Смерть Бориса Савинкова. Глава из романа

Седьмого мая 1925 года заключенный камеры № 60 Борис Савинков  попросился на прогулку. Просьбу удовлетворили. Савинков и Сыроежкин с охраной, в которую входил Смыслов, выехали в Царицыно. Весна уже заявила о своей победе над холодами и погода стояла удивительно теплая и солнечная. Савинков был рассеян, он все время курил, озирался, как будто хотел сбежать. Но охрана была на чеку.
-Скажите, когда меня освободят, я смогу свободно ездить по стране?
-Наверняка,- отвечал Сыроежкин,- может быть вам предоставят охрану.
-Не надо охраны, я никого не боюсь, меня все боятся.
-И все таки с охраной будет безопаснее.
-Какая же это свобода, если с охраной? Нет, это тюрьма, только камера побольше. Я не согласен, нет! Я всю жизнь сражался за свободу, за неё готов был умереть, готов умереть и сейчас. Не верите?- Савинков посмотрел на окружающих. Охрана заволновалась.
-То то же,- продолжал Борис Викторович. А вы Смыслов, когда меня освободят будете со мной работать?
-Если прикажут,- буду,- отозвался Смыслов.
-А без приказа?
-Без приказа у нас ничего не делается, служба такая!
-Вот правильно, дисциплина. В ней сила, я это понял еще по годам террора. Почему Керенский не смог удержать страну? Потому что отменил дисциплину!
-Так вы же тогда были во власти в самых верхах,- не удержался Смыслов,- что же не посоветовали.
-Дорогой товарищ чекист,- покачал головой Савинков,- революция это буря, она сметает всё на своем пути. Человеку не под силу совладать со стихией.
-Но большевики совладали.
-Да, и поэтому они победители! У нас был цвет офицерства, интеллигенции, науки, у них - ничего, но мы проиграли повсеместно, а они нет, потому что с ними был русский народ, а с нами его не было.
-Хорошо говорите, Борис Викторович,- ступил в разговор Сыроежкин,-правильно. Но только с одним дополнением, этому народу надо было также объяснять, что ради высоких идеалов революции нужно жертвовать личным. Кто не понимал словами - объясняли по другому.
-Да, я знаю, красный террор заставил замолчать многих и это было ужасно.
-Недобитый враг во сто крат опаснее, большевики хорошо усвоили эту древнюю мудрость.
-Но и повинную голову меч не сечет,- вдруг сказал Савинков,- и поэтому, я верю, меня должны освободить.
-Должны освободить- освободят, только когда- неизвестно, я слышал, возможен ваш перевод из Москвы в Челябинск, так сказать «во глубину сибирских руд»,- негромко, как бы размышляя сказал Смыслов.
-Я не пойду, не хочу, нет,- замотал головой Савинков,- мне плохо, кружит, Он присел на скамейку, запрокинул голову вверх и пристально стал глядеть на весенне небо.
-А поедемте в ресторан, время обеденное,- предложил Сыроежкин.
-Да, да,- ответил Савинков, поедем.

Назад они вернулись поздно вечером. Было около одиннадцати, Вся компания поднялась на пятый этаж в кабинет одного из заместителей.  Сыроежкин достал вина, Савинков схватил стакан и залпом выпил.
-Душно, почти летняя ночь, кажется вот-вот запоют кузнечики,- сказал Спавинков,- Помните у поэта "КР", есть строки: «Растворил я окно стало грустно не в мочь, опустился пред ним на колени».
-Да, да, - сказал Сыроежкин,- откройте окно, душно очень.
Смыслов открыл створки. Шум ночи ворвался в комнату.
-По правде говоря, в описаниях литераторов природа меня трогает только у Пушкина, у Лермонтова... у Тургенева, да в стихах Тютчева,- сказал Савинков,-а в жизни природа меня трогает всегда, даже лопух на тюремном дворе». Он подошел к окну и выглянул наружу.
-Вы знаете, -сказал он, поворотившись к Смыслову, - в свое время, давно, как говорится в самом начале века, я был в ссылке в Вологде. Тогда туда ссылали многих, среди ссыльных людей были посредственные, но были  и настоящие. Таких пожалуй теперь не сыщешь. Кто заграницей, кто в земле сырой, а тогда все они были в Вологде, целая колония ссыльнопоселенцев. Я ведь тогда был социал-демократом, плехановцем.
-Меньшевиком, значит,- вставил словцо Сыроежкин, удобно устроившийся на диване.
-Как вам будет угодно, но до Второго съезда РСДРП, никаких меньшевиков ещё не было. Мы славно проводили время в Вологде, тогда никто не враждовал по партийному признаку. Многие даже дружили.  И там я понял, что пустые дискуссии, болтовня - это удел слабых, я не хотел быть слабым и выбрал иной путь.
-Вы стали террористом!- с дивана сказал Сыроежкин.
-Представьте себе, там я осознал свое предназначение. Именно террор, как средство борьбы. Я выбрал эту дорогу раз и навсегда.
-Вы были  тогда знакомы с Лениным,- спросил Смыслов.
-Лично нет, но Ленин читал кое-что из моих статей и весьма похвально о них отзывался.
-Так вы стало быть соратники?- с издевкой в голосе произнес Сыроежкин.
-Какое то время да, пока я от слов не перешел к делу. Вы наверное слышали фамилию Каляев, Иван Каляев.
-Тот что убил Великого  князя?
-Мы вместе убили Сергея Александровича, я подготовил теракт, а Ваня привел его в исполнение. Так вот, мы с Каляевым бежали из Вологды заграницу и там я стал вершителем человеческих судеб.
-Теперь те, кого вы называли болтунами, вершат вашу судьбу,- заметил Смыслов.
-Не сметь так говорить! Вы, откуда вы взялись, где вы были, когда мы делали первые шаги к революции? Это были шаги во тьме, на ощупь, - глаза у Савинкова заблестели,- никогда не знаешь, какой  твой шаг последний, поэтому мы всегда были готовы к смерти!
Чекисты как завороженные слушали этот монолог, и вдруг Савинков легко вскочил на подоконник, взглянул на сверху вниз на свою охрану и спрыгнул куда то во тьму ночи.
-Где он?- закричал Сыроежкин.
Смыслов подбежал к окну, выглянул во двор.
-Кажется, лежит на мостовой.
-Проворонили,- отчаянно выдохнул Сыроежкин,- скоты, не сносить нам головы.
Снизу прибежала охрана.
-Насмерть, сразу!
-Несите в камеру, да не сюда, на первый этаж в морг.

-Ну братцы, влипли мы с вами,- сказал Сыроежкин окружающим,- птичка выпорхнула из тенетов и мы ничего не смогли предпринять.
-Это не так, товарищ Сыроежкин, мы пытались, вы же его схватили за штатнину, я видел,- ответил Смыслов.
-Разве,- удивился Сыроежкин, -и что?
-У вас рука после ранения, не удержали.
-А ты где был?
-Я на другом конце комнаты, пока добежал, он уже внизу. Так что нашей вины нет.
-Согласен!- Сыроежкин хлопнул по плечу Смыслова,- будет разбирательство, в рапорте все так  и изложишь.

В ту ночь Иван Павлович Смыслов испытал настоящее чувство победы, это он довел Савинкова до самоубийства, он своими намеками на безысходность ситуации спровоцировал этот роковой порыв. Предатель «белого дела» теперь мертв и никто никогда не узнает, что на самом деле подтолкнуло его к окну. Смыслов был горд успехом. Главное, теперь замять дело, но это забота не его, а Сыроежкина, он отвечал за осужденного, ему и ответ держать.