерпело лишь одно изменение, — стало Священным Римским Коппелием, — влияние на политику и экономику было более чем достаточное.
  Род Гюлей длился не так много поколений. Закончился он в 1403 году, когда генерал армии Орахина Гюля, Серьон, захватил власть и убил всех оставшихся представителей династии Гюлей, включая новорожденного ребенка Валлии.
  Это была единственная Валлия-королева во всей истории как минимум западной Европы. И Ганз сомневался, что королева с таким именем была еще хоть где-то.
  Возможно царевна, графиня, княжна, баронесса… но явно не «королева» Валлия.
  И, если верить официальным источникам, она была убита в 1403 году. Больше пятисот лет назад.
  Этот факт предавал словам Шамера еще большую фантастичность о том, что он был ее сторожем. Если только он сторожил ее труп.
  Да и то, что она прожила пять сотен лет и осталась в прекрасной форме и здравом уме, достаточно маловероятно. Человеческий мозг не может существовать более ста двадцати, даже если жизнь поддерживается искусственно. И это только если брать современные реалии.
  Крест никогда не был скептиком, но и суеверностью он не отличался.
  Если что-то необычное произойдет перед ним — он поверит в это.
  Вот только его глаза ничего не видели, но слышали уши.
  Если смотреть на органы чувств со стороны «что менее лживо», можно смело заверить, что нелживых чувств нет. Ведь очень часто организм может принять одно за другое. Человеческие ощущения не совершенны.
  В отличие от мозга, способного проделывать множество сот операций за считанные секунды. И та версия Креста, в которой Кровосос выдумал все это, — не важно, случайно или специально, — казалась самой правдоподобной.
  Если бы не одно НО…
  Вся правдоподобность этой версии рушится лишь фактом нахождения сумасшедшей Имен в КПЗ Смирпона.