Химера Борея. Глава IV

                ЦЕПНЫЕ ПСЫ ДЕМОКРАТИИ


 Черное стекло, мерцающее в лучах утреннего солнца, и тускло серебрящийся металл футуристически дисгармоничного здания редакции «Лос-Анджелес Монд» на  Первой западной улице было до боли знакомо Чезаре. Такси уехало минут пять назад, а он все продолжал стоять, не в силах решиться войти. Чезаре мялся под кроной старой пальмы и курил, посматривая на прохожих. «Проклятая ностальгия» - усмехнулся Чезаре про себя, отбросив дрожащими пальцами бычок. Он не курил с тех пор, как ушел от Алекса, - и организм отвык от никотина настолько, что голова начала неприятно ныть.
     На Чезаре был старый пиджак и еще более старые джинсы, а ботинки давно просили каши. Через стеклянные двери редакции проходили молодые люди, его ровесники, в дорогих пальто и в новеньких костюмах. Чезаре чувствовал себя деревенщиной рядом с ними.
    Алекс назначил встречу на самое раннее и неудобное время – девять утра. Еще не рассвело до конца, и бледное пламя рассвета только занялось на сумрачном от смога небе. Чезаре сделал три глубоких вдоха. Он не раз представлял себе, как Алекс возвращает его в редакцию – но в своих фантазиях Чезаре видел себя уверенным и насмешливым победителем, а не растерявшимся журналистом в отставке, мучающимся комплексом собственной неполноценности.
     С крыши редакции на него скалились рысь, лев и волчица – три геральдических зверя логотипа «Лос-Анджелес Монд». Алекс полагал, что они символизировали три добродетели: рысь – проницательность, лев – силу, волчица – бесстрашие. По мнению Чезаре, совершенно не обязательно было привлекать геральдику для составления логотипа, это излишне претенциозно. Однако никто не мог пойти против воли Издателя. Изучение гербов и геральдического бестиария было единственным продолжительным хобби Алекса, благодаря которому он изредка отдыхал от журналистики.
     Чезаре взглянул на часы: было уже без десяти девять. Пора.
«С возвращением!» - мрачно поздравил себя Чезаре и толкнул плечом стеклянную дверь. Привычная картина предстала его взору.
     Охранник Гарри Линтон  увлеченно ел картошку фри, обмакивая ее вместо соуса в мороженное. Сорокалетний Гарри был поджарым и широкоплечим, совершенно рыжим мужчиной с повязкой на одном глазу – он потерял его во время войны в Ираке. Широко улыбнувшись Чезаре, Линтон пропустил его и вернулся к странному завтраку.
     На первом этаже редакции находились наименее престижные отделы - криминальной хроники, спортивных новостей, отдел по распространению газет и бухгалтерия. А второй этаж был настоящим Олимпом «Лос-Анджелес Монд». Там был кабинеты Алекса, его заместителя, выпускающих редакторов – и два важнейших отдела газеты: политического обозрения и специальных журналистских расследований. Журналистов-расследователей традиционно называли разгребателями грязи. Правда, в официальных СМИ предпочитали более старомодное прозвище – «цепные псы демократии».
       Все, кто работал на первом этаже, мечтали оказаться на втором. Все, кто работал на втором, подшучивали над работниками первого этажа. Чезаре сразу получил известность в редакции, потому что оказался на втором этаже с первых же дней работы.
     Чезаре миновал просторный холл, наполненный знакомым запахом суеты и наспех потушенных сигарет, денег и мимолетной славы, - и вошел в зеркальную кабину лифта. В кабине еще стоял едва уловимый аромат женских духов, и кто-то грубо выцарапал на зеркале «пошло все на…»Через несколько секунд лифт доставил Чезаре на второй этаж.
     Среди густо наставленных столов и вертящихся кресел сновали сотрудники с бумагами, мобильными телефонами, горячим кофе и сэндвичами. Дымная духота мгновенно прошибала потом, и Чезаре с удовольствием снял пальто. Молодой человек, лицом похожий на хорька, а золотистой гривой дредов – на льва, свистящим шепотом отпустил соседке какую-то остроту по поводу Чезаре. Тот пропустил это мимо ушей и отправился дальше. Затевать ссору в первый день после возвращения – провальная стратегия.
     В дверях маленький бородатый человечек с кипой бумаг чуть было не столкнулся с Чезаре, ворчливо заметив:
- Осторожней надо! – он засеменил прочь, любовно обнимая белую глыбу документов.
    Сердце Чезаре радостно забилось. Ему показалось, что он знает этого человечка.
- Эй, Стив! – с надеждой окрикнул его Чезаре. Стивенс был одним из фотографов в «Лос-Анджелес Монд», он часто ездил на задания вместе с Марчелли. Правда, год назад бороды он еще не носил.
    Человечек остановился и с надменным достоинством пискнул:
- Мое имя Джозеф Стенли. До свидания.
    С этими словами он окончательно скрылся из виду. Чезаре и сам не знал, как он умудрился спутать добряка Стива с этим отталкивающим типом. Неопределенно пожав плечами, Марчелли двинулся дальше в конец коридора, где располагалась святая святых редакции - кабинет Алекса.
     На часах было уже девять ноль две, когда Чезаре подошел к столу секретарши. Раньше здесь работала немолодая миссис Хилс, пахнущая ванилином и кошками. Каждую пятницу она угощала сотрудников пирожками с фруктовым джемом. Теперь вместо нее за столом восседала недовольная девица с высокой прической.
- Мне назначено на девять часов, - сказал Чезаре новой секретарше.
- Неужели? – прищурилась девушка, - Мистер Вудлен ничего не говорил о встрече. Как ваша фамилия?
- Марчелли, - отозвался Чезаре, с видимым равнодушием глядя в сторону. Но сердце в его груди билось так часто, что каждый удар отзывался болью.
    Девушка старательно искала запись о Чезаре в ежедневнике. Даже слишком старательно. Неожиданно Чезаре понял: секретарша прекрасно знает, кто он такой и зачем явился.
- Он просто забыл распорядиться, - заметил Чезаре, стараясь говорить как можно непринужденнее. Но полгода сказались на его способности играть в такие игры – и голос предательски выдал его тревогу.
- Да вы не волнуйтесь, неужели все так серьезно? – подняла брови девушка, - Хотите, я позвоню ему? Конечно, это против правил, но…
    Пожав плечами, секретарша набрала номер Алекса. Вскоре Чезаре различил бархатистый голос дядюшки на другом конце провода…и одновременно прозвучавший из-за дверей кабинета Алекса.
    Чезаре почувствовал, что мучительно краснеет. Это живо напомнило ему прелесть школьных стояний у доски и тщетных попыток вымучить из себя верный ответ.
    Пока секретарша мило щебетала с Алексом, Чезаре разглядывал ее алую помаду, толстым слоем лежащую на тонких губах, и от обилия безвкусно нанесенной дорогой косметики его начинало мутить.
     Между тем дядюшка сообщил из кабинета, что задержался за городом – и просто физически не может принять у себя Чезаре. Секретарша попрощалась с ним, и с попугайской старательностью повторила его слова.
      Чезаре взглянул в ее смеющиеся глаза, в еще совсем детское лицо, на котором запечатлелось самое искреннее выражение озорства и гордости за свое умелое актерство. Злость подсказала ему верную стратегию. Он широко улыбнулся и пожал плечами:
- Что же! Видно, не судьба. Скажите Вудлену, что я был бы рад его навестить… Но у меня дела.
   Чезаре развернулся и сделал вид, что хочет уйти. Секретарша немедленно окликнула его:
- Постойте! Кажется, я не там записала… - она открыла ящик стола и торопливо извлекла оттуда гору маленьких бумажек всех цветов радуги. Секретарша больше не смеялась. Напротив, паника изобразилась на ее пухлом личике.  Ей удалось найти нужную бумажку до смешного быстро.
- Вот: Чезаре Марчелли, три часа, - сказала секретарша.
- Три часа? – вскинул брови Чезаре.
- Вас что-то смущает?
- Нисколько. До свидания.
    Собрав остатки спокойствия, Чезаре натянуто улыбнулся девушке и пошел к лифту. Ноги его были точно ватные и не желали слушаться. У Чезаре было чувство, будто ему надавали сотню пощечин, все внутри горело обидой. И даже его последний ход с секретаршей не мог успокоить злости, бушующей внутри.
    Когда двери лифта открылись, его зеркальная кабина отразила побледневшее лицо Чезаре, на котором застыло потерянное выражение. Увидев себя, Чезаре чуть было не рассмеялся. Точь-в-точь обиженный подросток. «Выше нос, старина!» - подбодрил себя Чезаре.
    Времени  было предостаточно. Чезаре спустился вниз, в подвальное помещение, где располагались столовая и буфет редакции.
   Столовая не имела ничего общего с уютными кафешками или аппетитно пахнущими ресторанчиками. Это было длинное, холодное помещение, напрочь отбивающее аппетит – лучшее место для тех, кто хочет похудеть. Кафельный пол леденяще белого оттенка был уставлен железными столиками на четверых. Салатовые стены были заклеены плакатами Мерелин Монро самого дурного качества.
    Работники столовой не подчинялись общей негласной иерархии, и им было безразлично, кто сидит на первом этаже, а кто – на втором. У них были свои любимцы, наслаждающиеся лишней бесплатной чашкой кофе и те, кому практически ежедневно доставались подгоревшие тосты.  Столовая имела статус государства в государстве, со своими законами, территорией и валютой – «вудленами».
    Вудленами называли прямоугольные бумажки, отпечатанные типографским способом, которые ходили в качестве денег среди служащих «Лос-Анджелес Монд». Часть зарплаты, которую обычно тратили на обед, выдавали вудленами – и, в рамках столовой издательства, можно было смело ими пользоваться. Может быть, никакой особенной необходимости в вудленах не было. Но сотрудникам нравились эти игрушечные деньги, и традиция расплачиваться собственной валютой крепко укоренилась в «Лос-Анджелес Монд».
    Жалея, что давно избавился от своих вудленов, Чезаре взял себе двойной эспрессо и, расплатившись наличными, оглянулся в поисках места. И вдруг он заметил за одним из крайних столиков знакомое лицо – Рея Фишера собственной персоной! Внутри грудной клетки разлилось приятное тепло. Чезаре расправил плечи и уверенно двинулся к Рею.
     Юношей Рей Фишер, ныне финансовый директор «Лос-Анджелес Монд», мечтал о карьере ватерполиста и вызывал восторг у противоположного пола пружинистой походкой и стройной талией. Теперь он превратился в пятидесятилетнего мужчину, страдающего одышкой, водянисто-грузного, лысеющего и робеющего от всего на свете. Все свободное время Рей проводил за чтением «Песни льда и пламени». Мартин стал его новой страстью и занял почетное место между Толкиеном и Роулинг.
   Вот и теперь мистер Фишер застыл с ложкой в руке, читая очередную главу романа. Чезаре сел напротив.
- Здорово, Рей! - весело произнес он.
     Фишер от неожиданности уронил кусочек шоколадного пудинга на рубашку. Страшно расстроившись, он принялся оттирать  пятно влажной салфеткой.
- Здорово, Марчелли! – бойко ответила Рейчел, двойняшка Рея. Как раз в это время она подошла к столику брата с подносом, полным аппетитно пахнущих круассанов и сэндвичей.
       Рейчел обладала цепким умом и мужской проницательностью. Она считалась лучшим фотографом «Лос-Анджелес Монд» и ее несколько раз пытались переманить в «Лос-Анджелес Таймс». К чести Рейчел Фишер можно сказать, что она ни разу не соблазнилась заманчивыми обещаниями конкурентов.
       Стиль и вкус ее были весьма своеобразны. Ее интересовала вызывающе-омерзительная сторона реальности – свалки, помойки, бродяги. Она прославилась тем, что даже в райских кущах Гаваев сумела найти злачное место и запечатлеть его в ряде снимков.
        Выглядела Рейчел экстравагантно: у нее были ярко-зеленые волосы и линзы такого же цвета. Одежда всегда плотно облегала ее тучные формы, позволяя рассмотреть каждую складку. Среди сотрудников Рейчел Фишер получила кличку «Не Круто». Это был единственный комментарий, которым она удостаивала самые удачные снимки своих конкурентов. Неудачные она предпочитала игнорировать.
- А он еще не разучился играть в шахматы, наш Алекс, - заметила Рейчел с усмешкой.
- О чем ты? – прихлебывая кофе, спросил Чезаре
- О твоем возвращении. Хороший ход в нынешней ситуации.
- А что…разве у редакции проблемы? – осторожно осведомился Чезаре.
Рейчел хмыкнула:
- Еще какие! Падает тираж, теперь «Лос-Анджелес Таймс» выпускают почти в полтора раза больше экземпляров, чем мы. Двое репортеров сбежали – один в Нешнл репортнер, другой – в нью-йоркскую газету. Уволены главный редактор и его заместитель.
- Ричард Харрис и Роберт Янкель?! – Чезаре поперхнулся кофе.
Рейчел кивнула:
- Они, кто же еще! Наш Акела-Ричард промахнулся – и не один раз. И пока мы разоблачали коррупционера-судью, Лос-Анджелес Таймс бомбардировали Вуди Аллена за его связь с приемной дочкой-азиаткой – а потом и нас самих за недостаточно точную информацию о злосчастном судье. Он, мерзавец, оказался анонимным главой крупного благотворительного фонда и принимал в темных закоулках не взятки, а взносы. Этакий скромняга.
- Статья о «Лос-Анджелес Монд» называлась «Разоблачим разоблачителей», - вставил Рей дрожащим голосом.
- Не круто, если честно, - подытожила Рейчел, флегматично жуя рогалик. Рей нервно высморкался в салфетку.
- Очень скверная история, - печально сказал он, - Наших людей все меньше. Так что Алекс вряд ли позвал тебя чай пить…
- А значит, с вас, кронпринц, наконец-то снята опала. Поздравляем! – Рейчел крепко пожала руку Чезаре, - Мне не хватало тебя, итальянская сволочь.
- И мне тебя, дорогая, - Чезаре впервые за весь день искренне улыбнулся.
      Алекс терял лучших людей и решил вернуть его, задумав какой-нибудь потрясающий репортаж. Но из гордости не желал показывать пасынку, как сильно нуждается в нем, и специально отдалял время встречи. Неуверенность как рукой сняло. Чезаре вновь стал самим собой.
- Может, наконец-то поработаем в одной команде, - сказал он Рейчел, поднимаясь, - А пока попробую найти дражайшего отчима.
     Рейчел крепко обняла его на прощание, обдав солоноватым запахом женского пота, а Рей с набитым пуддингом ртом пожелал удачи.
     Чезаре взглянул на часы: половина третьего. Он поднялся на второй этаж, поздоровался с секретаршей, ставшей исключительно вежливой по отношению к нему, - и узнал у нее, точно ли Алекс примет его. Получив подтверждение, Чезаре стал бездумно слоняться по второму этажу. Он всегда терпеть не мог ждать. Ему легче было отказаться от желаемого, чем промаяться лишний час в духоте и неизвестности чужой приемной.
     Промаявшись до трех, он, наконец, был допущен в кабинет Алекса Вудлена.