Химера Борея. Глава I

                ГАЛСТУКИ ЦЕЗАРЯ

     Джо Тернер пришел на военную службу зеленым юнцом – в 1965 ему исполнилось двадцать. Однако кумир его детства, главнокомандующий американскими войсками во Вьетнаме Уильям Уэстерморленд, был немногим его старше, когда начал свою военную карьеру в годы Второй мировой.  Двадцать лет – чем не возраст для покупки билета в бессмертие!
    Джо был счастлив, что ему выпала возможность испытать себя в настоящем деле. Он и другие новобранцы были полны пламенных мечтаний. У всех на устах было одно имя - Уильям Уэстерморленд! Само звучание его заряжало спокойствием и фаталистической уверенностью в будущем. И поэтому, прибыв под его командование во Вьетнам, Джо не боялся ни смерти, ни ранений.
     Во Вьетнаме он понял: единственная вещь на Земле, ради которой стоит рисковать своей шкурой – честь. Это сделало его настоящим офицером, жестким и властным, - но, разумеется, вовсе не таким карикатурным тираном, как в «Цельнометаллической оболочке» Кубрика. Кинематограф был в высшей степени клеветническим искусством, по глубокому убеждению полковника Джо Тернера.
    Он вернулся в Лос-Анджелес героем. Из «какого-то Тернера» он превратился в глазах прежних знакомых в «старину Джо» и лучшего друга. Его неуклюжесть, молчаливость, странная манера смеяться – все, что прежде отталкивало от него людей, теперь влекло, как магнит. Джо думалось, что пора его неудач и разочарований позади, и впереди вьется парадным ковров таинственная и неизведанная дорога жизни, скрытая туманом грядущего.
Туман развеялся, и дорога оказалась грязной тропкой в никуда. О Джо все забыли. Полковник в отставке Джо Тернер снимал две небольших комнаты на третьем этаже старого дома времен пионеров голливудского кино, напоминающего жилище опустившегося Кальверо в «Огнях рампы». Арендаторы называли доходный дом «свалкой неудачников»: здесь все были «бывшими».
     Над Джо снимала квартиру семья италоамериканцев. Раньше Джулиано Сальваторе и его выводок жили на доходы от собственного ресторанчика, но после того, как тот сгорел при самых загадочных обстоятельствах, им пришлось заняться торговлей сицилийскими апельсинами. И хотя все пять хорошеньких девочек Сальваторе неизменно здоровались с Джо, он недолюбливал и их, и их родителей. Не зря говорят, что итальянец хитрее черта. А с некоторых пор у Джо были свои причины не доверять итальянцам.
      На первом этаже жили две старушки-балерины, обожавшие пересматривать записи классических балетов. К несчастью, обе достойные женщины имели слабый слух, и весь дом с утра до вечера сотрясали громовые раскаты музыки Шопена, Чайковского и Минкуса.
     Вынося мусор, Джо явственно различил сквозь «Лебединое озеро» шум ссоры.
- Это форменное безобразие! Уймите свою дворнягу! – возмущалась хрупкая старушка-виолончелистка, наклонившаяся вниз с площадки четвертого этажа. Грубо сколоченная сорокалетняя собачница со второго, багровея от гнева, слушала свою соседку. Здоровенный пес собачницы начинал выть всякий раз, когда слышал звуки виолончели и уже не единожды срывал частные уроки виолончелистки. После ухода из оркестра преподавание составляло главный смысл ее жизни.
    Собачница, обнажая в гневной гримасе желтые зубы, громовым баритоном заглушила фальцет музыкантши:
- Захлопни пасть! – прогремела она, - Равнодушная скотина – даже котенка не приголубишь! Тьфу, клюшка скрипичная!
- Видимо, вы имели в виду ключ, - отозвалась виолончелистка, считавшая себя знатоком тонкой иронии.
- Да чихала я, что у тебя там видимо, а что – нет! Обозвать мою Лору дворнягой! Да она чистых кровей лабрадор! Почище тебя будет!
    Покачав головой, Джо отправился к себе – нужно было занести мусорное ведро и пойти рассчитаться с хозяйкой за следующий месяц. Виолончелистка и собачница продолжали переругиваться. Джо подумалось, что если бы среди американцев, живущих в доходном доме миссис Торес, царило такое же единство, как среди итальянцев, можно было бы с легкостью поставить на место последних.
     Старый ретривер по кличке Роберт Кеннеди поднял мутные от сна глаза на вернувшегося хозяина, широко зевнул и положил голову на лапы. Джо погладил псину дрожащей рукой, распрямился... И замер. Ледяная волна липкого страха накрыла его. Опять это началось. Опять! Джо потер немеющими пальцами виски и приказал себе немедленно вспомнить, что он должен был сейчас сделать.
- Давай! Вспоминай, черт побери! - бормотал Джо, задыхаясь от ужаса. Наверное, другим это могло показаться забавным. Но Джо было не до смеха. В последнее время память стала регулярно подводить его. Он все чаще и чаще забывал, куда и зачем шел, забывал имена новых соседей и платил ли в этом месяце налоги...
      Вдруг Роберт Кеннеди поднялся, повел носом и с радостным лаем кинулся к двери. Через несколько секунд раздался характерный стук в дверь, выбивающий известный мотив песни Битлз «Все что нужно – любовь». Джо выругался про себя. Вне всяких сомнений, это был Чезаре Марчелли.
    Ходили слухи, что по отцовской линии он приходился правнуком русскому генералу-белогвардейцу, эмигрировавшему в 1920 году вместе с армией Врангеля. Джо любил военную историю – и хорошо знал о событиях в России времен Гражданской войны. Он долго приглядывался к Чезаре, пытаясь разглядеть черты русского. Но кровь белогвардейца явно уступила в молодом человеке кипучей итальянской.
     Он был еще очень молод – ему шел двадцать шестой год, - и недурен собой. Чезаре был худ, высок, имел иссиня-черные волосы,
смуглую кожу и едва заметную горбинку на великолепно вылепленном природой носу.  Слово «великолепный» выглядит нескромным, но этот нос и правда был очень хорош: изящный и надменный нос римлянина с широкими, жадными ноздрями варвара. Не только нос,- весь внешний облик молодого человека представлял собой самое причудливое смешение черт римских патрициев и неотесанных кочевников, полных животных дикости и силы языческих времен.
    Если столько места уделено носу, должны быть упомянуты и глаза  - признанные фавориты художников пера и кисти. Увы, кроме цвета – серо-зеленого радикально светлого оттенка, - в этих глазах не было ровным счетом ничего примечательного. Глядя в них, можно было предположить, что у их обладателя и вовсе нет души.
    Чезаре был самым обаятельным из всех мерзавцев – а их Джо Тернеру пришлось немало перевидать за годы военной службы. Джо смутно помнил, что уже не раз плут-итальянец проводил его, разводя на деньги – суммы были небольшие, но унижение – огромно. У Чезаре всегда были проблемы с наличными. Поначалу мистер Тернер даже жалел очаровательного молодого человека. Однако сегодня Джо твердо вознамерился порвать всяческие отношения с Чезаре.
     Он потуже затянул пояс на халате, отогнал зашедшегося в радостной истерике Роберта Кеннеди и отправился к двери. Джо гордился своей походкой - она по-прежнему оставалась офицерской.
     Сверкнув хищной улыбкой, Чезаре проскользнул внутрь. Собака бросилась к нему, виляя хвостом. Джо почувствовал легкий укол ревности. Говорят, что звери привязываются только к добрым людям. «Ничего глупее в жизни не слышал,» - раздраженно подумал Джо, наблюдая, как Роберт Кеннеди ласково трется головой о ногу Чезаре.
     Погладив собаку, Чезаре повернулся к Джо:
- Я так умаялся сегодня. С радостью выпью крепкого кофе.
- Мистер Марчелли, - твердым голосом начал Джо Тернер, - Я прошу вас покинуть мой дом. И немедленно.
Чезаре рассмеялся и фамильярно хлопнул Джо по плечу:
- Я же к вам не просто так, поболтать пришел. У меня деловое предложение.
     Джо скрестил дрожащие руки на груди и заставил себя встретить испытующий взгляд кошачьих глаз итальянца. Он чувствовал себя беспомощным стариком. Раньше бы ему ничего не стоило взять такого молодца за шиворот и выкинуть из квартиры – тот бы и не пискнул. Но теперь… Время – беспощадный противник.
- Я же вам сказал, мистер: убирайтесь!
Чезаре сел на кресло и небрежно закинул ногу на ногу:
- Прежде чем выкидывать меня из своего драгоценного дома, объясните, в чем я виноват.
Джо Тернер сел напротив, степенно положив на колени мокрые от пота ладони.
- Вы не раз подставляли меня, вымогая деньги. Вы пользовались мной, как носовым платком. Больше я не намерен терпеть такого отношения, - холодно заявил он.
    Джо показалось,  что он был очень убедителен – улыбка Чезаре вдруг померкла. Итальянец поднялся, с видимым волнением прошелся по комнате и встал у окна, спиной к Джо.
- Да, я понимаю…Простите. Я оказался в ужасном положении. Вам не понять, насколько…И иногда, признаюсь, мне приходилось поступать довольно грязно… - Чезаре повернулся, - Но вас я всегда уважал. Всегда. Вы не похожи на живущую здесь шушеру. У вас есть идеалы, честь, совесть...
    Джо Тернер нервно сглотнул. В безупречном английском Марчелли вдруг проскользнули итальянские нотки. Джо заметил, что у Чезаре всегда появлялся акцент, как только он начинал волноваться. Марчелли говорил напыщенно, но, вне всяких сомнений – искренне.
- Так что у вас было за предложение? Побыстрее, скоро начнется мой сериал, - сказал мистер Тернер, отводя глаза.
Чезаре подошел и горячо пожал ему руку.
- Спасибо, что согласились выслушать! – воскликнул итальянец.
    Оказалось, что он принес несколько галстуков-бабочек, сшитых к Рождеству. Чезаре сам прострочил их на машинке и везде вышил инициалы «ЧМ». Для мужчины шил он весьма недурно.Теперь, когда он потерял работу в газете, шитье было основным заработком Чезаре
     Мистер Тернер, конечно, видал галстуки и получше – но он, не будучи богатым человеком, никогда не встречал Рождества без нового галстука. Выбрав самый строгий, он предложил Чезаре самому взять деньги из комода. Что-то подсказывало ему, что лучше рассчитаться с Чезаре самолично, однако до проклятого комода нужно было пройти две комнаты – а Джо Тернер мучился болью в коленях.
    Чезаре вернулся слишком быстро, чтобы вызвать подозрения. Он еще раз горячо пожал руку мистеру Тернеру, почесал за ухом ретривера – и ушел. В квартире остался ускользающий аромат его резко пахнущего свежестью и мятой одеколона.
     Джо Тернер побрел к ящику, где всегда хранил новые вещи к Рождеству. Этот ящик был для него столь же значим, сколь для мальчика – коробка с секретами. Каждый год содержимое ящика обновлялось: появлялся новый костюм, новые ботинки и новый галстук. Джо Тернер раскрыл ящик… Вопль досады вырвался из его груди. Ящик был доверху набит галстуками-бабочками с вышитыми «ЧМ». Что же до кошелька – оптимист бы сказал, что он теперь наполовину полон.

    Проволочные олени, львы, лошади и драконы сияли химическими цветами, озаряя улицы и дома самыми фантастическими оттенками. Тысячи улыбающихся Санта Клаусов с бессмысленно распахнутыми глазами косились на Чезаре с увитых гирляндами крыш, выглядывали из-за поющих детей в костюмах эльфов и приветливо улыбались у дверей кафе. Дева Мария и волхвы бледнели точеными профилями на витринах с розовыми ломтями страсбургской колбасы и элегантной простотой мобильных телефонов новейших моделей.
    Чезаре поднял воротник пальто. К ночи заметно похолодало  - всего плюс три, - и пошел мелкий дождь, похожий на серебристую пыль. Если бы денег старика Тернера хватило не только на изрядное количество Джека Дениэлса, но и на такси, он бы с радостью забился  в темный салон чужой машины и не смотрел бы на нестерпимо светлый город.
В канун рождественской ночи весь Лос-Анджелес переливался мишурой, похожей на мерцающую рыбью чешую, озарялся ядовитыми сполохами праздничных вывесок, мерцал изысканными фонариками Китайского квартала и елками Кэррол-авеню.
    Чезаре ненавидел праздники. Он не отмечал день рождения уже лет десять, если не больше. Но Рождество было для него особым днем. И не потому, что он был истово религиозен. В этот день в вечном городе Риме родилась его мать, Франческа.
    Ее дядя с отрочества избрал церковную карьеру и быстро достиг епископского сана. Отец хоть  и отличался истовой религиозностью, был человеком светским и стал крупным бизнесменом. Разбогатев, он купил белоснежную виллу на берегу Средиземного моря, которую окружал старый апельсиновый сад. Садоводство было его слабостью.
    В один прекрасный день у Франчески обнаружилась аллергия на апельсины, и ее отец приказал немедленно вырубить апельсиновые деревья – все до единого. Чезаре не мог представить, что пережил дедушка после гибели апельсинового сада.
    Однажды у костела Франческа встретила нищую старуху-корсиканку. Франческа дала ей денег, а та возьми, да скажи: «на избранном пути тебя ждет слава Цезаря». Мать бросила все, украла часть родительских сбережений и сбежала в Голливуд.
     Возможно, у Франчески со временем все получилось бы, не забеременей она от…впрочем, об отце думать хотелось меньше всего.
Чезаре зашел в магазин, купил бутылку красного вина и немного сыра. Он сумел уговорить угрюмого мужчину за прилавком продать ему товары в долг. Что-что, а договариваться Чезаре Марчелли умел. Радостно звякнул дверной колокольчик, и Чезаре вновь оказался на улице.
    Он медленно шел по тротуару, и привычную пустоту внутри сменило странное чувство светлой грусти – иначе не назвать. Все его ощущения были обострены до предела. Грязно-желтый сумрак калифорнийского вечера вспарывали болезненно-яркие вспышки ночной рекламы. Чезаре, жмурясь от света, жадно вглядывался в лица проходящих людей. Мимо прошел высокий мужчина с золотистыми кудрями и скользнул по Чезаре равнодушным взглядом. Мужчина был так похож на того, другого, что у Чезаре защемило  сердце. Он мотнул головой, отгоняя призрачный образ отца.
    Чья-то дрожащая рука судорожно вцепилась в его запястье. Чезаре резко повернулся. Перед ним стоял трясущийся старик с младенчески наивным лицом, в замасленном халате и нижнем белье. На голове у старика был таз, и по жидким волосам, по худой шее масляными разводами струилась мыльная вода.
- Знаешь, кто я? - ликующе спросил старик.
Чезаре выжидающе поднял брови.
- Гай Юлий Цезарь!  - прошептал старик и засмеялся.
- Почти мой тезка, стало быть, - с добродушной иронией протянул Чезаре. И мягко добавил, - Шли бы вы домой  – вы же насквозь мокрый.
Смех старика оборвался. Он грустно покачал головой:
- Мне никто не верит. Никто, даже мой сын. Я – Цезарь…
- Если вы - Цезарь, тогда почему вы не в римской тоге? – вскинул брови Чезаре.
   Старик посмотрел на него, и в его по-собачьи влажном взгляде угадывалась отчаянная надежда.
- Я не шут, нет, не шут, и не актеришка. Я покорил дикую Галлию, я загнал в угол этого мерзавца Помпея! Я – Цезарь! – рявкнул старик. В его голосе пронзительно зазвенела сталь, точно дух великого Цезаря на мгновение и впрямь вселился в это тщедушное тело.
- Па! Что ты цирк устраиваешь?! – резко выкрикнул старику безликий мужчина лет сорока. Мужчина с ничего не говорящим лицом укутал старика в длинное пальто и  властно обнял за дрожащие плечи.
   Старик, называвший себя Цезарем, съежился. В чертах его лица вновь отчетливо проскользнуло  что-то по-детски невинное. Он заплакал и протянул руки к Чезаре:
- Умоляю…умоляю вас, спасите меня! Я так стар, я стар, а еще ничего не сделано для бессмертия! Спасите меня!
    Чезаре смотрел ему вслед невидящим взором. Призраки прошлого окружили его, и он почувствовал томительную и сладостную неотвратимость будущего - и близость перемен. Рассеянно улыбнувшись, Чезаре легко взбежал на крыльцо и начал рыться онемевшими от холода пальцами в карманах в поисках ключей.