Химера Борея. Глава V

                ПРЕДЛОЖЕНИЕ, ОТ КОТОРОГО НЕЛЬЗЯ ОТКАЗАТЬСЯ


- Одному моему знакомому сказали – «вы гений». Он улыбнулся и заметил: разве поэтому вы зовете меня ужинать?
  Алекс круто развернулся на вертящемся кресле и иронично приподнял брови, ожидая редакции Чезаре. Тот с видимым равнодушием пожал плечами:
- И какова мораль сей басни?
  Алекс мягко улыбнулся:
- Гениальность, дружок, ничто. Гений ничем не лучше остальных. А во многом даже – хуже. Он смущает добрых старых конформистов.  Кстати, о гениях…
   Алекс откинулся на спинку кресла и скрестил руки на груди. Его глаза, полуприкрытые золотом ресниц, казались глазами ягуара, выслеживающего добычу. Алекс сказал неспешно, так, словно отпустил замечание о погоде:
- Я хочу, чтобы ты, дружок, накопал материал о Николасе Гринвуде.
   Чезаре фыркнул:
- Почему не о Мартине?
   Алекс улыбнулся кончиками губ:
- В другой раз. Так ты согласен?
   Ответить однозначно было сложно. Безусловно, Гринвуд вызывал интерес у публики – даже спустя много лет после своего решения порвать с внешним миром.  Когда Гринвуд только-только стал знаменитым, его часто называли «новым Бальзаком».  Когда он превратился в отшельника, стало принято сравнивать его с Сэлинджером. А сейчас его знают, как равного Толкиену, заново оценив первый (и единственный) роман из несостоявшейся серии «К востоку от солнца и к западу от Луны». Он назывался «Бессмертие грез».
   Он стал совместным триумфом для Ральфа и Гринвуда – и совместным падением. Как Ральфа не хотели никуда больше звать после экранизации романа, так и от Гринвуда требовали только одного – продолжения. Для такого тщеславного человека, как он, это было сродни катастрофе – ведь другие его романы никого не интересовали.
   Судя по слухам, Николас Гринвуд вот уже десять лет, как жил на уединенно стоящей ферме недалеко от Винворда, небольшого городишки в Западном Йоркшире. Писал ли он что-нибудь или не писал вовсе, болен ли он, или совершенно здоров, какие у него планы на будущее и другие подробности его жизни никому не были известны. И хотя имя Гринвуда регулярно появлялось на первой полосе «Лос-Анджелес Таймс» и «Нью Йорк Геральд Трибьюн», он не давал больше интервью и не появлялся на публике. Он не отвечал на письма поклонников. Если возникала необходимость, Гринвуд связывался с миром через своего дворецкого.
     Этот факт стал краеугольным камнем в нашумевшей теории «Лос-Анджелес Таймс» относительно писателя. Конкурент газеты Вудлена предположил, что Гринвуд умер много лет назад. А его дворецкий спекулирует памятью писателя, получая его пособие по инвалидности и наслаждаясь собственной изобретательностью. Версией «Лос-Анджелес Таймс» заинтересовалась даже полиция, которая получила ордер на обыск дома писателя. Обнаружив там Гринвуда в целости и сохранности, полиция была в бешенстве.
    Сам Гринвуд не сделал никаких заявлений относительно «Лос-Анджелес Таймс» и продолжал успешно игнорировать сплетни и слухи вокруг собственной персоны.
   Старика можно было понять. Десять лет назад сумасшедший фанат выстрелил в него во время пресс-конференции. Больницу, где лежал писатель, осаждал целый рой репортеров и папарацци.. Первое время газеты только и делали, что публиковали новые и новые рассказы о смельчаках, осмелившихся вторгнуться в английские владения Гринвуда и вышвырнутых оттуда. Ажиотаж возрос еще больше, когда один такой храбрец получил пулю в бедро от дворецкого Гринвуда. С тех пор вылазки на ферму писателя прекратились.
    С недавних пор любопытство вспыхнуло с новой силой. Ведь в феврале Гринвуду должно было исполниться шестьдесят лет. 
    Не нужно было быть опытным журналистом, чтобы понять: Николас Гринвуд - абсолютно безнадежное задание. Но кто сказал, что тезке Чезаре Борджиа невозможное не под силу?
   Алекс изучающе смотрел на Чезаре. Когда Чезаре поднял на него глаза, он усмехнулся полунасмешливо, полуустало:
- Ну что, дружок? Неужели романтика крестовых походов больше тебя не прельщает?
   Крестовыми походами со времен Пулитцера называли журналисткие расследования.
- Только представь, какой материал! – мечтательно прикрыв глаза, сказал Алекс, - За информацию о старике, любую, даже за меню его завтрака, каждый второй издатель продаст дьяволу жену, детей и годовой доход в придачу.
- Но ты не каждый второй. Чего ты конкретно от меня хочешь?
  Алекс подался вперед и улыбнулся. Он был из породы людей, умеющих выражать улыбкой мельчайшие оттенки чувств. На этот раз его улыбка была и заискивающей, и властной одновременно.
- Правды, - просто ответил он, - Надеюсь, ты не забыл первую заповедь «Лос-Анджелес Монд»? Плохой журналист стремится к правде,…
- …Хороший - к сенсации, - подхватил Чезаре, - Гениальный - к сенсационной правде.
   Алекс кивнул:
- Именно так. Беда в том, что времени в обрез - я хочу, чтобы материал о старике лежал у меня на столе через месяц, максимум – через полтора. 
   Чезаре присвистнул:
- Более чем в обрез – чтобы расколоть такого как Гринвуд.
   Алекс поднялся и прошелся по комнате. В его походке чувствовалась грация бывалого хищника. Он умело проводил акцию обольщения – и Чезаре это чувствовал. Вопрос был только в одном: поддаться или нет на обаяние Алекса? 
- Не буду скрывать, что у редакции есть определенные проблемы, - доверительный тоном сообщил Алекс, - Мы теряем наших читателей. Мы перестаем удивлять. Гринвуд – тема, волнующая многих. Марвин Хантер уже снимает док о съемках экранизации «Бессмертия грез». Мы не имеем права отстать, - подытожил Алекс.
- Не имеем, - согласился Чезаре, - Старик недоверчив, верно? И поэтому тебе понадобился я?
   Алекс кивнул:
- Ну да, дружок – Гринвуд тебя знает, тебе он доверится скорее, чем кому-нибудь постороннему. Параноики скорее доверяют знакомым лицам. Вы же много общались на съемочной площадке, не так ли?
- Разумеется, - улыбнулся Чезаре. Гринвуд в основном общался с Ральфом, предоставляя Чезаре скучать подле отца часами.
- Что ж, к тому же ты – сын Гордона. Это еще один весомый повод тебе доверять.
   Чезаре по-кошачьи сузил глаза. Он поднялся и подошел к Алексу.
- И что я получу в итоге? – напрямик спросил он.
- Десять тысяч долларов. И мою вечную признательность, - улыбка Алекса стала настороженной.
- И еще кое-что. Я слышал, освободилось место главного редактора? - лучезарно улыбнулся Чезаре.
  Алекс рассмеялся:
- Признайся, дружок, у тебя своя сеть шпионов?
- Скорее, друзей.
- Я не могу сделать тебя главредом. 
- Потому что я молод?
    Алекс покачал головой. Усмешка его стала холодной, почти высокомерной. В ней чувствовалась львиная беспощадность гражданина Кейна.
    Он сел на крутящийся стул и закинул ногу на ногу. Чезаре смотрел в глаза отчима, ясные и чужие. Мать хотела, чтобы он называл Алекса отцом. Но Чезаре ни разу не смог выдавить из себя слово «папа» и называл отчима не иначе, как дядюшка. А то и вовсе никак не называл.
    Алекс наклонился к Чезаре и медленно произнес:
- Ты не можешь быть главным редактором, потому что ты, дружок, - больше не сотрудник нашей газеты. И никогда больше им не будешь. Твой характер, все эти итальянские страсти  - я устал от них. Устал от кронпринца. Так что забудь – поищи себе место в другом издании, - губы Алекса дрогнули в насмешливой улыбке, - Если тебя возьмут с твоей репутацией, разумеется.
   Чезаре отлично знал, что его никто никуда не возьмет. Вудлен был жаден до хороших журналистов. Чезаре был лучшим. И Алекс не мог позволить ему работать на другого – и к себе, выходит, тоже не собирался брать. Это означало одно: он действительно решил уничтожить Чезаре, раз не мог использовать его для «Лос-Анджелес Монд».
  Чезаре ощущал страшную, головокружительную пустоту внутри. Он отрешенно смотрел на отчима, и ни злости, ни обиды не рождалось в его душе. Ничего. Абсолютное бесчувствие.
   Между тем Алекс продолжил:
- Место главного редактора займет Кэтрин Адамс. Кстати, она будет сопровождать тебя к Гринвуду. Ты будешь соавтором Кэтрин и ее пропуском. За это я заплачу тебе десять тысяч долларов– а потом, дружок, мы разбежимся навсегда.
   Алекс протянул Чезаре руку.
- Ну как, согласен?
   Чезаре бесцветно заметил:
- Все равно как заключить сделку с дьяволом, дядюшка.
   Алекс усмехнулся.
- В некотором роде, герр Фауст.
   Десять тысяч долларов - чертовски неплохо для человека, не имеющего за душой ни цента. Но, черт возьми, соглашаться быть билетом в счастливую жизнь для Кэтрин, даже за сто тысяч – унизительно, глупо, отвратительно!
   Однако…Кто знает, может быть, можно обставить Кэтрин? Обыграть ее и Алекса? Стань незаменимым – и тогда ставь свои условия, говорил когда-то Ральф Гордон. Заманчиво. 
   Чезаре крепко пожал протянутую руку. Он знал, что Алекс воспримет этот жест как акт малодушия. Тем лучше. Пусть не подозревает, что Чезаре готов к хорошей шахматной партии. Он вернется в журналистику во что бы то ни стало.
- Ну что же, дружок, кажется, пора позвать мисс Адамс? Наша беседа вряд ли будет иметь смысл без нее, - и Алекс приказал секретарше вызвать Кэтрин.
   Чезаре с трудом подавил волнение. Он не виделся с Кэтрин больше года – с тех самых пор, как они расстались. А расставание, к сожалению, было безобразным. И виноват в этом был сам Чезаре.
   Он был тогда страшно зол на Кэт, за то, что она едет в Нью-Йорк вместо него. Ему казалось, что она подставила его, подвела и высмеяла. Впервые в жизни он видел, как Кэт плакала.
   Чезаре знал: такие люди, как Кэтрин Адамс, не прощают свидетелей своей слабости. Никогда.