К ведьме на пироги

- Тебе она нравится?
- Ну мама, что за вопросы!
- Самые заурядные, да и что в этом такого? - возмущенно хмыкнула дама в платье со шлейфом, вертясь у плиты с видом заправской поварихи.
- Я не хочу начинать этот разговор! - взвизгнул молодой на вид, темноволосый мужчина, смущенно обратив свои ясные синие глаза на поверхность стола.
- Как попрекать мне разного рода аспектами моей личной жизни, так запала у нас хватает, как рассказать о своей, так он видите ли ЗАСТЕСНЯЛСЯ...! - фыркнула дама.
- Мне нечего тебе рассказывать! - округлив глаза уставился на нее молодой мужчина.
- Петровна! Петрооооовна! -  неистово прокричала дама.
Дверь черного хода, которая как раз соединяла кухню и сад, распахнулась и на пороге образовалась тетка с косынкой на голове, в смешных укороченных штанах, странного покроя рубашке и синей панаме.
- Ты чего глотку дерешь, вон на реке мужикам всю рыбу распугала! - хихикнула тетка, проваливаясь в плетенное кресло.
- Не говори ерунды, река в трех километрах, ты лучше расскажи кого это ты видела сегодня, крадущимся по нашему саду к калитке, часов так в 5 утра? - невозмутимо спросила дама.
Так, давайте же познакомимся с нашими героями, начнем с дамы у плиты. Софья Павловна Маус, почтенная, заслуженная, практически выдающаяся оперная певица, прозябающая в глуши пригорода, исключительно по прихоти ее горячо любимого супруга. Карьера оперной дивы закончилась у Софьи Павловны лет пятнадцать как, однако любовь к вечерним туалетам, гриму и остальным атрибутам светской жизни никуда не делась, поэтому повседневный гардероб у отставной оперной дивы был на редкость ярким и торжественным. Молодой мужчина, сын Софьи Павловны, тридцатилетний пианист, Семен, гастролирующий время от времени по Европе с сольной программой, безумно застенчивый и, кроме музыки, ни к чему не приспособленный тип. Соседка, известная в народе как Петровна, даже ее семья звала женщину этим странным псевдонимом, при том, что от рождения она Евгения Семеновна Фетисова, но эта деталь мало кого волновала, и вся округа упорно звала ее только по прозвищу. Петровна была соседкой Софьи Павловны и частенько захаживала, то что от глаз этой шустрой, немного угловатой и хамоватой особы ничего не могло укрыться, абсолютный факт, она держала в страхе всю поселковую молодежь, единственным любимцем у нее был, живущий на противоположной стороне улицы Сева, по никому неведомым причинам этому юнцу она прощала все.
- Софья Павловна, вы дома? - заглядывая в кухню спросила, только что вошедшая, Тамара.
- А вот и моя горячо любимая племянница, боже, до чего тебя эти изверги довели, совсем исхудала, ну как же так можно, сгноили тебя совсем с эти балетом! Тьфу! - в сердцах прокричала Софья Павловна.
Тамара, девушка четырнадцати лет от роду, вся ее жизнь посвящена балету, не по тому, что талант ее велик, а потому что матушка Тамары решила, что дочь ее не повторит участи матери, раздобревшей к 35 годам до ста двадцати килограмм, в вечной попытке заесть, то собственную неуверенность, то ревность к мужу, то провалы в карьере. Чем менее успешным был путь матери Тамары к заветной худобе, тем с большим остервенением она требовала от дочери блестящей карьеры в балете. 
- Софья, прекратите, каждый раз вы меня буквально хороните своим возгласом. Привет, Семен, Петровна, здравствуй - с миной похожей на улыбку процедила Тамара.
- Петровна, ну продолжай уже, не томи. - взревела Софья Павловна.
- Ну так вот, вышла я утром на балкон и вижу, как сын ваш, Семен, выходит с черного хода с какой-то девицей под руку. Выводит ее за калитку при этом, всучив ее свой велосипед, а затем быстро марширует домой. - Петровна даже не поморщилась, препарируя приватные моменты жизни соседа, закончив, она принялась с аппетитом жевать яблоко. 
В воздухе повисла звенящая тишина, Семен оцепенел от ужаса, Софья Павловна, сделав удивленное лицо, смотрела на сына, Тамара присела в кресло и с любопытством ожидала продолжения сцены.
- Семушка! - картинно вскинув руки простонала Софья Павловна, - ну ты бы хоть девушку до дома проводил... - многозначительно повернувшись вполоборота проговорила она.
- Мама, Тамара, Петровна - я не собираюсь ни перед кем отчитываться, девушка, которая была у меня сегодня, безусловно порядочная и прекрасная во всех отношениях. - Семен тяжело встал и вышел из кухни в направлении библиотеки.
- Софья Павловна, а можно я тоже к себе мужиков водить буду? - беззастенчиво поинтересовалась Тамара.
- Тьфу, бесстыжая. - ринувшись вслед за Семеном, рявкнула тетка.
В кухне опять все затихло, Петровна и Тамара посмотрели друг на друга и молча сообразили по чашке кофе с разными вкусностями, собрали все на поднос и отправились в сад, продолжать беседу.
Тамара относилась к той породе людей, которые не ломаются, она жила с матерью, сжираемой комплексами, отчимом до одури любившим ее мать и называвшим Тамару демоном, а также с двумя сводными сестрами, про которых их общая мать говорила, что у порядочных мужчин, почему-то получаются бездарные дети.  Однако необходимость выживать научила Тамару находить общий язык с любым человеком, бабушка привила ей любовь к литературе, дорогое образование позволило освоить два языка, а тирания балетной школы приучила к суровой дисциплине. Не естественная худоба делала Тамару на вид старше, придавая ее лицу немного истерзанный вид, копна вьющихся черных волос и огромные черные глаза действительно добавляли что-то демоническое ее облику. Количество поклонников у этой истерзанной балетом особы было невообразимое, но они по большей части вызывали раздражение, был один, вроде бы приятный ей, но гордость не позволяла подпустить никого близко. Поэтому она иногда, изредка только отвечала на сообщения от Всеволода, но как бы невзначай, что давало ей ощущение абсолютной конспирации.
Беседа с соседкой завершилась, и Тамара отправилась на прогулку к реке, там всегда было тихо в это время года, и водная гладь буквально утопала в зелени. Ей предстояло провести здесь месяц ровно, как и в прошлые года, поэтому по старой доброй традиции она коротала вечера с книжкой на берегу реки, разве что иногда отправлялась с подругами к кому-нибудь в гости. Проходя мимо дома Всеволода, одного из ее поклонников, она услышала бойкий мужской голос.
- Тамара? - то был дедушка Всеволода, который частенько беседовал с Тамарой о высоком, во время ее каникул у тетки.
- ААА! Здравствуйте! - подбегая к старику и заключив его в объятия прозвенела Тамара.
- Совсем старика забыла, даже не здороваешься! - покачав головой, упрекнул ее дед.
- Простите, я как-то задумалась совсем. Я к реке иду, не хотите со мной пройтись? - сверкая черными, как бездна преисподней глазами, поманила Тамара.
- Тамара! Ой Т-а-м-а-р-а! Тут от зависти все мужичье тогда изведется, не подставляй старика! - ухмыльнулся дед. - Давай я лучше Севу своего командирую с тобой, уж больно ты ему нравишься! - почти шёпотом произнес дед.
- Ой, ну даже не знаю, тут вот слухи ходят, что в роду у меня ведьмы, да вурдалаки, не боитесь ведьме внука то доверить? - ехидно подметила Тамара.
- Чертям только ведьмы и мерещатся! - воскликнул дед и отправился звать внука.
- Только попросите его ваших вкусных слив захватить! - прокричала вслед Тамара и осталась в саду у деда одна.
Около клумбы с васильками стояла скамейка. Тамара присела на нее и принялась рассматривать пышную растительность, в какой-то момент она начала подпевать себе под нос песенку:
Свет от месяца струится, девкам в ночь гадать случится
Надо б сесть да у ворот, ждать как молодец пройдет,
А у молодцев все шутки, дай на улицу то утку, то корову, то осла
Выпущают до светла
Девки в слезы, да по мамкам, а молодчики по кроваткам.
- У тебя голос очень красивый - произнес Сева, возникший за спиной у Тамары.
- Ну есть немного - переполошившись ответила Тамара.
- Песня смешная и мотив очень интересный, на частушку похож. - улыбаясь проговорил Сева.
- Это народная песня, старая очень, мне их бабушка часто пела, когда я маленькой была. - чуть осмелев ответила Тамара.
- Ты на могиле у нее уже была? Если хочешь сходим, я цветов наберу в саду. - надевая перчатки спросил он.
Тамара оцепенела, бабушка была для нее самым близким человеком, обычно сверстники с презрением относились к ее визитам на могилу к бабушке.    Она очень боялась не справиться с эмоциями, а расплакаться на глазах у постороннего человека для нее было просто недопустимо. Тамара смотрела за тем как Всеволод быстро набирает охапку цветов и перебирала все мысли в голове пытаясь придумать отговорку, чтобы не пойти сейчас, но рой мыслей беспорядочно суетился, не предлагая никаких решений.
- Все готово! - выпрямившись, сказал Всеволод.
- А, не поздно уже, идти то? - рассеяно пробормотала Тамара
- Да мы быстро! Ты же целый год у нее не была, она будет тебе очень рада. - открывая калитку Сева пригласил Тамару следовать за ним.
Идти до кладбища нужно было минут тридцать, но по дороге их встретил один из местных и на своей машине домчал их до места в пять минут, успев рассказать за это время обо всех прелестях садоводства. Высадив ребят он сказал, что обратно поедет через час, так что если выйдут к дороге он их подберет.
- Ты помнишь где ее место? - спросил Сева, направляясь к воротам.
- Да, седьмой ряд, шестое место. - пробубнила Тамара.
До места назначения они шли молча, когда Тамара подшла к могиле бабушки, в горле образовался ком, глаза заволокло влажной пеленой, она присела и взглянув на портрет бабушки поняла, что держать в себе всю эту боль уже не в силах, слезы как реки полились по щекам и на весь окружающий мир уже было наплевать.
Всеволод подошел к могиле, когда Тамара уже присела около портрета бабушки, он наклонился, чтобы положить цветы и тут увидел слезы на лице Тамары.  Присев на траву около нее, Всеволод пытался как-то увязать образ той немного черствой, легкомысленной девицы, что он знал всегда, с девушкой, которая сейчас бесконечно скорбит о близком человеке.  Смотреть на эти слезы было невыносимо, больно и приторно красиво одновременно. Так прошла, казалось, бесконечность, в какой-то момент Всеволод встал и протянул Тамаре руку.
- Пойдем, нужно пройтись немного, прийти в себя. - тихим, струящимся голосом, произнес он.
- Да, пожалуй, прости я не ожидала, что так будет - вытирая слезы и прерывисто дыша сказала Тамара.
- Твои слезы показали мне прекрасную и ранимую душу, я красивее ничего не видел. - Всеволод буквально резал каждым словом остатки ее гордости, не отпуская взглядом ни на секунду.
Тамара была растерзана эмоциями на столько, что сопротивляться не было ни сил, ни желания, она побрела с ним до самого дома, молча, он вел ее приобняв правой рукой, не позади, не впереди, а рядом, все время рядом.