Бездна. Глава 4-10. Ночное купание

     Спустя неделю Алина не то, что перестала переживать утрату отца и всего, что было в прошлом. Просто под влиянием усталости, забот и новых впечатлений притупилась боль.

     К вечеру десятого дня мы закончили строить добротную хижину на сваях. Я был потным и грязным. Мы прибрали возле хижины мусор и наскоро умылись. Алина с восхищением глядела на произведение наших рук.

     — Ну вот: наше жилище готово! — и я чмокнул девочку в губки.

     — Ах! — она мило прикрыла губы ладошкой и от стыда залилась краской. Милая девочка, как она похожа на Мальвину из фильма про Буратино…

     — Я же люблю тебя. А ты меня любишь? — лукаво воспользовался я многозначностью слова “любовь”.

     Девочка покраснела и кивнула. Да-да-да! Она меня любит! Пусть пока не так, как хочу я, но пройдёт время, и она поймёт, что любовь — о-го-го какая неоднозначная штука. Кого она будет любить на необитаемом острове? Меня — единственного мужчину на этой земле!

     Мы кушали испечённую на углях рыбу.

     Я был зверски голоден. Наслаждаясь нежным вкусом рыбы, вдруг заметил: если я не смотрю в сторону Алины, она по-особенному смотрит на меня. Стоило мне посмотреть на Алиночку, как она отводила взгляд.

     Я почти забыл про рыбу и ловил взгляды девочки. Она тоже приняла мою игру и с милейшей улыбкой стала уже не отворачиваться, а смотреть мне прямо в глаза.

     Ну и сколько лет прикажете ждать её взросления? До совершеннолетия? Или до пятнадцати лет? Может, она станет взрослой, когда закончится подростковый возраст? А раньше — слабо?

     После ужина я предложил пойти к ручью — смыть с себя дневную грязь.

     Быстро наступила на удивление тёмная ночь. Такую я не помнил со школьных лет, когда мы с одноклассниками ночевали возле озера. Звёзды светили ярко, но под кронами деревьев темень была почти непроглядной.

     Я сказал Алине наспех отрепетированные слова:

     — Я буду купаться без плавок. Такая темень, всё равно никто не видит, — от волнения тряслись руки и дрожал голос. — Чтобы потом не ложиться спать мокрым, — и стал ждать её реакции.

     Девочка молчала. Начало есть — отступать не буду:

     — Да и ты снимай плавочки.

     Я бросился в тёплую воду и сразу окунулся с головой. Когда я вынырнул, то понял, что она так и стоит на берегу. Ну давай же! Давай! Вода такая тёплая! Спустя вечность я услышал негромкий плеск воды — зашла! Необычайное ликование от близости голенькой девчонки — я едва сдержал прыть изголодавшегося хищника.

     — Не бойся, вода очень тёплая.

     Алина проплыла по течению мимо меня. Я на звук поймал её ладошку. Потом поймал её вторую ручку: я подтягивал её к себе за руки, отпускал, снова подтягивал, а перед нею весело журчали буруны. Я опять отпускал немного, и её беззвучно относило по течению.

     Потом мы затеяли возню, но я запретил себе прикасаться к девочке — лишь брать за руки.

     Наутро я видел, что она ходит с трудом от боли.

     — Натёрла? Не надо было ложиться в мокрых трусиках, — назидательным тоном сказал я и тихо добавил: — нужно было снять, как я: всё равно на острове никого нет. И полная темень.


     В следующий вечер мы снова плескались в тёплой воде, брызгали друг на друга целые фонтаны воды.

     Когда мы легли, я прикоснулся к её мокрым трусикам.

     — Опять в плавочках купалась? — как бы заботливо спросил я.

     Она промолчала.

     Наутро возле плавочек покраснело ещё сильнее.

     — Вот видишь, нельзя в мокрых трусиках ложиться спать. Особенно в тропическом климате.

     Я решил не форсировать события, всё должно быть естественно и непринуждённо, хоть сдерживать себя мне приходилось с огромным трудом. Боялся только близости лунных ночей. Но и в новолуние мы купались в полной темени — кроны тропических деревьев надёжно поглощали лунный свет.

     В четвёртую или пятую ночь в её поведении многое изменилось. Она то без повода смеялась, то начинала брызгать на меня из речки воду.

     По взбудораженному визгу я понял: сегодня она пошла купаться совершенно голенькой. Это будто переломило её. Амплитуда её настроения менялась от смущения до дерзкого возбуждения. Настолько трудно ребёнку переломить стыд. Но если стыд сломлен…

     Я и сам ужасно волновался. Я понял: сегодняшняя ночь будет решающей. И как бы даже оттягивал томительный момент исполнения желаний…

     … и решил не торопить события. Просто, как бы случайно, тронул низ её спины, и не ощутил ткани… Она сразу забрызгала меня водопадом брызг из ручья. И визжала, будто её окатили целым ушатом холодной воды.

     Вроде всё, как всегда, но я был переполнен радостью. С трудом сдерживая себя, я делал вид, что ничего не изменилось.

     Она, похоже, испытывала какой-то особый подъём: ничего не видно в темноте, но в её смехе я слышал особенный задор. Я видел, что ей нравится новое качество — голенькая девочка в полночной темноте. Без малейшего клочка ткани, она словно открыла в себе память о древних безудержных плясках вкруг костра с неизменным финалом — буйством плоти и любви.

     Следующая ночь была пиром игр, брызг и визга. Девочка привыкала к наготе в темноте ночи. Но я не торопился. Я упивался властью, особенной властью кошки над пойманной мышкой, когда мышь, совершенно свободная, может бежать куда угодно, и она бежит, убегает, но в некий последний миг… Кошка в любой момент может вонзить зубки в плоть, но не делает этого, упиваясь секундами предвкушения, играя с призрачностью мышкиной надежды и неотвратимостью кошачьей победы.

     …Мы стояли по пояс в тёплой воде и о чём-то говорили. Я взял её за плечики и притянул к себе.

     Она засмеялась. Смущённо и — дерзко.

     — Теперь — можно, — сказал я потихоньку. Так, чтобы слышал только я…

     … и мягко, но властно сковал девочку в круг объятий.