Счастье - просто выжить

          Памяти моего тестя и всем, кто сражался за нашу общую Родину.

 https://www.youtube.com/watch?v=eSgDjXuNTaA   
Этот фильм запрещён к просмотру.
      
       Он родился в самом начале ХХ-го века, в стране, на которой смена экономических формаций  отразилась едва ли не самым ужасным образом. Выплеснув в кипящий европейский котёл две революции – 1905-го и 1917-го годов. Первая только расшатала тысячелетнюю монархию в России, у которой ещё хватило сил вступить в первую мировую бойню. Только потом, спустя три военных года, её обескровленную, измождённую, путём государственного переворота в 1917-ом, захватили большевики и, чтобы удержать власть, втянули страну в ещё более жестокую братоубийственную войну. Такая война являет миру самые неприглядные стороны крушения государственной власти в некогда могучей державе, но и, как следствие – распад общества, когда человек лишается права на государственную поддержку и социальную защиту. Человек становится винтиком безжалостной, давящей и калечащей всё на своём пути машины – Молоха пожирающего собственных детей, упивающегося кровью и требующего в этой оргии всё больше человеческой плоти.
      
       Но речь пойдёт не о крушении государства, а о том, что в это время происходит с отдельной личностью-винтиком, несущем на себе все тяготы и лишения, присущие таким временам. Судьбу такого человека с неизбежной закономерностью повторяют миллионы других его сограждан, таких же винтиков встроенных в эту безжалостную машину.
      
      Его звали Григорий Фаддеевич Верещагин – в зрелом возрасте мало склонный к общению человек, что вполне обосновано прожитой им жизнью. Радио не слушал, газет не читал, справедливо называя всё написанное  и то, что передавалось по радио и телевизору пропагандой. Старый чёрно-белый телевизор стоял на втором этаже холодного, бетонного дома с односкатной крышей, скорее для форсу и больше напоминал голубятник или маточник для кролей. Строился Григорий Фаддеевич всегда, кроме тех периодов своей жизни, когда был маленьким или воевал. Делал он это умело и основательно, как это умеют делать только в Германии и при этом, без какой бы то ни было посторонней помощи. Снаружи двухэтажный дом на бугре,  с высоким арочным подвалом, напоминал неприступную средневековую крепость, способную выдержать длительную осаду, с узенькими, как бойницы зарешеченными окнами. Чуть большие окна,  без решёток, выходили во двор, в старый сад, заложенный ещё его тестем. К этой стороне жизни не выдуманного мною героя мы ещё вернёмся.
      
      Имя и отчество героя этого рассказа подлинны, изменены только две буквы фамилии. Сделал я это не для того чтобы перестраховаться от претензий со стороны близких родственников – таковых у него просто нет, пожалуй, я только и есть его ближайший родственник, хотя и не кровный, не для того чтобы придать некоторую художественность повествованию. Жизнь его была насыщена событиями и приключениями до такой степени, что не нуждается в каком-то художественном оформлении.
      
      Но всё по порядку, с момента, когда у него ещё не было отчества, а фамилию свою он не знал толком или не выговаривал по причине собственной малости. Будем звать его пока просто Гриша. Рождённый в 1915 году в одном из старообрядческих поселений на Украине, вдали от больших трактов и городов. Состояли такие поселения из казаков-старообрядцев, бегущих от екатерининских указов и ищущих вольницы на окраине Российской империи. В шестилетнем возрасте, потерявший обоих родителей, он оказался в многодетной семье старшего брата. Приютив маленького Гришу, семья должна была делиться с ним своим и без того скудным пайком и обносками одежды*. Вскоре жена брата, незлая, в общем, женщина, стала донимать мужа, чтоб он избавился от лишнего рта в доме. Отвези его в город, да там и оставь, авось выживет – повторяла она раз за разом. Всё, как в старой сказке о злой мачехе. В один из воскресных дней, когда в городе на рынке толпится народ и, следовательно, больше шансов на выживание, брат и отвёз его в уездный город. Сунул ему за пазуху кусок чёрствого хлеба и записку, в которой были указаны фамилия, имя и отчество, а так же число, год и место рождения, потом поцеловал, да с тем и уехал домой. Так у маленького Гриши началась самостоятельная жизнь. Больше они никогда не виделись. Некоторое время  Гриша питался тем, что Бог пошлёт на один из городских мусорников или, пожалев сироту, даст какая сердобольная тётка. Маленький Гриша отправился из города Алчевска домой, в Городище, а это двадцать пять километров. На дворе зима, лютый мороз. Его уже замерзающего в степи подобрали и отправили в приют,** в один из только что созданных детских домов. Здесь он, как самый маленький, вынужден был терпеть издевательства старших пацанов, порой вполне сложившихся урок. Мало того, что били, так ещё отнимали, и без того скудную, пайку. После двух попыток удрать из приюта, ему удалось покинуть негостеприимный детский дом. Откуда в его детскую голову пришло решение двигаться на юг? Должно быть, услышал от кого-то на базаре или от пацанов из приюта, что на юге растёт много фруктов, на которых можно продержаться довольно долго в тёплом климате.
    
      Идя по просёлочным дорогам, он стучал в дома к людям и просил подаяние. В сёлах выживать было легче и ему иногда кое что перепадало: то картофелина, то яичко, а то и самый настоящий ломоть домашнего хлеба, что было большой удачей. Ночевал в скирдах сена, но иногда удавалось поспать у кого-то в сенях. Так он добрался до посёлка Мелекино, что на самом берегу Азовского моря и здесь ему повезло по-настоящему. Была уже глубокая осень и фрукты были давно собраны хозяевами. Ночами становилось всё холоднее. С моря дул ледяной, пронизывающий ветер. Согреться в истрепавшейся одёжке было совершенно невозможно. В одну из таких ночей его пустил к себе добрый человек. Накормил горячим, хорошенько выкупал в корыте и уложил спать вместе со своими детьми. А утром, после короткого совещания с женой, сказал: «Там где пятеро и шестому найдётся место. Оставайся, Гриша». В семье его не обижали и он с большой благодарностью вспоминал этих людей всю свою жизнь и даже несколько раз приезжал к ним вместе с женой, но это будет уже в другой, взрослой жизни. В семье этих добрых людей Гриша и прожил свои отроческие годы. Смышлёный и работящий паренёк старался не быть обузой в доме. Он пас коз и телёночка, как мог, помогал по хозяйству. Постепенно учился ремеслу плотника у приёмного отца, и у него получалось совсем неплохо, что сыграло в его дальнейшей судьбе большую, а скорее решающую роль. Но не будем забегать наперёд. Всё хорошее скоро заканчивается. Вышел указ о коллективизации*** и те люди, которые имели батраков, должны были быть выселены и раскулачены. Кто-то из соседей-доброхотов донёс местным властям о том, что Гриша не сын в семье, а батрак, да ещё и несовершеннолетний. Под давлением властей Гриша был вынужден покинуть семью, которую уже считал своей.
      
       Парень он был крепкий и кряжистый, что и помогло ему поступить на фабрично- заводское обучение (ФЗО) не достигнув соответствующего возраста. Здесь в школе ФЗО он осваивал грамоту и основы плотницкого мастерства, к которому у него уже были определённые навыки и склонность. После окончания обучения Григорий поступил на одну из алчевских шахт помощником плотника. Пройдя стажировку, стал работать плотником. Так он стал вполне самостоятельным человеком. Жизнь входила в колею: получал зарплату и снимал угол у одного холостого шахтёра. Здесь на шахте и был призван в ряды Красной Армии. Шёл 1933год**** и на востоке Украины был пик голода, но армия снабжалась лучше, чем гражданское население. Прошло три года и сержант запаса Григорий Верещагин вновь работает плотником на шахте. Вскоре началась война с Финляндией, где Григорий Фаддеевич воевал сержантом. Получив несколько медалей, был отправлен на ускоренные курсы младших лейтенантов. Стало быть, судьбой было ему предназначено стать кадровым офицером несокрушимой и легендарной, но вместе с тем шансы выжить в начинавшейся войне с Германией становились ничтожными, исчезающе малыми. Нужно было с криками: «За Родину! За Сталина!» первым подниматься в атаку под шквальный огонь врага и поднимать за собой солдат без танковой поддержки и артподготовки. Делалось это только для того, что бы сдержать неотвратимо надвигающуюся лавину Вермахта. Дожив до второго боя, вероятность быть убитым возрастала вдвое: пулю можно было получить и спереди - вражескую, и сзади - от солдата заградотряда или из собственного подразделения. Случалось это довольно часто, когда кому-либо в голову приходила мысль о том, что бессмысленных, лобовых атак порою можно было бы избежать, а виноват, конечно, непосредственный начальник. Отвоевал младший лейтенант почти год. Повезло Григорию Фаддеевичу и в этот раз, если можно назвать контузию и плен для офицера Красной Армии везением. В одном из немецких лагерей смерти, на оккупированной территории Польши, где оказался Григорий Верещагин, евреев, политруков, коммунистов и командиров Красной Армии расстреливали или отправляли в газовые камеры в первую очередь. Только спустя десятилетия, после той самой страшной и опустошительной за всю историю человечества войны стало возможным найти объяснение тому факту, что Григорий Верещагин не был расстрелян или отправлен в газовую камеру сразу же. Причиной тому огромное количество советских военнопленных, которых гитлеровская машина смерти не успевала переработать. Нужно было строить бараки для новых и новых партий заключённых, эшелонами прибывающих с фронта. Так его ремесло плотника стало той самой ниточкой, на которой были подвешены его жизнь и смерть. Кормили в лагере более чем скудно, а работать приходилось много, но ему, не евшему до сытости в юные годы – да и потом, во взрослой жизни, переедать не приходилось – удалось сохранить силы. Он решает бежать.
      
      Хорошо бежать из плена, если в случае удачи тебя ждёт Родина, которая, пока твоё тело и душа подвергаются нечеловеческим испытаниям, ждёт тебя, верит тебе и не даёт тебе почувствовать себя изгоем и отщепенцем. А когда стране, за которую ты сражался и проливал свою кровь, ежеминутно, ежесекундно рискуя своей единственной и неповторимой жизнью, нет до тебя никакого дела? Более того, она уже заклеймила тебя, как предателя и преследует твоих близких, оставшихся в тылу, молящихся за тебя и делающих всё возможное и невозможное для того, чтобы ты выстоял и вернулся с победой.
      
      Ты, лейтенант Верещагин, почему позволил взять тебя в плен, почему не застрелился, когда в твоём взводе было по десятку патронов на отделение, а гранат и вовсе не было? Оружие следовало отбить у врага. Ты выполнял этот приказ, не смотря ни на что. Сражался сапёрной лопаткой и табельным пистолетом против вооружённого до зубов, хорошо обученного сытого врага, за Родину-мачеху и товарища Сталина. Страна, в которой ты родился и за которую пошёл  в бой, перестала считать тебя сыном. Теперь, если ты, случайно избежав пули лагерного охранника или газовой камеры, вернёшься к своим, то ждёт тебя военный трибунал, который будет тебя судить по всей строгости, как не оправдавшего доверия товарища Сталина и трудового народа. Но время трудное и тебя не расстреляют перед строем, а милостиво разрешат искупить вину перед народом и смыть позор кровью в штрафном батальоне. Уже совсем скоро ты вновь окажешься лицом к лицу с врагом и будешь прорывать глубоко эшелонированную оборону противника, в лобовой атаке на доты и дзоты, под прицелом автоматов заградотряда НКВД. Какая мысль не даёт тебе покоя, лейтенант? Может, таится она где-то глубоко, на генном уровне – умереть свободным человеком!?
      
      Зимой темнеет рано и к концу работы, спрятавшись среди лесоматериалов, он дождался, когда колонну рабочих увели в бараки. Используя клещи, выданные для работы, перекусил колючую проволоку и побежал, как он думал, в сторону фронта. Перед тем, как развести строительную бригаду по баракам, охрана всех пересчитала и обнаружила недостачу одного заключённого. Уйти в темноте далеко не удалось и его, зарывшегося в снег, очень быстро обнаружили охранники с собаками. Избитого охраной и сильно искусанного собаками, истекающего кровью, бросили на нары барака, где находились больные и умирающие узники. Это был отработанный материал и их никто не беспокоил, но и не кормили. Молодой и выносливый организм выжил, чем и удивил охрану, пришедшую в барак, чтобы забрать трупы. Через некоторое время он был отправлен в другой лагерь, но уже на территории Германии. Немцы рассудили вполне здраво. Профессия строителя востребована по-прежнему, а бежать через всю оккупированную немцами Европу было полным безрассудством, но не для Григория Верещагина – потомка вольнолюбивых казаков. Собравшись с силами и изучив систему лагерной охраны, подсобрав, что то из съестного, Григорий все же решился на побег. Свой план побега он осуществил примерно так же, как в прошлый раз и так же был схвачен, но на этот раз  патрулём, вблизи  ж.-д.. станции, где он хотел сесть в товарный поезд, идущий на восток.
    
      Снова был зверски избит лагерной охраной, но не расстрелян и в этот раз. Палочкой-выручалочкой было всё то же ремесло плотника. Его и ещё несколько военнопленных отобрал высокопоставленный гражданский чиновник для работы на собственном участке.

      Вскоре, после того, как определённый объём работ был выполнен, хозяин отправил всех работающих на него пленных назад в лагерь, всех кроме Григория Верещагина, который привык к любой работе относится добросовестно и ответственно. К тому же и выглядел он покрепче других. Дом и двор хозяина были опрятными и ухоженными, как впрочем, и весь городок, вдоль гористых улочек которого, выстроены живописные двух и трёхэтажные дома с одно и двухскатными крышами, крытыми черепицей. К каждому домику примыкал дворик-сад со стриженым газоном и цветами. Казалось, в городке протекала своя, тихая и размеренная жизнь, не имеющая к войне и к тому, что находится за его пределами никакого отношения. По трамвайчикам, которые весело развозили рабочих и служащих, можно было сверять часы. В перерывах водители доставали металлические термосы с кофе или чаем, отхлёбывали и медленно жевали бутерброды. После чего, удобно вытянув ноги, читали газету или просто дремали. По окончании двадцатиминутного перерыва, точно по расписанию, они снова выйдут на маршрут, даже если Земля, вдруг, перестанет вращаться, а люди спешить по своим делам. Григорий Фаддеевич Верещагин, младший лейтенант Красной Армии, был военнопленным и воевал против этой страны, которая жила по непонятным для русского человека законам и правилам, позволяющим ей существовать, как хорошо смазанному часовому механизму. Страну в целом и этих спокойных, уверенных в себе людей любить ему было не за что, но не уважать – нельзя. Эту чужую и сытую, не смотря на войну жизнь, он сравнивал с далёкой Родиной, что жила как бы в другом измерении, не имеющем с окружающим его сейчас миром точек соприкосновения. Да, Гитлер – фашист и поработитель других народов, а Товарищ Сталин – пахан и построить может только зону, где живут не по человеческим законам и нормам, а по понятиям. Эту принципиальную разницу Григорий Фаддеевич увидел и почувствовал. Любой другой на его месте разобрался бы во всём не хуже, держа глаза и уши открытыми.
      Немец-хозяин относился к нему хорошо и часто повторял, что он хороший работник и должен хорошо кушать, кто хорошо кушает, тот хорошо работает. Клаус – так звали немца, доверял ему оставаться дома одному на хозяйстве, без присмотра и при этом хорошо кормил. Иногда, в минуты откровения, пропустив рюмку другую коньяку, хозяин беседовал с Григорием. Вернее говорил он один, а Григорий, внимательно вслушиваясь в чужую речь, пытался уловить, о чём он говорит, используя скудный запас немецких слов и то, что немец к месту и не к месту вставлял русские слова. Из высказываний своего хозяина Григорий понял, что тот говорит о скором окончании войны и, что исполнительным, работящим людям всегда найдётся хорошая работа в Германии. Конечно, у него есть другой выход – вернуться на Родину, но товарищ Сталин его расстреляет лично, при этом немец выставлял вперёд указательный палец, а большим и средним делал характерный щелчок, имитируя выстрел. Получалось очень убедительно. Григорий Фаддеевич не прислушался к разумному совету немца, о чём потом не один раз пожалел. После освобождения американцами он был передан русским оккупационным властям и, после нескольких допросов особистами, вновь препровождён в лагерь, но уже советский, для выяснения всех обстоятельств его пленения, до принятия решения о его дальнейшей судьбе.
       
       Предсказание немца о том, что его расстреляют, пока не сбылось – хороший признак. Спасибо и на этом. Видимо он был ещё нужен Родине, для какой-то только высокому начальству известной цели. Всё чаще он задумывался о мирной жизни, когда можно будет жить и работать не за колючей проволокой, и заниматься таким привычным для него делом – плотничать. А ещё мечтал построить собственный дом, где он мог бы жить со своей семьёй, это было ему вполне по силам, учитывая его немалый опыт и увиденное в Германии. Но у Родины и товарища Сталина были другие планы относительно Григория Верещагина, бывшего военнопленного.
      
       Россия вступила в войну с Японией. С новой воинской книжкой в нагрудном кармане, в которой стояло его новое воинское звание – рядовой, он был отправлен через всю Европу, на границу с Японией, на Халхин-Гол. Следовало кровью смыть вину перед Родиной, советским народом-победителем и товарищем Сталиным. Но смыть кровью не существующую вину ему не удалось, судьба хранила его по-прежнему: он не был убит и даже не был ранен. Был представлен к награде, которую получит спустя годы. Видимо товарищу Сталину это очень не понравилось, и он решил, что посидеть в лагере для острастки и подумать над своим несносным поведением, Григорию Верещагину не помешает. Время, как известно, трудное и рабочие руки, да ещё и бесплатно, ой как пригодятся на восстановлении разрушенного войной народного хозяйства, тем более что он дипломированный плотник, прошедший строительную стажировку в Германии.
      
       И вот наш герой снова за колючей проволокой, но уже не как военнопленный, а как простой заключённый. Осуждён за измену Родине, а добровольная сдача в плен приравнивалась именно к такому преступлению и каралась в военное время расстрелом, а в мирное время убивать Григория Верещагина вроде и не к чему, а вот статья пятьдесят восемь прим будет в самый раз. Но уже к концу сороковых, толи товарищ Сталин утратил бдительность в связи с возрастом и ухудшением состояния здоровья, толи появились новые мысли в отношении осуждённого Верещагина Г. Ф., но политзаключённый Григорий Верещагин был амнистирован, как участник боевых действий и проявивший социалистическую сознательность, беспрекословное послушание и прилежание в работе. А скорее всего, понадобились умелые рабочие руки для восстановления металлургии и шахт Донбасса, куда он и был направлен, что для участника трёх войн, бывшего военнопленного двух немецких лагерей смерти и заключённого советского лагеря, означало возвращение домой. Награды ему были возвращены, а вот звание вернуть, впопыхах забыли. Ну, да и Бог с ним со званием. Вернулся живым и здоровым и даже не раненым, разве это ни счастье? – просто выжить.
        На этой мажорной ноте, пожалуй, и следует закончить рассказ о Григории Верещагине, но жизнь его не закончилась, а только началась.



*       Лучше зависимый статус Украины проиллюстрировали события, связанные с голодом 1921-1923 гг. Голод был вызван засухой, послевоенной разрухой и большевистской политикой реквизиций зерна у крестьянства. Всего пострадало население Поволжья и центральных районов России. Те же факторы действовали и в Украине, однако, с существенной разницей - местное крестьянство имело большие запасы хлеба. Это позволило бы избежать голода в южных украинских губерниях, если бы не распоряжение Кремля отправлять украинский хлеб в Россию. Представители Американской администрации помощи (AmericanReliefAdministration) голодающим недоумевали, почему поезда с продовольствием из Киева и Полтавы отправляют за сотни миль в Поволжье, вместо того, чтобы отправить их в соседние Одессу или Николаев, где также свирепствовал голод. Большевики не останавливались перед тем, чтобы реквизировать хлеб в охваченных голодом украинских губерниях. Московское руководство стремилось погасить очаги голода прежде в России, совсем не заботясь о том, что происходит в Украине. Голод в Украине скрывался от общероссийской и мировой общественности. Американской администрации помощи позволили действовать в украинских губерниях лишь в апреле 1922 г., это в самый разгар голода. Голод 1921-1923 гг. стоил Украине, по приблизительным оценкам, до 1,5-2 млн, жертв - это была та цена, которую заплатила УССР за то, что не стала самостоятельным государством.

**      Такие приюты были только-только организованы по указу Дзержинского №23 от 27 января1921 года, с целью борьбы с беспризорностью.

***      К началу 1922 года от голода умерло более 11,2 миллиона детей, в том числе 7      миллионов беспризорных детей. Сейчас в России около 700000 детей сирот, большинство из них беспризорники, но по неофициальной статистике их около 3000000. Ежегодно прибавляется по 78000 сирот.

****    Последние данные по точному количеству погибших (3 миллиона 941 тысяча человек) легли в обвинительную часть приговора Апелляционного суда города Киева от 13 января 2010 года по делу в отношении организаторов Голодомора — Иосифа Сталина и других представителей власти СССР и УССР (было предъявлено обвинение в отношении 7 человек, каждый из которых судом был признан виновным). В отношении потерь этноса украинцев, в части не рождённых, существуют различные мнения, базирующиеся на разных отправных точках выполнения расчёта. В электронной версии энциклопедии Британника приводится диапазон от 4 до 5 млн этнических украинцев, погибших в СССР в 1932—1933 годах, энциклопедия Брокгауз приводит данные потерь: от четырёх до семи миллионов человек. По сделанным в 2002 году подсчётам современных демографов из INED общие потери от голода в Украинской ССР составили 4,6 млн человек, из которых 0,9 млн на счету вынужденной миграции, 1 млн — дефицит рождаемости, и 2,6 млн — расчётная сверх смертность; за 1932 и 1933 годы сверх смертность составила 243 тыс. и 2,2 млн человек соответственно. Согласно расчёту, выполненного по запросу Службы безопасности Украины, который лёг в материалы уголовного дела в отношении организаторов Голодомора потери украинского этноса, в части нерождённых, составили 6,122 млн человек. Пик голода пришёлся на первую половину 1933 года. По мнению историков, голод 1932 года являлся следствием чрезмерных хлебозаготовок, что привело к общему голоду в СССР 1932—1933, тогда как голод 1933 года был вызван конфискацией всех продовольственных запасов у украинских крестьян.